«Любовь побеждает всё». Почему крестоносцы считали, что война — это милосердие

В период с 1096-го по 1271 год христиане из Западной Европы инициировали восемь крупных войн и множество более мелких военных конфликтов на Ближнем Востоке и в Северной Африке, которые ученые сейчас называют «крестовыми походами». Католическое духовенство считало эти войны священными и справедливыми, а более ранние завоевания мусульман в этих регионах рассматривались как интервенция и оккупация христианских земель. Кроме того, духовенство возмущал тот факт, что не так давно исламизированные тюркские народы оказывали военное давление на оставшиеся независимыми царства в Восточном Средиземноморье, в частности, на Византийскую империю. В конце XI века эта ситуация стала рассматриваться как кризисная, что фактически послужило толчком к началу Первого крестового похода, приведшего к завоеванию Иерусалима и созданию новых христианских государств — государств крестоносцев. Позже христиане стали снаряжать военные экспедиции с теми же целями в другие части света, такие как Иберия и Восточно-Балтийский регион. Со временем военные кампании против инакомыслящих христиан и политических врагов католической церкви получили папское одобрение в качестве «крестовых походов», то есть как справедливые и священные войны.

Христиане, участвовавшие в этих экспедициях, были одновременно паломниками и воинами. Будучи воинами, крестоносцы тщательно готовились к тому, чтобы покинуть Европу и отправиться в бой. В этом тексте рассматривается то, как они готовили себя и свое оружие к участию в священной войне, и исследуется любопытная взаимосвязь между понятием милосердия и некоторым оружием крестоносцев, в частности кинжалом.

Крестоносцы — это люди, которые «взяли на себя крест» или, скорее, получили крестное знамение. Приняв на себя материальный крест, они публично клялись бороться с вооруженными врагами христиан. Также это свидетельствовало о том, что они признают духовную силу креста и становятся на его защиту. Символ креста напоминал о первом христианском императоре — римском правителе IV века Константине Великом. Его биограф Евсевий Кесарийский утверждал, что перед решающей победой в битве у Мульвийского моста Константин взглянул на небеса и увидел сияющий крест и слова, которые латинские источники передают как In hoc signo vinces — «Под этим знаком ты победишь». Крестоносцы, люди, отмеченные крестом, crucesignati, черпали мужество в своей вере в Божью помощь.

Женщины тоже могли принять обет крестоносца, но обычно исполняли его, внося денежные взносы в поддержку экспедиций, хотя ученым очень мало известно о ритуалах, сопровождавших подобные взносы. Гораздо лучше задокументированы ритуалы, сопровождавшие обеты мужчин: те должны были исповедоваться и вверить себя защите святого или святых. Потенциальные крестоносцы также заботились о том, чтобы благословение получило их оружие. Наконец, они озвучивали, «созвав соседей», составленные ими завещания, в которых оговаривалось наследство и давалось множество распоряжений, касающихся, в частности, благотворительных расходов.

Так крестоносцы выражали готовность отправиться на войну, оставив удобства, родственников и друзей, а также надежду вернуться живыми и здоровыми.

Эти процедуры служили цели очищения воинов. В отличие от старых или больных паломников, которые предпринимали путешествия в Иерусалим, чтобы умереть, крестоносцы редко сознательно искали смерти, и тем не менее, они хотели быть к ней готовыми.

Акт принятия креста мог произойти за годы до того, как воины отправлялись в бой, и обстоятельства могли сложиться таким образом, что отдельные крестоносцы или целые группы не могли исполнить свои обеты. Тем не менее, крестоносцы активно принимали крест и получали различные благословения в период с 1100-го по 1300 год. Поводы для принятия креста были разными. Крестоносцами через публичное покаяние могли стать отъявленные грешники, мятежники и преступники. Другие люди давали обет креста после вдохновляющих проповедей на площади или в церкви. Каждый мужчина, который публично поклялся идти на войну под знаменем креста, получал — сразу или спустя некоторое время — крест из ткани для пришивания к верхней одежде. В редких случаях крестоносец предпочитал заклеймить себя или сделать надрез с маленькой эмблемой креста на плече, наподобие современных солдатских татуировок.

