Как танцевать на свадьбе под 160 BPM. Путеводитель по электронному андеграунду Уганды — самой передовой рейв-сцене Африки

Уганда индустриальная

Угандийская сцена разнообразна, но есть в звучании черты, объединяющие значительную часть артистов: треш, угар и тяжесть и/или скорость. Одни из самых примечательных лиц здесь — сикстет Nihiloxica. Группа состоит из двух белых британских диджеев, PQ и Spooky-О, и четырех угандийских ударников. Spooky-J в 2016 году приехал в Уганду для выступления и заприметил там ударный ансамбль Nilotika.

Хоть это и редкий случай группы среди множества диджеев-одиночек, их звучание вполне можно назвать знаковым для страны: они концентрируют любовь к тяжелым ударным, основанным на народных ритмах, и любовь к индустриальным шумам. Их барабаны так сильно искажаются, что звучат как отбойные молотки, тотально доминируя над текстурами в духе хардкор-техно, только более медленные. При этом Nihiloxica — настоящая лайв-группа, которая не теряет убойности звучания на сцене.

Nihiloxica отлично демонстрирует, почему угандийская сцена звучит опаснее европейских вариаций хардкор-техно вроде френчкора, хотя он может быть быстрее, перегруженнее и с максимально дискомфортной бас-бочкой, звучащей как дрель. Но такая музыка — целиком компьютерная, а потому чем тяжелее и быстрее звук, тем искусственнее он кажется, будто не музыку слушаешь, а смотришь, как геймеры на скорость проходят игры. Тогда как Nihiloxica сочетают агрессию аналоговую и цифровую, и (на первый взгляд) несочетаемость этих двух миров создает серьезный шок-эффект.

Их музыка застыла в полупозиции еще и потому, что не является ни импровизацией, ни чисто студийной записью. PQ рассказывал, что в студию Nihiloxica приходят с четким представлением о структуре песен, но никто не играет одно и то же дважды. При этом группа пишет множество дублей, убирая все случайные сбивки, чтобы добиться идеального варианта. Поэтому их песни звучат твердо и четко, как поступь робота, но при этом в них чувствуется нечто случайное. Получается своеобразная зловещая долина, которая добавляет дискомфортности. Этот стиль пришел к Nilotika, еще когда они играли на барабанах поверх диджейских сетов, так что у них уже было представление об этой сцене.

Нечто подобное делает и диджей Authentically Plastic, который свой стиль без ложной скромности обозначает в треке Aesthetic Terrorism. Ну а что? Если угандийские политики за сет прозвали тебя Демоном Нила, нужно соответствовать. Его индастриал-подложки медленнее и тяжелее, при этом на их фоне раскрывается большое количество ударных и перкуссии. У Nihiloxica ударные простые и пробивные, у Authentically Plastic они создают небольшую симфонию.

Если Nihiloxica — это своеобразные Prodigy Уганды, яркая лайв-группа, которая при этом не теряет напора, то Authentically Plastic — это Goldie времен Rufige Kru и Metalheads, который вынул всю радость из хардкорного рейва и оставил только фрустрацию и постоянную боевую готовность.

Уганда манит музыкантов из других стран, которые ходят делать тяжелый индастриал. Мистическую сторону жанра взял на себя продюсер Chrisman. Его песни наполнены поминальной тоской, синтезаторы порой звучат как кваканье, колокольчики или перелив механических часов, ударные сами не знают, на чем пытаются сделать акцент, а гитарный дроун подошел бы для титров передачи с некрологами.

Сейчас Chrisman работает в Уганде, но вообще он из ДР Конго, поэтому привносит в индастриал местный сукос, а также южноафриканский гком и ангольское кудуро.

В Кампале также собрались два кенийца, Мартин Ханжа и Сэм Каругу. Их дуэт Duma — это зубодробительный цифровой грайндкор, а местами и откровенный нойз. Песня Corners in Nihil радует внезапным эмбиентным вкраплением далеко на фоне, еще попробуй расслышать. В Omni особый зловещий вокал создают голоса: то гроулящий, то прокрученный назад, то запитченный и булькающий.

