Эпоха мастодонтов. Как в середине XIX века главные морские державы начали первую в истории человечества гонку вооружений

Порождения технологической революции

В течение нескольких веков полноправными владыками морей были деревянные линейные корабли. По тем временам эти парусники считались настоящими гигантами — от 500 до 5000 тонн водоизмещения, длиною до 60 метров, они несли на своих трех-четырех палубах от 60 до 130 артиллерийских орудий, стволы которых торчали наружу через многочисленные пушечные порты, проделанные в бортах. Долгое время казалось, что ничего совершеннее изобрести нельзя и в сфере военно-морских технологий началась стагнация.

«В 1850 году линейный корабль оставался по существу таким же, каким был на протяжении предыдущих столетий — немного больший по размерам и сильнее вооруженный, но аналогичный по конструкции, точно так же влекомый вперед парусами и несущий несколько ярусов гладкоствольных орудий на прежнего типа станках», — отмечает английский военно-морской историк Оскар Паркс.

Но к середине XIX века на флоте началась технологическая революция. С 1830-х годов боевые корабли стали всё чаще оснащать паровыми машинами — сначала маломощными, но они быстро совершенствовались.

На смену громоздким гребным колесам, которые устанавливали по обоим бортам, пришли куда более компактные и удобные гребные винты. Вскоре наступило время для следующего шага — прикрыть деревянный борт металлической броней, призванной встать на пути неприятельского снаряда.

Одним из тех, кто первым предложил идею брони, стал французский артиллерист Анри-Жозеф Пексан — тот самый, что в 1822-м придумал революционное по тем временам орудие, стрелявшее бомбами по настильной траектории.

К слову, именно пушка Пексана, повсеместно принятая на вооружение флотов, подписала смертный приговор прежним линейным кораблям.

«Разрывные бомбы с фитилем применялись и до XIX века. Поскольку фитиль поджигался перед заряжанием, бомбами чаще всего стреляли из орудий с высоким углом возвышения, куда снаряд опускался под собственным весом. Важным достижением Пексана стало использование фитиля, который загорался от порохового заряда при выстреле. Теперь от заряжания до выстрела могло проходить сколько угодно времени, а главное — появилась возможность стрелять разрывным снарядом из обычных пушек по настильной траектории, поражая не палубу, а борт. Бомба Пексана не пробивала борт насквозь, но взрывалась в толще дерева, нанося сильнейшие разрушения», — отмечает военный историк Владислав Гончаров.

Деревянные линкоры не могли противостоять разрушительному воздействию бомб, взрывались и выгорали дотла — что и показала печальная судьба турецкой эскадры, полностью уничтоженной русским адмиралом Нахимовым в Синопе в 1853-м. Стало ясно, что время требует появления совершенно нового типа боевого корабля, способного противостоять воздействию орудий Пексана.

Первый «протоброненосец» появился еще в 1814 году, во время Англо-американской войны. Тогда по проекту изобретателя Роберта Фултона в США начали строить плавучую батарею «Демологос» (Demologos, «Глас народа»), предназначенную для защиты гавани Нью-Йорка. Это паровое судно имело очень толстые (в 1,5 метра) деревянные борта и гребное колесо, расположенное в специальной выемке по центру корпуса. Однако концепция металлической брони какое-то время не могла получить практического воплощения — сначала не получалось изготовить броневые плиты нужной прочности. В этом убедились в 1851 году англичане, установившие на судне «Самум» двухслойную броню из железных листов толщиной 6,4 мм. В ходе испытаний выяснилось, что ядра, пробивая железный лист, порождают рой осколков с зазубренными краями весом до килограмма.

«Лучше получить аккуратное пулевое ранение, чем рваные и часто неизлечимые раны, которые причиняют осколки, вырванные из железных бортов», — с разочарованием отметил тогда британский морской артиллерист Г. Дуглас.

Однако в течение следующих лет концепцию брони довели до ума, применив более толстые плиты, пробить которые было уже гораздо труднее.

Вообще, в позапрошлом веке в мире вершилась «металлургическая революция», позволившая производить разные виды металлов в невиданных прежде объемах. Неудивительно, что этот вид материала стал всё шире применяться и при строительстве судов. По меркам истории прошло буквально мгновение — и прежние деревянные линейные корабли, которые безраздельно владели морями, ушли в прошлое, уступив место неуклюжим бронированным «утюгам». Рядом с привычными парусными красавцами первые броненосцы выглядели как гадкие утята — неуклюжие, уродливые, воняющие дымом. Однако эволюция броненосца двинулась вперед семимильными шагами. Росли водоизмещение, скорость, калибр, мощь и скорострельность орудий, твердость брони, происходило избавление от остаточных «атавизмов» наподобие парусного вооружения. И да, броненосцы становились всё занимательней и с эстетической точки зрения — недаром эти «шкафы» и «утюги» до сих пор вдохновляют поклонников жанра стимпанка.

Строительство гигантских морских кораблей было предопределено геополитическими взглядами того времени.