Независимо от того, сколько времени проходило между принятием креста и отправкой на войну, второй этап начинался с исповеди. Исповедь здесь имела двойное значение. Одно из них — исповедь в сакраментальном смысле, то есть церковное отпущение грехов после того, как человек рассказал о них духовному лицу. Обычно такая исповедь совершалась во время Пасхи, но ее могли провести во время тяжелой болезни, когда человека нужно было соборовать. Поскольку на войне был велик риск умереть от болезни, несчастного случая или в бою, духовенство и миряне рассматривали таинство исповеди как начальный обряд подготовки к отъезду.

Но когда исповедовался крестоносец, это также подразумевало второе, более сложное значение исповеди.

Верующие надеялись, что все исповедовавшиеся и раскаявшиеся грешники исправят совершенные ими ошибки и возместят деньги, полученные греховным путем. Иными словами, простые люди ожидали, что рыцари, которые собирались отправиться в крестовый поход, наконец удовлетворят их многочисленные жалобы.

Особенно это относилось к лордам и правителям. Оправдывая эти ожидания, лорд Жан де Жуанвиль, друг и биограф французского короля Людовика IX, попытался исправить все несправедливости, которые он или его подчиненные совершили в его владениях, прежде чем он отправился в крестовый поход в 1248 году. Поступая так, он также следовал примеру самого короля.

Каждый этап обряда сопровождался молитвами к Богу и святым об успехе миссии. Чаще всего рыцари обращались к Деве Марии, но молились и другим святым. Это могли быть дохристианские библейские герои, такие как Давид, убивший Голиафа, и Юдифь, убившая Олоферна. Кроме того, крестоносцы молились Архангелу Михаилу, изгнавшему сатану с небес, святому Деонисию, Георгию, Мартину, Морису и Себастьяну. Себастьяну, например, молились потому, что он был солдатом Римской империи, который защищал своих собратьев-христиан от преследований и за это был подвергнут казни с помощью лука и стрел. Средневековые рыцари с мечами, копьями, щитами, боевыми штандартами и тому подобным взывали к святым, жизни которых, казалось, имели общие черты с их собственными. Многие обряды, в рамках которых рыцари взывали к тем или иным святым, хотя и опирались на давние прецеденты, были новыми для эпохи крестовых походов.

Следует добавить, что средневековые воины, помимо благословений, пытались придать своему оружию духовную силу другими способами. Они нанимали граверов, чтобы те начертали на оружие определенные символы. Сам король Людовик IX хранил при себе реликвию — частицу Истинного Креста — факт, который, по-видимому, был широко известен. Вероятно, Людовик верил, что реликвия способна отвратить от него беду, по крайней мере, такой вывод можно сделать из отчета его современника, английского хрониста Мэтью Пэриса, который описал, как мать короля, королева Бланш, прикладывала к нему реликвии Страстей Господних, когда он был болен.

Если ритуалы и церемонии, призванные защитить и, при необходимости, исцелить крестоносцев, довольно хорошо исследованы, гораздо меньше внимания историков уделялось оружию, в частности кинжалу. Вероятно, это можно объяснить тем фактом, что кинжал относился к категории ножей, освящение которых часто оставалось незарегистрированным.

Термин «ножи» охватывает множество видов оружия, и, действительно, существовало много слов для их обозначения. Слово «кинжал» (dagger), по-видимому, является исконно английским, хотя несколько этимологов пытались отыскать его корни в других языках. Этим словом обозначается крестообразное оружие с лезвием длиной в ладонь, слегка изогнутым с обеих сторон, не широким и не узким, средней ширины.

Проблема в том, что, когда ученые наталкиваются на средневековые тексты на латинском или народных языках, где используются другие слова для обозначения ножа, которые могут соответствовать, а могут и не соответствовать этому определению, они по умолчанию выбирают для перевода также английское слово кинжал. Таким образом, слова annelacum, bidew, boydekin, cultellus, durk, misericordium, poignard, sica, skayne и stiletta часто переводили как кинжал. На самом деле, эти термины относятся к нескольким совершенно разным видам ножей, не обязательно кинжалов.

Однако мизерикорд (misericordium), клинок, который интересует нас в данном случае, по-видимому, и был настоящим кинжалом, и ни одно оружие так хорошо не раскрывает сложные отношения между насилием и состраданием, какими они представали в сознании крестоносцев.

