Гость из страны троллей. Как Константин Румянцев вовлек российского слушателя в мир скандинавского фольклора

— Вас знают как фолк-музыканта. А как вы пришли к этому направлению, какой музыкой увлекались в детстве?

— Начнем с того, что родился я в Ленинграде — коренной санкт-петербуржец в четвертом поколении! В детстве я с родителями несколько раз переезжал из района в район — и мне, соответственно, приходилось менять учебные заведения. Одно время посещал художественную школу и собирался нести документы в Академию художеств. Готовился к вступительным экзаменам, брал частные уроки… Но в какой-то момент эти планы пошли прахом — я связался, что называется, с «плохой компанией», и они заразили меня любовью к рок-музыке. Для человека, чье детство и юношество пришлись на 80–90-е, это достаточно типичная история. Я буквально заболел роком и металом, а музыканты и меломаны составили самую важную часть моего подросткового круга общения.

Помню, в классе седьмом я впервые услышал знаменитую бразильскую метал-группу Sepultura, снесшую мне крышу, — и это во многом предопределило мой дальнейший жизненный путь. Помимо Sepultura я тогда увлекался творчеством таких групп, как Napalm Death, Cannibal Corpse, Sodom, Entombed и прочих коллективов, игравших в стилях треш, дэт и блэк.

Мне захотелось не только слушать эту восхитительную музыку, но и самому научиться играть что-то похожее — вот так я отринул ремесло художника и стал музыкантом.

— Летописи гласят, что вашей первой группой была Nomans Land — коллектив, игравший в довольно редком для России 90-х направлении викинг-метал. Как вы в ней оказались?

— Я обзавелся гитарой, стал учиться на ней, начиная с азов. С парнями из Nomans Land — Сергеем, Алексеем и Максимом — я познакомился у метро, где неоднократно встречал этих волосатых ребят, попивавших пивко. Они искали басиста. Как-то так вышло, что я оказался на их репетиционной «точке» и мне вручили бас-гитару: играй! Я что-то там наиграл, не слишком умело, — и меня пригласили в состав. Но одним басом мои функции не ограничились — постепенно само собой получилось, что я стал еще и вокалистом, а заодно начал писать тексты для песен, участвовал в аранжировочной работе.

Nomans Land начинали с дума, викинг-метал появился позже… В период своего участия в этой группе я начал интересоваться и фолком, придя к нему через метал. Для меня это оказалась вполне закономерная эволюция вкусов. Мы тогда активно слушали группу Amorphis, которая в начале 90-х одной из первых соединила дум-дэт с финской народной музыкой, а также другие коллективы, не чуждавшиеся фолковых и мифологических веяний: Mithotyn, In Flames, Storm… Благодаря им я начал всё сильнее проникаться северной, скандинавской эстетикой.

— Где проходили ваши тогдашние концерты? Как в 90-е начинающая группа, игравшая экстремальную музыку, искала себе площадки для выступлений?

— Само собой разумеется, что своего менеджера, способного взвалить на себя эти функции, у нас, начинающих новичков, не было. Сами, всё сами! Нужно было приехать в какой-нибудь из крайне немногочисленных городских клубов со сценой, специализирующихся на роке и метале, застать на месте арт-директора и предложить свои услуги. Затем требовалось доказать, что с нами вообще стоит связываться, что мы знаем, с какой стороны подойти к инструменту.

Для новичков самый лучший шанс засветиться — участие в сборных, фестивальных концертах. Нас в таких программах, как правило, сначала ставили первыми или вторыми — для «разогрева» более именитых команд. Тогда же я начал интересоваться спецификой работы концертного администратора и сумел самостоятельно организовать для нас несколько выступлений в небольших клубах. В ту зеленую пору я, конечно, не предполагал, что впоследствии сам стану арт-директором знаменитого петербургского метал-клуба «Арктика» — и проработаю там семь лет…

— А как слушатели заранее узнавали о ваших концертах?