Индастриал-сцена вышла далеко за пределы Уганды и даже Африки, при этом не смешалась с окружением. Напротив, совсем далекие страны стали попадать в ее орбиту. Саунд-художница из Уэльса Элвин Брандхи, участница импровизационного нойз-дуэта Yeah You, в 2019 году поселилась на вилле Nyege Nyege с перкуссионистом Омутаба, продюсерами Don Zilla и Oise, а также рэперами Hakim and Swordman Kitala — правда, их голоса мелко порублены в калейдоскоп рандомных звуков.

Совместное детище этой странной семьи получилось очень абстрактным сочетанием индастриала со множеством идей: записи из евангелистских церквей, звуки болот и предметов в студии, прокрученные назад голоса, при этом под всем иногда прячется танцевальный ритм.

А здесь бит, похожий на реггетон (ребенок регги и хип-хопа), создают вытянутый до комизма автотюн, дверной звонок, удары в дверь и зажеванные скрэтчи, звучащие как стиральная машина.

В Уганде записывался даже российский диджей Wulffluw XCIV. Его звук, одновременно высокий и утробный, сочетает ломаные африканские ритмы, племенные выкрики в танцах у костра и мутировавшее техно. Важно, что и этот, и все предыдущие записи сделаны именно в Кампале, при участии местных музыкантов и продюсеров, несущих свой стиль через агентов из разных стран.

Индустриальное звучание проникло и на хип-хоп-сцену. Яростные строки вылетают из микрофона рэпера Echo Bazz, как искры из дула. Под 808-е трещотки и медленную тяжесть электронных лупов он читает про насилие, религию, злоупотребление наркотиками и нищету в угандийских трущобах.

А Biga Yut показывает ту сторону жанра, которая склонна к гиперпопу, цифровому китчу и веб-панк-трешу.

Уганда народная

Другой фокус внимания угандийских продюсеров — фолктроника. Примерно к 2003 году в городах Гулу и Лира на севере страны сформировалась сцена электро-ачоли. Это интерпретация ларакарака — свадебных песен этнической группы ачоли, которая внутри страны считается весьма маргинализированной. Свадебные песни переделаны на компьютере, добавлен бит с «резиновыми» барабанами до 160 BPM, который почти никогда не замедляется, при этом сохраняя богатство инструментов первоначального жанра, даже перкуссию вроде калебас и ножных колокольчиков.

В то время север Уганды продолжала терроризировать националистическая группировка «Господня армия сопротивления». Она с 1987 года сражается против правительства, чтобы установить теократическую монархию во главе с Джозефом Кони, объявившим себя пророком и гласом Святого Духа.

Из-за вооруженных столкновений на свадьбы стало дорого и небезопасно приглашать оркестры, куда могли входить до 25 человек. На помощь пришли диджеи, которые собирали что-то похожее во Fruity Loops, да еще и предоставляли полный сервис: писали песню по заказу молодоженов, ставили ее на церемонии и снимали свадьбу на камеру.

Сцена ачолитроники расцвела в Гулу и Лире в 2003–2008 годах. В истории ее зафиксировал сборник, выпущенный лейблом Nyege Nyege Tapes. Концентратом звука я бы назвал песню Rwot Moo от Pro Lagwee. Ударный луп не меняется все 4,5 минуты песни, что весьма по-свадебному: если гости захотят танцевать дальше, трек легко масштабируется. Перкуссия звучит как удары по бутылочкам из мини-бара, флейта груба и диссонансна, струнные напряжены, будто это Venus in Furs от Velvet Underground.

Те же резиновые и кастрюльные ударные, спорадический ксилофон и флейту, звучащую как рой шершней, можно встретить у Jahria Okwera в песне Awinyo Bila.

В Уганде обычно забывают про бас, отдавая предпочтение ударным и мелодиям, но у Opiyo Twongweno в Kolo (Dog Mix) можно услышать что-то почти британское: медленный низкий бас, практически джангловая расстановка ударных, а мелодия собрана из компьютерных писков, шумов и звуков будто от дешевого мобильника.

