«Что выбираете — социальную справедливость или свободу слова?» Кризис политкорректности показывает, как боязнь задеть чувства отдельного человека вредит обществу в целом

В колледжах США уже несколько лет происходит что-то странное. Студенты называют обычные разговорные фразы «микроагрессиями», не пускают на кампус неугодных спикеров и предлагают изъять из учебной программы классические литературные произведения. Роман Вирджинии Вульф «Миссис Дэллоуэй», по мнению активистов, может вызвать мысли о суициде, «Метаморфозы» Овидия угрожают жертвам сексуального насилия, а от ранних трагедий Шекспира вообще лучше держаться подальше.

Раньше студенты громче всех выступали за свободу слова, а теперь предлагают ввести всё новые ограничения — даже занятия по йоге и мексиканская кухня подвергаются запрету как культурная апроприация.

За последние десять лет количество попыток сорвать лекции неугодных спикеров или отозвать приглашения выросло в три раза. За неосторожные высказывания, которые раньше никому не показались бы оскорбительными, преподавателей увольняют и травят в социальных сетях.

Консервативные критики высмеивают борцов за социальную справедливость и утверждают, что во всем виновата идеология политкорректности. Но всё далеко не так просто.

Три великие неправды

Атмосфера в университетах сильно изменилась за последние несколько лет. Почему все стали такими чувствительными? Социальный психолог Джонатан Хайдт и юрист Грег Лукьянов попытались ответить на этот вопрос в книге 2018 года «Изнеживание американского разума». По их мнению, американское образование портят ложные идеи, которые пропитаны самыми благими намерениями, но приводят к очень печальному результату. Авторы назвали их «тремя великими неправдами»:

• Что не убивает нас, делает нас слабее.
• Всегда доверяй своим чувствам.
• Жизнь — это борьба между добрыми людьми и злыми.

Эти идеи воспитывают тревожных и гиперчувствительных молодых людей, которые убеждены, что всеми силами должны избегать боли и дискомфорта. Даже неприятные идеи теперь считаются актом агрессии, который угрожает их безопасности.

Когда консервативный автор и публицист Хизер Макдональд должна была прочитать лекцию о полицейском насилии в Помона-колледже, группа студентов выступила против. По их мнению, само присутствие лектора будет отрицать «право черных на существование». Хотя взгляды Макдональд далеки от расизма, студенты всё равно чувствовали себя жертвами.

По опросам 2017 года, 58 % студентов соглашаются с утверждением «для меня важно быть частью сообщества, которое не подвергается нетолерантным и оскорбительным идеям». Кажется, в защите от оскорблений нет ничего плохого. Проблема возникает, когда «оскорбительным» начинает считаться всё, что угодно. Даже вопрос «откуда ты приехал?», заданный афроамериканцу или азиату, согласно некоторым университетским кодексам, теперь считается микроагрессией, потому что якобы подразумевает «тебе здесь не место».

Здесь работает правило «всегда доверяй своим чувствам»: если ты почувствовал себя оскорбленным — значит оскорбление действительно произошло. Граница между реальным и воображаемым насилием стирается.

В результате все становятся либо агрессорами, либо жертвами. Оспаривать это правило — значит заниматься обесцениванием и виктимблеймингом. Но такое деление не снимает конфликты, а увеличивает их вероятность.

По мнению Хайдта и Лукьянова, проблемой является не политкорректность, а ее крайнее выражение — идеология «сейфтизма» (safetyism), согласно которой людей нужно защищать от малейших трудностей и несогласия. Но почему она вообще появилась? Психологи выделяют шесть возможных причин: политическая поляризация; рост тревожности и депрессии среди подростков; гиперопека родителей; сокращение свободных игр среди детей; растущая университетская бюрократия и стремление к социальной справедливости.

Социальная справедливость — это замечательно. Никто не спорит, что со всеми людьми нужно обращаться уважительно независимо от их гендера и ориентации, а расизм, гомофобия, трансфобия, исламофобия и т. д. — это плохо. Но оказалось, что благородных целей сложно достичь с помощью навешивания ярлыков и запрета определенных выражений.

Что такое культура виктимности

Социологи Брэдли Кэмпбелл и Джейсон Меннинг считают, что в университетских кампусах сегодня рождается новая моральная культура — культура виктимности. Люди в этой культуре крайней чувствительны к оскорблениям и готовы сражаться за право не соприкасаться с явлениями, которые вызывают у них дискомфорт: от неприятного лектора и индейских костюмов на Хеллоуин до неловких фраз в разговоре. Любой конфликт они рассматривают как проявление власти и угнетения.

Никто не отрицает, что расовое, гендерное, этническое и другие виды неравенства действительно существуют. Но именно в культуре виктимности эти конфликты становятся главным способом смотреть на мир.

Жизнь — это борьба между добрыми людьми и злыми. Ты либо агрессор, либо его жертва. Возникает новая моральная иерархия, где одни люди находятся внизу, а другие — наверху. Оступиться и полететь вниз можно очень быстро.

Если у вас есть какие-либо привилегии, мир кампуса полон опасности — вы всегда рискуете кого-то обидеть. Поучаствуйте в светской беседе, и можете быть обвинены в микроагрессии. Приготовьте новое блюдо или сделайте новую прическу, и можете быть обвинены в культурной апроприации. Выразите свои религиозные или политические убеждения, и можете быть обвинены в насилии. Чем бы вы не занимались, вы должны делать это таким образом, чтобы поддерживать жертв и укорять угнетателей.

