«Отдайте наших мужей!» Как немки с помощью мирного протеста спасли две тысячи евреев от холокоста

В феврале 1943 года сотни женщин вышли на улицу Розенштрассе в Берлине, чтобы вернуть своих мужей-евреев, арестованных гестапо. Они скандировали «Убийцы!», пока эсэсовцы разворачивали против них пулеметы. Военные так и не открыли огонь, а мужья в конце концов вернулись домой. Читайте о том, как проходил «единственный успешный протест» немцев против холокоста и как он оброс целым ворохом мифов.

Гитлер и защищенные евреи

Евреи из «смешанных браков» долгое время были для нацистов как кость в горле. Нюрнбергские законы запретили немцам вступать в браки с представителями «низшей расы» еще в 1935 году. Тогда же вне закона были объявлены «расовые загрязнения» — сексуальные отношения между евреями и «чистокровными арийцами».

Но на тех, кто женился до 1935 года этот закон не распространялся. В начале 1943 года в Германии насчитывалось 16 760 людей, состоящих в смешанных браках. Из них почти 9000 жили в Берлине.

Почти на две трети это были еврейские мужчины, женатые на «арийских» женщинах. Так протест немцев против гонений на евреев с самого начала обрел женское лицо.

Нацисты пытались «окончательно решить» этот вопрос самыми разными способами: на немецких супругов давили, их лишали работы, объявляли предателями и «еврейскими шлюхами». От них отказывались собственные семьи, а соседи, желавшие выслужиться перед Рейхом, доносили на такие пары в полицию — жены и мужья оставшихся в Германии евреев подвергались колоссальному давлению.

— Вы хотели поменять свою фамилию?
— Нет, с чего бы мне ее менять? Он был мой ангел-хранитель. Я не хотела себе другого мужа. Мы понимали друг друга. Такое встречается в жизни только раз.

Эльза Хольцер, жена Рудольфа Хольцера. Интервью из книги «Сопротивление сердца…»

«Конечно, я была ярой противницей нацизма. Но я даже представить не могла, на что способен Гитлер… Я ни разу в жизни не вскинула руку [в нацистском приветствии]. Я поклялась себе, что никогда не скажу „Хайль Гитлер“!»

Шарлотта Исраэл, вышла замуж за Юлиуса Исраэл в 1933 г. Из книги «Сопротивление сердца…»

Власти убеждали немцев в таких парах развестись, обещая, что так они смогут дать «нормальную жизнь» хотя бы своим детям. Для евреев, женатых на немках, развод означал смертный приговор. Если супруг «чистой крови» соглашался на развод или умирал, его жену или мужа отправляли в лагерь смерти без промедлений.

Но пока немцы стояли на своем и отказывались бросать своих близких, эти евреи могли жить. В начале 1943-го, когда машина холокоста работала на полную мощь и миллионы несчастных уже вывезли из Германии, супруги немецких граждан и их дети по-прежнему пользовались «защищенным статусом» и могли не бояться уничтожения.

Руководство Третьего Рейха рассматривало принудительный развод и последующее уничтожение «защищенных» евреев, но члены смешанных семей были ближайшими родственниками настоящих арийцев, а попирать их права было опасно.

«Фюрер рекомендует мне воздерживаться от радикальных действий. Он убежден, что эти браки постепенно сойдут на нет сами по себе, и нам не стоит беспокоиться по этому поводу», — писал министр просвещения в ноябре 1941 года, когда депортации евреев в лагеря смерти уже шли полным ходом.

Еще позже, в декабре 1942-го он напишет в своем дневнике:

«Мне представили новое предложение по ликвидации смешанных браков… Но оно вызовет столько протестов и непонимания со стороны общества, что оно того не стоит».

В 1942 году было решено отложить этот вопрос до окончания войны, поэтому в итоге этот закон так и не был принят.

Последняя зачистка

Однако в начале 1943 года позиция нацистского руководства изменилась. На фоне разгрома в Сталинграде и Гитлер, и Геббельс решили довести до конца другую войну и «как можно быстрее» очистить от евреев Германию, и в первую очередь это касалось столицы.

