Новые люди, валютные магазины и опасные вещи. 10 книг о повседневной жизни в Советском Союзе

Лысый, волосатый, лысый, волосатый, лысый. Эта известная шуточная последовательность руководителей СССР представляет модель смены власти в стране исходя из количества волос у лидера. Для большинства людей именно смена правителей является привычным способом периодизации. Если мы откроем учебники истории, то увидим там тот же принцип: новый лидер означает новую веху в жизни страны.

Такую модель применительно к российской истории заложил Николай Карамзин в «Истории государства Российского», и уже больше 200 лет она воспроизводится как в учебной, так и в научной литературе. В современной исторической науке этот подход называют политической историей — когда в центре внимания автора оказываются представители «верхов»: цари, генсеки, министры, военачальники, патриархи и т. п. По сути, ставится знак равенства между историей государства и историей страны.

В середине XX века модель политической истории начинает пересматриваться, и в результате как общественного запроса (движения за гражданские права в США, вторая волна феминизма, популярность левых идей в послевоенной Европе), так и антропологического поворота в гуманитарном знании формируется новое направление исторических исследований, которое в зависимости от страны получило разные названия: повседневная история, микроистория, локальная история и т. д. Основной чертой нового подхода стал интерес к истории «снизу», к жизни и деятельности не великих, а обычных людей.

Однако применительно к истории СССР доминирующим жанром по-прежнему остается политическая история. Это связано и с большой ролью государства в отечественной истории, и с огромным резонансом, вызванным такими фигурами, как Ленин и Сталин, и с общественной значимостью тем массовых политических репрессий и ГУЛАГа, и даже со структурами архивных фондов, где прежде всего сохраняются документы партийных и государственных органов.

Я постарался выбрать 10 книг, которые могут показать историю СССР именно из антропологической перспективы. Но прежде нужно сделать несколько оговорок, которые смогут предупредить критику в адрес этого текста:

— в список вошли публикации на русском языке. Есть ряд важных, но не переведенных на русский работ, но я не стал их включать, чтобы читатели, не владеющие иностранными языками, могли ознакомиться со всеми представленными книгами;

— книги были отобраны так, чтобы представить разные периоды — от зарождения Советской России до распада СССР;

— этот список субъективный и отражает как мои собственные исследовательские интересы, так и тот историографический пузырь, в котором я работаю.

1. Нарский И. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917–1922 гг.

М.: РОССПЭН, 2001. 632 с.

Когда мы говорим «Гражданская война», мы прежде всего вспоминаем Чапаева или Колчака, реже батьку Махно. То есть Гражданская война — это военные столкновения белых и красных. Игорь Нарский в своей работе показывает другую сторону Гражданской войны. Его интересует, как жили люди, которые напрямую не участвовали в вооруженном конфликте, но вынуждены были приспосабливаться к условиям краха прежней жизни.

Именно изучение стратегий выживания населения, на мой взгляд, является самой интересной частью данной книги. На конкретных примерах автор показывает, как быстро происходили деградация и примитивизация жизни людей в условиях нехватки продовольствия и политического хаоса. Некоторые фрагменты, такие как описания голода 1920-х и случаев каннибализма, впечатлительным и слабонервным читать не рекомендуется.

Игорь Нарский показывает, что «маленький человек» был не только объектом, но и активным участником, можно даже сказать — главным действующим лицом исторической трагедии.

При этом «народный» опыт выживания можно рассматривать как своеобразную родовую травму всего советского периода.

2. Лебина Н. Советская повседневность: нормы и аномалии. От военного коммунизма к большому стилю

М: НЛО, 2015. 483 с.

Наталья Лебина — одна из пионеров повседневной истории Советского Союза. В 1999 году вышла ее первая книга про повседневную жизнь советского города 1920-1930-х годов, и с тех пор она регулярно выпускает книги, прежде всего на материале Ленинграда.

В этой книге можно найти широкую панораму советского быта. Через повседневные практики автор реконструирует социально-культурные представления и показывает, как они эволюционировали. Важным вкладом Натальи Лебиной в историографию было внимание к девиантным аспектам советского общества.

Так, из книги на основе архивных документов можно узнать про доступность наркотиков в первые годы советской власти, про то, насколько широко была распространена проституция в городах СССР, сколько и как пили советские граждане.

Некоторые историки критикуют Наталью Лебину за недостаточную концептуализацию и описательный подход, но для читателя, который не погружен в дебри современных историографических дискуссий, это будет даже плюсом. Книга изобилует интересными примерами, делающими повседневную историю советского города по-настоящему живой и яркой.

3. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город

М.: Росспэн, 2001. 336 с.

Шейла Фицпатрик заслуженно считается одним из ведущих специалистов по советской истории. Традиционно ее имя связывают с ревизионистским направлением в англо-американской историографии, которое являлось оппозицией тоталитарному подходу к анализу советского прошлого.

