После Революции 1917 года жизнь в России подверглась радикальным изменениям — строилась новая политика, новая экономика, новая культура. Пришедшие к власти большевики ставили своей целью не просто построение нового социального строя, но и воспитание нового, усовершенствованного типа человека. Все это неизбежно должно было затронуть и повседневную жизнь населения.
В 1920-е провозглашается борьба за новый быт. Выпускаются одноименные брошюры, газеты пестрят заметками о том, как «окультуриваются» вчерашние крестьяне.
Элементарные навыки личной гигиены в начале ХХ века отсутствовали у значительной части населения России. Привычка чистить зубы, мыться с мылом, носить нижнее белье — всему этому следовало учиться.
«Носовой платок раньше — свадебный подарок, предмет праздничного обряда», а теперь же у четвертой части колхозников есть носовые платки, гордо сообщала газета «Известия» в 1934 году. Однако юмористический журнал «Крокодил» позволяет убедиться, что эти правила не так легко усваивались. В 1936 году журнал публикует карикатуру: на ней изображены два человека, обедающие в столовой. Подпись: «Приятно, что в столовой у нас появились вилки и ножи. Теперь рук мыть не надо».
В таком контексте функция нижнего белья становилась сугубо прагматической: оно должно было обеспечивать гигиену. Гигиенические нормы начала XX века были достаточно аскетичны: предполагалось, что достаточно принимать водные процедуры один раз в неделю и иметь две смены нижнего белья: пока одна носится, другая находится в стирке. Причем смена белья в некоторых случаях может заменять собой водные процедуры, об этом, например, говорится в статье «Как быть чистым без бани». «Единственная пара белья — типичное явление в среде ленинградцев в 30-е гг.», — пишет Наталья Лебина в книге «Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930-е годы».
Понятие «тела» и «телесности» становится одним из ключевых в дискуссиях 1920-х годов: здесь и дебаты об эмансипации, и культ спорта, и многое другое. Парадоксальным образом в этом почти никогда нет эротического подтекста.
Тело обобществляется, как колхозная земля. Становится общим, ничьим, а значит, лишается сексуальных смыслов.
Для такого тела уместно самое примитивное белье. Оно не призвано было подчеркивать женское достоинство, главный его смысл был в том, чтобы не сковывать движений. Советской женщине должно было быть удобно заниматься в нем физическим трудом: хоть на фабрике, хоть на кухне. Промышленность двадцатых годов налаживает производство белья, образцом которого являлась спортивная форма, майки, трусы и футболки. Зачастую из-за отсутствия специальных вещей для купания, женщины отдыхали на природе или загорали в бюстгальтерах и трусах. Демонстрация такого белья на публике не казалась неуместной.
Журнал «Работница» поясняет: «Какая же разница между физкультурницей в трусиках (оголенные руки и ноги) и любой мещанкой, которая пытается короткими юбками, ажурными чулками и прочим разжечь в мужчине „самцовские чувства“? <…> Нет, между нашей физкультурницей и щеголихой — пропасть. Не красками, не золотом на пальцах и, конечно, уж не трусиками может завоевать себе девушка прочное и здоровое внимание мужчины из нашего пролетарского общества».
Любопытно, как меняется восприятие такого стиля одежды с годами.
Одна из героинь статьи Екатерины Деготь «Память тела» рассказывает: «Когда я была маленькая, у меня была бабушка, старая большевичка. Она обычно встречала меня из школы и кормила обедом. В доме у нас ее считали маразматичкой, это говорилось постоянно вслух, и я ужасно боялась, что другие дети ее увидят. Дело в том, что одевалась она дома очень специально, мне это казалось чем-то настолько постыдным, что я почти плакала.
Она носила папины старые семейные трусы до колен плюс его же майку голубую, а сверху какой-то немыслимо рваный фартук плюс обязательно аккуратная косыночка. Это был ее кухонный наряд. Папа, когда видел свою тещу в таком виде, просто зверел.