«Евреи будут изгнаны из Берлина раз и навсегда… Я поставил перед собой цель окончательно освободить Берлин от евреев к концу марта», — пишет Геббельс 18 февраля 1943 года, а Гитлер лично инструктирует высшее руководство НСДАП «быть к ним безжалостными».

Наказ Гитлера был выполнен практически сразу. Утром 27 февраля полиция и Гестапо начали массовую облаву на всех оставшихся в Берлине евреев, включая «защищенных». Мужчин и женщин хватали прямо на улицах и рабочих местах, вламывались в дома и вытаскивали из постелей под вой и крики родных.

По городу ездили целые колонны грузовиков, куда сгребали «врагов нации». «Быстрее! Быстрее!» — говорили офицеры, подталкивая арестованных пистолетами в спину. Тех, кто не мог сам забраться в кузов, бросали в грузовики как скот, поэтому у многих были сломаны кости.

«Пожилая женщина упала обморок прямо нам на руки, вся в крови, — вспоминает один из арестованных. — Позади нее из кузова, пошатываясь, вывалилась девочка лет семнадцати, по ее лицу текла кровь. За ней мужчина, у него была кровавая рана на ноге. Он шел, поддерживая жену, — платье на ней было полностью разорвано. „Эти пытались сопротивляться“, — с ухмылкой объяснил эсэсовец. А другой молодой парень улыбался и фотографировал их».

«Мы думали, настал наш последний час», — вспоминает Эрнст Букофцер (Ernst Bukofzer), адвокат и герой Первой мировой, которого арестовали прямо на работе. Его отвезли в бараки вместе с другими евреями, которых забирали по пути с фабрик — целые колонны грузовиков ездили от завода к заводу, сгребая всех «врагов» немецкой нации.

«Потом днем нескольким из нас приказали рыть ямы, и мы были уверены, что роем собственные могилы. Потом туда вывели арестованных женщин. Они тоже думали, что их расстреляют и свалят в эту яму, и стали плакать от страха. А потом их заставили помочиться в эти ямы под улюлюканье эсэсовских охранников».

В городе была паника. Страх и паранойя достигли таких масштабов, что многие их тех, кого не успели арестовать, совершали самоубийства. Женщины боялись, что их супругов увезут «на восток» — роковое выражение, означавшее, что они не вернутся.

Аресты продолжались около недели. Это была одна из самых масштабных зачисток в истории Германии — по всей стране было арестовано 11 000 евреев, включая 2000 «защищенных» евреев Берлина. Что с ними собирались делать, никто не знал. Но пока зачистка продолжалась, первые вагоны арестованных, среди которых было двадцать пять мужей немецких женщин, уже отправились в Освенцим.

«27 февраля мой муж сам пошел в полицию, чтобы обновить лицензию на вождение, — вспоминает Шарлотта Исраэл. — Евреям можно было ездить на работу на машине, только если до нее было дальше 7 километров от дома. Если ближе, евреи должны были ходить пешком. А у моего мужа еще была инвалидность, так что ему удалось получить лицензию. И каждый месяц он ее обновлял».

Тем утром он пошел в участок в 7 утра — «зашел прямо в логово зверю», вспоминает его жена. Из участка он так и не вернулся. В полиции Шарлотте посоветовали искать мужа на Розенштрассе, в здании бывшего еврейского центра, — туда она и отправилась.

Немецкая преданность. Бунтующие женщины

«Эту толпу было слышно от самой станции метро. Большинство из них были женщины», — рассказывает Шарлотта.

Когда она пришла к зданию, где содержали ее мужа, улица уже была переполнена.

От сотни до тысячи женщин собрались там в первый же вечер, требуя своих мужей назад. Кто-то пытался выяснить, что будет с их родными, кто-то приносил своим близким еду и теплые вещи — людей забирали кто в чем был, не позволяя взять с собой никакой теплой одежды.

