Публичные казни, психиатрические клиники и музей восковых фигур мадам Тюссо: как развлекались в Лондоне XVIII–XIX веков

Идея № 1. Сходить в Бедлам посмотреть на сумасшедших

Бетлемская королевская больница, более известная как Бедлам, — первая в истории Англии и одна из старейших в мире клиника для душевнобольных. Она была основана еще в XIII веке и стала печально известна из-за жестокого обращения с пациентами. Впрочем, не из-за какого-то особенного садизма персонала, а скорее из-за бытовавших в то время представлений о причинах и методах лечения психиатрических заболеваний. Один из видов терапии, например, выглядел так: пациента приковывали к стулу, подвешенному к потолку, и вращали на протяжении нескольких часов. Если его тошнило, что было неизбежно, это считалось признаком выздоровления.

Другими популярными техниками лечения были кандалы, приковывания цепями к стене, голод, кровопускания и ледяные ванны.

С самого начала Бедлам был благотворительным учреждением: туда принимали тех, кто не мог заплатить за лечение, а сама больница существовала в основном за счет пожертвований. По этой же причине в XVII веке руководству учреждения пришла в голову довольно дикая, на современный взгляд, идея: в Бедлам стали продавать билеты.

Всего за два пенса посетители могли попасть на территорию больницы и погулять по ее коридорам, наблюдая за пациентами, как за зверями в зоопарке (порой дело доходило до откровенных провокаций со стороны посетителей). «Буйных» пациентов публика могла рассматривать через окошки в дверях камер, «спокойные» бродили по тем же коридорам, что и посетители — выражаясь современным языком, таким образом в «шоу» привносился элемент интерактивности. Вместе с билетами продавали сувениры: например, листки со стихами о Бедламе стоимостью три пенни.

Развлечение было невероятно популярным: по выходным в Бедламе было не протолкнуться. «Из всех так называемых достопримечательностей Лондона, которые хотел бы увидеть каждый иностранец, Бедлам — № 1», — заметил в одном из своих романов писатель Генри Маккензи, и многие гости города были с ним полностью согласны.

Один из французских туристов, побывавший в Бедламе в 1725 году, описал свои впечатления так:

«Они пребывают там скованные цепями, и вид их страшен. По праздничным дням множество людей обоего пола, по большей части принадлежащих к простонародью, приходят в лечебницу, желая поразвлечься видом этих бедолаг, нередко вызывающих у них смех. Стоящий у выхода из этой обители скорби служитель ждет от вас пенни».

А вот как писал о посещении Бедлама поэт Уильям Купер (причем, судя по его свидетельству, сам Купер считал посещение психбольницы ради забавы поступком не слишком благородным):

«Горестное состояние бедных пленников не оставило меня равнодушным, и я проникся их несчастьем, но безумие их порою выражалось так забавно и причудливо, что было невозможно не потешаться над их выходками, что я и делал, в то же время сердясь на себя за это».

В середине XVIII века, с развитием и распространением идей гуманизма, развлекательные посещения Бедлама стали предметом общественной дискуссии. В прессе всё чаще появлялись письма читателей и редакционные статьи, призывающие прекратить эту сомнительную затею. Со временем к ним стали прислушиваться, и в 1770 году двери Бедлама навсегда закрылись для широкой публики.

Идея № 2. Посмотреть на убийц и маньяков в Комнате ужасов мадам Тюссо

Для начала пара слов о создательнице этого аттракциона. Анна-Мария Горссхольц родилась в Страсбурге в 1761 году. Поскольку ее отец погиб за два месяца до рождения дочери, матери пришлось устроиться экономкой к скульптору Филиппу Кертису, специализировавшемуся на восковых анатомических моделях. Именно там девочка научилась работать с воском. Позже скульптор открыл в Париже собственный салон, где демонстрировал восковые фигуры знаменитостей, а Анна-Мария стала его лучшей ученицей.

В 1802 году Анна-Мария (уже носившая фамилию мужа) перебралась в Лондон. С ней прибыл багаж: тридцать портретных восковых фигур в полный рост, доставшихся ей в наследство от уже умершего к тому моменту Кертиса. Ее первая лондонская выставка разместилась в здании театра «Лицеум» в Вест-Энде: там же, кстати, примерно в это время проходили фантасмагории с «волшебным фонарем».

