«Я иду в поход на знаменитого Сидящего Быка севера». Как индейцы сопротивлялись армии Соединенных Штатов

В декабре 1875 г. у полковника Джона Гиббона, командующего округом Монтана, образовалась уйма свободного времени. Гиббона, как и его начальника генерала Терри, не посвятили в планы Белого дома по обвинению недоговорных лакота во враждебных действиях, которые надеялся спровоцировать президент Грант. Воспользовавшись затишьем, которое наступало на фронтире зимой, Гиббон сочинял длинное и абсолютно нетипичное для военного послание редакторам Army and Navy Journal. Он хотел четко высказать армии, общественности и официальному Вашингтону свою позицию по войнам с индейцами. Выпускник Вест-Пойнта и герой Гражданской войны, задержавший со своей дивизией атаку Пикетта при Геттисберге, Гиббон не был ни сентиментальным, ни мягкотелым. Он был честным человеком с обостренным чувством справедливости. Поэтому он просил читателей посмотреть на происходящее глазами индейцев:

Поставьте себя на место белого человека, который задается вопросом: «Что бы сделал я, если бы мне угрожали, как угрожали и угрожают индейцам?» Допустим, на берега нашего огромного континента высадится народ, превосходящий наш, и примется пять за пядью скупать или выманивать у нас обманом землю, постепенно захватывая ее всю, пока в конце концов не загонит нас, опустившихся и разложившихся, в самый дальний и негодный угол, где нельзя выжить, иначе как воруя или разбойничая. Допустим, вспомнив о справедливости, этот высший народ осознает, что долг обязывает его давать пищу нашим голодным ртам и укрывать одеялами наши замерзшие спины, что мы сделаем тогда? Человек, который, насколько мне известно, ненавидит индейцев пуще змей и признает хорошим индейцем только мертвого, на предложение поставить себя на их место заскрежетал зубами от ярости и воскликнул: «Да я бы вырвал сердце любому, кто попался мне в руки!» Именно так он бы и поступил, и именно так поступили бы мы все.

В 500 км на юго-восток от Форт-Шоу, в лагерях, разбросанных по берегам рек Паудер и Йеллоустон, зимовали недоговорные лакота. Вопреки Гиббону, они не опустились, не разложились и не воровали (разве что лошадей у кроу и шошонов). Это были суровые и непримиримые приверженцы традиционного уклада жизни, именуемые иногда «зимними бродягами», в отличие от «летних бродяг» — резервационных индейцев, которые пополняли их ряды в теплое время года, чтобы вместе поохотиться, укрепить родственные и дружеские связи и, пусть ненадолго, вдохнуть пьянящий воздух свободы. С наступлением нового года позиция недоговорных индейцев не изменилась: они не собирались ссориться с белыми, пока те не посягают на Неотчуждаемую Индейскую территорию, которую, как ясно дали понять их вожди, они уступать не собираются. Поэтому требование правительства прикрепиться к индейским агентствам не позже 31 января 1876 г. их озадачило. Ответ они дали абсолютно миролюбивый и, с их точки зрения, вполне разумный: они признательны за приглашение прийти и поговорить, но уже устроились на зимовку. Вот когда наступит весна и лошади наберутся сил, тогда настанет пора собраться и обсудить будущее. А пока они никому никакого вреда не причинят.

Уполномоченный по делам индейцев положил ответ лакота под сукно и в своих донесениях в Вашингтон придерживался все той же намеченной в ноябре официальной линии. Лакота, заявил он, «непокорны и враждебны» настолько, что он не видит смысла дожидаться назначенного на 31 января 1876 г. окончания срока, позволяющего армии развернуть против них военные действия. Министр внутренних дел Чандлер, как и ожидалось, эти измышления поддержал.

«Сидящий Бык по-прежнему отказывается выполнять указания комиссии», — сообщил он военному министру, тем самым препоручая ему разобраться с недоговорными лакота и с зимующими на Неотчуждаемой Индейской территории шайеннами, как армия сочтет нужным.

