«Один местный грыз печку, до крови. Его сочли колдуном». Антрополог — о том, почему рационализм никак не может побороть веру в колдовство

Почему некоторые колдуны грызут не только печку, но и обледеневший туалет, как вырастить собственного демона и зачем спецкор «Ножа» начала носить петушиное яйцо под мышкой — об этом в разговоре с Ольгой Христофоровой, фольклористом, антропологом, ведущим научным сотрудником РАНХиГС, директором Центра типологии и семиотики фольклора РГГУ.

— Как формируется репутация колдуна, как люди определяют, что вот этот — точно колдун?

— Если мы говорим про русскую северную деревню, то колдуном скорее назовут человека, который ведет себя, по меркам общественности, немного странно: он нелюдим, что-то бормочет себе под нос, не смотрит в глаза во время разговора, живет один. А если еще во время конфликта он кому-нибудь скажет «ты меня еще вспомнишь», и после этого с человеком случается какое-то несчастье, скорее всего, местные увидят в этом колдовство. Так формируется репутация.

— Многие ваши респонденты говорят про некое «знание», которым обладают колдуны. Что они имеют в виду? Откуда у колдунов, по их представлениям, берется сила?

— Колдовское знание — это молитвы из так называемой Черной книги. Именно с помощью этих текстов колдун якобы наносит вред окружающим. Но кроме этого, под «знанием» подразумевается, что у человека есть некоторые помощники — демоны, они также творят разного рода зло.

— А откуда эта книга берется?

— Считается, что эта книга просто есть. Об этом еще писала Екатерина Мельникова в «Воображаемой книге»: книгу никто не видел, но все про нее знают.

Плюс в 90-е появилось много пособий по хиромантии, астрологии, разных сборников заговоров. Они в том числе оказались и в деревнях. Некоторые стали считать, что эти пособия и есть та Черная книга.

Так что она стала вполне реальной.

— Человек должен проходить какой-то обряд инициации, чтобы стать колдуном?

— Да, разумеется. В северной русской деревне предполагается, что человек сначала должен выучить все молитвы по этой Черной книге, а потом прийти в полночь в баню. Перед ним появится какое-то существо: лягушка, лошадь или собака с огромной пастью — в нее человек должен прыгнуть, а потом как-то вылезти. И так он становится колдуном.

Но есть и другой способ: когда колдун умирает, он кому-нибудь дает любой предмет, может даже тому, кто ничего не знает, либо просто руку жмет. И всё — он передал знание и бесов-помощников, а дальше уж человек должен с этим как-то жить.

— Этих демонов как-то описывают?

— Да, в некоторых быличках, мифологических рассказах говорится, как их представляют. Иногда это маленькие человечки, одинаковые на вид, их много, и они все в красных шапочках. Иногда их называют «гимназистами» или «сотрудниками».

Еще рассказывают, что колдуны выращивают демонов в погребе в берестяной посуде. Эти уже выглядят по-другому: как насекомые, червячки, паучки, воробушки, мышата.

— А есть рецепт, как вырастить маленького демона?

— Нет, только колдуны это знают. Но при этом рассказывают, как вырастить себе индивидуального духа-обогатителя. Нужно взять яйцо, которое снес петух, носить его под мышкой несколько месяцев; потом из него вылупится демон в виде змея (вроде василиска) и будет приносить тебе деньги.

— Допустим, вырастили. Что дальше? В быличках нет ни одного примера, как колдун пытается поработить мир, он лишь вредит соседям и портит скотину. Зачем он это делает?

— Он, может быть, и не рад, но его заставляют эти демоны. Если он не будет этого делать, они начнут его мучить.

— У колдунов есть иерархия?

— Колдуны, как считается, бывают слабые и сильные. Слабый знает меньше молитв из Черной книги, и у него меньше помощников, соответственно, сильному колдуну он всегда проиграет.

Но также считается, что сильный может не только портить, но и лечить. А слабый может только портить.

— А зачем колдуны оборачиваются в свинью?

