Искусство вовремя подвыпить: универсальное объяснение прелести пьянства

Вот, допустим, ты живешь обычную человеческую жизнь: рождение, родители, школа, потом ничего не понял, а дальше — только смерть. Лежишь на диване, рыскаешь по телеграм-каналам, алчешь какой-нибудь подработки и золота. Но вдруг обнаруживаешь, что стоишь на стойке бара — с микрофоном, который украл в соседнем караоке, пока там дрались за последний бургер. Микрофон не работает, но тебе плевать. И ты что-то кричишь, зал тоже кричит. Ты вышел в новое измерение; всё, что требовало твоей души, осталось за его пределами. Ты пьян — и не жалеешь об этом.

Не буду вспоминать, сколько лет мне было, когда я впервые напилась, но это точно было на Новый год. Напилась, разумеется, неумеючи.

Это вроде первой любви: забываешь, что и с кем пил, зато навсегда запомнишь туалет, где тебя впервые стошнило. Кто-то украсил голубой кафель наклейками. Блюю, а на меня мрачно смотрит Джон Коннор, Трансформер, черные ромбики с апельсинов из Марокко и Элен со всеми своими ребятами.

Утром следующего дня ко мне пришло первое в жизни посталкогольное безразличие: к двойке по физкультуре, к стрёмным кроссовкам, которые теперь вошли в моду; к ответам у доски, школьной столовой, ко всей дряни, что я ненавидела. Я плюнула на книги, ледяные горки, младшую сестру, подарки и другую жалкую ерунду, которая вчера заполняла мое сердце без остатка. Помню еще смутное понимание, что нашла бесценный клад и не выпущу его из рук.

Скоро я узнаю, что все-таки я не сверхчеловек — подростков всегда это страшно обламывает, — а потом буду брать власть над жизнью в свои руки. Власть будет сопротивляться. Впервые напьюсь не нечаянно, а сознательно, с тоски. Впервые одна. Впервые по любви.

Бухло по науке

Физиология пьянства довольно проста: в печени этиловый спирт становится уксусным альдегидом, затем уксусной кислотой и распадается.

Но если бы только в этом заключалось всё волшебство, кто бы вообще стал бухать? Прелесть алкоголя в его способности укрощать ум.

Раньше психология считала основной причиной пьянства так называемую теорию снижения напряжения: будто алкоголь непосредственно воздействует на центральную нервную систему и смягчает внутренний конфликт. Раз-раз — и этиловый спирт превращается в печени во внутреннюю свободу!

Потом появились другие теории; сами по себе они ничего не объясняют, но ими можно бравировать в баре.

Во-первых, пьяным быть действительно лучше. Бухло подавляет когнитивную деятельность, а значит, ослабляет нашу способность абстрагироваться и заставляет воспринимать мир непосредственно. Это так называемая алкогольная близорукость, поэтому говори не «алкаш», а «философ-эмпирик».

Во-вторых, алкоголь облегчает стресс, если бухать с кем-нибудь или где-нибудь. Это так называемая модель отвлечения внимания. Бутылка плюс активность, которую ты будешь, собственно, воспринимать эмпирически, делают тебе легче. При пьянстве без развлечений можно и зациклиться на своих страданиях (что многое объясняет, включая этот клип Massive Attack).

Люди, которые в экспериментах бухают в одиночку, сообщают, что алкоголь вызывает скорее отрицательный эффект, хотя физиологически должен бы стимулировать дофамин. Даже лаосские хмонги осуждают тех, кто пьет один.

В-третьих, с людьми становится как-то проще. Это теория социальной атрибуции: люди любят пить, потому что пьянство освобождает их от мыслей о социальном отторжении, а взамен предлагает одни социальные вознаграждения. Когда ты пьян, все кругом выглядят счастливее, а женщины доступнее.

Отсюда мы, отважные исследователи пьянства, выводим теоретические правила, которые подтверждаются нашей практикой:

• Бухай в интересных местах, а не с видом на свой ноут.

• Бухай с компанией, не бухай один.

• Не отказывай себе ни в чем: пой в караоке, прыгай на людей и обнимай их, звони бывшим, пока еще можешь говорить.