Шеридану дали зеленый свет. 8 февраля он приказал Терри выдвигаться на запад из форта Авраама Линкольна с Кастером и 7‑м кавалерийским полком к окрестности Паудера, а Круку — из Форт-Феттермана на север, в Вайоминг. Если получится скоординировать действия, тем лучше. Терри, однако, в поход так и не выступил. Из-за обильных снегопадов железная дорога «Норзерн Пасифик» встала, и подвоз провианта в форт Авраама Линкольна прекратился. Надеясь, что Кастера сможет заменить Гиббон, Терри велел полковнику направляться на восток от Форт-Эллиса вдоль Йеллоустона и перехватывать всех индейцев, которых Крук оттеснит на север. Однако Гиббон тоже был отрезан снежными заносами, и на сбор своих войск ему требовался весь март.

В департаменте Крука дела складывались получше. Несмотря на непогоду, ему удалось добыть достаточное количество провианта, и 1 марта 1876 г. он выступил из Форт-Феттермана с 692 офицерами и солдатами и с внушительным обозом из навьюченных провизией и боеприпасами мулов и фургонов. Официально возглавлял поход полковник Джозеф Рейнольдс, командир 3‑го кавалерийского полка, а Круку отводилась роль наблюдателя. Рейнольдс, показавший себя компетентным командиром корпуса во время Гражданской войны, на фронтире пока ничего не добился. Ставя его во главе экспедиции на реку Паудер, Крук давал Рейнольдсу шанс реабилитироваться.

Однако ничего хорошего Крук от этой операции не ждал. «Я иду в поход на знаменитого „Сидящего Быка севера“, — писал он своему другу, будущему президенту Резерфорду Хейзу. — Я не особенно уповаю на успех, поскольку у них перед нами огромное преимущество». И преимущество это еще возрастет. Едва экспедиция Крука покинула Форт-Феттерман, зима обрушилась на них так, будто хотела сжить со света. Метель застила глаза преследователям и укрывала преследуемых. В первую же ночь отряд индейцев угнал стадо мясных коров, которое Рейнольдс не распорядился охранять. Четыре ночи спустя другой отряд чуть не обратил в паническое бегство коней кавалеристов. Индейцы выследили колонну и висели у нее на флангах, даже не скрываясь. В конце концов Круку это надоело, и он, сместив Рейнольдса, взял командование на себя. Демонстративно отправив пехоту и фургонный обоз обратно в Форт-Феттерман, чтобы обмануть индейцев, морозной безоблачной ночью 7 марта он помчался с кавалерией к предполагаемой стоянке Бешеного Коня на реке Паудер и был застигнут одним из самых страшных буранов в истории Великих равнин. Метель мела не переставая. Температура упала до минус сорока. Теперь Крук сражался с самой природой. «Есть бекон из пайков удавалось, только отрубая от него мелкие стружки топором. Несколько буханок мягкого хлеба, промерзнув насквозь, превратились в камень, — выводил задубевшими пальцами в блокноте дрожащий от холода репортер. — Пальцы липли к ружьям и ножам, словно к свежей клейкой ленте, а толщина льда на реке [Тонг] была от полуметра до метра».

К счастью для Крука, 16 марта на окраину лагеря забрели двое индейских охотников. Увидев кавалеристов, они сразу же скрылись в снежной кутерьме, но их успели заметить. Крук послал Рейнольдса с тремя батальонами (15 офицеров и 359 бойцов) и опытным разведчиком Фрэнком Груардом на поиски стоянки Бешеного Коня, с которой, как предполагал Крук, пришли эти охотники. С ними увязались репортер Роберт Страхорн и адъютант Крука лейтенант Джон Берк.

Сам Крук остался в лагере с вьючным обозом. «Приказ он дал нам строгий, — вспоминал Груард. — Мы должны были налететь на стоянку, захватить лошадей и все запасы сушеного мяса, которые попадутся, а саму стоянку сжечь и удерживать позиции до тех пор, пока не удастся отправить Круку связного с донесением. Индейцев по возможности брать в плен. Такую задачу ставил перед Рейнольдсом генерал Крук в своем устном приказе».