— Это скорее южнорусский мотив. В животных и предметы чаще оборачиваются женщины, ведьмы.

Ведьма отличается от колдуна тем, что она не читает никакую Черную книгу, она сразу рождается со способностями. Есть цепь обстоятельств, которая к этому приводит: если в одном роду семь девушек родили вне брака по девочке, то в седьмом поколении родится ведьма.

И потом она спит, а по ночам ее вредоносная душа летает и, например, отнимает молоко у чужих коров или вынимает плод у беременной женщины и вместо него кладет ей в живот веник.

А если ведьме грозит опасность, то она оборачивается той же свиньей (если по деревне за тобой бежит свинья, то это не просто свинья), или стогом сена, или колесом. Это их маскировка.

— Женщины какую магию чаще используют?

— Специфически женского колдовства почти и нет. Есть интересный пример: наслать на мужчину «робячьи муки». Колдун или колдунья наговаривает поясок, который беременная женщина, ее мать или любая родственница с определенными словами завязывает на поясе какого-нибудь мужчины. И когда женщина рожает, она не чувствует боли, а мужчина этот мучается: у него крутит живот, начинаются будто схватки, всё во двор бегает.

— Незнакомому мужчине незаметно подвязать поясок, что-то нашептывая?..

— Ну, так рассказывают. Один мужчина, которого все считали колдуном, как-то рассказал мне, что был жертвой колдовства: остался ночевать в доме у знакомых, молодой еще был, там у них женщина рожала, а он всю ночь мучился. Никто ему вроде как поясок никакой не привязывал, но он уверен, что его напоили, околдовали, и после этого он испытывал настоящую родовую боль.

— Женщины так же успешны в колдовстве, как мужчины?

— Меньше, потому что на них дети, хозяйство, скотина. На Русском Севере колдовство — обычно мужская сфера деятельности. Но при этом про пожилых женщин такое могут говорить. Особенно если какая-то старушка долго не могла умереть, а после смерти у ее дома крыша обвалилась — это доказательство.

— Почему?

— Считается, что колдуны умирают долго. Чтобы облегчить их муки, родные или знакомые разбирают потолок, конек трясут (верхнюю балку), либо даже стреляют из ружья в крышу, чтобы дырку проделать. Есть поверье, что колдовские силы не могут выйти, они будто клубятся в доме. И если крыша обваливается сама, то это знак, что в доме умирал сильный колдун.

— Если на свадьбе оказываются два колдуна, почему один из них непременно пойдет грызть на улицу обледеневший туалет?

— Необязательно на свадьбе, это может случиться на любом людном сборище, где пьют, веселятся.

Поскольку собираются все, то могут встретиться и два колдуна, а они друг друга не терпят, поэтому начинают соревноваться, кто из них сильнее. И тот, кто проигрывает, обычно совершает какие-то странные действия.

Одна женщина мне рассказывала, что на ее свадьбе какой-то человек из местных грыз печку до крови — десны поранил. Этого человека определили как колдуна. Это один из примеров. Действия могут быть самые разные: кто-то отправляется грызть мерзлый туалет, кто-то — стоять босиком на морозе и т. д.

Есть целый набор мифологических мотивов, которые привязаны к этой идее, потому что схватка двух колдунов — это сюжетный тип быличек, называется «Дока на доку».

— А во время этой схватки простым людям не прилетает?

— Мы знаем способы, которыми обычные люди пытаются нейтрализовать колдуна. Классический способ — выжать немного грязи с половой тряпки в напиток предполагаемого колдуна. Он это выпил — и, считается, его колдовские способности ослабевают. А особенно верный способ — это подкараулить колдуна, собрать его экскременты, тоже как-то подмешать в брагу и дать ему выпить. После этого все могут чувствовать себя в полной безопасности, потому что теперь колдун сможет портить только свою семью.

— Подмешать в выпивку грязную воду или кал — затея весьма и весьма… И ведь может случиться, что мы не уверены, кто из собравшихся колдун. Как определить в этом случае?