Из книги Брэдли Кэмпбелла и Джейсона Меннинга. The Rise of Victimhood Culture

Социологи сравнивают культуру виктимности с двумя другими способами решать моральные конфликты: культурой чести и культурой достоинства. В культуре чести вы тоже должны очень чутко реагировать на оскорбления — неосторожное замечание может довести до дуэли. В культуре достоинства каждый человек по умолчанию обладает ценностью, которую никто не может отнять: как сказано в одной притче про Будду, «ваше дело — оскорблять меня или нет, но принимать ваши оскорбления или нет — в этом моя свобода». Если агрессия переходит в преступление, принято не отвечать насилием на насилие, а обращаться в полицию или суд.

Культура виктимности сочетает высокую чувствительность к оскорблениям и привычку обращаться к авторитетам — администраторам кампуса или хотя бы друзьям на Facebook.

В этой культуре очень легко стать агрессором. Термин «микроагрессия» не предполагает, что человек сознательно хотел совершить оскорбление. Единственный ориентир — чувства самого оскорбленного. В список микроагрессий, к примеру, попали такие фразы: «ты хорошо говоришь по-английски»; «работу должен получить самый достойный кандидат»; «каждый может преуспеть, если будет упорно трудиться». Даже критика термина «микроагрессия» тоже считается микроагрессией, ведь это обесценивает чужие чувства.

Может показаться, что всё это маргинальная и незначительная история, которая имеет отношение только к кучке активистов. Но культура виктимности распространяется далеко за пределы университетских кампусов и влияет даже на самых непримиримых противников политкорректности.

Сердитые белые мужчины

Жертвой угнетения сегодня себя считает даже культурное большинство — те самые белые гетеронормативные цисгендерные мужчины. Возможно, это одна из главных причин популярности «новых правых» политиков в Европе и победы Трампа на президентских выборах в США.

«Белые американцы проигрывают. Они теряют деньги, работу, статус, лицо и не в последнюю очередь американскую мечту… Они теряют свою идею о том, что значит быть настоящим мужчиной. Сейчас они в бешенстве от этих потерь».

Антрополог и исследователь маскулинности Майкл Киммель

Традиционные «мужские» профессии оказались выброшены с рынка труда: в США около 80 % рабочих мест, закрытых в период после 2008 года, были заняты мужчинами. Растет экономическое неравенство, достигнув самого высокого уровня за много лет. При этом культурные элиты сообщают, что традиционная маскулинность — зло, с которым необходимо бороться. Молодые белые мужчины чувствуют себя преданными и дезориентированными.

На этом фоне всё популярнее становятся ультраправые взгляды и группировки. В США число убийств, совершенных сторонниками идеи «превосходства белых», в прошлом году выросло в 2 раза. Количество группировок, проповедующих идеи белого национализма, увеличилось почти на 50 % — со 100 до 148. Количество ксенофобских организаций и группировок достигло 1020 — самый высокий показатель за последние 20 лет.

Неонационалисты предлагают простой взгляд на мир: белые мужчины — хорошо; феминистки, мусульмане и геи — плохо. Мультикультурализм и расовую толерантность они считают всего лишь эвфемизмами для «белого геноцида».

Согласно конспирологической теории, которую поддерживал Андерс Брейвик, европейскую цивилизацию уничтожает «культурный марксизм» — коммунистическая идеология под видом феминизма, ЛГБТ, мигрантов и экологов. Они подрывают традиционные западные ценности, чтобы склонить белых людей к моральному вырождению.

Те, кто совершает теракты и массовые расстрелы, очень часто считают себя жертвами доминирующей либеральной культуры. А если ты жертва угнетения, то насилие против идеологических врагов кажется не только оправданным, но и необходимым.

К сожалению, экстремальная версия политкорректности не помогает остановить, а лишь провоцирует эти взгляды. Как пишут социологи Брэдли Кэмпбелл и Джейсон Мэннинг, «если белые и мужчины всё чаще сталкиваются с миром, разделенным между теми, кто их поносит, и теми, кто их прославляет, мы не удивимся, если многие найдут последнее более привлекательным».

Как (не) быть жертвой

Чтобы стать жертвой, необязательно подвергаться прямым оскорблениям и насилию. В клинической психологии «комплекс жертвы» — это приобретенная личностная черта, которая заставляет человека чувствовать себя беспомощным перед лицом обстоятельств и всюду находить признаки угнетения. Такие люди уверены, что всё, что происходит в их жизни, происходит не по их вине. Это убеждение приводит к чувству стыда, отчаяния, депрессии и злобы по отношению к другим людям.

Когда Джонатан Хайдт и Грег Лукьянов стали изучать культуру американских кампусов, они поняли, что она полностью противоречит основным принципам психологического благополучия. «Три великие неправды» следует заменить противоположными утверждениями: испытания часто делают нас сильнее, чувствам не всегда стоит доверять, а жизнь не является борьбой между хорошими людьми и плохими.

Как отмечает специалист поведенческий психолог Стив Мараболи, мышление жертвы ослабляет человеческий потенциал: «Не принимая личную ответственность за обстоятельства своей жизни, мы значительно снижаем нашу способность их изменить». То же самое еще в 1988 году говорил Иосиф Бродский:

«Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Из всех частей тела наиболее бдительно следите за вашим указательным пальцем, ибо он жаждет обличать. Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т. д….

В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить; можно даже утверждать, что жаждущий обличения перст мечется так неистово, потому что эта решимость не была достаточно твердой».

Для человека с мышлением жертвы каждый контакт с другим человеком воспринимается как потенциальная угроза. Если другие используют неправильное слово или косо на меня смотрят, они уже причиняют мне боль.

Конечно, о жертвах насилия нужно заботиться, а расизм и социальное неравенство действительно существуют. Но борьба с микроагрессиями, создание «сейф-спейсов» и запрет на высказывание крамольных идей не решают никаких проблем, а лишь создают питательную почву для гнева и новых конфликтов.