Моя пропитая юность

Впервые я попробовал спиртное в 12 лет — и сразу понял: это мое. На вкус было приятно, но главное, мне нравилось то, что оно делало с моими мозгами. Оказалось, что мои друзья думали так же. Тогда мы уже постоянно курили травку, катались на скейте и увлекались грибами. Мы были кучкой отбросов, растущих в маленьком городке, весь доступный досуг там — играть в футбол, копаться в мопеде или же наш вариант. Футбол и мопеды меня не привлекали.

С девяти до семнадцати лет я жил с отцом. Наши отношения всегда скорее напоминали дружбу чуваков, которые отрываются вместе, чем нежели отношения родителя и ребенка. Вместо авторитетной фигуры отца у меня был дружбан, который позволял делать что угодно когда угодно, и к тому же сам приобщил меня к волшебному миру конопли.

В пятнадцать я пошел в новую школу, и в первый день в качестве ободряющего подарка папа, собирая пакет с завтраком, сунул туда несколько шишек.

Несколько лет спустя мне впервые сказали, что у меня проблемы с алкоголем. Мне было 18 или 19, когда моя девушка деликатно намекнула на то, что мне стоило бы обратиться за помощью. В то время я не считал это необходимым, хотя у меня выработалась привычка каждый день начинать с четырех банок «Туборга» на завтрак, и меня последовательно исключили из нескольких школ. Друзья один за другим начали сосредотачиваться на экзаменах и поступлении в вузы. Они исчезали из моей жизни, и вместо них я окружил себя единомышленниками, которым не нужно было долго взвешивать предложение насосаться паршивой водки во вторник вечером. Впрочем, этим я мог заняться и без компании.

В 17 я переехал из пригорода в Копенгаген, чтобы начать все с чистого листа, но естественно, вышло ровно наоборот. Я пытался изучать один предмет за другим, но это никуда меня не приводило, а только увеличивало долг по студенческому займу — я брал деньги у банка и тратил их на бухло и наркотики. Мама также немного помогала мне, и я лгал ей по поводу того, на что трачу ее переводы. Она догадывалась, что происходит, но ее переполняло чувство вины по поводу того, что она позволила мне переехать к отцу в юности, поэтому она давала мне деньги без всяких вопросов — это был ее способ искупления.

Сейчас мой отец уже умер, но пока он был жив, я годами злился на него. Чем старше я становился, тем яснее осознавал, какое огромное негативное влияние он оказал на мою жизнь.

Моя привычка жалеть себя исключительно хорошо сочеталась с выпивкой. Я пил, потому что чувствовал себя дерьмом.

В двадцать с небольшим лет по субботам и воскресеньям я выпивал литр алкоголя в сутки. В будни я сокращал потребление наполовину, чтобы быть в состоянии хоть как-то функционировать. К тому времени стало очевидным, что я алкоголик, и я проходил весьма суровое лечение антабьюзом — этот препарат удерживает от употребления спиртного путем добавления к опьянению мерзких побочных эффектов. Но если по-настоящему хочешь бухать (а я хотел), можно делать это и на антабьюзе. Я избавлялся от его действия с помощью гашиша и таблеток, и все равно моя голова кружилась, сердце прыгало в груди, начинались проблемы с дыханием, покрытая сыпью кожа чесалась. Но можно было нарезаться до такой степени, чтобы нервная система перестала ощущать эти эффекты, и я спешил достичь этой стадии.

При этом я верил, что через пару месяцев приема антабьюза смогу ответственно подходить к выпивке. Но когда курс лечения закончился, все стало только хуже. Самым сложным было признаться себе, что я не контролирую свою привычку. Я внушил себе ложную мысль, что в один прекрасный день смогу регулировать объемы употребления спиртного — только потому, что у меня не хватало смелости принять правду: я пил потому, что чувствовал себя ни на что не годным чмом. Если ты завяжешь раз и навсегда, тебе придется встретиться лицом к лицу с демонами, которые являются корнем твоих проблем, и тебе придется бороться с ними трезвым.

Я был не в силах протрезветь, несмотря на то, что алкоголизм дорого обходился мне по всем фронтам. У меня были три опыта долгосрочных отношений, и все они оказались испорчены из-за бухла. Когда я встречался со своей второй девушкой, я принимал антидепрессанты одновременно с алкоголем, и это приводило к странному деструктивному поведению.

Я разбивал бутылки о свою голову и сам себя избивал на глазах подружки. Бывало, она приходила домой и обнаруживала, что я лежу на полу в гостиной, под мной две лужи — мочи и блевотины с водкой.

Дважды я почти умер. Первый раз случился на фестивале техно — я потерял сознание и очнулся в больнице. Во второй раз вырубился на диджей-сете в копенгагенском клубе, передознувшись бутиратом, заполированным безбожным количеством выпивки. Мое сердце остановилось, и бригада реанимировала меня под дождем рядом с очередью желающих попасть в клуб. На следующий день я проснулся, весь облепленный электродами, к штанам был приклеен мешок с мочой. Врачи предупредили меня о последствиях, и тем не менее, я снова залил шары в тот же день. В менее увлекательные ночи я сидел дома с задернутыми шторами и пил в одиночестве, под конец моноверечинки часто истекая пьяными слезами.

В 31 год я поступил на курсы по рисованию вывесок. Шесть или семь лет я провел, слезая с антабьюза и снова садясь на него, но когда моя последняя девушка ушла, я сорвался. Нездоровый образ жизни мешал моей работе — руки дрожали так, что я не мог ровно рисовать тонкие элементы букв. Мне нравилось быть художником, и я искренне хотел окончить эти курсы. Они заставили меня понять, что во мне осталось желание жить. В глубине души я знал, что мне придется порвать все отношения с бутылкой.

В первый год избавления я периодически срывался в запой и каждый день курил травку, но к августу 2013-го обратился за помощью в несколько групп поддержки и смог полностью отказаться от спиртного, сигарет и тяжелых наркотиков. Сегодня самая сильная из моих зависимостей — кофеиновая.

Назвать завязку поворотным моментом моей жизни было бы преуменьшением ее роли.

Раньше люди видели во мне эталон лузера, который часто валялся на тротуаре в алкогольно-наркотическом отрубе, и те знакомые, которые наблюдали меня таким, определенно начали уважать меня за то, что я смог взять себя в руки.

Конечно, с некоторыми из них я больше не общаюсь, но у меня появились новые друзья, которые злоупотребляют более умеренно. Я спокойно могу пойти на вечеринку с фрибаром и не ощущаю соблазна накидаться. И честное слово, мне все так же весело тусить, часто я самый счастливый и энергичный человек в компании. Но на то, чтобы достичь этой фазы, ушла куча времени. Мой близкий друг тоже бросил пить, и это сильно помогло моему возвращению к ночной жизни без коктейлей.

Я не скучаю по состоянию опьянения. Я чувствую себя лучше — морально, физически и социально. Сегодняшняя ясность восприятия — лучшая награда для меня. Не могу обещать, что однажды (после того, как заведу пару ребятишек и отращу бороду) я не зайду в сарай, чтобы тайком выкурить косячок. Но я уверен, что больше никогда не буду выпивать.