— Есть способ, как говорят. Если за столом сидит компания, то можно воткнуть нож или булавку в стул или в стол (разумеется, незаметно). После этого колдун якобы не сможет встать — вы его символически пригвоздили. И еще можно над притолокой двери воткнуть с той стороны ножницы (с Воскресной молитвой), тогда он не сможет выйти из комнаты. А если предполагаемый колдун спокойно ходит и пляшет, то он не колдун, можно ему экскременты в стакан не подмешивать.

— А как люди защищали себя в открытом пространстве?

— Во-первых, нужно было всегда носить нательный крест и поясок. Без пояса ходить так же опасно, как без креста. Чтобы пояс защищал еще сильнее, на нем иногда вязали сорок узлов, и каждый вязался со всё той же Воскресной молитвой. Также сильный оберег — поясок из рыболовной сети, потому что сеть состоит из крестов.

На пороге, во дворе, где ограды, на перекрестках — везде нужно было творить молитву, потому что любая пограничная зона может быть символически опасной.

Много оберегов было на свадьбе и во время родов. Молодоженов, рожениц и новорожденных нужно было защищать, потому что в этих переходных состояниях из одного статуса в другой человек особенно подвержен разного рода магическому вреду. На свадьбе, например, сыпали мак в ботинки и перед дверью. Здесь такая мифологическая семантика, что черти, пока не пересчитают весь мак, не могут начать творить зло.

— Как во все эти колдовские практики вписывается гадание?

— Если говорить о русской христианской среде, то гадание, безусловно, считалось делом греховным, бесовским занятием. Однако (священники, конечно, не одобряли) молодежь гадала на Святки — с 7 по 18 января, во время разгула нечистой силы, когда из воды выходят шуликуны (водяные черти), демоны бродят по земле, и сами люди рядятся в этих чертей, бегают по дворам, поленницы разрушают, всяко чудят. Мы это и у Пушкина находим, и сейчас можем эти практики встретить.

— Почему именно в это время гадали? Нечисть ведь кругом.

— Это связано с зимним солнцестоянием: в этот период самые короткие дни и самые длинные ночи. Считалось, что в это время открывается граница между тем и этим миром и можно больше узнать у представителей потустороннего мира про свою судьбу.

Период заканчивается Крещением, тут уже наложилось христианское представление. Священник освящает прорубь, и после этого всё, вся нечисть уходит: вода освящена, в воде жить невозможно. Кстати, считается, что вся вода освящается, многие полагают, что в ночь на Крещение даже в водопроводе вода становится святой и ее можно набрать.

Такой же период есть и летом, летние Святки, это происходит в Русальную неделю, после Троицы. Считается, что в зимние Святки из воды выходят шуликуны и шалят, а в летние — русалки. Вообще, черти в русской традиции больше связаны с водой.

— Из ада легче вылезти?

— Здесь опять же наложилось дохристианское представление, что духи местности, разных стихий, населены разными существами.

Лешие ближе к человеку, потому что они дышат воздухом, как человек. Порой они бывают вполне доброжелательными к людям, и есть сказочный сюжет, широко распространенный в Евразии, как человек помогает лешему в борьбе с водяным.

Водяной — он совсем далекий от человека: он вредный, противный, опасный. И в «Сказке о попе и о работнике его Балде» Балда имел дело как раз с этими водяными чертями.

Так вот русалки тоже водяные персонажи, и довольно опасные: они бегают по лесам, полям, рощам, качаются на ветках, аукают, веселятся и могут защекотать человека до смерти, могут утопить. Поэтому на Русальной неделе (ее еще называют Зелеными Святками) нельзя ходить в одиночку по лесам и полям, нельзя купаться.

На Троицкое заговенье, когда начинается Петров пост, русалки уходят. Но есть быличка, как одна русалка не успела уйти и осталась сидеть в доме. Весь год так и просидела у печки на лавке, не могла тронуться, питалась лишь запахом пищи. Убежала с подружками лишь на следующий год, когда снова наступили Зеленые Святки.

— Почему деревенские не отрубили ей голову? Труп на лавке сидит и по ночам на тебя смотрит.

