СССР + США = оттепель. Как Советский Союз учился любить Америку в 1960-е

1960-е — это наша Викторианская эпоха, наш Ренессанс. Разоблачен Сталин, напечатан Солженицын, выпущены транзисторные приемники. Шестидесятые возрождали забытую комсомольскую романтику, и верилось: ленинские заветы были истиной, это злой усатый грузин все испортил. В 1920-е, Америка была не врагом, а коллегой, далеким, но собратом. И точно так же американскую эстетику возвращают себе 1960-е годы.

Да, мы хотели перегнать Америку по мясу, молоку и прогрессу на душу населения. Рисовали карикатуры: «Держись, корова из штата Айова».

Но это было уже так по-дружески, почти беззлобно. Совсем не холодная война. Мы ведь и сами с усами!

Говорят, что у них там, в Америке, дешевые нейлоновые рубашки, телевизоры почти у всех, и с мясом без перебоев. Но кто ее видел, эту Америку? А первый советский спутник, запущенный в 1957 году, видели все.

«У советских собственная гордость», как писал в свое время Маяковский. В январе 1958 года Хрущев объявил, что СССР «обогнал ведущую капиталистическую страну — США — в области научно-технического прогресса». А в апреле добавил: «Теперь уже в США думают, как бы им догнать Советский Союз». Американцы, правда, очень скоро запустили свой спутник, в тридцать раз легче советского. А межконтинентальная ракета Р-7, которая вывела спутник на орбиту, на самом деле не годилась для военных целей. Каждый запуск такой ракеты обходился в кругленькую сумму — около полумиллиарда рублей. А чтобы обеспечить горючим такую ракету, пришлось бы построить по заводу на месте каждого запуска.

После смерти Сталина Советский Союз стремительно двинулся навстречу Америке. В 1955 году начинает выходить журнал «Америка», в котором публиковались статьи об искусстве, образовании, технологиях и уровне жизни. «Пустой, но прекрасный журнал» — так оценивают его Вайль и Генис в книге «60-е. Мир советского человека». Конечно, этот журнал был недоступен простым смертным. Писатель и диссидент Борис Вайль, который в 1950-е годы учился в Ленинградском библиотечном институте (ныне Санкт-Петербургский университет культуры и искусств) в своих мемуарах «Особо опасный» вспоминает:

«Однажды мы узнали, что американское посольство прислало в библиотеку нашего института десяток номеров журнала Америка.

Этот журнал на русском языке согласно советско-американской договоренности должен был свободно распространяться в СССР, как и аналогичный советский журнал в США. На практике же все экземпляры Америки попадали всегда только в руки партийной элиты.

Для нас этот журнал, несмотря на некоторый рекламный его характер, всегда представлял интерес: мы могли узнать много нового о культуре, технике, искусстве, законах и экономике США. Этот журнал всегда был сугубо легальным, но достать его в библиотеке или купить в киоске, а уж тем более подписаться на него — было просто невозможно. И вот он, оказывается, в нашей библиотеке! Я иду туда и спрашиваю:

— У вас есть журнал Америка?

— Нет, — отвечает мне пожилая усталая женщина.

— Но я знаю, что американское посольство прислало вам его! — настаиваю я.

— Да, они прислали, но мы его не выдаем читателям.

— Но почему?

— Потому что мы их об этом не просили. Мы не просили американцев присылать нам этот журнал».

Инициатива издания журнала исходила от правительства США, и советское руководство действительно принимало журнал как будто с неохотой.

Об этом свидетельствует документ из архивов ЦК КПСС, рассекреченный уже в 1990- е. «Проект письма партийным организациям о распространении в СССР журнала «Америка» датирован 10 августа 1956 года. В нем, в частности, сказано:

«ЦК КПСС обращает внимание на то, что распространение журнала „Америка“ отнюдь не означает, что его содержание одобряется. Это — лишь дипломатический акт, показывающий наше стремление к установлению контактов с западными государствами. Поэтому распространение журнала должно всячески ограничиваться.