Если всё сделать правильно, после третьего стакана ты прислушаешься к себе и узнаешь, что прислушиваться больше не к чему. Внутренний монолог утих. «Нормальная жизнь» потеряла вкус и цвет, вообще исчезла. Ты сорвался с цепи, чтобы пуститься в большое путешествие.

Искусство подвыпить

Пить — это великолепный процесс: странной формы бутылки, удивительные вкусы от сладкой горечи вишневого пива до свежести джина, горло, которое смыкается для глотка, а потом пересохший рот.

Пьянка обладает потрясающе высоким коэффициентом полезного действия, поэтому подходит тем, кто не любит облажаться: если пьешь и пьешь — то напиваешься.

Не каждый осмелится напиваться от заката до рассвета, если не готов принять себя полностью. Утром после пьянки тебя настигает шеймовер — посталкогольный стыд.

Похмелье чувств. Каждая клеточка твоего тела ощущает, что ты вчера говорил лишнего, делал лишнее и вообще вел себя как говно.

Шеймовер отлично сопрягается с пламенеющей природой алкоголя — ты и вправду не уверен, что ничего спьяну не натворил. Это если у тебя бывают блэкауты.

После определенной дозы алкоголь врывается в бедную бедовую голову буквально: проникает в самый мозг. Там он блокирует пирамидальные клетки гиппокампа, который запоминает факты и события, нарушает способность нейронов чувствовать друг друга и портит всё долговременное потенцирование, которое позволило бы сохранить вчерашние воспоминания.

Возможно, ты вел машину. Иногда чужую. Или выиграл в «американку», пользуясь своими кратковременной и мышечной памятями. Назавтра и не вспомнишь.

Блэкаут дарован не каждому. Даже хронический алкоголик необязательно его испытывает; ученые пока не выяснили, почему кто-то к нему склонен, кто-то нет. Он может быть полным провалом памяти, когда наутро вообще не знаешь, где таскался, — или же фрагментарным.

Этот последний — мой любимый. Память сохраняет только драные картинки, как если смотреть сквозь сильный ветер: вот я отхлебываю из стакана, а на следующем кадре проповедую барменам и ем бургер вместе с салфеткой. Посередине — туман.

Алкоголь как сопротивление

Сущее равномерно давит на нас своим огромным весом: будильник тикает, потом звонит; люди в толпе движутся к эскалатору и раскачиваются, хотят уснуть на ходу; начальник шлет письма «RE: СРОЧНО!»; мама сардонически говорит «да, я тебя не понимаю, я плохая мать» и по-лошадиному косится на тебя одним глазом — если согласишься, она устроит тебе ад. Соседи поют о белом лебеде на пруду. Кончилась зубная паста, анальгин, чистые носки и терпение: изводишь сотни салфеток, чтобы рыдать и вытирать пальцы от чипсов, а тут еще зубная паста от тебя чего-то требует!

Конечно, жизнь необязательно завязывает человека в узел, она просто нормальная. Психотерапевт сказал бы тебе: «Отлично справляешься!» — будь у тебя деньги на психотерапевта. Есть друзья — спасибо им за мужество, с которым они тебя выносят. Есть планы на будущее и какая-нибудь мечта.

Но иногда я напиваюсь, чтобы вспомнить, что ничто не имеет власти надо мной, включая «нормальную жизнь». Я считаю это не дурной привычкой, а духовной практикой. Называйте ее медитацией о стакане.

Самое главное время в жизни мастера подвыпить — после блэкаута, но до шеймовера, когда начинает действовать обезболивающее. Это — блаженный час ничего-не-переживания, которому завидует независтливый Лао-цзы.

Вчерашняя пьянка отбрасывает в разреженное пространство, где ты не принадлежишь ни своему призванию, ни любви, ни страху, ни надеждам, ни родителям — только себе. В этом измерении, где ты лежишь в кровати как в невесомости, существует только чистый покой. Будьте уверены: когда Екклесиаст впервые произнес свое «всё суета сует», он лежал, милостью господней, с невероятным похмельем. И не мог улыбнуться — так его мудрый рот пересох.

Есть, конечно, в этой тайне великая опасность: если раз увидел сердцем суть вещей, захочешь смотреть снова и снова. То есть напиваться. Мы будем бухать, пока ядерный пепел не занесет последний виноградник.