К концу XIX века огромной популярностью стали повсеместно пользоваться труды американского военно-морского теоретика Альфреда Мэхэна. Основной постулат Мэхэна прост: море не барьер, а широкая дорога, ведущая во все стороны. Владение морем предопределяет исход войны. Морская мощь — путь к владению морем. Основа морской мощи — на суше, для поддержания флота необходимы мощная экономика, морские базы, колонии и стратегически важные территории. По Мэхэну, построение по-настоящему мощной экономики возможно лишь при овладении морем, пролегающими по нему торговыми путями. Оборона своего побережья начинается у берегов противника — отсюда решающий характер наступления и глобальный характер войны. Суть же по-настоящему стоящей войны состоит в борьбе за морское господство. Если морское господство обеспечено, то обеспечена и защита торговли. Монополия на торговлю с заморскими странами обеспечивает столь мощный экономический рывок, о котором государства, не господствующие в море, могут лишь мечтать.

Время поисков и ошибок

Первыми с задачей постройки броненосного корабля, годного для применения, справились французы. В 1854 году на французских верфях заложили пять самоходных броненосных батарей, проект которых создал инженер Станислас-Анри-Лоран Дюпюи де Лом. Каждая из них несла по 16 гладкоствольных пушек и была защищена по всему борту железной броней в 110 мм. К тому времени Франция вступила в антироссийскую коалицию и втянулась в Крымскую войну. Идеей де Лома заинтересовался император Наполеон III, решивший, что это «вундерваффе» поможет при штурме с моря мощных российских прибрежных крепостей — там, где были бы бессильны прежние деревянные корабли. Три построенных батареи — «Лавэ» (Lave), «Тоннант» (Tonnante), «Девастасьон» (Devastation) — отправились на Черное море. Эти крайне тихоходные «черепахи» вызвали насмешки союзников-англичан: они сравнивали уродливые французские «утюги» со своими красивыми парусно-винтовыми линкорами и фрегатами. К тому же «утюги» обладали столь слабыми паровыми машинами, что почти не могли выгребать против ветра — максимальная их скорость составляла всего 4 узла (7,4 км/ч). К месту боевых действий их пришлось тащить на буксирах более мощных пароходов.

Но вскоре все насмешки смолкли: «черепахи» выполнили задачу, перед которой спасовали обычные корабли. 18 октября 1855 года «Лавэ», «Тоннант» и «Девастасьон» в ходе напряженной дуэли разгромили и привели к молчанию русскую крепость Кинбурн. Ответный огонь русской артиллерии никакого вреда плавучим батареям французов, находившимся на расстоянии всего четырех кабельтовых, не нанес — выпущенные из пушек ядра не могли пробить железной брони. Осознав безвыходное положение, русские подняли белый флаг.

«Я отношу быстроту, с которой мы достигли победы, во-первых, на счет полного окружения форта со стороны и суши, и на моря, и, во-вторых, на счет плавучих батарей, которые проламывали огромные бреши в крепостных валах и которые, благодаря замечательно точному прицельному огню, оказались способны разрушать прочнейшие стены. Многого можно ожидать от использования этих грозных машин войны…» — с оптимизмом писал французский вице-адмирал Арман Жозеф Брюа морскому министру Альфонсу Гамелену.

Итак, в этом раунде поединка снаряда и брони выиграла броня. Воодушевленные успехом французы решили как можно быстрее перейти от строительства неуклюжих и неповоротливых броненосных батарей к производству настоящих мореходных броненосцев. И именно Франции принадлежит честь создания первого корабля такого типа — «Глуар», спроектированный всё тем же Дюпюи де Ломом, сошел со стапелей в Тулоне в ноябре 1859 года, произведя фурор в военно-морских кругах всего мира. В концепции «Глуара» были объединены многие передовые находки тогдашнего кораблестроения — и что важно, в отличие от «Лавэ», «Тоннанта» и «Девастасьона», он был полноценным океанским кораблем, которому ни к чему было жаться к прибрежной полосе.

При водоизмещении в 5630 тонн «Глуар» считался настоящим гигантом, поражавшим воображение. От прежних парусных линейных кораблей он кардинально отличался тем, что его 80-метровый деревянный корпус был обшит коваными металлическими плитами (120 мм вдоль ватерлинии и 110 мм выше нее).

«В результате первый французский броненосец оказался не слишком удачным кораблем. Хотя он и был неуязвимым для орудия своего времени, но под своим железным „панцирем“ сохранил все недостатки, свойственные деревянным кораблям, — огнеопасность и плохую живучесть, обусловленную невозможностью разделения на действительно водонепроницаемые отсеки», — пишет историк кораблестроения Владимир Кофман.

Как показали испытания, новый французский броненосец оказался совершенно неуязвим для огневого воздействия врага. Зато сам «Глуар» своими 36-ю 164-мм орудиями, установленными на батарейной палубе, мог безнаказанно изрешетить любой вражеский корабль, осмелившийся к нему приблизиться.

И мог нагнать любое парусное судно — паровая машина мощностью в 2540 лошадиных сил сообщала ему весьма солидную по тем временам скорость в 12,5 узла. Всего французы построили к 1861 году три корабля подобного типа. Наполеон III, чьи отношения с Англией после окончания Крымской войны испортились, торжествовал — впервые за века французский флот по силе опередил английский!