Колонна Рейнольдса выдвинулась с наступлением темноты. Более морозной ночи Груард не припомнил бы за всю свою жизнь. Ледяной ветер хлестал словно плетью, метель то свирепела, то утихала, луна куталась в плотные тучи. Смутный след вел через угольно-черные лощины и обледеневшие овраги. Страхорн поражался упорству Груарда, который, «ползая на четвереньках в глубоком снегу, вглядывался в едва различимые отпечатки копыт, а потом, на миг потеряв след, метался туда-сюда, пока не находил его снова». К утру тучи разошлись. Снегопад прекратился, зато усилился мороз — до минус пятидесяти, не меньше, как казалось некоторым солдатам. До реки Паудер было уже рукой подать. В половине третьего ночи кавалерия сгрудилась в глубоком ущелье, и Груард отправился дальше один. Несколько измученных голодом, обессиленных и окоченевших от мороза кавалеристов свалились с коней и замерзли бы насмерть, если бы их не растолкали и не привели в чувство. Слава богу, на рассвете вернулся Груард. Ему удалось отыскать стоянку Бешеного Коня. По крайней мере, так решил бывалый разведчик. На самом деле он обнаружил 65 палаток общины шайеннов под предводительством двух мирных вождей, собиравшихся весной прийти в Агентство Красного Облака.

Как показала кампания на реке Уошито, зимой внезапная атака эффективнее всего на рассвете. Но когда Рейнольдс с офицерами добрались до высокого изломанного хребта, с которого виднелась стоянка шайеннов на западном берегу Паудера, уже давно стоял белый день. Между подножием хребта и рекой простиралась ровная бесснежная луговина — то, что нужно для кавалерийского наскока. К югу от стоянки пасся, разбредясь небольшими группками по обоим берегам скованного льдом Паудера, табун — около тысячи коней. При виде молодых воинов, расхаживающих между палатками, Рейнольс и его продрогшие бойцы усомнились, что атака получится внезапной.

В действительности момент был утрачен еще раньше. Шайенны знали о появлении армейцев в их краях, но не думали, что Крук пришел по их душу, ведь они никак не нарушали мир. Когда Рейнольдс отправился в ночной марш-бросок, вожди посовещались и решили стоянку не переносить. Однако опыт требовал смотреть в оба и оставаться настороже, поэтому вожди отправили сквозь буран десять Волков наблюдать за военными. На холмах к северо-западу от стоянки застыли часовые, но по случайности на том хребте, где Рейнольдс сосредоточил свои силы для атаки, никого из часовых не оказалось. Волки между тем заблудились в метели, а когда наконец напали на след кавалерии, их кони так выбились из сил, что не успели бы доскакать до стоянки раньше Рейнольдса.

План Рейнольдса был прост. Бросить в атаку батальон капитана Генри Нойза, которого прикроет с хребта ружейным огнем батальон капитана Александра Мура. Но молниеносный прямой удар, как предписывал приказ, не получился, и в тактическом отношении атака провалилась. Батальон Нойза спустился со склона в полутора километрах от стоянки, кони кавалеристов едва держались на ногах. Возглавляла атаку вооруженная револьверами рота капитана Джеймса Игана. Когда эти 47 кавалеристов пробрались, лавируя, сквозь табун пасущихся лошадей шайеннов, их кони могли идти только медленной рысью. Замедляла удар и необходимость продираться через густые заросли. И все же требуемого эффекта достичь удалось. «Женщины вопили, дети плакали и звали матерей, — вспоминал шайеннский воин. — Старики ковыляли прочь, пытаясь скрыться от пуль, которые свистели между палатками».

Суматоха на стоянке прекратилась быстро. Под призывы вождей «сражаться, как подобает мужчинам» воины сгруппировались к северу от своего лагеря и открыли испепеляющий ответный огонь. Шесть кавалерийских коней пали под обстрелом, четверо бойцов вылетели из седла — кто-то из них уже не поднялся. Видя, что сопротивление крепнет, капитан Иган велел своим всем спешиться и, укрываясь за палатками, дожидаться огневой поддержки с хребта.

