«Мы уже находимся в эпохе массовых полетов»: астроном Дмитрий Вибе — о поисках внеземной жизни, межзвездных экспедициях и плоской Земле

Хотя до космической экспансии человечества еще далеко, темы межпланетных путешествий и потенциальных контактов с иным разумом продолжают волновать множество людей. Доктор физико-математических наук, заведующий отделом физики и эволюции звезд Института астрономии РАН Дмитрий Вибе недавно прочитал для Российского общества «Знание» лекцию о поисках внеземной жизни. Мы поговорили с ученым о достижениях космической программы, возможных встречах с инопланетянами и о том, почему сегодня можно не бояться столкновения Земли с астероидами.

— Где может быть жизнь, кроме Земли, и почему там?

— Ответом на вопрос как раз и будет вся лекция. Здесь нет краткого варианта. Сама формулировка: «Где может быть жизнь?» — заставляет задуматься о том, что мы понимаем под жизнью. Если говорить строго про самих себя, то мы заняли единственное подходящее для нас место в Солнечной системе — на планете Земля. И строго в таком же варианте, как на Земле, жизнь, скорее всего, нигде более существовать не может.

Другое дело, что у нас нет никаких оснований считать, что это единственный возможный вариант. Поэтому мы можем предполагать, что жизнь в состоянии зародиться и существовать в условиях, необязательно таких же, как на Земле, что возможен некоторый разброс. Но насколько велик этот разброс, мы понятия не имеем. Даже в рамках Солнечной системы мы не знаем уверенно, какие тела можем включить в список перспективных, хотя какие-то наметки у нас есть. Когда же мы говорим о планетах и звездах вне Солнечной системы, неопределенности становится еще больше. Поэтому на сегодня мы можем только составлять список кандидатов, пытаясь понять, что нам дальше с ним делать.

— Когда же нам ожидать знакомства с инопланетными существами? Скажите честно, даже если ответ: «Мы ничего не знаем».

— Ответ «Мы ничего не знаем» всегда верен. К этому вопросу можно подходить с двух сторон. Когда они к нам прилетят, мы, разумеется, сказать не можем. Может быть, завтра, может, через год, а может, никогда. Это не наша инициатива, соответственно, предсказать срок мы не в состоянии. Другой вариант — когда мы сами сможем прилететь в перспективные места, где нас кто-то встретит, и, будем надеяться, встретит доброжелательно. Здесь перспективы у нас достаточно мутные, потому что даже в пределах Солнечной системы (а в масштабах Вселенной это ничто) мы передвигаемся крайне неуверенно. Очень медленно, очень ограниченно.

Самые далекие рукотворные тела, которые сейчас продолжают работать, — это американские космические аппараты «Вояджер». Они улетели от центра Солнечной системы на расстояние, примерно в 160 раз превышающее расстояние от Солнца до Земли, которое для краткости называется астрономической единицей.

До ближайшей звезды расстояние составляет примерно 270 тысяч астрономических единиц. То есть, чтобы добраться до нее, нужно пролететь примерно в 1700 раз больше, чем мы пока что смогли.

Наши возможности полететь куда-то очень и очень ограничены, и пока не видно никаких перспектив, чтобы они хоть как-то улучшились. Рассматриваются проекты межзвездных экспедиций, которые не то чтобы находятся в пределах досягаемости современных технологий, но об этом, по крайней мере, можно начать думать. Но даже эти экспедиции, или, скорее, посещения, подразумевают, что мы что-нибудь запустим, чтобы оно за более-менее разумный срок долетело до ближайшей звезды, там нигде не приземлилось, не вышло на орбиту, а просто пролетело мимо и отправилось дальше. Это хотя быть чуть-чуть реалистичные фантазии. Межзвездные полеты, как их изображают фантасты, сегодня недостижимы. Большая вероятность, что всё-таки они к нам прилетят раньше.

— К тому, что они прилетят: сколько настоящих НЛО было зарегистрировано, если мы можем такое понятие использовать?

— Тут есть филологическая или лингвистическая ловушка. То, что мы подразумеваем под НЛО, НЛО не является. НЛО, то есть неопознанный летающий объект, я видел не далее как вчера. По небу что-то летело, и я не мог с ходу сказать, что это. Но когда вы даже сейчас говорите «настоящий НЛО», вы подразумеваете под этим инопланетный космический корабль.

Инопланетный космический корабль — это опознанный летающий объект. Так что «настоящий неопознанный летающий объект» в небе появляется очень часто. Ни у кого из нас нет абсолютного знания, никто из нас не в состоянии опознать любой летящий по небу предмет. То есть настоящих неопознанных летающих объектов — огромное количество. А вот космических кораблей пришельцев достоверно не зарегистрировано ни одного.

— А вот почему, как вы думаете? Почему они к нам не стремятся?