Не то чтобы выставки восковых фигур были для лондонцев в новинку: уже в XVII веке выполненные из воска фигуры королей выставляли напоказ для просвещения и развлечения публики. Историк и ведущая исторических циклов BBC Люси Уорсли в своей книге «Чисто британское убийство» пишет, что в Лондоне XVII–XVIII веков проходило немало таких выставок: так, в галерее миссис Салмон можно было посмотреть на портретные статуи королевских особ, а также на всевозможные «диковинки» (например, на статую «волосатого мальчика») и композиции, изображавшие популярные библейские сюжеты. Примерно такой же ассортимент был у ее конкурентки миссис Миллс.

Так что к началу XIX века, когда мадам Тюссо приехала в Лондон, восковые фигуры уже были, в общем-то, вчерашним днем. Но Анна-Мария всё же нашла путь к сердцу лондонцев.

Помимо стандартного ассортимента (знаменитости, королевские особы и т. д.) она предложила им кое-что более интересное и актуальное: ростовые фигуры убийц и их жертв.

Впоследствии эта часть экспозиции получит название Комнаты ужасов, и за ее посещение будет взиматься отдельная плата, но сначала это был просто «другой зал». Первыми экспонатами стали палачи и жертвы Французской революции, копия гильотины, слепки отрубленных голов. Среди экспонатов была, например, восковая фигура убитого Марата, сделанная с натуры самой Анной-Марией Тюссо: считается, что ее пригласили на место убийства вскоре после того, как Шарлотта Корде нанесла революционеру смертельное ножевое ранение. Несколькими годами позже Тюссо якобы сняла посмертную маску с только что отрубленной головы Робеспьера, а за несколько лет до этого — с только что отрубленной головы Людовика XVI. Их восковые головы также заняли почетное место в «другом зале». («Якобы», поскольку всё это известно только со слов самой мадам Тюссо. Некоторые историки считают, что она могла несколько приукрасить свою биографию ради рекламы, но ни подтверждений, ни опровержений этому нет.)

Так или иначе, вскоре к ужасам Французской революции добавились фигуры самых знаменитых британских убийц. В те годы, пишет Уорсли, слежение за громкими уголовными процессами стало для англичан чем-то вроде национальной одержимости: газеты публиковали подробнейшие репортажи, смакуя и преувеличивая подробности не хуже современных таблоидов, огромными тиражами издавались «листки» с беллетризированными (а иногда и зарифмованными) историями громких убийств и листовки с протоколами судебных заседаний.

Именно на этой одержимости и сыграла мадам Тюссо. У ее агентов были связи в полиции, поэтому они могли попасть на место преступления, в суды и на места казни и первыми сделать портреты преступников: фотографическое сходство персонажей с оригиналами и натуралистичность всегда были отличительными особенностями музея Тюссо. Позже, когда появилась фотография, агенты музея стали проносить в залы суда фотоаппараты (или покупать снимки у присутствовавших там журналистов). Фотосъемка в залах суда была запрещена, а фотоаппаратуру тех времен в силу ее размеров замаскировать было непросто, но даже эту проблему удавалось обходить (фотоаппараты, например, прятали в высоких шляпах).

Более того, сотрудники музея скупали всевозможные артефакты с мест преступления: одежду убийц и жертв, обстановку помещений, где несчастные лишались жизни, а если повезет, то и сами орудия убийства. Например, после суда над Мэри Пирси, англичанкой, осужденной за убийство жены и маленькой дочки своего любовника, представители музея не только изготовили восковую фигуру обвиняемой, но и купили коляску убитой девочки и мебель с кухни Пирси (где, по всей видимости, и произошло убийство). Расходы полностью окупились: на выставку, посвященную Пирси, пришло 30 000 человек. Среди других приобретений — подлинное лезвие с гильотины Шарля Анри Сансона, палача Французской революции (лезвие вставят в музейную копию гильотины). Или виселица из тюрьмы Хертфорд, где многие годы проходили публичные казни (подлинность виселицы подтверждена тюремным палачом, рядом с экспонатом размещался перечень казненных с ее помощью преступников).

А когда в начале XX века стало известно о скором сносе знаменитой Ньюгейтской тюрьмы, братья Тюссо скупили на аукционе огромное количество тюремной утвари и артефактов: например, колокол, который звонил всякий раз, когда в тюрьме казнили преступника, или кирпичи из стен камер самых известных злодеев.