— Она из этой семьи. Считается, что русалки — это девушки, молодые люди и дети, которые умерли, не обязательно утонули, до свадьбы. Вот ее и не трогали.

— Тогда другой вопрос. Если воду один раз освятили и в пластиковых бутылках она стоит вечность, то почему она портится в открытых источниках, да так, что туда опять нечисть лезть может?

— Ее освятили, это какое-то время действует, а потом всё опять возвращается на круги своя. Энтропия. Создается космос, потом опять наступает хаос, и надо снова создавать космос. Обычная история.

— А северные народы, значит, проще ко всему этому относились?

— Они с миром были немного в других отношениях. Многие духи считались благожелательными, необходимыми даже, например духи – хозяева промысловых животных, духи леса, водяные, которые давали рыбу, — за это человек им приносил жертвы. Якуты-скотоводы кормили духов молоком, в традиционном обществе, где еще не знали алкогольных напитков, кормили кровью убитой добычи, кровью с жиром — буквально мазали лица своих деревянных идолов. Домашний охранитель помог в охоте? Ему тоже физиономию жиром намажут.

Люди находились с этими персонажами актуальной мифологии, населяющими мир, в отношениях взаимопомощи. Понятно, что у них тоже были вредоносные существа, те, кто приносят болезни, но в христианской традиции все эти существа демонизировались.

— В какие исторические периоды колдовство становилось более популярным?

— Я сказала бы, что это связано не со временем, а с некоторым состоянием общества.

Когда возникает кризис, экономический, политический, социальный, то люди начинают интересоваться магией, как это было в нашей стране в 90-е годы. Смена режима сделала людей более тревожными, они стали обращаться к экстрасенсам, чтобы просто найти какую-то опору в этом неопределенном мире.

И потом действительно жизнь стала хуже, денег не было, и нужно было не просто найти выход, но еще и каким-то магическим образом воздействовать на этот мир. Люди стали носить в кошельке денежную монетку, мышку, которые и сейчас можно везде купить, или денежное дерево у себя выращивали, считали, что таким образом они приманят к себе деньги.

По телевизору показывали, как из людей изгоняют бесов, как в моргах воскрешают покойников. Это было, конечно, для всех большим шоком, потому что о магии не говорили, а вдруг — раз — открылся какой-то ящик Пандоры, посыпалось что-то невероятное. Вся страна взялась заряжать воду и крем. Многие делали это на всякий случай: если вокруг все этим занимаются, почему бы не попробовать?

Параллельно люди массово шли в церковь. Я думаю, священники были в ужасе от того, что происходит. Всё смешалось: сегодня в церковь, завтра — чакры чистить. Но как-то довольно быстро люди к этому адаптировались.

— Значит, во время революции тоже было обострение?

— Да, были эсхатологические настроения, люди ожидали конца света. Случилась очень резкая смена политического режима, и люди стали думать, кто это такие — Ленин, Сталин, может, это Антихрист.

В деревнях люди выкладывали спичками цифру 666 — число Зверя из Апокалипсиса, и из такого же количества спичек получалось выложить слово Ленин. Делали вывод, что это один и тот же персонаж.

Потом они ходили и проповедовали «не идите в колхозы, не отдавайте своих детей в школы, наступает царство Антихриста, молитесь, поститесь и кайтесь в грехах».

— Как реагировала власть?

— Сажала. Как и за контрреволюционную пропаганду, за крамольные частушки, анекдоты. Как это тогда началось, так все советские годы и продолжалось.

— Возвращаясь к современности, сейчас не становление Советского Союза и не 90-е, но недавно я сидела на скамейке на ВДНХ и случайно подслушала разговор трех молодых людей, один из них сказал, что знает под Москвой бабку, которая за пакет картошки может «от курева отвадить и пупок завязать».

— Конечно, такие бабушки есть, и то, что люди их ищут и пользуются их услугами, — это без всяких вопросов. Просто об этом уже так широко не говорят. А пользуются, потому что это, во-первых, способ найти легкие пути: не садиться на диету, не ходить в спортзал, не бросать курить, а просто пойти к кому-то, где тебя условно закодируют.