Дожидался он напрасно. Мур по какой-то необъяснимой причине замешкался, развертывая стрелков в цепь, и, когда огонь был открыт, в зоне обстрела оказались в основном кавалеристы Игана. Тем временем капитан Нойз со второй ротой отошел уже довольно далеко, уводя табун шайеннских коней. Рейнольдс не потрудился даже поставить боевую задачу командиру своего третьего батальона Энсону Миллсу, поэтому прийти на подмогу Игану тот решил самостоятельно. Оттеснив индейских воинов на несколько сотен метров от стоянки, он поджег палатки, где хранились боеприпасы. Взрывающиеся патроны рвали в клочья парусину палаток и взметали в небо осколки шестов. Седла лошадей лопались с треском. Бизоньи накидки, сундуки, обтянутые искусно расшитой лосиной шкурой, величественные головные уборы из орлиных перьев, одеяла, бубенцы, шелковые ленты, столовые приборы, горшки и котлы — пламя поглощало все без остатка. Рейнольдс приказал спалить все, в том числе тысячу фунтов свежего бизоньего и оленьего мяса. Бессмысленное уничтожение столь необходимой им провизии ужаснуло лейтенанта Берка, который увидел, что Рейнольдс «не способен усвоить важнейшие принципы ведения войны с индейцами», например не оставлять своих раненых и убитых на поле боя. Отступая с неподобающей поспешностью, полковник бросил двух погибших и одного тяжелораненого, который не мог передвигаться самостоятельно. Он забрал у индейцев 799 лошадей, но не распорядился выставить у табуна караулы, и почти всех коней благополучно увели назад пришедшие ночью десять воинов.

27 марта 1876 г. потрепанная и деморализованная колонна генерала Крука вошла, едва волоча ноги, в Форт-Феттерман. Все, чего удалось добиться в ходе зимней кампании, — непреднамеренно предупредить недоговорные племена о грозящей им смертельной опасности. Крук, спеша снять с себя ответственность за разгром, отдал Рейнольдса под трибунал за «бестолковость и безголовость», как выразился Берк.

В этой пятичасовой стычке, именуемой в армейских анналах Битвой на реке Паудер, погибли два индейских воина. К чести Игана и Миллса, среди женщин и детей застреленных не было. Спасшиеся со стоянки индейцы недосчитались только одной соплеменницы — слепой старухи, слишком немощной, чтобы бежать. Несколько шайеннских воинов, вернувшись к тлеющим углям лагеря, обнаружили ее палатку и ее саму целыми и невредимыми. Как вспоминал один из воинов, «все сошлись на том, что это говорит о великодушии солдат».

Возможно. Тем не менее шайеннам досталось изрядно. Погибая от голода и холода, оставшиеся без крова индейцы три дня брели по лютому морозу сквозь сугробы, пока не добрались до стоянки Бешеного Коня. Оглала помогли беженцам чем могли, но община Бешеного Коня насчитывала меньше четырехсот человек — слишком мало, чтобы обеспечить шайеннов всем необходимым. Понимая, что на него тоже могут напасть, Бешеный Конь свернул лагерь, и шайенны вместе с оглала отправились за 100 км к большой стоянке ханкпапа и миниконджу под предводительством Сидящего Быка у слияния Паудера и Литтл-Миссури. Там не было недостатка в еде, одеялах и палатках. Пока ханкпапа оказывали гостеприимство шайеннам, вожди племен устроили большой совет, на котором договорились и впредь держаться вместе.

Читайте также

Инъекции жабьего яда и мука из костей мертвецов. Краткое введение в южноамериканский каннибализм

«Мы думали, что объединенный лагерь отпугнет солдат, — вспоминал шайеннский воин Деревянная Нога. — Мы надеялись таким образом избавиться от их атак, а потом снова тихо-мирно охотиться и кочевать». Руководящую роль объединенные племена отводили Сидящему Быку. «Теперь все индейцы восхищались им как обладателем сильной магии, т. е. человеком добрым и мудрым, умеющим выбрать правильное направление действий», — объяснял Деревянная Нога. Придерживаясь намеченной Сидящим Быком и Бешеным Конем политики оборонительной войны, совет постановил, что они будут сражаться, только если окажутся под ударом. Но это не мешало вождям злиться. Прежде армия вторгалась на их земли, только чтобы охранять железнодорожные постройки или исследовать территорию. Теперь они пришли убивать.