(Надо отметить, что и такие аукционы, и скупка «кровавых» артефактов сами по себе не были чем-то необычным. Так, работники одного из лондонских театров купили на подобной распродаже кабриолет, фигурировавший в нашумевшем убийстве, и потом использовали его в посвященном этому убийству спектакле. Реклама постановки в The Times обещала, что зрители смогут «лицезреть на сцене настоящую лошадь и ту самую повозку, которую упоминали во всех репортажах, а также стол, за которым ужинала компания (убийц. — Прим. авт.), диван, на котором они спали…»)

Периодически экспонаты Комнаты ужасов менялись: сотрудники музея тщательно следили за тем, кто из персонажей привлекает больше или меньше внимание посетителей. Вышедшие из моды преступники отправлялись на переплавку и заменялись новыми. За дополнительную плату можно было приобрести каталог выставки, где кратко перечислялись персонажи и их «подвиги». Кроме того, обновления коллекции всякий раз анонсировались в прессе, и публика спешила посмотреть на новые экспонаты.

Конечно, такой циничный подход критиковался уже тогда. Так, сатирический журнал Punch регулярно публиковал карикатуры на смакующих чужое горе посетителей Комнаты ужасов и призывал прекратить «романтизацию преступников и преступлений» (кстати, по одной из версий, именно журналисты Punch и придумали название Chamber of Horrors, по другой — идея принадлежала самой мадам Тюссо и ее сыновьям).

«Идея отвести особый угол убийцам мне представляется порочной, поскольку в результате такого установления негодяй может больше надеяться на свое увековечение, чем поэт, за заслуги отмечаемый статуей в аббатстве», — писал один из авторов Punch.

Но эта критика ни к чему не привела: мадам Тюссо, а позже и ее наследники, сумели не только сохранить Комнату ужасов, но и создать ей репутацию даже не «ярмарочного балагана» (как обычно воспринимались выставки восковых фигур до мадам Тюссо), а едва ли не научно-просветительского музея, то есть учреждения, которое и членам высшего общества не зазорно посещать. Этому же способствовало и расположение на респектабельной Бейкер-стрит. В итоге Комната ужасов просуществовала двести лет и окончательно закрылась лишь в 2016 году: сейчас на ее месте экспозиция, посвященная Шерлоку Холмсу. А другие выставки восковых фигур сегодня по-прежнему активно предлагают свои «кровавые» экспозиции: хотя, конечно, теперь они вновь воспринимаются скорее как ярмарочные балаганы.

Идея № 3. Посетить публичную казнь

В первой половине XIX века публичные казни были одним из самых многолюдных лондонских «развлечений»: на казни самых известных преступников собиралось до 50 000 человек. Такой массовости способствовало в том числе то, что публичные казни в Лондоне XIX века стали делом относительно редким (впрочем, только в сравнении с Лондоном предыдущих веков, а не с другими европейскими столицами).

Раньше, во времена «кровавого кодекса», людей приговаривали к смертной казни за что попало, включая карманные кражи. Это объяснялась в том числе тем, что в Англии до первой трети XIX века не было централизованной полиции: суровость законов предполагала, что преступник десять раз подумает, прежде чем совершить даже мелкое правонарушение. Так или иначе, к концу XVIII века смертная казнь полагалась за 220 видов преступлений. Начиная с 1823 года — только за убийства и государственную измену.

Публичные казни были в чем-то похожи на театральные представления или спортивные матчи. На них продавались места (не официально, конечно, но владельцы окрестных домов охотно продавали места в окнах с видом на эшафот и порой даже строили помосты), дамы глядели в бинокли, в толпе сновали продавцы еды и напитков, а вместо театральных программок продавались новостные листки с информацией о казнях и написанные по случаю баллады с описанием преступления.

Обязательным элементом подобных «шоу» была так называемая последняя речь преступника. Многие приговоренные к казни перед смертью плакали и каялись, другие осыпали толпу ругательствами.

Иногда, кстати, «последние речи» печатали заранее (якобы преступники произносили их вечером накануне казни, но вероятнее всего, их от первого до последнего слова писали специально обученные люди) и продавали уже во время казни.