Англичане испугались: в Лондоне поняли, что новомодные броненосцы способны обрушить традиционное британское владычество над морями.

«Если немедленно не будут приняты экстренные меры по расширению строительства винтовых линейных кораблей, в ближайшие годы Франция реально сможет обогнать нас по числу самых мощных боевых судов», — предупреждал главный строитель британского флота Айзек Уоттс.

Ответ последовал незамедлительно: в декабре 1860 года англичане спустили на воду собственного бронированного монстра. Проект «Уорриора» (Warrior) Уоттс разработал совместно с корабельным инженером Томасом Ллойдом. 9358-тонный и 127-метровый «Уорриор» оказался значительно больше «Глуара», превосходил его в скорости и в мощности залпа. Корабль ощетинился несколькими десятками гладкоствольных дульнозарядных орудий, установленных на его батарейной палубе. И главное: если французы в силу слабости своей металлургической промышленности построили «Глуар» по деревянно-металлической схеме (такие броненосцы назывались «панцирными»), то англичане выполнили «Уорриор» цельнометаллическим. Корабль, кстати, дожил до наших дней — и сейчас его можно увидеть на вечной стоянке в гавани Портсмута.

Появление первых броненосцев ознаменовало некоторый стратегический тупик в концепции морских войн. Непонятно было, как теперь вести морские сражения, если у обеих враждующих сторон имелись собственные броненосные корабли.

При этом артиллерия тех времен была, если сравнивать с современной, крайне маломощной и малоэффективной. Пушки могли поражать вражеский корабль лишь на небольшом расстоянии, а сам по себе факт попадания в цель еще не гарантировал причинения ей какого-либо урона. Вплоть до конца XIX века предельной эффективной дистанцией артиллерийского огня на море считалось расстояние 1000–1500 метров. Правда, появление тяжелых нарезных орудий позволило резко увеличить дальность стрельбы, но до поры толку от этого было мало. Ведь в условиях отсутствия централизованного управления огнем расчет каждого орудия осуществлял наводку на цель самостоятельно, определяя дистанцию (угол вертикальной наводки) и упреждение (угол горизонтальной наводки), что называется, на глазок. Ситуацию усложняло то, что многие тяжелые пушки можно было перезаряжать лишь при определенном положении ствола. Стало быть, после каждого выстрела орудие надо было разворачивать для перезарядки, а потом наводить на цель заново.

Проблема усугублялась низким качеством снарядов того времени. В распоряжении корабельных артиллеристов имелись только чугунные бомбы, начиненные черным порохом, да бронебойные болванки из закаленной стали (так называемые паллизеры). Бомбы почти не имели фугасного эффекта (черный порох даже при большом давлении горит, но не образует сверхзвуковой ударной волны), а «паллизеры» и вовсе не начинялись взрывчатыми веществами. Они даже броню могли пробить далеко не всегда. Поэтому перед военно-морскими теоретиками второй половины XIX века встал крайне актуальный вопрос: какую тактику, какие технические средства можно применить для результативных действий против флота противника?

Выход, казалось, подсказало сражение, состоявшееся между австрийским и итальянским флотами 20 июня 1866 года у острова Лисса в Адриатическом море. Энергичный и агрессивный австрийский контр-адмирал Вильгельм фон Тегетхофф сумел добиться победы над итальянцами, приказав таранить их корабли, коль уж нельзя пробить броню из пушек. Казалось, возвращаются времена Античности, когда греческие и римские галеры были оснащены длинными подводными таранами, предназначенными для ударов в борт вражеского судна. Такими же таранными форштевнями в течение нескольких десятков лет оснащали после битвы при Лиссе и паровые броненосцы.

«И в Англии, и во Франции броненосный таран рассматривали как смертельного противника обычного линкора-броненосца в эскадренном бою — или при атаке передовых порядков, или как „сокрушителя“, удар которого наносится с тыла, после того как основные силы уже связаны боем. Поскольку в то время в основном ориентировались на бой в строю фронта, то корабли противоборствующих эскадр должны были сходиться в схватке нос к носу, и при начале общей свалки в облаках густого белого дыма, как следствия стрельбы тогдашних орудий крупнозернистым черным порохом, теоретически появлялись превосходные возможности для нанесения таранного удара», — так О. Паркс описывает воззрения тогдашних теоретиков.

Однако сражение при Лиссе так и осталось уникальным эпизодом военно-морской истории, поскольку рост мощности и дальнобойности корабельной артиллерии, появление централизованных систем управления огнем и торпед быстро лишили таран актуальности. Тем не менее некоторое время военно-морские стратеги считали уместным создание чисто таранных боевых судов. Таковы были британские броненосные тараны «Хотспур» (1870), «Руперт» (1872), «Конкерор» (1886) и «Виктория» (1890). Они так никого и не потопили своими «бивнями», но по иронии судьбы «Виктория» 22 июня 1893 года сама погибла от случайного таранного удара британского же броненосца «Кэмпердаун». Фантастическая литература, как водится, поспевала за реальностью — «Наутилус» Жюля Верна (1869) отправляет на дно британский броненосный фрегат, ударив его тараном.

