Конец государственного атеизма: как коммунизм проиграл нью-эйджу в Советском Союзе

Вернемся к началу, в 1920-е, к первой советской антирелигиозной кампании. На смену православным церквям и мусульманским мечетям приходят сельские клубы, прямо по бывшим священным местам прокладываются дороги, а в центре советской столицы, Москвы, открывается главный храм новой, секулярной религии социализма — Мавзолей Ленина. Профессиональных служителей культов — от православных священников до северных шаманов — отстраняют от исполнения обязанностей, лишают прав, репрессируют, расстреливают.

Их место занимают наиболее верующие представители местных общин, часто пожилые женщины. Они не имеют соответствующего специального образования. Это носители не «организованных религий», но «народного верования» — системы представлений, суеверий, магических обрядов, характерных для данной местности, системы, лишь частично и формально связанной с конфессией, к которой относится сообщество.

У верхневычегодских коми — коренного населения Северного Приуралья — на смену организованному православию приходит религиозное движение «бурсьылысьяс», что на их языке означает «певцы добра». Оно было основано местным крестьянином Степаном Ермолиным еще в конце XIX века и занималось переводами священных книг на язык коми, а также организацией религиозных собраний и независимых от православной церкви молитв. Бурсьылысьяс начала века верили в возможность прямого общения с Богом и ангелами. На молитвенных сходках участникам было запрещено смотреть друг на друга. Певцы добра практиковали коллективный экстаз — «распинание».

В ходе распинания одни участники ритуала лежали на полу в трансе, а другие пели спокойные молитвы. Когда же лежащие возвращались в сознание, все вскрикивали: «Христос воскресе!»

Практиковалась и «шева» (глоссолалия) — говорение на несуществующих языках. При царе бурсьылысьяс находились на положении полуофициального движения. Их вера не преследовалась законом, но и не одобрялась. Советский же период представители этой религии воспринимали как знамение конца света, которого они ожидали дважды: в Рождество 1925-го и в Троицу 1928 годов.

Сельская церковь в Мыелдине — главном центре певцов добра — была закрыта в 1936 году. А к 1941-му ни одного храма не осталось и во всей Коми АССР. Мужчины, духовные лидеры бурсьылысьяс, также подвергались репрессиям, экстатические практики сошли на нет. Единственными носителями православной традиции в регионе оказались женщины, чаще пожилые. Они проводили домашние крещения и к 1970 году составляли 85 % православных в Коми.

В этом отношении пример верхневычегодских коми далеко не уникален. Группы пожилых женщин, существовавшие в условиях постоянного давления еще в СССР, составили основу большинства православных общин, а в 1990–2000-х — ядро «воцерковленных верующих». Их духовный жизненный путь представлял собой подготовку к смерти и ожидание скорого конца света. Бытовали свои собственные версии православия, основанные на «личных откровениях» (которые случались в видениях и снах). В то же время среди консервативного крыла «возрождающейся» РПЦ огромную роль стали играть бывшие хиппи, такие как отец Тихон (Шевкунов) или же «православный сектовед» Александр Дворкин.

Процесс замены единой церкви и ее доктрины многообразными верованиями небольших самоорганизованных групп антропологи называют «одомашниванием религии». Он был характерен не только для России, но и для других республик СССР.

В Азербайджане главным местом отправления культа стали могилы предположительно «святых» людей, за которыми ухаживали женщины — потомки умерших. В деревне Гхари в Грузии верующие тайно собирались у «дерева пророка Илии», там же читали молитвы. Буквальное и жесткое соблюдение ритуалов при этом происходило зачастую без всякого представления о связанных с ними религиозных концепциях.

Иногда попытки власти формально поддержать религиозную жизнь приводили к курьезным ситуациям. Так произошло с биробиджанской еврейской общиной в позднем СССР.

Биробиджан — столица Еврейской автономной области — в 1920–1930-е годы был центром одного из многочисленных существовавших по всему миру в первой половине XX века еврейских поселенческих проектов. Самым успешным из них стало основанное в итоге полувековой кампании заселения Палестины государство Израиль.

Еврейская автономная область в Советском Союзе существовала в качестве витрины «равноправия евреев» и «отсутствия государственного антисемитизма». Тем не менее число зарегистрированных прихожан здесь было крайне мало — люди массово приходили лишь на основные религиозные праздники. Однако сохранение общины было пропагандистски важным для властей, и в 1986 году ей была передана новая синагога. На тот момент членами общины состояли 4 еврейских старика, из которых в синагоге регулярно появлялся лишь один, 3 русские женщины и 12 гражданок, зарегистрированных как «субботники» — русские крестьяне, исповедовавшие самостоятельно реконструированную форму иудаизма. Женщины эти, однако, субботниками не были, а принадлежали к «адвентистам седьмого дня» — почитающей субботу группе христиан-протестантов.