Вот как, например, проходила казнь Марии и Фредерика Мэннингов — супругов, которые вместе убили любовника Марии и спрятали тело под полом своей кухни (дело вызвало огромный резонанс, за судебным процессом следила вся Англия). Казнь была назначена на 13 ноября 1849 года, еще за трое суток до этой даты окрестные улицы расчистили и огородили. Мероприятие, на которое собрались, по разным оценкам, от 30 000 до 50 000 человек, охраняли от 500 до 1000 полицейских. Репортеры, также присутствовавшие на казни, позже опубликовали отчеты, где описывались мельчайшие подробности произошедшего: от одежды и выражения лиц приговоренных до количества секунд, которое каждый из них дергался в петле. (Вскоре, кстати, статуи Марии и Фредерика Мэннингов вместе с их личными вещами также заняли место в Комнате ужасов мадам Тюссо.)

На казни присутствовал Чарльз Диккенс, и поведение толпы произвело на него крайне тягостное впечатление. В открытом письме в Times он сетовал:

«Не было ни волнения, ни жалости, ни мыслей о том, что две бессмертные души отправились на суд, как будто все эти люди никогда не слышали о Христе. <…> Стычки, давка, обмороки, шиканье и свист, грубые шутки в духе Punch, оглушительный и непристойный восторг, когда полицейские вытаскивали из толпы потерявших сознание женщин в сбившейся одежде и с задранными юбками».

Кстати, вопреки распространенному стереотипу, на казни ходила не только городская беднота и простолюдины (причем целыми семьями, с детьми) — посещал их и «средний класс», и представители аристократии.

Впоследствии Диккенс стал ярым борцом с публичными казнями и во многом повлиял на общественное мнение, благодаря чему их действительно перестали проводить: последняя состоялась в 1868 году. Сами казни, впрочем, отменят только сто лет спустя.

Сергей Зотов, проект «Страдающее Средневековье»:

«В прошлом люди были гораздо ближе к болезням, насилию и смерти: в Средневековье (и позже) они часто наблюдали их непосредственно, своими глазами. К примеру, домашние свиньи могли съесть или сильно покусать неосторожно оставленного на полу ребенка. В Европе до начала XX века младенцев пеленали и везде носили с собой, например, брали на работы в поле. Их часто оставляли на холоде, что нередко приводило к заболеваниям и смерти.

Свидетельства Нового времени показывают, что крестьянская женщина рожала около десяти раз, а выжить, как правило, мог только один ребенок. Не стоит забывать и о многочисленных эпидемиях, которые часто случались в условиях антисанитарии. Например, в Российской Империи XIX века люди ели из общей посуды, которую почти никогда не мыли, спали на одной общей постели, мылись тоже нечасто.

В подобных условиях смерть была обыденным явлением: если у человека умерло десять детей, а соседскую деревню выкосила эпидемия, наблюдать жестокость во время публичной казни было уже не так невыносимо. В средневековой Европе иногда даже проводили театральные постановки, в которых приговоренных к смерти преступников, исполняющих роль, например, Олоферна, убивали прямо на сцене.

Случаи, когда эмоциональная чувствительность человека снижается, философ Сьюзен Бак-Морс охарактеризовала как анестезию. Сегодня мы тоже живем в мире тотальной анестезии, где с помощью средств массовой информации мы потребляем сцены насилия и смерти, которые уже не удивляют нас по-настоящему. Даже самые кровавые фильмы ужасов и боевики часто не производят нас никакого впечатления, поэтому многие щекочут себе нервы записями казней в интернете. Иными словами, наша анестезия — виртуальная, а вот к реальным событиям анестезии у многих из нас нет, потому что, действительно, увидеть публичную казнь посреди оживленной улицы сейчас практически невозможно».

---

Адриана Имж, психолог:

«Страх и отвращение (которое представляет собой сочетание страха и агрессии) — это довольно сильные чувства, и нам приятно испытывать их, если мы сами находимся в относительной безопасности.

Поэтому мы специально ищем встречи со страшным или мерзким, а потом чувствуем радость, что это не настоящая угроза. Как правило, чем безопаснее условия существования человека, тем сильнее ему нужны раздражители.

Также в нашем организме существует связь между выработкой адреналина и дофамина, которая в естественной среде нужна для того, чтобы запоминать, как мы выбрались из сложной ситуации. А в условиях безопасности эта связь используется просто в качестве источника удовольствия».