Несуразный «плот» и его потомки

Основоположники английского и французского броненосных флотов в целом воспроизводили концепцию прежних парусных линкоров, хотя и на более высоком технологическом уровне. У них многочисленные пушки тоже ставились на батарейных палубах и вели огонь через проделанные в бортах отверстия. Однако появление всё более мощных и крупных орудий привело к тому, что загружать их на корабли в прежних количествах стало невозможно. Но уже через несколько лет новое слово сумели сказать американцы.

Высказали они его, правда, не от хорошей жизни. Разразившаяся в Штатах Гражданская война (до сих пор вдохновляющая многочисленных фантастов, творящих в жанре альтернативной истории) побудила враждующие стороны срочно искать быстрые и дешевые способы усиления своих морских сил. Президент Линкольн, доверившись гению эмигранта из Швеции Джона Эрикссона, велел выделить деньги на воплощение в металле созданного им проекта Monitor. По тем временам это было нечто абсолютно футуристичное — низкобортный металлический корпус, едва видимый над поверхностью воды, и возвышавшаяся над палубой одинокая башня, из бойниц которой наружу смотрели два 279-мм коротких орудийных ствола.

Появление орудийной башни ознаменовало революцию в морском деле.

Ведь корабельные пушки становились всё больше и тяжелее — и их нельзя уже было устанавливать на кораблях десятками, как прежде. Потребовалось устройство, способное поворачивать немногочисленные тяжелые орудия в любую точку горизонта, одновременно защищая их от вражеского огня. Именно эту задачу Эриксон и решил, придумав свою башню. Установленная на металлическом штыре, она приводилась в движение посредством специального привода от корабельной паровой машины.

«Монитор» поразил воображение современников сочетанием несуразного внешнего вида и могучей боевой силы. «…какой-то плот. На нем что-то стоит… Вроде бы хотят отвезти котел и машину на берег», — так южане в романе Гарри Гаррисона «Кольца анаконды» впервые отреагировали на появление 987-тонного «Монитора». 9 марта 1862 года он столкнулся в битве на Хэмптонском рейде с достойным противником — казематным броненосцем конфедерации южан «Вирджиния», переделанным из парусно-винтового фрегата «Мерримак». Если битва и закончилась чьей-то победой, то это вновь была убедительная победа брони над снарядом — противники, находившиеся на минимальной дистанции, вели артиллерийскую дуэль в течение нескольких часов, добились множества попаданий, но никакого существенного ущерба друг другу не нанесли. Ядра от железной брони попросту отскакивали.

Интересно, что Гаррисон волею своей писательской фантазии столкнул «Монитор» с британским «Уорриором». В его книге американцы атаковали британский броненосец со стороны не защищенной броней кормы и нанесли ему тяжкие повреждения.

«„Монитор“ удерживал свою позицию у борта броненосца, отвернув башню для перезарядки. Перезарядка и залп, каждые две минуты. В конце концов „Уорриору“ пришлось остановить машину, потому что он шел прямо на берег. „Монитор“ двигался за ним как приклеенный, повторяя каждый маневр, ведя непрерывный обстрел, круша броню цитадели, уничтожая пушки и разлетающимися обломками стали и дерева кося канониров…» — живописал Гаррисон.

По его мнению, низкобортный башенный броненосец имел несомненное преимущество над батарейным. Другое дело, что «Монитор» был очень уязвим перед непогодой — 29 декабря 1862 года он затонул в бурном море, когда волны перехлестнули через низкий борт и залили внутренние помещения корабля…

Нигде со столь жадным интересом не восприняли идею «Монитора», как за океаном, в далекой России. В том, что Российская империя очень быстро включилась в «броненосную гонку вооружений», не было ничего удивительного. В стране жива была память о недавнем унижении Крымской войны, когда русский парусный флот, незадолго до того испепеливший турок при Синопе, смог лишь самозатопиться перед лицом паровых англо-французских эскадр. В Петербурге мечтали о чудо-оружии, способном восстановить былую мощь флота, — и увидели его в новых броневых исполинах. Начали с небольшого опытного судна, так и названного — «Опыт»: 270 тонн водоизмещения, слабенькая паровая машина, дававшая кораблю максимальный ход в 8,2 узла, и одно-единственное 196-мм гладкоствольное орудие. Что ж, опыт есть опыт, дальше всё пошло значительно интереснее. Оперативно был подготовлен проект броненосца (тогда их в России называли броневыми батареями) типа «Первенец» — и это уже была куда более внушительная боевая единица.

Поскольку дело для России было новое, неизведанное, строительство первого русского броненосца поручили британской Thames Ironworks and Shipbuilding Company. Заказ был оформлен 16 ноября 1861 года, строительство началось месяцем позже, спустили на воду «Первенца» в мае 1863-го. А спустя два месяца недостроенный корабль спешно отправился на Балтику — отношения между Россией и Великобританией вновь обострились, запахло новой войной, и в Петербурге испугались, что англичане реквизируют судно. Тем более что этот актив, общая стоимость которого составила 978 978 рублей, оказался действительно ценной боевой единицей. Водоизмещение свыше 3000 тонн, длина 67 метров, 26 196-мм орудий, железная броня в 114 мм. По скорости, правда, «Первенец» почти не превышал приснопамятный «Опыт», но качеств выдающегося ходока этому броненосцу и не требовалось — он должен был дополнять своими орудиями береговую артиллерийскую защиту Санкт-Петербурга и Кронштадта.