— В городе было два-три клуба, которые давали нам площадку для выступлений, — естественно, они развешивали афиши…

Интернет, по сути, еще отсутствовал, а субкультура, связанная с эстетикой мифологии скандинавов, викингов, тогда, в середине 90-х, в Петербурге толком не успела появиться на свет. Во многом ее последующее распространение связано с ролевым и реконструкторским движениями, но они в ту пору только-только зарождались.

Однако, как оказалось, в городе не так уж мало людей, душам которых был созвучен наш метал. На выручку нам приходило сарафанное радио, быстро разносившее информацию о том или ином сейшене.

На клубные концерты, которые, как правило, были сборными, с участием нескольких групп, подтягивалась вся питерская метал-общественность. Тем более что концерты оказывались нечастыми и пренебрегать ими считалось в нашей среде прямо-таки неприличным. В клуб «Полигон» могли набиться несколько сотен человек разом. Это уже к началу 2000-х российская метал-сцена — в первую очередь в Москве и Петербурге — «раскачалась» до такой степени, что каждые выходные в разных клубах стали проходить одновременно несколько мероприятий…

— Почему вы покинули Nomans Land и как появился «Тролль Гнет Ель»?

— Тогда время летело быстро — и в какой-то момент я понял, что мои вкусы и интересы всё сильнее расходятся с предпочтениями остальных ребят из Nomans Land. В итоге после двух лет участия в этой группе я ушел и присоединился к культовому коллективу Painful Memories. Они исполняли интереснейший дум-дэт — и целый год я был у них вокалистом! Но это был уже вполне сложившийся проект, в рамках которого я пел то, что сочинено другими людьми. У меня постепенно крепла вполне естественная мысль о том, чтобы организовать свою группу, где я буду сам себе хозяин и смогу играть собственную музыку. Причем я уже хорошо представлял, что именно мне хочется делать. С одной стороны, меня интересовал скандинавский фолк, с другой — такая пенная, хмельная тематика. Очень хотелось выступать в пабах и барах. Воображение рисовало картинку — вот в зале люди пьют пиво, а я, стоя на сцене, пою для них.

Первые две песни, которые я написал в этой эстетике, назывались «Верная пинта» и «Тролль гнет ель». Вторая из них дала название и будущей группе.

Нашел людей: в первый состав вошла изумительно талантливая Мария «Джетра» Леонова — она прекрасно поет, играет на вистле (это такая кельтская флейта с очень характерным звучанием) и волынке. Я с самого начала знал, что мне в моем собственном коллективе обязательно понадобятся духовые инструменты, — и обратился к Марии, которую незадолго до того впервые встретил у одного общего знакомого. Мы моментально нашли общий язык, потому что она тоже любит и фолк, и тяжелую музыку. Потом к нам присоединились мои прежние коллеги по Nomans Land: басист Борис Сенькин и барабанщик Сергей Воеводин. Еще в наш инструментарий вошла скрипка, но на первом этапе скрипачи в силу ряда причин часто менялись. За осень-зиму 1999–2000 годов мы оформили семь песен, легших в основу нашей первой программы.

— Вы начинали в группе экстремального жанра, но на первом альбоме «Тролль Гнет Ель» совершенно отказались от тяжелой музыки. Почему?

— Мне здесь трудно однозначно ответить — всё как-то само собой к этому пришло. Тяжелый гитарный звук перестал быть самоцелью, это всего лишь одна из красок в палитре, которой можно пользоваться, а можно и нет. В последние годы тяжелая музыка получила широкое распространение, перестав быть чисто нишевым продуктом. Завоевала большую популярность так называемая альтернатива — это когда под жесткие риффы девушки поют слащавые тексты про любовь и подростковые страдания. То есть в массовом сознании тяжелое звучание перестало восприниматься как синоним экстремальной музыки, как было раньше. Вообще, сейчас всё очень перемешалось. Если раньше поп-музыка, электронная музыка, рок, метал воспринимались как совершенно разные миры, то сейчас четкие границы между жанрами исчезли. Мне же хотелось сделать радикальный шаг в сторону, представить слушателю нечто совсем необычное. И я нашел это в средневековых скандинавских и европейских музыкальных традициях

— А как появился первый альбом ТГЕ, оставшийся безымянным?