Опийо Твонгвено был одним из лидеров сцены, поскольку создал свою студию звукозаписи GPS (как Glory of God). Благодаря Опийо, Босмику Отио (Sound Beats Studio и North Studio Muze B в Лире), Ронни (Diamond Studio) звук быстро распространился вокруг Гулу. Под него танцевали в ночном клуб Alobo и гостинице Opit Travellers. Ходили слухи, что по ночам повстанцы армии сопротивления ходили в Alobo и смешивались там не только с местными жителями, но и с правительственными войсками. Электро-ачоли и сейчас играют на вечеринках в клубах Pier 2 и Signature.

На той сцене был и Лео Палайенг. Он не только создал студию 2Kleen, но и впоследствии продюсировал самого популярного музыканта в жанре и едва ли не самого известного музыканта из Уганды в принципе — Отима Альфа.

В песнях Альфа звучат скрипки, а сам Отим играет на адунгу и нганге, угандийских арфах, — прямо как на реальных свадьбах, где Альф был ведущим в начале своей карьеры. Поэтому же текст песни часто строится по схеме «вопрос — ответ», ведь ведущий еще и должен общаться с толпой.

Во время лайвов Альф иногда играет на арфе вместе с ансамблем барабанщиков, пока вокруг происходит свадебный угар: танцоры крутят топорами, а женщины удерживают на голове по семь глиняных горшков. Только теперь ему внимают еще и на фестивалях в Берлине, Амстердаме, Барселоне, Париже.

Ну а по вайбу он чисто разлученный брат рэпера DaBaby: они оба любят побегать с голым торсом в толпе людей, покривляться, посветить улыбкой на 320 зубов и общей шикарностью. Например, леопардовой шкурой, краской на теле, перьями на голове и телосложением молодого порноактера. А ведь в этом клипе ему почти 50!

Архивные записи приходят в основном с севера Уганды. Один из самых необычных альбомов, вышедших за последние пять лет, — Ekuka от Экуки Морриса Сирикити. Он играет на мбире — разновидности калимбы, «фортепиано для пальцев», хотя по сути это ударный инструмент, на небольшом корпусе которого расположено много пластин-язычков.

Технически это не электронный альбом, но обстоятельства записи покрыли песни Экуки флером лоуфайного индастриал-эмбиента. Это записи радиоэфиров с 1978 по 2006 годы, в которых ставили Сирикити. Во времена репрессий Иди Амина у музыканта не было доступа к профессиональным студиям, так что и альбомов он не выпускал. Даже эти записи архивированы не самой радиостанцией, а обычными угандийцами в домашних условиях. Поэтому к воздушным переливам мбиры и быстрым наговорам Экуки добавляется слой искажений, шумов и помех, который обретает собственную жизнь и создает в песнях иное измерение. Помехи становятся чуть ли не новым инструментом.

На Nyege Nyege вышло еще несколько альбомов с традиционной музыкой, которые проводят очевидные параллели с рейвом. Многие фолк-образцы оказывают такой же эффект, что и техно: вводят в транс, объединяют людей на телесном уровне, да и танцы на рейвах часто выглядят как языческий ритуал.

Послушайте громоподобную полиритмию от барабанного ансамбля Nilotika, часть участников которого вошла в Nihiloxica. Журналист Саймон Рейнольдс в книге «Вспышка энергии» пишет про скоростные (под 170 BPM) брейки в джангле, что они вызывают ощущение телесной дезориентации: ударных так много, что ты не понимаешь, как под это танцевать, буквально не хватает конечностей, чтобы успеть за каждым ударом.

Схожие чувства можно испытать и от Nilotika, и от Akasozi Bamunanika keyagaza и других песен альбома Buganda Royal Music Revival. В нем собраны песни, которые играли при королевском дворе Буганды с конца 1940-х и до 1966 года. Там представлены и традиции хорового пения, и великое множество инструментов: угандийские вариации арф, флейт, лир и труб. И снова — сравните метод песни Bya nannyinimu и техно: микроскопические изменения мелодии в духе минимализма и богатая перкуссия. При этом такого эффекта можно добиться и без перкуссии, при помощи одних струнных, как в песне Osiibye otya nno.