В центре внимания снова оказываются обычные люди, только теперь их привычный мир меняется не в результате революции и Гражданской войны, а в ходе масштабных сталинских преобразований.

В книге описывается, как люди пытались вести обычную жизнь в необычных условиях. Важным аспектом работы Шейлы Фицпатрик является демонстрация того, как под воздействием властей и повседневных практик формировался «новый советский человек». Как происходило ниспровержение старых ценностей и становление новых.

В книге рассказывается о том, как люди жили в новых бытовых условиях — коммуналках, как матери были вынуждены работать на заводах, а отцы бросали детей и не платили алименты, как люди учились стоять в очередях и доставать дефицит. И каким образом в Советском Союзе постоянно переплетались быт и власть.

4. Хелльбек Й. Революция от первого лица: дневники сталинской эпохи

М.: НЛО, 2017. 424 с.

Йохан Хелльбек вместе со Стивеном Коткиным и Игалом Халфином сформировали концепцию «советской субъективности» — одно из самых интересных направлений последнего времени в изучении советской истории. Этот подход становится альтернативой и тоталитарной, и ревизионистской точкам зрения.

В центре книги оказываются несколько дневников, которые представители разных групп советского общества вели в 1930-е годы. Самым известным кейсом в книге Хелльбека является дневник Степана Подлубного, сына раскулаченного, который уезжает в город, начинает делать карьеру и пытается самостоятельно перестроить свое сознание в русле советской идеологии, хочет сделать из себя «нового советского человека». Именно стремление выявить «лабораторию сознания» и ее отражение в эго-документах и делают данную работу новаторской.

Так, Степан Подлубный, будучи сыном кулака, постоянно опасается разоблачения и ареста, но при этом начинает сотрудничать с НКВД и доносить на своих знакомых, поскольку считает, что бдительность является важным качеством советского человека.

Йохан Хелльбек показывает, что советская власть не только оказывала внешнее давление на личность, но и предлагала ей пути формирования нового Я.

5. Яров С. Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг.

М.: Центрполиграф, 2012. 603 с.

Сергей Яров являлся одним из самых известных специалистов по блокаде Ленинграда. В современной России тема Великой Отечественной войны становится оправданием милитаризации общества и с уходом из жизни непосредственных очевидцев ВОВ всё больше и больше мифологизируется.

Книга Сергея Ярова через один из самых трагичных эпизодов показывает ужасы войны.

На основе человеческой трагедии автор демонстрирует, с каким чудовищным выбором зачастую приходилось сталкиваться в блокадном Ленинграде.

Честно могу сказать, что это очень тяжелая книга для чтения, поскольку ты постоянно ловишь себя на вопросе: а как бы ты поступил в той или иной ситуации? Как следует реагировать, когда видишь на улицах детей, умирающих от голода? Можно ли воровать хлеб, чтобы накормить близких, отнимая при этом последний кусок у незнакомых тебе людей? Как следует обращаться за помощью и как нужно за нее благодарить? Кого можно считать родственником? И главное, как во время борьбы за выживание сохранить в себе человечность? На эти и многие другие вопросы Сергей Яров дает ответы.

6. Козлов В. А. Массовые беспорядки в СССР при Хрущеве и Брежневе (1953 — начало 1980-х гг.)

М.: Росспэн, 2009. 543 с.

Владимир Козлов долгое время был заместителем директора Государственного архива Российской Федерации и имел доступ ко многим документам, на основании которых создавал свои работы.

Среди мифов о Советском Союзе есть представление о полном, тоталитарном контроле власти над населением и о том, что советские граждане были забитыми и пассивными людьми.

Многочисленные примеры, приведенные в книге, показывают, что советская история была наполнена конфликтами людей и власти. Таким образом, массовые беспорядки оказывались привычным явлением для позднесоветского периода.

Автор объясняет народные волнения господством архаических моделей справедливости в сознании многих советских граждан. По сути, это означает, что советская власть была лишь тонкой оболочкой на мощных архаических слоях народной культуры. В книге анализируются национальные конфликты, религиозные волнения, бунты в провинциальных городах и рост антимилицейских настроений. Одним словом, любой читатель сможет найти себе массовые беспорядки по вкусу.

7. Утехин И. Очерки коммунального быта

М.: ОГИ, 2001. 248 с.

Илья Утехин в отличие от предыдущих авторов является не историком, хотя и имеет степень кандидата исторических наук, а антропологом. Если стереотипный антрополог садится на корабль и плывет к племенам на далекие острова, то Илья Утехин отправляется в путешествие вглубь коммунальной квартиры.