— О, это достаточно забавная история. Речь о записи полноценного альбома сначала и не шла, мы хотели всего лишь обзавестись качественной демозаписью — чтобы использовать ее для самопрезентации при организации концертов. Когда с ходу можешь включить арт-директору того или иного клуба запись того, что мы делаем, это сразу упрощает процесс диалога. Мы сняли студию «Контакт» при Гуманитарном университете профсоюзов, где нам посчастливилось работать с замечательным звукорежиссером Юрием Смирновым. Мы не собирались прибегать к каким-то студийным ухищрениям, а просто вживую зафиксировали нашу тогдашнюю концертную программу — благо она у нас уже была вполне отточена. Подключили инструменты и часа за два прописали все песни.

А потом эта демка попала в руки ребятам из фирмы «Кайлас Рекордс» — они держали широко известный в узких кругах магазин, где продавались записи этнической, фольклорной музыки. Они прониклись и говорят нам: «А давайте сделаем мастеринг и выпустим вашу запись в продажу в качестве полноценного альбома!» Мы такие: «Ну, если вы считаете, что запись достаточно хорошая — то почему бы и нет?»

— Появление альбома способствовало взлету известности?

— А как же! Мастеринг нашей дебютной записи для «Кайлас» сделали за смешную сумму в сто долларов — и в 2003 году на прилавок их магазина лег первый студийный альбом «Тролль Гнет Ель», одноименный с группой. И народу он, что называется, зашел: распродался приличным тиражом, активно копировался, переписывался — что послужило нагляднейшим доказательством того, что я выбрал правильную дорогу.

Причем с самого начала известность этой работы не ограничилась локальными рамками — вскоре до меня стали доходить известия, что «Тролль Гнет Ель» слушают по всей России, вплоть до Дальнего Востока и Камчатки. И это — без всякой пиар-кампании, без малейшего промоушена! Я воспринял это как настоящее чудо. Со временем уже не мы стали искать площадки для выступлений, а нас самих начали приглашать сыграть — сначала в Москве и Петербурге, потом в другие города.

Уже к появлению третьего альбома «Конунг Хмель» в 2007 году мы чувствовали, что твердо стоим на ногах.

— Кем были слушатели, приходившие на первые ваши концерты?

— Наше самое первое появление перед публикой состоялось на фестивале «Ирландские танцы» в питерском рок-клубе «Спартак» — большое спасибо Леше Белкину из группы Reelroadъ, который в последний момент вписал туда нас, молодой и пока еще никому не известный коллектив. Перед выходом на сцену мы перенервничали — и первый в истории живой квинтаккорд группы «Тролль Гнет Ель» я взял неправильно. Что называется, первый квинт комом… Но дальше стало лучше, а потом и совсем отлично… Мы начали катать свою программу по клубам, выступая всюду, где получится.

Абсолютное большинство посетителей первых концертов «Тролль Гнет Ель» составляли опять же наши знакомые из ролевой и реконструкторской тусовки, с которыми мы много общались. Я и сам тогда всё больше увлекался скандинавской мифологией — прочитал «Старшую Эдду» и «Младшую Эдду», другие источники. Не скажу, что считаю себя совсем уж выдающимся знатоком данной тематики, но я ее искренне люблю: северные мифы, легенды, сказания, народные обычаи. Оттуда вышли населившие наши песни тролли, феи, скальды, викинги, веселые вдовы и дурнушки, завсегдатаи кабаков и прочие персонажи, обожающие вволю выпить пива и поплясать. Но со временем наша тематика стала расширяться — теперь это и западноевропейская мифология (в особенности ирландская), есть и пара песен, стилизованных под русский фольклор.

— Есть известные финские группы Finntroll и Korpiklaani, использующие схожую стилистику. Вы испытали их влияние?

— Нет. Я не старался искать какие-то примеры для подражания, до всего шел собственным путем. Да, есть весьма популярная группа Finntroll, играющая на стыке паган-метала и финской хумппы, эксплуатирующая сюжеты скандинавского фольклора. Так вот, я узнал об их существовании уже после того, как был создан «Тролль Гнет Ель». Хорошая команда, но не все их альбомы мне нравятся одинаково. Опять же, они применяют клавишные, синтезаторы — а я в силу юношеского максимализма решил, что мы будем играть фолк только на «живых» инструментах.