Журнал не должен попадать в руки незрелых в политическом отношении людей, не способных разобраться в тенденциозности его содержания… Надо так провести подписку на этот журнал, чтобы в числе его подписчиков были грамотные, идеологически устойчивые люди…

При организации же розничной продажи необходимо стремиться, чтобы он не продавался в киосках, расположенных в местах обычно большого скопления людей (базары, парки, станции железных дорог), а поступал в киоски на предприятиях, учреждениях, в театрах, на центральных улицах и лишь в ограниченных количествах. Нет никакой необходимости добиваться продажи всех номеров журнала… Чтобы нейтрализовать воздействие журнала, партийные организации должны умело поставить контрпропаганду, обеспечить, чтобы в печати, по радио, в докладах, лекциях, беседах чаще давались материалы, разоблачающие „американский образ жизни“, „американскую демократию“, чтобы без ссылок на журнал „Америка“ умело опровергались цифры и факты, приводимые в нем».

Тираж журнала «Америка» был довольно невелик, всего 50 тысяч. Для сравнения: тираж главной советской газеты «Правда» составлял около 10 миллионов экземпляров. Но на эти жалкие 50 тысяч должна была обрушиться вся мощь советского партийного аппарата. «Издатели журнала „Америка“ будут всячески пытаться показать, что народу США, в том числе трудящимся, живется лучше, чем советским людям», — волновался Кремль.

В том же 1955 году ленинградцы увидели знаменитый спектакль «Порги и Бесс», оперу Джорджа Гершвина. Любопытно, что свое свидетельство об этом событии оставил американский писатель Трумэн Капоте. Его карьера газетчика началась именно с поездки в Москву и Ленинград той зимой.

«Выйдя из театра, я довольно долго шел, прежде чем увидел такси. Впереди шли трое, два молодых человека и девушка. Как я понял, они только что посмотрели „Порги и Бесс“. Голоса их звонко отдавались на затененных, снежно-безмолвных улицах. Они говорили все разом, возбужденная болтовня перемежалась пением: зазывный крик продавщицы клубники, обрывок “Summertime”. Потом девушка, явно не понимая слов, но фонетически их запомнив, пропела: “There’s a boat that’s leavin’ soon for New York, come with me, that’s where to belong, sister…” Спутники аккомпанировали ей свистом. Орлов сказал: „А летом вы только это и будете слышать. Они не забудут“», — пишет Капоте в своем очерке.

В газетах «Смена» и «Вечерний Ленинград» появились рецензии на спектакль. Критик «Вечернего Ленинграда» отмечал достоинства режиссера, партитуры оперы и дирижера. Но не забывал отметить и политический аспект:

«Мы, советские зрители, понимаем, как разлагающе действует капиталистический строй на сознание, ум и нравственность народа, задавленного нищетой. Это переводит пьесу Хейуорда, в музыкальной обработке Гершвина, в разряд музыкальной драмы».

Советская молодежь действительно не забыла.

Трудно уже было выкинуть из головы этот урок свободы, которые преподала Америка. Так, в начале 1960-х появились первые советские стиляги. Молодежь осваивала Америку, не пересекая границы.

«В те времена, о которых идет речь, две пуговки на концах воротничка и желательно еще одна сзади, на шее, значили очень много. Эти пуговички, обязательно перламутровые, обязательно с вдавленной серединой и обязательно с четырьмя дырочками в своей неопределенности мечты о прекрасной стране моста Голден-Гейт в Сан-Франциско и Эмпайер-Стейт билдинга, Дэйва Брубека и Майлса Дэвиса, Фрэнка Синатры и Эллы Фицджеральд, автомобиля «Студебекер» и жевательной резинки «Риглиз», — писал Б. Хургин в статье «Ностальгическая сага об „айви лиг“, „батендауне“ и перламутровой пуговице с четырьмя дырками».