Так что к 1990 году — к моменту прибытия в Биробиджан первого за десятилетия раввина — в местной синагоге молились в основном Иисусу Христу.

Другая советская трансформация религиозности — это прямое слияние веры с коммунистической доктриной. Многие интеллектуалы отмечали близость официально материалистической идеологии СССР с религией, в результате чего происходило причудливое переплетение политических антицерковных догм с местными верованиями.

Одним из главных духов-помощников шамана Тубяку Костеркина, представителя коренного населения Таймыра — нганасан, была лошадь по имени Микулушка, или Вся Советская Власть, являвшаяся духом одноименной структуры и государства в целом — господином тысяч железных и каменных русских, тысяч машин. В своих камланиях Костеркин упоминал Ленина, советскую власть, Комсомол, а также Михаила Горбачева — главу СССР на момент записи речей шамана этнографами.

Фильм «Шаман» Леннарта Мери. В 1990-х он стал президентом Эстонии, а в момент съемок был режиссером-документалистом, снимавшим обычаи финно-угорских народов.

Главный герой — шаман, брат Тубяку Костеркина — Дюминме Костеркин.

Близкие к народной религиозности фольклорные традиции были сознательно интегрированы в советскую идеологию, и главная заслуга в этом принадлежит фольклористам 1930-х, зачастую становившимся «соавторами» эпоса. Появились русские былины, карельские руны, сказки народов Севера о Ленине и Сталине, герое Гражданской войны Чапаеве и летчике Чкалове.

Вот характерный фрагмент такого произведения:

Как из той Москвы да белокаменной,

А из-за тех кремлевских стен высокиих,

Отправляется дородный добрый молодец,

Молодой Иосиф да Виссарионович,

Отправляется он да во чисто поле.

На поéзде с Лениным совет держал:

А куда ему ехать, куда путь держать.

«Если ехать мне да на южную сторонушку,

Так надежный ведь у нас там атаманушка,

Молодой Климентий да Ефремович

Со своей ли он да армией великою,

Он воюет от Донбасса до Царицына,

Постоит за правду, за отечество.

Если ехать мне под западну сторонушку,

Так надежный есть у нас там атаманушка,

Молодой Семен там с сотнею буденновской,

Со своей ли он конницей великою,

Ни за что не сдастся в руки неприятелю,—

От того ли города от Умани

Да до той ли до станции до Кастóрноей

У него дороженька очищена.

Если ехать мне в восточную сторонушку,

Где воюет Фрунзе да с Чапаевым…

Народное творчество подобного рода рождалось как стихийно, так и путем централизованного регулирования. Документы совещаний фольклористов 1930-х регламентировали их совместную работу со сказителями над созданием новых эпических произведений.

Выходили научные труды с названиями вроде «Творческая помощь сказителям» и «Пути развития русского советского эпоса».

Идеология стихийной религиозности после Второй мировой проникает и в мир советских образованных классов, где также стали появляться предвозвестники нью-эйджа. В среде технической интеллигенции такими оказались, по мнению культуролога Ильи Кукулина, научно-популярные журналы и фантастика. Начиналось все с наиболее наукообразных идей и гипотез.

В 1946 году фантаст Александр Казанцев опубликовал повесть «Взрыв». По ее сюжету Тунгусский метеорит, взорвавшийся в 1908 году над Восточной Сибирью, представлял собой на самом деле космический корабль инопланетян. Гипотеза «палеоконтакта» пришельцев с землянами, ставшая источником мифологических традиций человечества, также была популярна в СССР. В знаменитом фильме швейцарско-западногерманского пропагандиста палеоконтакта Эриха фон Дэникена «Воспоминание о будущем», который вышел на экраны в 1970 году, принимают участие два советских сторонника этой теории: Александр Казанцев и Вячеслав Зайцев.

Фильм «Воспоминание о будущем» Эриха фон Дэникена

Новая культура проникает в научно-популярную периодику. В 1965 году журнал «Знание — сила» публикует перевод трип-репорта (отчета о личном опыте употребления психоактивного вещества) английского физиолога Харри Ашера «ЛСД взрывает психику» (в оригинале — They Split My Personality).

C начала 1960-х на страницах этих изданий находит свое место и «парапсихология» — разнообразные рассказы о людях, обладающих «сверхспособностями».

Одной из первых героинь «советского нью-эйджа» стала учительница из Нижнего Тагила Роза Кулешова. Она утверждала, что обладает даром «кожного зрения» — распознавания цветов кожей, без участия глаз.

Материалы, посвященные Розе Кулешовой, появлялись в журналах «Техника — молодежи» и «Знание — сила» начиная с 1963 года.