Группа же Korpiklaani, тоже смешивающая метал и финский фолк, и вовсе появилась уже тогда, когда у нас вышло несколько альбомов. Кстати, первые их несколько приездов в Россию с концертами организовал лично я. После того как познакомился с ребятами, мы стали приятельствовать — переписывались, пересекались во время гастролей в Европе. Свой четвертый альбом, вышедший в 2007 году, они назвали Tervaskanto («Смоляной пень») — я усматриваю в этом отголосок моей ранней вещи «Еловый корень». А позже вокалист Korpiklaani Йонне Ярвеля подпел в наших песнях «Хумппа по соседству» и «Медведь Йонне». А мы, в свою очередь, записали одну вещь для сборного альбома каверов — на песню Korpiklaani Beer Beer, ставшую в нашем прочтении «Пиво Пиво».

— Лейблы звукозаписи легко соглашались на сотрудничество с ТГЕ?

— Поиск издателей, как правило, не составлял особых трудов — ведь материал у нас действительно очень оригинальный, нестандартный. После «Кайлас Рекордс» мы сотрудничали с Caravan Records, потом пару дисков издали самостоятельно, а позже нами заинтересовалась «Мистерия звука». Правда, с ними контракт удалось заключить лишь со второй попытки. В первый раз, когда я уже было выехал для подписания документов в Москву, менеджера, с которым должен был встретиться, застрелили прямо на крыльце их офиса. Договор подписали со второго раза… А на данный момент мы уже много лет работаем с лейблом Sound Age Productions — очень довольны этим сотрудничеством, выпустили на нем четыре альбома.

— У вас очень сплоченная и преданная фан-база, прекрасно знающая все песни ТГЕ. Как она сложилась?

— Году в 2005-м, после выхода нашего второго альбома «Праздник Похмеляйнен», у нас появились первые фан-клубы — сначала в Петербурге, потом в Москве. Они наладили между собой общение, питерцы зачастили на наши московские концерты, москвичи — на питерские. Нам стали писать жители и других городов: мол, тоже хотим поучаствовать в фан-движении. Самая активная движуха продолжалась в течение лет пяти. Потом наши первые фанаты повзрослели, ушли во взрослую жизнь — и сейчас фан-клуба, ведущего активную самостоятельную деятельность, у нас нет. Впрочем, многие из старых фанатов, с которыми мы поддерживаем приятельские отношения, продолжают к нам ходить — уже с собственными детьми. Вообще, молодежи на концертах ТГЕ по-прежнему много. Мы стараемся поддерживать общение с нашими слушателями в соцсетях.

— Когда я впервые оказался на вашем концерте, меня поразило то, как слушатели в зале лихо выстраиваются и водят хороводы — одинарные, круг в круге, круг в круге в круге… Выброс адреналина и физической энергии шел невероятный!

— Флешмобы и ритуалы, связанные с нашими концертами, часто возникают стихийно: что-то придумываем мы, что-то — почтеннейшая публика. Как-то однажды жарким летним днем мы выступали в до отказа набитом слушателями московском клубе «X.O.». Жарища стояла реально адова, клуб находился на последнем этаже, прямо под расплавившимся от высокой температуры гудроном крыши. С потолка лился конденсат, пол в клубе стал мокрым от пота. Кто-то из побывавших там потом написал — мол, это был настоящий банный день!

Мы подхватили идею и последующие наши летние концерты в Москве и Питере прошли под названием «Тролль и банный день». Люди специально приходили на них в простынях и с вениками — а хлестали ими друг друга под наши песни.

Или вот однажды слушатели придумали импровизированный драккар — стали садиться друг за другом и делать вид, что гребут…

— Не трудно ли год от года поражать слушателя новыми песнями — и чтобы они были как минимум не хуже старых?