Большинство ученых считают, что изготовление кинжалов началось на Западе в XII веке после тысячелетней паузы в связи с началом крестовых походов. Тогда же их стали называть мизерикордами. В XII веке и позже производство этого вида оружия увеличивалось, участились и упоминания о нем в письменных источниках. Лексикограф раннего Нового времени Шарль дю Френе приводил примеры употребления этого слова из различных латинских источников, в том числе романов, например, из «Романа о розе», и из административных записей на местных языках. Лексикографы с британских островов задокументировали множество упоминаний мизерикордов в среднеанглийском языке.

Мизерикорд был дорогим оружием. Например, пытаться продать найденный кинжал было очень рискованно, поскольку это нарушало закон о сокровищах. Штраф за такое нарушение мог быть крупным. Мизерикорд стоил дороже, если он был покрыт эмалью, имел серебряную с позолотой или инкрустированную драгоценностями рукоятку, наподобие кинжала, принадлежавшего Раулю де Преслю, коннетаблю Франции, с его «образом в хрустале», описанным в 1302 году. При этом воины-аристократы и другие рыцари того времени считали мизерикорд настоящим боевым оружием и использовали его в качестве такового.

Военный историк Чарльз Стэнтон, опираясь на французские источники, так описывает битву во время одного из итальянских крестовых походов против Манфреда Гогенштауфена, последнего короля Сицилии и внебрачного сына императора Священной Римской империи Фридриха II:

«Наемники Манфреда, размахивавшие тяжелыми немецкими длинными мечами в тесном пространстве, были легкой добычей для французов с короткими клинками, такими как мизерикорды. Хуже того, Виллани утверждал, что французские пехотинцы использовали свои кинжалы также для ударов по коням немецких рыцарей».

Немецкие рыцари были разгромлены. Подобная тактика не свойственна воинам поздней Римской империи — тогда пугио (тоже кинжалы, только гораздо более крупные, чем средневековые мизерикорды) носили как статусную вещь и, хотя порой они применялись в рукопашном бою, чаще всего их использовали во время частных ссор (вопросов чести) и при убийствах — например, им убили Юлия Цезаря.

Король Людовик IX носил свой кинжал на боку во время своего первого крестового похода (1248–1254). Семья продолжала хранить его как реликвию долгое время после кончины монарха. Мизерикорд висел у него на боку, но с какой стороны? Свидетельства о том, что это оружие было частью снаряжения средневекового воина, отчасти получены благодаря изображениям на статуях, украшавших рыцарские гробницы. На этих изображениях мизерикорд обычно висит на ремешке с правой стороны. Это имеет огромное символическое значение. Правосторонность во всех ее проявлениях в представлениях людей Средних веков означала все самое хорошее, включая величие, силу, мудрость, честь, справедливость, моральную чистоту, престиж и превосходство. Значение этих представлений отражало важность правосторонности в библейских текстах. Иисус, например, сидит по правую руку от Отца — метафора, которой часто пользуются авторы Нового Завета и его позднеантичные и средневековые интерпретаторы.

Многие антиквары и ученые, начиная с XVIII века, когда интерес к Средневековью достиг расцвета, рассматривали мизерикорд как особый кинжал, которым рыцарь наносил смертельный удар («удар милосердия») тяжело раненому врагу, который в противном случае страдал бы от продолжительной агонии.

Эта гипотеза поверхностна, но убедительна. Так получается благодаря тому факту, что слово, обозначающее жалость (милосердие) на латыни, — misericordia. Однако, хотя нет никаких сомнений в том, что комментаторы придавали значение этому этимологическому факту, неясно, рассматривался ли в Средневековье удар кинжалом, который боец наносил своему врагу, именно как акт милосердия.

Сейчас некоторые ученые считают, что кинжал с относительно тонким лезвием был сконструирован таким образом, чтобы проскальзывать в местах соединения листов пластинчатой брони, что объясняет его немецкое название — Panzerbrecher. Но если это так, то вероятность того, что такой удар действительно вызовет мгновенную смерть, представляется небольшой. Возможно, человека можно убить таким образом, если он одет в кольчугу. Колотая рана, полученная в результате проникновения ножа под бронепластину, едва ли смогла бы мгновенно умертвить человека, в отличие, скажем, от раны поперек запястья или шеи.