Сами угандийские музыканты тоже улавливают эти параллели и пытаются их отрефлексировать. Продюсеры лейбла Nyege Nyege Tapes выпустили альбом Kadodi. Начинается он с записей Domadana Kadodi Performers, группы Роберта Мугамбы, сделанные во время ритуала кадоди — проводимого два раза в год посвящения мальчиков в мужчины. Играет группа, опять же, на ударных. Песня с таким названием есть и у Nihiloxica.

Затем идут две электронные интерпретации. Угандиец Sun C демонстрирует схожую полиритмию на ударных таких звонких, будто в пустую банку от пива налили амброзию и начали лупить по ней флуоресцентными палочками, с которыми бегали все счастливые экстазийные рейверы начала 1990-х.

А вот танзаниец Bamba Pana радикально убыстряет перкуссию в духе популярного у него на родине радикального жанра сингели — про него подробнее будет дальше. Для танцев под эти ударные конечностей не хватит даже осьминогу-мутанту.

Продюсер из Лос-Анджелеса Riddlore в Boutiq Studios в Кампале записал альбом Afromutations, чудо трансатлантического единения, в котором гармонично соединились хип-хоп, чилаут и полевые записи, собранные диджеем в Уганде и других странах Африки. Тут нет жести, только мягкие текстуры и биты. Riddlore собирает постмодернистскую мозаику не столько из африканских инструментов, сколько из голосов.

В Tester Riddlore и Soul Clap SA соуловый хип-хоп-грув сочетается с обрезанными вокальными семплами, которые распадаются на отдельные звуки. В Bakka Pygmies Riddim и Whose Gonna Be 2 хоровое пение выводится на первый план и подчеркивается битом, а в The Crush и UG CV Beat вплетается в общую ткань, становясь элементом ритма.

Те же архивы Bouqiq переработал и Debmaster, но он их превратил в ядовитое электро.

Nyege Nyege Tapes

Теперь разберем, благодаря кому вообще стал возможен такой расцвет угандийской сцены.

Главный мотор для местных музыкантов — лейбл Nyege Nyege Tapes. Создали его приезжие, чьи родословные — уже целый квест: этномузыковед Арлен Дилсизян, который вырос в Греции и имеет ливанско-армянские корни, а также Дерек Дебру, бельгиец со смешанным европейским происхождением и бабушкой из Бурунди.

Они работали в киношколе в Кампале, столице Уганды, и были очарованы разнообразием музыки в стране, где живет более 50 племенных групп, многие из которых говорят на своих языках и имеют связанные музыкальные традиции. Дилсизян и Дебру фанатели как от народной музыки, так и от рейва. В 2013 году они начали с вечеринок Boutiq Electronique в клубе Tilapia.

В 2015 году Дилсизян и Дебру основали лейбл Nyege Nyege Tapes. С ним работает большая часть музыкантов, о которых идет речь в этой статье. Также они владеют студией звукозаписи и агентством по бронированию, которое занимается продвижением артистов. Многие из музыкантов вышли из гетто и раньше не имели возможности профессионально записываться.

Дилсизян говорил:

«Чем больше мы осознавали, что неизвестные продюсеры в маленьких, ничем не примечательных студиях по всей Уганде и Восточной Африке делают вещи, предназначенные только для очень локального потребления (для конкретной провинции или племени), тем больше мы понимали: на самом деле в Восточной Африке не было платформы для выпуска некоммерческой музыки».

Дилсизян назвал усилия Nyege Nyege «инкубационной платформой 360». Лейблу удалось создать независимую экономику для артистов клубной электроники, чья музыка считалась аутсайдерской и не получала никакого освещения даже в локальных СМИ. Основатели установили партнерские отношения с местными компаниями вроде MTN Uganda, крупнейшим оператором мобильной связи в стране.

Основатели лейбла сразу позиционировали его не просто как местный феномен, а как крупный музыкальный центр всей Африки, особенно Восточной, и средство заявить о самобытности Уганды миру, включив ее в интернациональный контекст.

Spooky-J из Nihiloxica рассказывал, как группа записывала альбом на вилле, принадлежащей студии:

«Нас постоянно окружали художники, музыканты. Люди со всего мира постоянно приезжали в резиденцию. Там были коллаборации с людьми из Африки, Южной Америки, Азии. Это была красивая маленькая коммуна».