— Мы существуем двадцать пять лет и за это время выпустили десять студийных альбомов. Мне трудно судить о них объективно — они все как дети. Естественно, с особой теплотой вспоминаю дебютник, обеспечивший нам отличный старт. Все наши альбомы — они очень разные, каждый из них воплощает собой какой-то конкретный кусок жизни. Когда начинаешь их переслушивать — перед глазами закручивается вихрь воспоминаний, оставшихся с того времени, с того возраста…

Мы не из тех групп, которые десятилетиями сочиняют, записывают и играют одну и ту же песню, — всегда стараемся обеспечить разнообразие в мелодиях, аранжировках и стихах. Это дается нелегко. Ты сочиняешь, записываешь, презентуешь и обкатываешь на концертах очередной альбом, а потом встает вопрос — а что же будет дальше? У тебя, быть может, остались в загашниках наработки на пару песен, которые ты не использовал на предыдущих лонгплеях, но большую часть материала необходимо сочинить с нуля. Поначалу задача кажется неподъемной, и ты не испытываешь ничего, кроме чувства полного опустошения. А потом как-то сами собой начинают приходить слова и мелодии, постепенно вырисовывается концепт нового альбома — и всё, процесс пошел, колеса завертелись… Уже десять раз я проходил все стадии этого процесса — и, надеюсь, пройду их еще неоднократно.

— Посетив ваш мартовский «Тролль-Гнет-Ельник», я поразился количеству музыкантов из других фолк-групп, вышедших подыграть вам и подпеть. Узнал несколько интересных для себя имен. Почему вы так любите устраивать коллаборации с другими артистами?

— Переиграв за четверть века на огромном количестве фестивалей, мы познакомились практически со всеми сколько-нибудь известными российскими группами, исполняющими фолк. Я всегда стремился сотрудничать с талантливыми коллегами по жанру — имея в виду в том числе и ту мысль, что кому-то из них это может помочь выйти на широкую публику. Знаковым в этом плане стал наш альбом 2016 года «Карьялали», который содержит много коллабораций с профессиональными фолк-исполнителями — там присутствуют, например, интересные музыканты из Петрозаводска, играющие на народных инструментах. В 2018-м мы выпустили альбом «Лабиринт троллей», на котором перепели песни интересных нам фолк-метал- и фолк-рок-групп: тут и «Сны Бенджамина», и «Остролист», и «Наследие вагантов», и «Троин», и «Просто Горыныч», и «Башня Rowan», и «Жабъ», и «Дорога Водана», и «Братство непьющих девственников», и The Dartz. Одним из непременных номеров нашего репертуара стала песня «Что совой об пень, что пнем об сову», сочиненная веселыми питерскими алко-металлистами Infornal Fuckь.

Вообще же, лично у меня в последнее время наибольшее уважение и интерес вызывают коллективы, занимающиеся русским фольклором — который, на мой взгляд, не оценен в должной мере и не имеет той известности, что заслуживает. Эта ниша долгие годы была почти никем не занята, и популяризацией русского фолка никто не занимался. Но сейчас ситуация, к счастью, начала меняться: появились классные коллективы, которые ищут вдохновение в древнерусской старине, в славянском язычестве, в забытых славянских песнопениях. Выделяю, в частности, петербургскую группу «Отава Ё», созданную хорошим моим другом Алексеем Белкиным. Еще особо отмечу тамбовский коллектив «Сколот» под предводительством своего идейного вдохновителя и лидера Алексея Павлова: ребята делают большое дело — и делают его очень талантливо.

— Расскажите про ваш последний на данный момент альбом «Хмель его хранил».

— «Хмель его хранил» вышел осенью прошлого года. Его сформировали те песни, которые я в свое время написал для Михаила Горшенева. Поводом для знакомства с ним в свое время стала моя песня «Пивоварня Ульва». Когда впервые сыграл ее себе, то подумал, что на нее очень хорошо лег бы характерный вокал Горшка. Так почему бы его не позвать, чтобы он сделал фит с нами? У нас было множество общих знакомых, и мы вышли на Мишу без всяких трудностей. Договорились, встретились на студии — и он быстро понял, как выполнить свою часть работы наилучшим образом. Когда песня была записана, Миша не сразу поехал домой, а остался поболтать. Мы разговаривали на разные темы с ним почти до полуночи — сидели на парапете станции «Нарвская» и бухали пиво, обсуждали всё на свете…