Это была неслыханная акция неповиновения. В нацистской Германии любые публичные собрания требовали разрешения от полиции, а гестапо отслеживали все инциденты, которые хотя бы отдаленно напоминали акцию протеста. Их ближайшее отделение находилось буквально за углом Розенштрассе, где собралась целая толпа бунтующих.

Но несмотря на риск, женщины приходили на эту улицу каждый день и требовали пустить их в здание, скандировали «Отдайте нам наших мужей» и пытались прорваться внутрь.

«Если вы нас не впустите, мы вернемся и устроим вам проблемы! — говорили самые решительные. — Мы принесем таран и прорвемся внутрь!»


«Мы думали: мы арийцы, и если только мы будем стоять здесь, просто женщины, то, может, они начнут нас бояться. — Рут Гросс было 10 лет, когда арестовали ее отца, и она каждый день приносила с собой небольшой кусок хлеба, надеясь передать его папе. — Это не было политическим движением, но это был настоящий протест».

Полицейские и СС пытались их разгонять, но напрасно. Вычислить организаторов тоже не удалось — протест был стихийный, немецкие граждане просто хотели спасти своих близких. Чтобы предотвратить приток людей, ближайшую станцию метро перекрыли, но люди не перестали приходить.

Хуже всего было то, что немцы, очевидно, начинали сочувствовать этим женщинам.

«К сожалению, оказалось, что многие представители высших классов, в частности интеллигенция, не понимают нашу политику в отношении евреев и даже в какой-то степени встают на их сторону», — с неудовольствием отмечал Геббельс в своем дневнике.

Он же назвал сцены, разыгравшиеся на Розенштрассе, весьма «неприятными».

Как вспоминает одна из участниц, на площадь приходили уже не только те, чьих родственников забрали. Другая участница рассказывает, как увидела там солдат Вермахта, прямо в униформе: они угрожали не вернуться на фронт, если не вернут их родственников.

Один из гестаповских охранников на Розенштрассе и сам не выдержал и сказал арестованному: «Твои близкие там, на улице. Вышли на протест, чтобы ты вернулся домой — вот что такое немецкая преданность».

Внутри руководства не могли договориться, что делать с немками, которые вышли на бунт ради врагов нации. Очевидно, расстрелять чистокровных немецких женщин в центре Берлина представлялось невозможным даже для нацистов. Во всяком случае, не после катастрофы под Сталинградом.

В какой-то момент против протестующих развернули пулеметы и пригрозили, что будут стрелять на поражение.

«Я стояла прямо перед этими пулеметами. Я видела, как они заправляют в них ленты. Они что-то закричали. И тогда мы закричали еще громче: „Убийцы! Трусы!“.

Я думала, что со мной будет, если меня застрелят. Все мои мысли были о муже. Я не смогу его спасти, теперь всё кончено. А потом один эсэсовец что-то сказал, и они всё убрали. Убрали пулеметы. Стало тихо, очень тихо».

Освобождение. Правда и миф

Неделю спустя, 6 марта, Геббельс подписал указ об освобождении евреев из смешанных браков, всех до единого. Все арестованные вскоре вернулись домой, даже те двадцать пять, которых уже отправили на восток.

«Я поручу органам безопасности прекратить систематические депортации евреев в такое критическое время, — записал он в дневнике. — Мы отложим все подобные мероприятия на несколько недель. Тогда мы сможем осуществить их более тщательно».

Тем не менее до сих пор не ясно, были ли евреи освобождены благодаря протесту своих жен или история о женском сопротивлении — красивая легенда, которая с годами оторвалась от реальности и начала собственную жизнь.

Американец Натан Штольцфус, автор книги «Сопротивление сердца: смешанные браки и бунт на Розенштрассе в нацистской Германии», убежден, что именно героизм обыкновенных немецких женщин спас евреев от уничтожения и заставил нацистов дрогнуть.