Я тогда думала, из-за того, что она в маразме, но теперь я понимаю, что это он не мог видеть старое женское тело в своем белье. А еще я понимаю теперь, что для нее — она же была комсомолка 20-х годов, очень продвинутая, эмансипированная — это был такой стиль унисекс. И она нас им специально шокировала, все прекрасно понимала. Ни в каком она не была маразме. А мама моя настолько все это ненавидела, что выросла абсолютно викторианской буржуазкой в каких-то кружевах, для которой самое святое слово всю жизнь было „норма“».
Своеобразный советский стиль породил и свои курьезы.
«Щеки,
знамена —
красные маки.
Золото
лозунгов
блещет на спуске.
Синие,
желтые,
красные майки.
Белые,
синие,
черные трусики», —
писал Владимир Маяковский в стихотворении «Рифмованный отчет. Так и надо — крой, спартакиада!» (1928). Для читателя того времени ничего странного в этих строчках не было: трусики наравне с майкой являлись частью спортивной формы, и слово это не несло никаких сексуальных коннотаций, которые существуют в современной культуре.
«Не трусь, одень трусы!» — с такими лозунгами граждан призывали к участию в спортивных мероприятиях. А в журнале «Еж» за 1928 год можно прочитать чудесную восточную сказку «Ложка и трусики» — о том, как мальчику, живущему в Туркестане, родители запрещают есть ложкой и носить летом трусики: «А пальцы у тебя на что, это у вас коммунисты на детской площадке все выдумывают разные ложки». В этой истории трусики выступают таким же неотъемлемым символом культуры, как ложка. Под словом «трусики» подразумеваются все те же короткие спортивные шорты.
Еще одно необычное понятие, ставшее привычным в советское время, — это детский лифчик. Этот предмет был неотъемлемой частью гардероба мальчиков и девочек.
Вплоть до 1960-х годов слово «лифчик» употребляется именно в таком значении.
Ольга Гурова цитирует воспоминания одного из современников той эпохи: «В детстве я, как все дети начала 60-х годов, носил лифчик. <…> Это был такой жилет, белый или телесного цвета, на пуговицах спереди или сзади, к которому прикреплялись подвязки-резинки».
Другая героиня вспоминает: «Возьмем, предположим, послевоенное время, которое я помню осознанно. Все носили лифчик: сверху на пуговицах, снизу — резиночки, к ним крепились чулки. Но лифчички носили во всем мире, кстати говоря. А как вы думаете чулки держались? Из-под платья никакие штанишки не торчали, только чулочки. Носили, и не осуждали, и не думали об этом. Детские воспоминания? То, что было стыдно, — этого не было. А вот когда первые колготы привезли, их привезли знакомые из Прибалтики, очень стыдно их было носить в школе. Я под партой на физкультуру в них переодевалась».
Исчезновение лифчика в качестве элемента детской одежды можно связать с появлением первых колготок, которые пришли из Чехословакии в 1960-х. Их появление произвело настоящую революцию.
Колготки позволяли носить модные мини-юбки и обтягивающие платья. Первые колготки были хлопчатобумажными, так называемая лапша, носили их и женщины, и дети. Позже появились капроновые колготки. «У меня есть фото, когда я уже училась на первом курсе института, группа наша стоит, девочки, только у одной, шибко модной, капроновые. Все остальные трикотажные, такие, хабэ, „бэу“ в резиночку. Видно на фото: там блестит, а у нас — нет. Помню, начиналось все вот с чулок капроновых, со швом носили, это было модно. Я помню, было модно, чтобы шов всегда ровненько сзади был, не перекошенный. Я носила в основном вот такие, телесные, цветные носили те, кто помоднее был. Девочки их в мороз носили, потом вместе с кожей отдирали» (из книги Ольги Гуровой «Советское нижнее белье. Между идеологией и повседневностью»).
Именно в 1960-е гг. советской женщине снова разрешается быть привлекательной. В моду входят мини-юбки, туфли на шпильках и крашеные волосы. Общественное мнение зачастую находило новую моду аморальной.