Коммуналка является своеобразным символом советского прошлого и даже метафорой СССР (можно вспомнить как песню группы «Дюна», так и статью-манифест Юрия Слезкина). Для Ильи Утехина коммуналка — семиотическое пространство, где всё наполнено знаками и символами.

Он показывает, как люди, живущие вместе, вырабатывали целые комплексы ритуалов, направленных на перераспределение и выявление доли. Если в коммунальной квартире установлен телефон, все жители должны за него платить равные части или тот, кто им чаще пользуется, должен платить больше, и кто должен менять лампочку в общем коридоре? По факту книга о коммунальных квартирах анализирует не столько знаки и символы, сколько стереотипы, свойственные советскому человеку.

8. Иванова А. Магазины «Березка»: парадоксы потребления в позднем СССР

М.: НЛО, 2017. 304 с.

Анна Иванова обращается к интересному феномену позднесоветской системы — валютным магазинам «Березка». Когда речь заходит об обществе потребления, то прежде всего говорят о странах Запада, но в позднем СССР сформировался свой, особый вариант общества потребления, в котором значительную роль играли иностранные товары, который обладали почти сакральным статусом.

В мире советского потребления, где необходимо было часами стоять за дефицитными товарами или ждать момента, когда «выбросят» нужную вещь, магазины «Березка» выглядели своеобразным потребительским раем.

Доступ к иностранным товарам становится индикатором стратификации советского общества. Так писатель-диссидент, который мог получать гонорары в иностранной валюте за публикацию произведений в тамиздате, мог иметь и доступ к статусным товарам, а, например, секретарь горкома провинциального города — нет.

Еще одним важным аспектом «Березки» был тот факт, что ассортимент магазина воплощал «набор мечты» советского человека. Там можно было купить всё необходимое, начиная от квартиры и машины и заканчивая полиэтиленовым пакетом с иностранной надписью, который сразу выделял человека в толпе на улице советского города. По сути, магазины «Березка» стали тем институтом, вокруг которого формировался советский средний класс.

9. Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение

М.: НЛО, 2014. 664 с.

Алексей Юрчак находится в сложной ситуации, ведь он и автор, и герой книги. Точнее, героем книги является поколение советской интеллигенции, к которому принадлежал Алексей Юрчак. Многие авторы ломают копья, пытаясь найти причины распада СССР, а Юрчак задается вопросом об условиях неожиданного развала страны.

В этой книге автор формулирует несколько важных теоретических положений, ставших центральными при обсуждении феномена позднего СССР: «перформативный сдвиг» — когда авторитетный дискурс размывается, и, хотя люди по-прежнему участвуют, ходят на митинги и партсобрания и воспроизводят идеологический фразы, они это делают всё больше и больше по привычке, демонстрируя свое участие в жизни коллектива; «пространство вненаходимости» — особые практики, которые позволяли людям быть внутри советской идеологии и за ее пределами.

Когда человек при голосовании автоматически поднимал руку «за», он одновременно участвовал и не участвовал в политическом акте.

Еще одна концепция — «воображаемый Запад»: для многих советских людей Запад был не реальной территорией, а воображаемой идеей. Она формировалась через радио и пластинки, через иностранные фильмы и журналы мод, внедрение иностранных слов в молодежный жаргон и т. д. При этом советская система была необходимым условием существования «воображаемого Запада»: когда Советский Союз исчез, вместе с ним исчез и воображаемый мир Запада.

10. Архипова А., Кирзюк А. Опасные советские вещи

М.: НЛО, 2020. 536 с.

Александра Архипова и Анна Кирзюк написали книгу, которая моментально стала бестселлером в жанре нон-фикшен в 2019 году, но неожиданно 2020-й сделал ее еще актуальнее, поскольку реализацию описанных в ней моделей возникновения слухов и формирования моральной паники можно наблюдать в режиме реального времени в условиях пандемии COVID-19.

Но нас интересует всё-таки то, что эта книга может рассказать о советском прошлом. На мой взгляд, есть два режима ее чтения:

1) это набор крайне увлекательных советских городских легенд. Например, можно узнать, что означал номер ССД на черной «Волге», почему не надо было брать жвачку у иностранцев и зачем советские дети играли в сифака;

2) это режим более глубокого чтения, где за каждой городской легендой скрывается сложный клубок отношений между человеком и окружающей его реальностью.

По мнению авторов, внутри легенды находится некое жизненно важное, в рамках определенной культуры, сообщение, которое периодически может «пробуждаться» в случаях опасности. Всматриваясь в советскую городскую легенду, мы видим не реальный мир тогдашней жизни, а образы того, что люди хотели или боялись увидеть в советской действительности.

Публикация подготовлена в рамках реализации гранта РНФ № 20-18-00342 «Институциональные и неинституциональные ритуалы в структуре позднесоветского общества (1956–1985)».