Корабль оказался удачным, прочным — и прослужил в составе Балтийского флота свыше 40 лет, подвергшись за это время нескольким капитальным ремонтам и модернизациям. «Первенец» стал образцом для двух аналогичных кораблей «Кремль» и «Не тронь меня», построенных уже на русских верфях. Они стали своеобразным «полигоном» для обкатки ряда интересных технических решений.

«На батарее „Не тронь меня“ устроено весьма интересное приспособление электрического тока для производства сосредоточенных залпов. В капитанской рубке помещена спираль Румкорфа с двумя элементами, от которой идут две общие проволоки вдоль борта всей батарейной палубы. Над каждым орудием к этим проволокам прикреплены две короткие проволоки, служащие проводниками для сообщения тока и передачи огня трубке. По изготовлении орудия к выстрелу каждый комендор вставляет концы проводников в головку трубки, и затем из батареи подается сигнал о готовности к залпу. После этого коммутатор спирали в рубке замыкается, и ток начинает действовать. В момент, когда цель приходит на нить индикатора, наводящий сообщает цепь с помощью надавливания пуговки и тем производит залп», — сообщал журнал «Морской сборник» за 1866 год.

В дальнейшем российское флотское руководство соблазнилось образом низкобортного плоскодонного «Монитора», способного свободно маневрировать на мелководьях. В короткие сроки империя обзавелась целой «мониторной» эскадрой — броненосными лодками типов «Ураган», «Смерч» и «Русалка». Это были первые российские башенные корабли. Затем построили низкобортные броненосные фрегаты типов «Адмирал Спиридов» (двухбашенные) и «Адмирал Лазарев» (трехбашенные). Идея чудовищного «Монитора» настолько засела в мозгах главного конструктора российского флота контр-адмирала Андрея Попова, что он воплотил ее в виде «Петра Великого». Этот корабль, считавшийся одно время едва ли не самым мощным броненосцем в мире, мог, по оценке Попова, один заменить целую эскадру. И снова — чрезвычайно низкий борт, закрытый по ватерлинии броневым поясом в 356 мм. Выше находился бруствер и две двухорудийных башни, прикрытые броней такой же толщины. Четыре 305-мм пушки образца 1867 года, произведенные на Обуховском заводе, стреляли чугунными снарядами весом 320 кг. При максимальном угле возвышения дальность полета такого снаряда составляла 5325 м. Сам снаряд пробивал 358-мм железную плиту на расстоянии 1852 м. Общий вес бортового залпа броненосца составлял 1179,3 кг. То была непревзойденная для своего времени машина войны, выглядевшая для современников адским монстром.

Огромный интерес к придуманной Эрикссоном орудийной башне проявили и в других странах. К постройке башенных броненосцев приступили Великобритания, Италия и Германия (дольше всего за старую батарейную схему пытались держаться кораблестроители Франции). Английский офицер Купер Фипс Кольз усовершенствовал башню, поместив ее на ролики, катавшиеся по железному кольцевому погону. Увы, Кольз закончил карьеру трагически. Он сумел доказать флотскому начальству полезность придуманного им «гибридного» проекта броненосца — низкий борт, четыре тяжелых 25-тонных 305-мм пушки в двух мачтах, высокий рангоут и полное парусное вооружение. Построенный по этому проекту «Кэптен» 6 сентября 1870 года опрокинулся в шквал у берегов Испании, забрав на тот свет 483 человека и своего изобретателя. Атлантический океан быстро отомстил за пренебрежение законами корабельной остойчивости…

Эпическое соревнование

Создатели брони и артиллерии соперничали друг с другом, поочередно вырываясь вперед. На смену круглым ядрам, малоэффективным против железной брони, пришли продолговатые снаряды с заостренной головкой. Для обеспечения им устойчивости в полете понадобилась нарезная пушка. Для того, чтобы управляться с ней, потребовались гидравлические механизмы, способные поднимать и опускать ствол, поворачивать башню и досылать в ствол заряд и снаряд. Победить броню пытались, отливая пушки всё большего калибра. Вообще, начиная с 1860-х годов орудия убийства стремительно набирают мощь. А поскольку тогда лишь корабли были готовы принять на борт самые крупнокалиберные пушки, то наиболее стремительно развивалась именно морская артиллерия. Прежние калибры в 150–175 мм и 175–196 мм вскоре стали вызывать усмешку, ведь появились чудища в 305, 381 и даже 406 мм, весом в 12, 20 тонн, а то и все 50 тонн.

Рекордсменами в этом деле стали итальянцы, оснастившие два своих башенных броненосца типа «Кайо Дуилио» орудиями невиданного прежде калибра в 450 мм! Эти корабли отличались столь же революционным дизайном, как и «Монитор», ибо полностью были лишены парусного рангоута (на большинстве ранних броненосцев паруса всё еще использовались в качестве вспомогательного движителя). Установленные на их палубах дульнозарядные мастодонты были чрезвычайно медлительными — не более одного выстрела в четыре минуты. Зато выпущенный снаряд весом почти в тонну мог пробить 500 мм стальной брони на дистанции до 1800 метров.