— Мы любим иногда слегка себя унизить, слегка оскорбить, и есть такая шутка: «Наличие разумной жизни во Вселенной доказывается тем, что с нами до сих пор никто не вышел на контакт». Проблема в том, что наука не умеет толком работать с объектами или явлениями, которые существуют в единственном экземпляре. Нам известна единственная форма жизни и единственная цивилизация разумных существ. Этого недостаточно, чтобы мы могли делать выводы о мотивациях других цивилизаций. Мы можем придумывать что угодно.

У факта великого молчания Вселенной есть огромное количество объяснений. И все они фантастические, и все они не имеют никакого научного обоснования. Один из вариантов может соответствовать приведенной выше шутке: мы не готовы, поэтому они с нами не выходят на контакт. Созреем — они выйдут. Чем не вариант?

— Телескоп «Джеймс Уэбб» был запущен на орбиту два года назад. Иногда мы видим невероятно красивые фото, которые он успел снять. Но есть ли в его работе новости касательно зарождения Вселенной или инопланетной жизни?

— Это два очень разных вопроса — зарождение Вселенной и инопланетная жизнь. И это очень масштабные вопросы. Мы не можем ожидать, что один телескоп, пусть даже очень хороший, даст нам окончательные ответы.

Телескоп «Джеймс Уэбб» работает по обоим направлениям. Он позволяет заглянуть в далекое прошлое нашей Вселенной, в те времена, когда она только формировалась, и позволяет сделать шаги в ту сторону, где скрывается тайна зарождения жизни. Но это пока робкие шаги.

Благодаря телескопу мы можем определять состав атмосфер некоторых планет у других звезд, регистрируя химические соединения, которые могут быть потенциальными биосигнатурами (любое проявление последствий жизнедеятельности, научно доказывающее существование жизни в прошлом или настоящем. — Прим. ред.). Пока это свидетельство того, что некоторые биологически интересные молекулы встречаются в атмосфере планет у других звезд. То, что они биологически интересные, не означает, что они имеют связь с биологией. Но они могут ее иметь. Это некий маркер для будущих специализированных исследований.

— Популярная культура ушла очень далеко от фантастики 1960-х, когда казалось, что вот-вот начнется колонизация Вселенной. Почему люди стали скептически к этому относиться, несмотря на достижения науки?

— Я думаю, это в какой-то степени связано с тем, что в 1960-е годы наука очень много пообещала людям и обещаний своих не сдержала. Может быть, она даже не обещала, но провоцировала такие мечтания. В 1960-е начало космической эры, начало освоения Солнечной системы стало для людей, в значительной степени необоснованно, поводом думать о том, что мы какую-то стену пробили и дальше будем в космос летать, как в фантастике того времени. В отпуск куда-нибудь на Нептун. Эти большие ожидания не сбылись. Да, наука движется вперед, да, мы автоматическими аппаратами исследовали уже очень многие тела Солнечной системы, получили оттуда совершенно невероятные снимки. Но обещалось-то не это.

Скачок был огромный, и все думали, что он не остановится, а он остановился. На мой взгляд, лучший фантастический фильм — это «Космическая одиссея 2001 года» Кубрика. Там есть замечательные сцены на огромной орбитальной станции, рейсовые полеты на Луну с акцентом именно на том, что это быт. Люди заходят в космолет, рассаживаются по сиденьям, спят, им разносят еду. Главный герой стоит в космическом туалете и пытается понять, как им пользоваться. Это должен был быть 2001 год! На дворе 2024-й, и этого всего еще нет. И в перспективе этого нет, вот что плохо. Конечно, наступает разочарование. Люди, в какой-то степени по своей вине, ринулись в бездну надежды, а теперь испытывают в отношении науки разочарование и хотят уйти куда-то в другую область, область фантазийную.

— Наверное, именно в связи с этим разочарованием многие считают, что на Земле достаточно проблем, чтобы заниматься только ими. Как объяснить им, почему мы должны вкладывать средства в космическую программу?

— Космическая программа в частности и фундаментальные науки в целом всегда были для человечества успешной реализацией идеи Мюнхгаузена вытаскивать себя за волосы из болота. Астрономия, космические проекты ставят перед нашими технологиями задачи, которые не возникают в реальной жизни. Они тянут нас за собой, стимулируя появление новых технологий и приборов, которые сначала возникают в контексте фундаментальной науки, а потом вдруг находят массовое применение. Например, американская лунная программа. Некоторые говорят: «О боже мой, какой в этом смысл? Они вложили в это огромные суммы денег, слетали несколько раз на Луну и всё». Но какое количество технологий они вытянули за это время, подняли и развили! Это в деньгах не выражается.