«Нацисты испугались, что бунт на Розенштрассе спровоцирует открытое обсуждение того, что происходит со всеми остальными евреями после депортации. Если бы „окончательное решение“ еврейского вопроса стало достоянием публики, это поставило бы под угрозу всю программу уничтожения евреев».

Он приводит в доказательство записи Геббельса и слова одного из его ближайших помощников, который был участником событий:

«Геббельс освободил евреев, чтобы положить конец протесту… Геббельс понимал, что не может просто убить всех, кого пожелает. Рано или поздно немцы скорее встанут на сторону своих сограждан, чем на сторону правительства, которое требует от них всё новых и новых человеческих жертв».

Но тот же Штольцфус, наряду с другими историками, ставит перед немцами самый болезненный вопрос: если немки смогли отстоять своих близких, то могли ли немецкие граждане предотвратить и другие события самой страшной катастрофы XX века? Если нацисты дрогнули перед лицом мирного протеста в 1943-м, разве это не означает, что режим прислушивался к «чистокровным» гражданам и они могли спасти куда больше евреев, если бы встали за них так же бесстрашно, как на Розенштрассе?

Нет, не могли, отвечают ему другие историки. Вольф Грюнер ссылается на документы, согласно которым органы безопасности по всей Германии получили четкие указания во время последней зачистки: евреи из смешанных семей «не подлежат аресту, их надлежит отпустить домой». Эти же документы говорят, что после проведения акции евреев из смешанных семей запрещается нанимать на каких-либо предприятиях. Поэтому, предполагает Грюнер, целью всей акции было отстранить «защищенных» евреев от работы, а вовсе не депортировать.

Почему же тогда в Берлине евреев из смешанных семей так долго держали под арестом? Почему двадцать пять арестантов с Розенштрассе всё же отправили в Освенцим? Грюнер предполагает, что это результат внутренней неразберихи, и ссылается на дневники Геббельса, в которых тот сетует, что офицеры на местах, мол, переусердствовали и перепугали народ. Таким образом, говорит Грюнер, протестующие женщины вовсе не заставили нацистов «одуматься», а утверждать, что одна демонстрация могла развернуть огромный маховик холокоста, в котором уже сгинули миллионы, — наивно.

Женщины, которые научили нацистов бояться

Тем не менее бунт на Розенштрассе вошел в историю именно в первой его трактовке — любовь, которая сильнее страха, отважные арийские женщины, которые научили нацистов бояться.

Вероятно, справедливо: какими бы ни были планы нацистов, жены арестованных не могли об этом знать. Они выходили под дула пулеметов, не зная, смогут ли вернуть своих мужей и смогут ли выжить сами.

Кроме того, Третий Рейх возвращался к вопросу о евреях из смешанных пар много раз, а призывы включить их в программу уничтожения раздавались на самом высоком уровне до самого конца войны. Никто не знает, сколько евреев дожили бы до 1945-го, если бы их немецкие супруги не стояли за них до конца.

Поэтому каждый гражданин Германии расскажет вам: бунт на Розенштрассе стал первым и единственным протестом немцев против антисемитской политики Третьего Рейха. Это был протест, который спас 2000 жизней и который заставил нацистов дрогнуть.

После войны было подсчитано: 98% немецких евреев, которые дожили до конца войны, были супругами немецких граждан. Этот глухой протест опровергает картину неделимой немецкой нации, которая должна была в едином порыве следовать за своим фюрером и посильно участвовать в «тотальной войне» против евреев.

Немцы выбрали своих близких — по последним подсчетам, только 7% немок и немцев из смешанных пар решили развестись со своими половинками.

Самого здания, где содержали узников, уже нет — оно было разрушено во время бомбардировок. Сейчас там стоит алая колонна, на которой размещены фотографии и воспоминания участников протеста.

А в 1995 году в парке неподалеку от Розенштрассе воздвигли мемориал. Каменные блоки изображают женщин, которые горюют по своим мужьям и пытаются пробраться к ним сквозь решетки. «Сила любви побеждает насилие диктатуры, — гласит надпись на памятнике. — Здесь стояли женщины, победившие смерть».