В 1957 году Москва принимает международный фестиваль молодежи и студентов. Проспект Мира, Фестивальная улица, парк Дружбы — московская топонимика до сих пор напоминает об этом событии. Многочисленные делегации со всего мира наполнили Москву, в их числе были и американцы. Но КГБ ни на секунду не ослабляло свою бдительность. Актриса Людмила Гурченко, которая тогда была на самом пике своей карьеры (в 1956 году был снят фильм «Карнавальная ночь», который прославил ее на всю страну), вспоминала о том, как ей поступило предложение о сотрудничестве со стороны КГБ. Во время съемок фильма «Девушка с гитарой» ее вызвал министр культуры СССР Н. А. Михайлов и предложил сотрудничать во время VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Гурченко отказалась:

«А когда в 1957 году меня вербовал КГБ для работы на Всемирном фестивале молодежи и студентов, я не могла в это поверить. Я отказалась, и это меня уничтожило на долгие годы». В газетах появлялись фельетоны, критикующие актрису, у нее начались проблемы с ролями.

Очередным шагом «подготовленного морального разложения строителей коммунизма» стала американская выставка в Сокольниках в 1959 году.
Выставки были взаимные, незадолго до этого аналогичная советская выставка прошла в США. Но она почти не оставила значимых следов в истории. А вот американская выставка продемонстрировала нашему народу доселе невиданные вещи. «Отец придавал выставке США в Сокольниках исключительное значение. И не он один, выставка стала событием. Впервые, я снова повторяю это слово, американцам позволили без посредников обратиться к москвичам. Правда, не без опаски, но отец пренебрег предупреждениями идеологов о возможности проникновения к нам буржуазной заразы», — писал Сергей Хрущев в книге «Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы».

На этой выставке были продемонстрированы все аспекты современных американских достижений: автомобили, искусство, бытовая техника и архитектура.

В ходе выставки состоялись знаменитые «кухонные дебаты» Никсона и Хрущева, где Никсон бросил свою сакраментальную фразу: «Давайте соревноваться в достоинствах наших стиральных машин, а не в мощи наших ракет».

Эти дебаты проходили на выставке на «кухне типичного американского дома», отсюда и возникло их название.

«Наш народ хочет дружбы с американским народом, с народами всех стран» — такой заголовок украшал передовицу «Известий» от 21 июля 1959 года. На первую страницу были вынесены две главные темы: открытие VII Всемирного фестиваля молодежи и студенчества в Вене и та самая Американская выставка. Трудно сейчас даже вообразить, какой энтузиазм производили эти события. Мыслимое ли это дело: всего через шесть лет после смерти Сталина Никита Хрущев признается в своей речи (стенограмма опубликована в тех же «Известиях»): «Выставка полезна для нас, мы можем кое-чему научиться. Мы рассматриваем американскую выставку как выставку наших собственных достижений в недалеком будущем, как свидетельство того, каких успехов в области производства и техники достигнет наша страна, когда будут выполнены намеченные нами планы».

Художник Михаил Чернышев в книге «Москва 1961−1967» вспоминает:

«На выставке было множество экспонатов — от брюк с клетчатыми отворотами до „Ай-Би-Эм Рамак-305“. <…> Коронным номером был красный шевроле „Корвет“ — он вращался на круге перед постоянной толпой зевак, там я даже видел однажды улыбающегося Никсона, он приезжал в Москву на несколько дней. „Рамак-305“ отвечал на множество вопросов, посетители уносили перфорированную ленту на память.

Ажиотаж царил на производстве и раздаче полиэтиленовых банок с надписью Ю-Эс-Эй на донышках, там надо было уметь работать локтями. Около открытого круглого павильона выстраивались очереди любителей пепси-колы. Была она бесплатная, и пили ее сколько влезет».

В день открытия выставки Ричард Никсон, вице-президент США, возглавлявший американскую делегацию, угостил экзотическим напитком и самого Никиту Хрущева. Сохранился известный снимок около стенда «Пепси-колы».

Именно эти предметы повседневного быта больше всего поражали посетителей выставки. Телевизоры, пылесосы, кухонное оборудование и утюги… То, что было в каждом американском доме. А у нас до сих пор считалось диковинкой. Ведь в то время телевизоры были не в каждом советском доме, люди ходили друг к другу в гости, чтобы посмотреть передачу. Те же, что были, — были огромными ящиками с маленьким черно-белым экраном. Один из очевидцев той выставки вспоминал, что именно там он впервые увидел одноразовую посуду и туалетную бумагу.