Если мы перестанем это делать, мы покатимся назад. Есть еще хорошая аналогия из литературы. Помните Зазеркалье у Льюиса Кэрролла? Черная Королева говорит Алисе: чтобы остаться на месте, нужно очень быстро бежать. Это тот самый случай, если мы хотим хотя бы остаться на месте. А если мы встанем, мы покатимся назад. Всё очень просто.

— Для чего существуют современные обсерватории?

— Астрономия — наука, которая движима наблюдениями. Даже в истории ее продвижение всегда было связано с тем, что сначала в небе видели что-то необычное, а потом под это подтягивались физика и математика. В современной астрономии ничего не изменилось. Разница только в том, что игрушки стали дороже. Следующие продвижения, следующие шаги связаны со всё более сложным и всё более дорогостоящим оборудованием. Одно из требований, которые предъявляются к современному оборудованию, состоит в том, что оно должно быть размещено очень продуманно.

Сегодня не славные времена Галилео Галилея, когда можно было вытащить на террасу небольшую трубу, посмотреть на небо и совершить фундаментальное открытие. Сейчас нужны очень дорогостоящие телескопы, установленные в специально выбранных местах.

Современные обсерватории устроены в тех местах, где астрономические наблюдения можно проводить с максимальной эффективностью. Где чистый воздух, очень мало непогожих дней, далеко от жилья, далеко от промышленности.

— Звучит заманчиво. Думаю, многие люди хотели бы там жить.

— Чистое небо почти всегда высоко в горах, и это не очень комфортно. Современные обсерватории находятся на высоте три, четыре, пять километров. Там сложно дышать.

— Какие главные направления и задачи сейчас есть у российских исследователей космоса в целом и астрономов в частности?

— Астрономия по своей сути — интернациональная наука. Хотим мы или не хотим, но мы вынуждены учитывать, что обитаем на одной планете, на одной Земле. Нельзя выделить специфические задачи для российской, китайской или английской астрономии. Они общие для всех. Сейчас очень популярна и очень бурно развивается тема исследования планет у других звезд.

Начиная с 1995 года мы знаем, что Солнечная система не единственная, что планеты есть у многих других звезд, и это скорее правило, чем исключение. Количество известных планет у других звезд перевалило уже за пять с половиной тысяч. Их исследование оказалось важным, уже можно сказать, этапом для развития астрономии, потому что, наблюдая за ними, мы понимаем, что Солнечная система — достаточно специфическая.

До открытия этих планет существовала проблема, о которой я говорил: была известна единственная планетная система. Исходя из нее, мы строили теории образования планет, теории эволюции планетных систем. А теперь мы знаем тысячи планетных систем и видим, что наши предыдущие теории были специфически заточены под Солнечную систему. В других местах всё совсем не так.

Планетные системы рождаются иначе, эволюционируют иначе. Это заставляет нас задаться вопросом: нетипичность Солнечной системы как-то связана с нашим появлением или нет? Мы именно в этой планетной системе существуем, потому что она не совсем обычная?

Или мы можем и в других планетных системах подозревать что-то живое или даже разумное? Сегодня эта тема захватывает многих исследователей и затрагивается в исследованиях многих обсерваторий.

— Какое главное достижение в исследовании Солнечной системы существует на сегодня?

— Изучение Солнечной системы идет очень большими шагами, и хочется верить, что главные достижения еще впереди. Очень важным этапом не только изучения, но даже освоения Солнечной системы стало большое количество межпланетных миссий, которые сейчас работают. Активно исследуются планеты нашей системы. Сейчас летит космический аппарат к Меркурию, работают зонды у Венеры, Марс вообще уже изъезжен различными спускаемыми аппаратами и марсоходами. Работает космический аппарат «Джуно» в системе Юпитера, летит туда космический аппарат Juice, готовится к запуску еще один космический аппарат — Europa Clipper. На Луну начали летать частные компании, может, пока неудачно, но государственные полеты тоже развивались достаточно долго и сложно. Думаю, именно массовость сегодня — главный тренд не только изучения, но и освоения Солнечной системы. Мы переходим в эпоху массовых полетов. Даже можно сказать, что мы уже в ней находимся.

— В исследованиях мы обнаружили признаки того, что космос может быть для нас опасен? Супервирусы, заболевания, как любят показывать в кино? Или пока об этом рано говорить?

— Говорить об этом не рано, потому что не оказалось бы поздно. Но есть успокаивающее соображение. Мы, люди, да и вообще вся земная жизнь с микробиологической точки зрения представляем собой очень специфическую систему. Опасности вирусного характера, которые нам угрожают, тоже находятся внутри этой системы. Собственно, они для нас опасны, потому что они нам родственны. Даже если мы предположим, что во Вселенной существует жизнь, которая концептуально похожа на нашу, то есть жизнь на основе соединений углерода с водой в качестве растворителя, то крайне ничтожна вероятность, что она будет настолько на нас похожа, что может нас, условно говоря, скушать.