В дальнейшем, впрочем, развитие морской артиллерии пошло другим путем. С начала 1880-х годов она пережила еще один качественный скачок — переход на медленногорящие пороха и пушки, заряжающиеся с казенной части. Новые мощные виды пороха аннулировали стремление к сверхкрупным калибрам. Главный калибр броненосцев унифицировался на отметке в 305 мм (знаменитые «12 дюймов»). Неуклонно росла скорострельность пушки и скорость летящего снаряда в воздухе. «Двенадцатидюймовка» стала пробивать в полтора раза более толстую железную броню, чем прежний 450-мм монстр. А начиная с 1890-х артиллерийские орудия стали прибавлять в длине. В силу этого начальная скорость снарядов увеличилась с 300 м/сек до 900 м/сек. Сами снаряды стали производить из легированных термообработанных сталей и снаряжать всё более мощными взрывчатыми веществами: пироксилином, тринитротолуолом, пикриновой кислотой и др.

Разработчики брони тоже не дремали. К концу 1860-х броневые плиты получали, складывая и скрепляя болтами по пять-шесть листов, либо с помощью расплющивания и проковки железных болванок, либо посредством специальных прокатных станов. Довольно быстро стало понятно, что простым утолщением железных плит задачу не решить и надо искать новые, более прочные материалы. Британцы экспериментировали с плитами компаунд, одна сторона которой представляла собой твердую сталь, а другая — вязкое железо. Французы придумали стальную броню, в которую во избежание растрескивания при попадании начали добавлять 3–4% никеля. А в 1890 году американец Xейворд Харви (Гарвей) додумался до способа повысить содержание углерода в поверхностном слое никелевой брони с 0,2 до 1%. Броня, получавшаяся в результате такой «гарвеизации», оказывалась вдвое более прочной, чем чисто железная. Спустя три года германская компания Круппа придумала еще более мощную броню — цементированную. Плита крупповской брони в 240 мм могла заменить прежнюю 600-мм железную плиту.

Конструкторы артиллерии старались найти свои контрмеры. Так, в 1892 году русский вице-адмирал Степан Макаров придумал знаменитый «макаровский колпачок» — насадку на снаряд из мягкой нелегированной стали. При попадании в броневую плиту «колпачок» сплющивался при ударе, одновременно заставляя твердый верхний слой брони трескаться. Вслед за этим остальной снаряд легко «просверливал» нижние слои брони, куда менее твердые.

1860–1880-е годы представили изумленному человечеству огромное количество разновидностей броненосных кораблей. Шел поиск универсального типа броненосца, и на пути к нему было создано множество занятных артефактов. Самые первые броненосцы вроде «Глуара» и «Уорриора» были батарейными — многочисленные и относительно небольшие пушки устанавливались на батарейных палубах и смотрели в морскую даль сквозь проделанные в бортах порты. Английский «Беллерофон» (Bellerophon, 1866) открыл эру казематных броненосцев, у которых полтора десятка больших пушек располагались в установленных по бортам казематам. Британский «Девастейшн» (Devastation) (1873) и российский «Петр Великий» (1877) являлись броненосцами «мониторного» типа — очень низкий корпус, максимально прикрытый броней. Британский же «Инфлексибл» (Inflexible, 1881) представил миру тип цитадельного броненосца — в центре его корпуса была устроена «цитадель», в которой за 610-мм броней прятались орудийные башни, артиллерийские погреба, котлы и машины. Вне цитадели брони на корабле не имелось.

Особым путем пошли итальянцы, оснастившие свои корабли «Италия» (Italia) и «Лепанто» (Lepanto, 1887) громадными 432-мм орудиями. Они весили каждое 101 тонну (на кораблях их было по четыре) и могли докинуть снаряды в 907 кг на расстояние до 7000 метров. При этом корабли были практически лишены броневого пояса, а защиту обеспечивали лишь броневая палуба (101 мм) и разделение корпуса на множество отсеков. Также 483-мм броня прикрывала орудийные башни. Про эти «броненосцы» тогда говорили: «Руки в перчатках, а тело голое».

Башни весили очень много — и делались попытки заменить их другими технологическими решениями. Например, французский броненосец «Адмирал Дюперре» (Amiral Duperre, 1883) и британский «Ройял Соверен» (Royal Sovereign, 1892) отличались тем, что главный калибр на них размещался не в башнях, а в барбетах. Барбет — неподвижный круговой бруствер из брони, внутри которого располагались орудия, стрелявшие поверх броневой защиты, — позволял сэкономить на весе (для корабля это важно), но оставлял артиллерийскую прислугу в опасности из-за осколков, сыпавшихся сверху. Впрочем, в артиллерийских системах позднейшей конструкции элементы барбета и башни оказались объединены.

На границе XIX–XX веков в мире установился унифицированный тип эскадренного броненосца, считавшегося главной ударной силой любого крупного флота.