Nyege Nyege удалось раскрутиться по всему миру: у них были туры с шоукейсами в Британии, Латинской Америке и США. Уже в 2018 году журнал Fact назвал проводимый лейблом фестиваль «лучшим в мире». DJ Kampire — одна из самых популярных за границей артисток Уганды. Благодаря поддержке Nyege Nyege Tapes она выступала в Лиссабоне, Нью-Йорке, Стокгольме и Шанхае, на вечеринках Resident Advisor, Boiler Room и Dekmantel. Ее сеты иллюстрируют философию лейбла: там не только экспериментальные записи из Уганды, но и афрохаус, конголезский сукос, ангольское кудуро, южноафриканский гком, бразильский байле-фанк, латиноамериканская сока (производная калипсо, которое корнями уходит в Африку).

Она отмечает, что отношение к африканским музыкантам становится менее колониальным:

«Раньше западные диджеи приезжали в Восточную Африку, брали семплы кого-то, играющего на традиционном инструменте, и записывали трек. Но люди, которые были вовлечены в этот процесс, не знают, что будет дальше, — они не получают выплат. Теперь всё изменилось, и люди, которых я знаю, пытаются на равных взаимодействовать с африканскими художниками. Разница во власти всё еще существует, но они лучше осведомлены о мировых проблемах и различиях между людьми».

Nyege Nyege Festival

В том же 2015 году Дилсизян и Дебру создали Nyege Nyege Festival, который утвердил Уганду в качестве одного из крупнейших центров притяжения для рейверской Африки. Сейчас туда съезжаются музыканты со всего континента, а также американцы и европейцы — это редкая возможность для артистов из Северного и Южного полушарий объединиться.

На фестивале в 2022 году было 15 000 зрителей, собравшихся у водопада Итанда, в трех часах езды от Кампалы. За четыре дня там выступили 300 артистов. И это спустя месяц после шоу Nyege Nyege в Париже!

Фестиваль занял пустующее место. DJ Kampire говорит, что это был первый многодневный фестиваль с кемпингом и круглосуточной музыкой не только в Уганде, но и во всей Восточной Африке. На континенте хватает небольших независимых фестивалей, таких как Africa Bass Culture в Буркина-Фасо и Africa Nouveau в Кении, которые не боятся рисковать и приглашать экспериментаторов, но с многодневками ситуация сложнее.

В Кении раньше был фестиваль Rift Valley, но он состоялся всего пару раз. В Уганде же в 2022 году фестиваль прошел в шестой раз, и благодаря ему уже сформировалось комьюнити творцов, обменивающихся идеями. Там выступают не только диджеи, но и артисты традиционных жанров. Например, в 2022 году на фестивале было традиционное шоу бурундийских барабанщиков. И даже Эко Рузвельт, диско-легенда из Камеруна.

Всё время существования организаторы пытаются отстоять фестиваль перед консервативным правительством. За неделю до последнего эвента его пытались сорвать члены парламента.

В 2018 году с Nyege Nyege боролся Саймон Локодо, в то время министр этики и добросовестности Уганды. Причина, конечно же, в аморальности и пагубном влиянии на детей. Локодо говорил:

«Я получил достоверную информацию от религиозных лидеров, лидеров общественного мнения и местных властей о том, что цель этого фестиваля в последние два года — обеспечить набор молодых людей в гомосексуальность и ЛГБТ-движение».

Даже название провоцирует: с суахили оно переводится как «возбужденный», хотя на самом деле оно произошло от слова на местном языке луганда, означающего «непреодолимое желание танцевать». Локодо так и говорил:

«Там будет нагота и сексуальность в любое время. Будет открытый секс. Само название фестиваля провокационно. Это означает секс или стремление к сексу. Это близко к поклонению дьяволу и неприемлемо».

Такие важные дела не рассмотреть без заседания кабинета министров. Дилсизяну пришлось пообещать политикам, что на фестивале не будет наготы и наркоты, после чего правительство уступило. Но фестиваль всё равно охраняли полицейские и военные.