Меня это общение воодушевило на то, чтобы написать кой-какой материал для Михаила — из меня внезапно полились песни, рассчитанные специально под Горшка, под его стилистику. Думал, что либо отдам их ему, либо вместе споем… Однако потом засосали другие дела, и, как часто бывает, я отложил эти песни в долгий ящик — думаю, займусь как-нибудь позже… Встречаясь с Михаилом на разных фестивалях, я говорил ему, что у меня есть вещи, рассчитанные на его исполнение, он отвечал: «Ну так давай их посмотрим»… На самом деле, эти композиции очень могли бы пригодиться, ибо группа «Король и Шут» рассталась со своим текстовиком Андреем Князевым. Однако Миша внезапно умер. Я жутко расстроился, и этот материал остался бесхозным, много лет пролежал в столе.

В итоге, когда подошла десятая годовщина смерти Горшка, я таки решился реанимировать эти песни, которые, на мой взгляд, получились достаточно сильными — жаль было бы, если б они так и пропали.

Мы их немного доделали, доаранжировали, чтобы приблизить к стилю ТГЕ, — и выпустили в виде альбома.

— У вас еще есть вторая группа — «Оркестръ Тролля», совершенно не похожая на ТГЕ. Это уже что-то ближе к городской песне, романсу, шансону, ска…

— Концепция проекта «Оркестръ Тролля» привиделась мне, как бы удивительно это ни звучало, во сне, накануне моего тридцатитрехлетия. Дело в том, что у меня начали рождаться песни — обрывки каких-то стихов и мелодий, которые однозначно не подходили для моей группы. Некоторые другие музыканты, играющие в известных коллективах, считают возможным выпускать абсолютно всё, что они сочиняют, под вывеской прославившего их бренда. Я подобный подход не считаю совсем правильным — слушатель, купивший альбом или пришедший на концерт той или иной группы, вправе примерно представлять заранее, что он услышит. Стилистические эксперименты уместны, но лишь в определенных рамках, в русле выбранного направления.

У меня же стали появляться вещи, которые не впихнешь в репертуар ТГЕ при всём желании. Я решил не травмировать наших преданных фанатов плодами своих экспериментов и завел для них отдельный сайд-проект. «Оркестръ Тролля» существует уже больше десяти лет и выпустил четыре альбома. У него уже есть своя собственная аудитория, предпочитающая именно такую музыку. Я, может быть, занимался бы «Оркестром» и больше, если бы основное дело моей жизни — «Тролль Гнет Ель» — не отнимало так много времени и сил.

— В начале этого года старых фанатов очень расстроило известие о том, что соосновательница «Тролль Гнет Ель» Мария Леонова покидает группу. Почему это случилось?

— Просто так сложилось, у нее были личные причины для этого шага. Решение Джетры покинуть коллектив связано с ее дальнейшими жизненными планами. Никакой ссоры не было: мы с Марией по-прежнему дружим, поддерживаем общение. А вообще, когда группа существует так долго, то это вполне естественный процесс: одни люди уходят, другие приходят. Не все готовы пожизненно выносить специфическую жизнь гастролирующего музыканта… В целом же состав ТГЕ очень омолодился — я сейчас там, получается, самый старый «Папа-Тролль». Дольше всего из нынешнего состава с нами играет скрипачка Мария Лебедева — она в группе уже восемь лет. Наш нынешний барабанщик Джеймс Майлз Берфорд — это, кстати, не псевдоним, а подлинные паспортные данные — он в группе полтора года, а басист Александр Астрократов — два года. Самая на данный момент «новенькая» — Ольга Сайко, она отвечает за вистл, волынку и бэк-вокал. Джетра лично нашла Ольгу себе на замену и сама ее подготовила, за что огромнейшее ей спасибо. Мы уже отработали вместе много концертов, сыгрались и нашли общий язык. Сейчас «Тролль Гнет Ель» — вполне боеспособный живой организм: мы готовы идти вперед и творить дальше. Чем и будем заниматься. А читателям «Ножа» желаю здоровья, добра, счастья, любви — и чтобы ваша сталь во всех смыслах держала марку!