От 10 до 15 тысяч тонн водоизмещения, скорость 16–18 узлов, главный калибр в четыре 305-мм орудия в двух двухствольных башнях на носу и корме. Средний калибр был представлен 10–14 152-мм орудиями («шестидюймовками») — либо в башнях, либо в казематах. Апофеозом эпохи эскадренных броненосцев стало состоявшееся в мае 1905 года Цусимское сражение, в котором японский флот наголову разгромил российскую 2-ю Тихоокеанскую эскадру. Однако уже в следующем году Великобритания, считавшаяся и «владычицей морей», и законодательницей военно-морской технологической моды, одним махом снесла с доски все фигуры, разом обесценив армады эскадренных броненосцев.

Только большие пушки!

На смену прежним монстрам пришел британский супермонстр — «Дредноут» (Dreadnought), ставший мировой сенсацией.

«С поздней осени 1905 года появились слухи и смутные известия о спешной постройке в Англии линейного корабля, получившего имя „Дредноут“, впоследствии ставшее нарицательным. По слухам, боевая мощность этого корабля намного превосходила мощность любого корабля тогдашних флотов. Главное вооружение его состояло из десяти орудий 12-дюймового калибра, противоминное — из 12 120-мм орудий. Броня — по всему борту и во всю его высоту, ход — 21 узел. Однообразие калибра главной артиллерии обеспечивало пристрелку и затем управление огнем и меткость огня, сосредоточенного на данном противнике, ход же, на 4–5 узлов превосходивший ход существовавших тогда судов, обеспечивал выбор дистанции. Таким образом, один этот корабль мог победоносно вступить в бой с целой эскадрой. В течение 1906 года стало известно, что „Дредноут“ удачно закончил свои испытания и что Англия строит еще три или четыре подобных корабля, при которых боевое значение всех существующих флотов практически должно быть утрачено», — так описывал ошеломляющее впечатление, произведенное британской новинкой, знаменитый российский кораблестроитель Алексей Крылов.

Действительно, творение вице-адмирала Джеки Фишера и инженера Филипа Уотса превосходило прежние эскадренные броненосцы решительно во всём — в величине, скорости и огневой мощи. Корабль стал средоточием революционных научно-технических решений: его строители отказались от традиционных паровых машин в пользу куда более мощных паровых турбин, и от среднего калибра в пользу концепции «только большие пушки» (All Big Guns). Эта концепция, впрочем, не являлась британским эксклюзивом — нечто подобное предлагали корабельные инженеры и в Италии, и в США (совсем немного отставших от Великобритании с постройкой собственных дредноутов), и в Германии, и в России.

Многобашенный корабль с большим количеством орудий главного калибра появился не внезапно. Историк кораблестроения Рафаил Мельников упоминает об осуществленных проектах российских трехбашенных фрегатов типа «Адмирал Лазарев» (1867), трехбашенных эскадренных броненосцев семейства «Екатерина II» (1882), германских трехбашенных эскадренных броненосцев типа «Бранденбург» (1891).

«Существовали еще два, оставшиеся неосуществленными, отечественных проекта четырехбашенных эскадренных броненосцев. В 1883 году лейтенант Л.А. Рассказов безуспешно убеждал управляющего морским министерством И.А. Шестакова добавить в проект броненосца „Екатерина II“ четвертую парную установку 305-мм орудий и превратить корабль в четырехбашенный (с двумя установками на каждом борту). Адмирал отложил проект лейтенанта. Еще более смелое решение — уже вполне дредноутную схему расположения по диаметральной плоскости четырех парных 305-мм барбетных установок — в своем проекте 1884 года предложил лейтенант В.А. Степанов (1858–1904)», — сообщает Мельников.

Тем не менее первыми построили броненосец, вооруженный одними лишь крупнокалиберными пушками, именно британцы. К пониманию необходимости этой концепции адмирал Фишер пришел, командуя Средиземноморским флотом Великобритании. Проводя учебные стрельбы на дистанции до 30 кабельтовых (свыше 5,5 километра), адмирал сделал вывод о бесполезности среднего калибра.

«Во-первых, управлять огнем на таких расстояниях было возможно по наблюдению только огромных (высотой до 50 метров) всплесков от падения тяжелых снарядов орудий самых крупных калибров. Во-вторых, бронепробивная способность на дальних дистанциях хорошо сохранялась только у снарядов больших калибров, поскольку они теряли от сопротивления гораздо меньше энергии. В-третьих, самые тяжелые орудия давали более высокую точность попаданий, а количество взрывчатого вещества обеспечивало им огромную разрушительную мощь. С другой стороны, необходимость в скорострельных орудиях промежуточного калибра (6–9 дюймов) в новых условиях сводилась практически к нулю из-за ничтожности причиняемого ими ущерба противнику. Более того, эти орудия в новых условиях были даже вредны, поскольку отнимали много места и веса, а в бою на дальних дистанциях оказались бы неминуемо обречены на уничтожение тяжелыми снарядами еще до вступления их в дело», — поясняет военно-морской историк Сергей Виноградов.