Фильм о Розе Кулешовой, выдержанный в нью-эйджерской стилистике

Темы паранормальных способностей, снежного человека, летающих тарелок и пришельцев не сходили со страниц научно-популярных изданий вплоть до официального запрета на парапсихологию, наложенного в 1977 году, после чего эти обсуждения все также проводились в массовых советских клубах любителей научной фантастики. В ряде НИИ существовали группы, занимавшиеся — когда формально, а когда и нет — изучением «паранормальных явлений». Член-корреспондент Академии медицинских наук СССР Леонид Васильев, сотрудник Института мозга человека, проводил исследования возможностей и механизмов «телепатии». Другим оплотом «парапсихологии» — знания о «сверхъестественном» — была существовавшая в 1934–1942 годах биофизическая лаборатория во Всесоюзном институте экспериментальной медицины; исследования «телекинеза» — перемещения предметов при помощи мысли — проводились на протяжении 1960-х в новосибирском Институте автоматики и электрометрии. «Центром силы» для людей с «парапсихологическими» интересами стало Общество радиотехники, электроники и связи им. А.С. Попова. Ряд секретных институтов биомедицинского профиля также занимался подобными задачами.

Появлявшиеся в прессе «разоблачительные материалы», посвященные магии и эзотерике, также служили источниками информации для заинтересованных. Одними из наиболее доступных трудов, в которых читатель мог найти ценные сведения о современном западном искусстве, были критические пропагандистские книги вроде «Кризиса безобразия» М. Лифшица и Л. Рейнгардта.

Среди авторов подобных текстов встречались и скрытые сторонники оккультных движений, использовавшие формальную контрпропаганду для широкого цитирования источников и донесения их идей.

К их числу, по-видимому, следует отнести ученика великого фольклориста Владимира Проппа — Михаила Шахновича. Другой пример — Валентина Пазилова, ученица «русского космиста», сторонника идеи о всеобщем технологическом воскрешении из мертвых Николая Федорова, использовавшая собственные критические статьи как площадку для пропаганды его учения. Будущий «целитель и экстрасенс» Аллан Чумак почувствовал свои «способности» во время подготовки разоблачительных фельетонов.

Не отставала от инженерно-технических работников и гуманитарная интеллигенция. Несмотря на репрессии 1930–1940-х годов, эзотерические традиции Серебряного века — часть общеевропейского увлечения мистицизмом конца XIX — начала XX столетий — отнюдь не были прерваны ни в СССР, ни в среде русской эмиграции: неформальная интеллектуальная общественность Москвы и Ленинграда полнилась сторонниками эзотерических концепций Рерихов и Гурджиева, людьми, увлеченными различными восточными учениями. Лидеры «южинского кружка» Юрий Мамлеев и Евгений Головин ввели в интеллектуальный кругозор западный традиционализм — учение о единой изначальной традиции, лежащей в основе всех религий.

Видео, состоящее из рисунков и стихов лидера кунта-йоги Тоши (Владимира Шуктомова).

Появлялись и собственные традиции. Одна из таких групп — кунта-йога Тоши (Владимира Шуктомова) — провозгласила лозунг «Делай только то, что действительно хочешь!» и была нацелена на постоянное преодоление всех возможных границ. Ее основатель разработал свою магическую систему «диса» и погиб в 1987 году в возрасте около 30 лет после постоянных преследований его самого и его учеников со стороны КГБ.

Наконец увлечение оккультизмом дошло и до самых вершин советского руководства. Целительница и астролог Джуна проводила свои сеансы для Леонида Брежнева — лидера СССР, генерального секретаря коммунистической партии.

Так что к концу 1980-х все советское общество, разуверившееся в коммунистической идеологии и свободное от власти организованных религий, оказалось пронизано разнообразными народными верованиями, магическими, эзотерическими и паранаучными доктринами. Первая половина 1990-х годов прошла под знаком настоящей религиозной свободы: принятия бесконечного разнообразия форм веры и мистицизма, отсутствия государственного подавления религиозного инакомыслия — в первый и пока единственный раз в истории России.

Однако, как и все прочие свободы в нашей стране, религиозный либерализм был быстро упразднен.

Первыми в 1993 году запретили массовые целительские сеансы экстрасенсов. В 1997-м был принят закон «О свободе совести и религиозных объединениях», закрепивший исключительный статус одобренных государством «традиционных» религиозных иерархий православных, мусульман, иудеев и буддистов. Он дал зеленый свет преследованию «нетрадиционных» движений. А через 20 лет под уголовным запретом оказалась деятельность и таких крупных международно признанных религиозных конфессий, как «Свидетели Иеговы» и «Церковь саентологии».