— Космическая экспансия глазами фантастов выглядит очень впечатляюще, на мой взгляд, кроме «Соляриса» Лема, который впервые столкнул человека с непознаваемой формой жизни. А что на самом деле может ждать человечество при освоении новых планет?

— Предсказать это невозможно. Большая часть фантастики всё равно про Землю. Даже Лем говорил: «Я пишу для современников о современниках, только надеваю на них галактические одежды». Фантастика и доказывает, что мы не можем измыслить что-то, кардинально непохожее на то, что встречается нам на Земле. Но есть вопрос: а нужно ли нам измышлять что-то непохожее? Не получится ли так, что, встретив в виде инопланетного разума что-то совершенно иное, мы этим просто не заинтересуемся? Тот же Океан из «Соляриса». Другая форма жизни, а на деле — объект для упражнений пары-тройки ученых-фанатиков, никому другому не интересный.

— Мы говорили о классике сай-фая. Есть ли у вас любимые современные фильмы и книги о космосе?

— Пик моего интереса относится не к современности, а больше к прошлому, без неожиданностей — Лем и братья Стругацкие. Они мне больше всего интересны и оказали на меня самое большое влияние. Меня все спрашивают про китайского автора Лю Цысиня, по книге которого снят сериал («Задача трех тел». — Прим. ред.). Он сейчас очень популярен среди моих коллег. Но я уже насытился и пока не хочу.

— Есть ли новости о марсианской воде?

— Особых нет. Всё было более-менее известно уже 10 лет назад. Появляются новые, уже не устанавливающие, но уточняющие свидетельства о характере осадочных пород на Марсе.

Появляются новые данные, указывающие на то, что вода на Марсе сохранялась дольше, чем мы предполагали. Считалось, что она исчезла 3,5 миллиарда лет назад, но появляются отдельные свидетельства того, что, может быть, не постоянно, но иногда жидкая вода была на поверхности Марса 2,5 миллиарда лет назад.

Еще появляются новые сведения о том, где она сейчас. Понятно, что куда-то она подевалась и в какой-то степени ушла под поверхность, где сохранилась в виде льдов. Появляются сведения о том, что ее сохранилось достаточно много. И может быть, на больших глубинах, порядка полутора километров, она до сих пор находится в жидкой форме. Но это всё, что мы можем обнаружить при помощи орбитальных аппаратов. Более глубокие сведения можно будет получить только при исследованиях поверхности и бурении.

— Когда этого ждать?

— Со временем или чуть позже. (Смеется.)

— Летят ли к нам опасные астероиды?

— Солнечная система заполнена мелкими телами, которые летают мимо Земли практически непрерывно. Если говорить о столкновениях, то мы не знаем ни одного сколько-нибудь опасного тела, которое находилось бы на таком курсе к Земле.

Еще один вопрос — о степени опасности. Глобальные катастрофы нам не грозят точно. С региональными катастрофами теоретически мы в будущем можем столкнуться. Такие события, как падение метеорита в Челябинске, могут происходить, причем неожиданно, потому что у всего человечества нет инструментария, который позволял бы обнаруживать такие небольшие опасные тела заблаговременно.

Утешает то, что даже события типа челябинского — достаточно редкие вещи. Случаются они примерно несколько раз за столетие. И не будем забывать, что наша планета называется Земля, но поверхность-то у нас — вода. Значительное количество таких событий происходит над поверхностью Мирового океана. Даже теоретически никакого вреда причинить они не могут.

Плюс идут наблюдения, существуют обзорные программы по выявлению крупных астероидов, столкновение с которыми способно привести к региональной катастрофе. Сейчас наши силы направлены на то, чтобы обнаружить все астероиды, способные сближаться с Землей и принести опасность. Размером они примерно 140 метров и больше. Если мы все их будем знать, это будет значить, что от серьезных катастроф мы убереглись. Но мелкие неприятности будут случаться.

— Что нужно в первую очередь сказать людям, которые верят в плоскую Землю?

— Говорить особо смысла нет. На самом деле это часть той проблемы, о которой мы уже упоминали. Почему человек хочет верить в плоскую Землю? Потому что он не хочет верить в науку. Наука наговорила ему всяких гадостей. Что все мы умрем, что Солнце погаснет. И он просто хочет защитить себя от этой неприятной информации. Он думает: «Ученые говорят такие-то вещи, но они неправы. На самом деле они скрывают от нас истину, даже скрывают то, что Земля плоская». То есть подобный разговор будет попыткой разубедить испуганного человека. Думаю, это бессмысленно.

Оставить их в их заблуждениях не то чтобы лучше, но сделать ничего нельзя. Это же не тот случай, когда у человека есть убеждения, которые можно разрушить рациональными доводами. Это эмоциональная реакция человека на жестокий мир. Ну плоская и плоская.