Во-вторых, люди пытаются решить проблему там, где она вообще не может быть решена. Допустим, у человека нашли какое-то серьезное заболевание, медицина не помогает, к ней доверие падает, и тот идет к народным целителям.

— В детстве я гуляла по деревне и наступила на гвоздь — тут же меня понесли к какой-то бабушке, которая начала мне шептать на ногу. И у меня всё прошло. Не дает мне это покоя!

— А можно было бы рану обработать и сделать прививку от столбняка. Просто есть наработанный шаблон поведения: в такой-то ситуации нужно идти к такой-то бабушке, она вылечит, и все взрослые успокаиваются, ребенок тоже успокаивается, ведь всё вроде как под контролем.

— Как антропологи объясняют появление веры в колдовство?

— Вера даже не в колдовство, а в то, что некоторые люди обладают какой-то способностью причинять вред магическим, невидимым глазу способом — эта вера почти универсальная, она есть почти во всех человеческих обществах. Только на роль этих вредоносных агентов назначаются разные люди: где-то, как в северной русской деревне, это тот, кто читал Черную книгу и прыгнул в пасть лягушке, а где-то тот, кто родился в определенной семье.

В целом такие люди нужны, чтобы на кого-то списывать несчастья.

Представим, что мы живем в одной деревне, в которой 500 человек, между нами происходят конфликты, эти конфликты часто осмысляются в символических категориях: я поссорилась с Петей, потом со мной что-то случилось, значит, Петя и виноват. Я иду к какому-нибудь целителю, он говорит, что мне навредил человек, который живет рядом и у которого темные волосы (допустим, в деревне у всех темные волосы), и я сразу представляю, что вот точно этот Петя виноват. Конфликт осмысляется как магическое событие. Значит, этого Петю нужно наказать. Мы накажем его — и сразу всё станет хорошо.

То есть, с одной стороны, у веры в колдовство есть функция объяснить несчастье, с другой — исправить его: убрать Петю, нейтрализовать. А если несчастья снова будут происходить, значит, найдем еще кого-нибудь.

— Как в Средневековье.

— Там сложнее. Там — в Европе Средних веков и особенно Нового времени — охота на ведьм часто начиналась из-за коммерческих интересов. Это примерно как у нас в 1930-е годы было с врагами народа: врагом народа часто оказывался сосед в коммуналке, у которого комната больше. Точно так же и тогда: писали донос, что эта женщина — ведьма, потому что хотели отомстить или забрать ее собственность.

Но если люди верят в колдовство, то подозреваемого могут и побить, и убить. Когда отменили крепостное право — это к разговору о серьезных изменениях в жизни людей, — вера в колдовство резко возросла. И есть следственные дела, в которых описано, как какую-нибудь одинокую старушку поджигали вместе с ее домом, потому что приписывали ей какое-то несчастье, допустим, что она эпидемию навлекла.

— А не страшно уничтожать колдуна или колдунью? Вдруг так какая-то чудовищная сила освободится, ее дух будет мстить?

— Такой идеи не было в русской деревне. Наоборот, считается, что колдуна нужно избить до крови: когда у него появится кровь, это нейтрализует причиненный им вред.

— Но ведь некоторые колдуны живут и здравствуют.

— Если человек назначается обществом на эту роль, он как бы принимает ее и должен совершать какие-то действия, чтобы снимать конфликты. Либо, если кого-то обвиняют, что он, например, ребенка сглазил — пришла какая-то бабушка, ребенок начинает плакать, — то ребенка несут к этой бабушке и заставляют ее облить этого младенца водичкой, чтобы он успокоился. То есть предполагаемый вредоносный субъект сам должен снять причиненное им зло.