«Одеться забыла!» и «Хоть бы чем прикрылась!» — говорили люди старшего поколения, глядя на модниц в мини-юбках. Школьницы добиваются права укорачивать форму, и педагогам остается с линейкой в руках следить, чтобы максимум не превышал 10 см от колена. А в фильме «Деревенский детектив» Михаил Жаров, играющий сельского милиционера, называл наряд «мимо-юбкой». Мода на мини-одежду неизбежным образом влияет и на белье. В гардеробе женщин появляются новые предметы: маленькие облегающие трусики и бюстгальтеры мини- бикини. Впрочем, случались и казусы.
«Я училась в первом классе, у нас была молодая учительница, и ей явно хотелось одеваться модно. У нее еще муж был артист, хоть и детского театра, так что надо было держать фасон. Тогда как раз в моде были брюки и мини-юбки. Брюки ей, наверное, носить не разрешали (потом другую учительницу уволили за это), так она надела один раз мини-платье. Как сейчас помню, колокольчиком, с коротким рукавом, и, по-моему, сиреневое. Довольно нелепое, тем более, что она вообще-то была строгая учительница, даже несколько зверская.
И вот она, конечно, должна была писать что-то на доске, встала на цыпочки, платье ее уехало куда-то под мышки, и выяснилось, что под ним у нее байковые теплые штаны, длинные, внизу собранные на резинку. Я просто затрудняюсь описать чувства, которые я тогда испытала.
Как бы божество, про которое я даже сама себе не решалась признаться, какое оно противное и злое, вдруг показало, что оно тоже человек и тоже уязвимо. Не бессмертно, одним словом. И так это было странно, что я даже не воспользовалась полученной информацией. Не посмеялась с подружками про это. Просто запомнила на всю жизнь в ужасе», — приводит Е. Деготь слова современницы эпохи.
Но остановить прогресс было невозможно. В 1957 году в Москве проходит Фестиваль молодежи и студентов, Хрущев берет курс на усиление контактов с Западом.
Западный образ жизни становится все более привлекательным. Уход за собой, поддержание привлекательности больше не является предосудительным делом. В женских журналах появляются статьи под заголовками «Последите за собой, пожалуйста!», «Что делать, если вы располнели», возникает культ худобы.
«Даже самая незначительная небрежность в одежде, в косметике может придать женщине неопрятный вид. Надевая, например, открытое платье, проследите, чтобы бретели от белья не были видны в вырезе платья и не спускались с плеч. Бретели можно прикрепить к платью. Для этого пришейте к плечевому шву с изнанки петлю, застегивающуюся на кнопки», советует журнал «Работница».
Допускается демонстрация полуобнаженного тела и на экране. Вспомним легендарную «Бриллиантовую руку», где героиня Светланы Светличной появляется в шикарном купальнике в сцене соблазнения Горбункова. Однако таким подчеркнуто сексуальным бельем может быть маркирован только отрицательный персонаж. В фильме «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика» студенты Шурик и Лида тоже оказываются раздетыми до трусов. Однако на Лиде — подчеркнуто скромное белье, спортивного стиля, скорее напоминающее купальник.
В 1970-е годы, в период застоя, восстанавливается широкая торговля со странами соцлагеря. Для многих советских людей, и особенно для жителей Ленинграда, становится привычным представление, что за бельем нужно ездить в Прибалтику.
Продукция отечественных производителей способна удовлетворить только самые скромные нужды, тогда как прибалтийское белье считается европейским, почти импортным. Рекламные проспекты отечественного производителя пестрели изображениями яркого белья и кружевных комбинаций. На деле даже эти предметы было трудно купить из-за тотального дефицита.
А грядущая перестройка не только расширит границы допустимого, но и принесет новинки бельевого ассортимента: трусики «неделька», трусики «танга» и кружевное полупрозрачное белье.
Почитать:
- Гурова О. «Советское нижнее белье. Между идеологией и повседневностью».
- Фицпатрик Ш. «Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы. Город».
- Деготь Е. «Память тела».
- Лебина Н. «Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930-е годы».
- Парфенов Л. «Намедни. Наша эра. 1961–1970».