Американскому же президенту тоже предстояли кое-какие открытия. В день приезда в Москву Никсон выразил желание пообщаться с простыми русскими людьми. Работники посольства посоветовали ему Даниловский рынок. Посещение рынка не было предусмотрено официальной программой, и никаких подготовительных мероприятий там не проводилось. В компании охранников и переводчиков Никсон изучал товары и ценники на прилавках. Пока вдруг ему не захотелось вступить в разговор с одним из работников рынка. Им оказался весовщик по фамилии Смахтин. Первые вопросы американца не вызвали затруднений: как зовут, чем занимается, есть ли семья? Дальше стало сложнее. Президент спросил, собирается ли Смахтин посетить американскую выставку. Не желая показать раболепие перед Западом и в то же время чтобы не обидеть гостя, Смахтин ответил уклончиво: о выставке слышал, но не пойдет, так как не смог «достать» билет.

Понятие «достать», которое было так привычно для советского человека эпохи тотального дефицита, оказалось совершенно непереводимым для американского уха. Президент решил, что весовщик не может купить себе билет, потому что билет слишком дорогой.

Желая продемонстрировать щедрость, Никсон протянул рабочему банкноту. Переводчик торопливо объяснял, что вице-президент просит принять деньги и приобрести на них билет для посещения выставки.

— При чем тут деньги, если билет не достать? — нетерпеливо отмахнулся Смахтин.

«Никсон выслушал перевод, понял, что ошибся, но не понял в чем. Осознал лишь одно — его собеседник, несмотря на замызганный внешний вид, достаточно богат, чтобы самостоятельно купить билет. Он спрятал деньги в карман и направился к выходу. Его не покидало ощущение совершенной ошибки. Продолжать знакомство с жизнью простых людей Москвы, по всей видимости, расхотелось».

Уже в сентябре того же, 1959 года, Хрущев посещает с визитом Америку по приглашению президента Эйзенхауэра. Нам сейчас даже трудно вообразить значение этого события. Незадолго до этого, на XX съезде КПСС говорилось о том, что «Проблема предотвращения мировой войны является самым животрепещущим вопросом современности».

Визит Хрущева сопровождался разнообразными курьезами. Новенький самолет Ту-114, на котором прилетел Хрущев, был настолько огромным, даже раздвижной трап под него оказался маловат.

Хрущеву и всей делегации пришлось спускаться по лестнице. Фрэнсис Спаффорд в своем полудокументальном романе «Страна изобилия» пишет о том, какой могла быть реакция Хрущева на эту новость:

«А, ну понятно, — сказал он, внезапно развеселившись. — Так вы им скажите, что размер — это не главное; главное, как ты с ним управляться будешь. Нет, я серьезно: скажите, что, раз они за советской техникой угнаться не могут, то пожалуйста, мы готовы слезть в Америку по этой их лестнице. В общем, постарайтесь подипломатичней, но так, чтоб они поняли. И нечего тут морщиться, Громыко, я тебя вижу. Будет тебе дипломатия, сколько твоей душе угодно. Я даже мизинец отставлять начну, если они свой лучший фарфор выставят. Значит, так, все внимание. Где та копия вымпела с лунного зонда? Нужно, чтоб наготове была, Эйзенхауэру хочу вручить. Ну как, все готовы?».

Хрущев действительно подарил Эйзенхауэру копию вымпела с лунного зонда. А историю с огромным Т-114 стала замечательной метафорой советской гигантомании, показного и бестолкового превосходства.

Библиография:

Б. Вайль. «Особо опасный»

П. Вайль и А. Генис. «60-е. Мир советского человека»

В. Батюк, Д. Евстафьев. «Первые заморозки. Cоветско-американские отношения в 1945−1950 гг.»

С. Хрущев. «Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы»

Ф. Спаффорд. «Страна изобилия»

Т. Капоте. «Музы слышны. Отчет о гастролях „Порги и Бесс“ в Ленинграде»

М. Чернышев. «Москва 1961−1967»

У. Таубман. «Хрущев»