Тем не менее, различные вариации этого представления, подкрепленные статьей из справочника Андре Воше по Средневековью, продолжают находить сторонников. Также бытует мнение, что мизерикорд использовался, чтобы избавить жертву от «невыразимых мук смерти от столбняка». После осмотра травм раненого и состояния его челюсти — не свела ли ее судорога, — а также сняв часть его доспехов, рыцарь мог решить, следует ли наносить смертельный удар.

Смерть от столбняка, конечно, не была редкостью в обществе, где повсюду валялись ржавые гвозди, особенно из подков, и где люди, соответственно, часто получали колотые раны. Предсмертные муки от этой болезни были ужасающими. Одно клиническое описание тяжелого столбняка, который в 70% случаев приводил к смерти, выглядит следующим образом:

«Рефлекторные спазмы могут быть ужасающей интенсивности. Сильный мышечный спазм может привести к перелому позвонков. Спазм мышц гортани, диафрагмы и мышц грудной стенки препятствует вентиляции [дыханию], из-за чего возникает цианоз [посинение]».

Ученые предположили, что, учитывая ужасы смерти от столбняка, смертельный удар мог считаться даром беззаветной любви к врагу. При подобном сценарии страдания побежденного способствовали, но не вели напрямую к милости последнего удара. Скорее, удар милосердия был актом незаслуженной любви победителя к побежденному. Это был человеческий аналог божественной благодати, незаслуженной любви Бога к грешному человечеству. Некоторые современные синонимы смертельного удара на первый взгляд, кажется, подтверждают эту интерпретацию: например, Gnadenstoss в переводе с немецкого означает «удар благодати», однако это выражение не похоже на средневековое. Coup de grâce — еще одно несредневековое выражение, которое тоже означает «удар милосердия».

Существуют и другие теории о том, зачем нужны были кинжалы, и, на мой взгляд, они более убедительны. Нет никаких свидетельств того, что рыцари называли свои кинжалы мизерикордами до крестовых походов. Если подобное умолчание отражает реальность, то вполне вероятно, что, когда рыцари благословляли оружие, которым они пользовались в священных войнах, они делали это потому, что одной из целей этих походов было дать помощь — милосердие — собратьям-христианам. Их миссия состояла в том, чтобы защищать тех, кто, как считалось, страдает от притеснений со стороны неверующих или сопротивляется им. Это также объясняет, почему на рукоятках и лезвиях стольких видов этого оружия были выгравированы кресты. Ибо «крест», как заметил один религиозный писатель за столетия до появления этой странной смеси смерти и сострадания, «был создан для нас Солнцем справедливости, чтобы мы могли быть озарены его милосердием».

Как и в случае с мечами, кинжалы получали имена от владельцев-воинов, заказывали у граверов изображения различных религиозных формул. На одном из таких кинжалов, которые принадлежал воину конца XIII века, есть необычная надпись (возможно, это имя ножа) — AMOR VINCIT OMNIA — «любовь побеждает все». С одной стороны, надпись отсылает к видению Константина: In hoc signo vinces. С другой стороны, она наводит на мысль, что воин, придумавший эту гравюру, считал войну праведной и, следовательно, считал использование этого освященного оружия актом любви. Если я прав, то здесь мы дело с тем, что Райли-Смит увидел в идеологии крестоносцев: война как акт любви, где любовь — это готовность отдать жизнь за своих друзей, то есть за своих братьев-христиан.

Ученым хорошо известно, что европейские ремесленники изготавливали аналогичные мизерикордам декоративные кинжалы для своих покровителей, а также украшенные орнаментом ножны для ножей. К сожалению, последние делались обычно из ткани и кожи, поэтому почти не сохранились. Тем не менее, разумно предположить, что они вобрали в себя аспекты иконографии и надписей других освященных видов оружия средневековой Европы. Изображения и формулы на ножах были постоянным напоминанием владельцам оружия об их моральной ответственности. Для рыцаря использование такого орудия праведного насилия неправильным образом, как это определялось духом того времени, осквернило бы его и подвергло риску его душу. Убийство невинных, беззащитных и уязвимых людей или уже побежденных и, следовательно, безвредных врагов во время войн, особенно с помощью освященного оружия, такого как мизерикорд, было оскорблением его статуса освященного оружия и, следовательно, оскорблением Бога.