Есть замечательная история, которую приводит Клод Леви-Строс в «Структурной антропологии»: один мальчик довел до истерики маленькую девочку, чем-то ее напугал, и люди стали говорить, что он колдун, и требовали от него доказательств. Мальчик сначала отказывался, все были очень недовольны его отказом, стали давить дальше и заставили его показать колдовские атрибуты. Тогда он нашел в стене дома какое-то птичье перо, сказал: «Вот, это мое колдовское оружие». И все успокоились и пошли по домам.

Если бы мальчик и дальше отказывался, то все думали бы, что он колдун, просто не хочет признаваться — и ему бы за это было очень плохо, с ним могли бы разделаться. Но раз он признался, значит, он обществу доложил, взял на себя ответственность, и за это он может быть назначен на роль целителя. К нему будут приводить людей, чтобы он решал их проблемы, и он будет решать, главное, чтобы все вокруг верили в его колдовские способности.

— В вашей книге есть фраза: «Мама моей знакомой жгла на чердаке со своими подругами, коллегами по работе, в научно-исследовательском биологическом институте, подарки женщины, их сотрудницы, которую они считали ведьмой». Как это возможно в наше время? Ладно те три молодых человека, может, они шутили, но почему образованные люди до сих пор верят в колдовство?

— Почему бы и нет? Дело в том, что эта вера универсальна и никогда, наверное, не исчезнет. Как говорил английский антрополог Эдуард Тайлор, автор книги «Первобытная культура»: «Можем ли мы считать, что если сейчас нет веры в колдовство, то, значит, она исчезла навсегда? Тот, кто так думает, без всякой пользы читал историю».

Вера в колдовство — это часть нас, это наша способность к восприятию, к эмпатии, сопереживанию, наше умение видеть в людях скрытое, недоброжелательное, наша способность проецировать на других собственные негативные эмоции.

Вера в колдовство — это та основа, которая позволяет нам винить кого-то в своих несчастьях, не себя, а кого-то, переносить на других ответственность — и это будет всегда.

И если, например, в каком-то замкнутом коллективе нашелся человек, носитель этой идеи — идеи веры в колдовство, и начинает связывать происшествия и возможные причины, то эта идея распространится как вирус. Достаточно поверить в это один раз — и сам начнешь играть в эту условную игру. От этого не свободен никто: ни академики, ни доктора наук, ни президенты. Рациональность человеческого мышления довольно относительна, под ней всегда есть темная вода.

Но можно включить всё свое рациональное и перестать выискивать причинно-следственные связи там, где их нет. Правда, это довольно трудно.

— Вы за собой замечали, что реагируете на какие-то подобные вещи? Допустим, рассыпали соль, стыдно, но смотрите, чтобы никого не было — и перекидываете через левое плечо?

— Поскольку я росла в рациональной среде и в детстве у меня такого вирусного заражения не было, то мне в этом смысле живется довольно легко. Хотя я прекрасно понимаю, почему люди нервничают, когда они кого-то похвалят или когда кто-то похвалит их, почему начинают стучать по дереву.

Ведь считается, что нельзя хвалить кого-то, чтобы от этого никому не стало плохо. Хвалишь, что ребенок красивый, — ребенок может заболеть. Похвалишь, что у кого-то хорошее здоровье или у кого-то красивая жена — человек заболеет или жена уйдет. Поэтому стараются не хвалить, а если уж похвалил, то нужно поплевать через левое плечо или непосредственно на объект. Похвалил младенца — поплюй ему в лицо. Я с этим столкнулась довольно поздно, уже лет в 30, когда была в экспедиции в одной деревне.

Мне показали новорожденных котят, я сказала «ой, какие хорошенькие», думая, что так надо, потому что вежливо. Хозяйка плюнула (показала, как надо) и посмотрела на меня таким ужасным взглядом, что мне пришлось тоже поплевать.

Это такой этикет. Если я похвалила и знаю, что все вокруг верят, что хвалить нельзя, я должна это сделать, чтобы мне потом в случае чего не приписали несчастье. Так я показываю свою доброжелательность, что у меня нет идеи сглазить, навредить. С другой стороны, за этой этикетностью стоит суеверный страх. У этой идеи очень древние корни.