Иностранцы в Кампале

Благодаря новаторской деятельности лейбла и мощному фестивалю получилось так, что сейчас говорить про угандийскую сцену — значит говорить и про музыку других стран, которая варится в этом котле. Соседи приносят эксперименты с ангольским кудуро, электронным трэпом, дэнсхоллом, южноафриканским гкомом и другой национальной электроникой. На Nyege Nyege Tapes и саб-лейбл Hakuna Kulala подписано множество артистов из других стран Африки, особенно из Восточной. Продюсеры вроде Ray Sapienz приносят в Уганду более медленное и ломаное звучание.

За последние два года студия записала ряд исполнителей со всей Африки и из-за ее пределов. Среди них много продюсеров из ЮАР и Конго. Живущий в Гааге De Shuurman приносит звучание бабблинг-хауса — жанра из Кюрасао, который возник, когда дэнсхолл-записи начали проигрывать не на 33 оборотах, а на 45.

Продюсер Disco Vumbi, также известный как Alai K, взял ник в честь клуба, где объединялись участники лейбла, хотя сам он из Кении. Возможно, поэтому его музыка — самая спокойная среди других диджеев. Его ударные не такие тяжелые и ломаные, есть спокойная перкуссия, живой вокал и мелодичные гитарные партии, основанные на кенийском стиле бенга. В треке Ukuti это всё сочетается с прямой бочкой, вносящей редкую для стиля Уганды хаусовость.

Отдельно стоит поговорить о танзанийской сцене сингели, которая во многом благодаря Nyege Nyege стала популярной за пределами страны. Этот жанр основан на очень быстрых ударных и речитативе. Есть поп-версии этого звучания, как у группы TsGang, где брейкбит перемежается плотными синтами и распевками. В Танзании это очень популярный жанр.

Выпущенный лейблом сборник Sounds of Sisso — злой брат сингели, обколовшийся кнопкой x2 и аниме-ремиксами. Нет, Япония тут ни при чем, но когда ударные разгоняются со 180 до 300 BPM, звуча как сыгранный на племенных барабанах спидкор, вокальные семплы ускоряются и повышают высоту до такой степени, что голоса уже и правда звучат как заремиксованные голоса аниме-тяночек.

Эстетика сингели напоминает доведенный до абсурда UK-хардкор в том виде, в каком он звучал на британских рейвах в 1992 году: ускоренные брейкбиты (хоть и всего на 150 BPM), завышенные вокалы и аляповатая мешанина из семплов и клавишных партий. Правда, на изыски вроде клавишных в Танзании решили не размениваться, заменив всё гротескными шумами и нарастив абсурд в намешивании семплов. Выстрелы, заводящаяся машина, льющаяся вода, даже отрывок из O Fortuna — и это всё вступление к одной песне.

Или звук сирены, который часто можно было услышать в южном рэпе нулевых, — кажется, что сейчас MC начнут орать: «TURN IT UP IN 2006!!!» (Bit Puyo от Duke). Диапазон рандомности семплов колеблется от звуков выстрелов до голосов из индийских фильмов (Kasema Kihindi Bit). Постоянно всплывают звуки дешевых мобильников.

Особо в альбоме выделяется марафон рандома и вакханалии семплов под названием Ndugulawama от Dogo Mudiy — семь минут, наполненные миллионом микрозвуков, сменяющих друг друга под мегаскоростой бит.

Самое забавное, что это не инструментальная музыка — в ней есть MC. Вообще, в сборнике объединены представители другого лейбла — Sisso Records, авангардисты от сингели, которые не ушли в легко воспринимаемый хип-хоп, а продолжили рубить свой бешеный аналог джангла под ускорителями. Зачитывают они, конечно, бодро, но догнать бит всё равно тяжело, так что их читка звучит весьма угловато. Это добавляет сингели еще больше фрикового очарования.

Один из главных продюсеров Sisso Records, Джуманн Рамадхани Зегге, под ником Bamba Pana пишет инструментальную версию сингели. При помощи одного лишь ноутбука он делает сингели более сухим, хрустящим и цифровым, подобно западному футворку, только более быстрым. Под скоростные ударные иногда встречаются мини-мелодии разных кислотно-неестественных звуков, а иногда и нет, как в Poaa Bama Rmx — только скорость, только ударные. Но вообще он умеет зацикленные ударные без какой-либо прогрессии насытить запрограммированными барабанами конго, шейкерами, маленькими деревянными блоками, маримбами, валторнами.