Со своими десятью двенадцатидюймовками «Дредноут» был равен по силам как минимум двум броненосцам. Так был начат очередной виток гонки военно-морских вооружений, являвшейся тогда главной в мире сферой высоких технологий.

«Британская судостроительная промышленность весь 1906 год работала практически на один корабль: Адмиралтейство заморозило свои программы в ожидании испытаний «Дредноута». Ну а затем приступили к созданию нового линейного флота — флота дредноутов. Основным лозунгом того времени стало знаменитое высказывание Фишера (по-английски звучащее рифмованно): «Строить первыми, строить быстро, строить новый лучше предыдущего!». С первой частью фразы англичане справились: уже в декабре 1906 года состоялась закладка «Беллерофона», а затем с месячным интервалом — еще двух однотипных кораблей, — отмечает В. Кофман.

По его словам, эффект от постройки «Дредноута» был сравним лишь с появлением первых броненосцев за полвека до того — новейшие линкоры всех стран сразу же стали почти беспомощными «стариками»…

Появление на порядок более мощных кораблей совпало со стремительным прогрессом устройств наведения на цель. На рубеже веков британцы проводили много морских артиллерийских учений. По итогам одного из них артиллерийский офицер Эрни Четфилд писал:

«Были сделаны сотни залпов и израсходовано много угля и энергии, чтобы доказать совершенно очевидный факт — нельзя вести эффективный огонь на дальние расстояния из мощных батарей современного военного корабля по старой схеме, как кому вздумается. Только научно обоснованное централизованное управление стрельбой может отвечать современным требованиям. Принятие этого стандартного способа ведения огня на флотах означает для Адмиралтейства и артиллерийских школ принятие новых проектов артиллерийского оборудования кораблей, новых методов тренировок, новых, лучших приборов — одним словом, революцию в артиллерийском деле. Времени ждать нет. Флот сам по себе является самым быстрым передвигающимся оружием в мире. Он может нанести удар в любом месте сразу же после получения приказа, но при этом имеет одну особенность: строительство корабля и обучение экипажа требует много времени».

На британском флоте, как правило, за сделанными выводами следовали действия. За считаные годы «революция в артиллерийском деле», о необходимости которой говорил Четфилд, стала свершившимся фактом. Теперь во время боя дистанция до цели и параметры ее движения определялась специально обученными людьми, которые вели наблюдение с помощью мощных стационарных оптических дальномеров. Эти же наблюдатели отслеживали по всплескам падение снарядов и определяли, насколько близко к врагу и в каком направлении они ложатся. Данные по телефонам передавались старшему артиллерийскому офицеру корабля — и он осуществлял централизованное руководство огневой мощью. Благодаря возможности своевременно вносить поправки по результатам пристрелки артиллеристы могли уверенно накрыть цель на дистанции в 10 000–15 000 метров. Именно более эффективная методика руководства артиллерийским огнем сыграла решающую роль в исходе сражения при Цусиме.

Дальнейшее развитие средств наведения привело к появлению настоящих протокомпьютеров — сложных электромеханических вычислительных устройств.

В 1904 году лейтенант британского флота Джон Дюмареск создал прибор, названный его именем, — он позволял рассчитать углы наведения с учетом взаимного перемещения стреляющего корабля и цели. А в 1911 году британский же адмирал Фредерик Чарльз Дрейер разработал достаточно сложный механический вычислитель, получивший название «столик Дрейера». Это было первое полноценное устройство управления огнем, учитывающее время полета снаряда на больших дистанциях и позволявшее вести скоординированную стрельбу из всех орудий. Столик Дрейера был снабжен калькулятором, использовавшим в качестве входных данных такие параметры, как скорость полета снаряда, дальность выстрела, плотность и температура воздуха, скорость и направление ветра. Появление счетно-механических устройств привело к тому, что, например, в ходе Ютландского сражения 31 мая 1916 года британские и германские линейные корабли смогли эффективно обмениваться артиллерийскими ударами на расстоянии в 13 и более километров, нанося противнику тяжелые повреждения и зачастую пуская его ко дну. В дальнейшем такого рода устройства стали еще более сложными и эффективными.

В 1900-х годах обзаводиться дредноутами кинулись не только Великобритания, Германия, США, Россия, Япония, Франция, Австро-Венгрия и Италия, но и Аргентина, Бразилия, Испания, Греция, Турция, Чили. Все эти страны, рассматривавшие друг друга в качестве потенциальных противников, старались выпускать дредноуты больше и сильнее, чем у соперника. Уже скоро на смену дредноутам пришли «сверхдредноуты», вооруженные орудиями сначала 343, 356, а потом 381 и 406 мм. Обладание такими кораблями представлялось билетом в элитарный клуб самых могущественных держав, обладающих подлинным суверенитетом. Однако появление подводных лодок дальнего действия и морской авиации внесло новые существенные компоненты в уравнение морской войны…

К слову, доктрина Мэхэна, породившая морских монстров, во многом сохраняет свою популярность (в первую очередь в США) и сейчас. А вот эпоха броненосных кораблей закончилась вскоре после окончания Второй мировой войны. Появление ракетного оружия вновь смешало все карты и отправило бронированных мастодонтов в архивы истории…