Продюсирование от Duke, пожалуй, самое панковское из всех, с полным агрессии стилем DIY, растягивающим BPM до стратосферы, и совершенно уникальным стилем семплирования, заимствующим всё, от популярных танзанийских рекламных джинглов до эмбиентных звуков из его студии.

У Duke есть свой лейбл Pamoja Records. На него подписаны преимущество MC 19–20 лет, а сам Duke открыл студию в 18. Впрочем, для страны, где половина населения моложе 15, это нормально. Duke спродюсировал почти весь сборник Sounds of Pamoja, где MC пытаются подстроиться под его бешеный стиль, ведь тут продюсер разошелся на полную. Барабаны быстрые как никогда, это настоящий танзанийский сплиттеркор, временами переходящий просто в высокочастотный шум.

В песне Kamatia Chini от MC Dinho клавишный семпл разогнан так сильно, что больше напоминает звук запуска компьютера. Поддерживает безумие звук полицейской сирены.

DJ Travella делает довольно прогрессивное для сингели звучание, накладывая друг на друга не семплы, а мелодии и текстуры, используя клавишные проигрыши, заимствуя из электронного трэпа и не боясь замедляться. В треке London Jomon Beat он создает мощнейший грув, переходя от бита к брейкам на настоящих барабанах, вырезанных, судя по всему, из какой-то рок-песни. Всё это поддерживают глухие ударные, среднетемповые духовые и вокальный семпл, звучащий как группа поддержки.

Модульные извращения

Хотя сцена, собравшаяся вокруг Nyege Nyege Tapes, преимущественно танцевальная и избыточно громкая, она не могла обойтись без противовеса. Правда, чего-то легкого и приятного не ждите. Вот британская рейв-сцена в начале 1990-х отреагировала на хардкор горой чилаута, эмбиента, спокойного техно и хауса, который люди собирались послушать на матрасах, попивая чаек.

Но в Уганде даже относительно спокойная музыка — экспериментальная. Особенно с модульными синтезаторами.

Жако Марон из Реюньона при помощи модулирования синтезаторов и драм-машин создал кислотную версию малойи — традиционной музыки острова, которая появилась еще в XVII веке. Под нее танцевали рабы на сахарных плантациях, отдавая дань уважения предкам.

Для малойи характерны запутанные и скачкообразные ритмы, однако Марон снимает с них доминирующую роль. Вместо ударных он больше заморачивается на гипнотических и гнетущих синтезаторных линиях. Также он использует музыкальный лук бобре и каямб, тростниковые трубки, наполненные семенами.

Более DIY-подход исповедует Брайан Баманья, который собрал огромный модульный синтезатор и назвал его, как и себя, Afrorack. Это буквально огромная стена из самодельных модулей и блоков эффектов. Готовый модульный синтезатор он купить не смог: в Африке мало продавцов, а его части слишком дорогие. Поэтому Баманья начал изучать электронику по пособиям в интернете, находить нужные схемы у мастеров по ремонту компьютеров и в итоге, сконструировав систему с CV-управлением, получил первый в Африке модульный синтезатор. Как он выглядит, можно посмотреть в этом видео, где Afrorack играет на берегу озера Виктория.

Его альбом The Afrorack — пример обхода ограничений не только технических, но и идеологических. Найденные им модули были разработаны для западных стилей вроде техно и эйсид-хауса. Баманья извлекает из них свистящие, гудящие и баюкающие абстракции, раскалывая привычные размеры так, чтобы они соответствовали ритмике Восточной Африки. Например, в Why Serious смешаны двойной бас и пластичная перкуссия, они образуют гибрид абстрактной электроники и передового восточноафриканского клубного звука.

В African Drum Machine Баманья использует секвенсор ритма для разделения своих CV-сигналов на сложные алгоритмические паттерны, имитирующие полиритмические структуры Восточной Африки. Они похожи на обычные 4/4 из техно, но в них живет много слоев ударных и осцилляторов, запрыгивающих друг на друга и создающих гипнотические новые ритмы.