Любовь разорвет нас на части. Почему любить свою работу крайне вредно

Чем бы вы занимались, если бы вам не нужно было работать?

Мне нравится задавать людям этот вопрос. В 2012 году я сидела на холме в городе Коламбусе, штат Огайо, со знакомой политической активисткой, которая рассказала мне, что хотела бы заниматься танцами. Во время поездки в Индианаполис я спросила рабочих с заводов Carrier и Rexnord, чем они занимались бы, если бы не приходилось думать о деньгах. Один из них сообщил, что хотел бы стать инструктором по рыбной ловле. Другой рабочий хотел проводить больше времени с семьей и подумывал о том, чтобы открыть небольшой бизнес с сыновьями. Но мои собеседники неизменно возвращались к реальности: о деньгах приходится думать, и поэтому им нужно работать. Они много размышляют о том, как жили бы, если бы наш мир был устроен иначе, но эти размышления не помогают найти выход из текущей ситуации, а только демонстрируют, в каком тяжелом положении мы все оказались. Мои собеседники работали вовсе не потому, что сами этого захотели.

Работа не приносит нам ни освобождения, ни даже особой радости. Разумеется, иногда мы получаем удовольствие от работы — например, как писательница я горжусь правильно построенным предложением, а как репортерка — хорошо проведенным интервью. Даже работая официанткой в ресторане, я иногда получала удовольствие, болтая с постоянными посетителями. Я не говорю, что мы обязательно должны страдать на работе, — напротив, нам нужно использовать любую возможность получить удовольствие и испытать счастье, которая нам предоставляется. Однако я считаю, что нам внушили идею о том, что работа должна приносить человеку счастье. В то же время мир, породивший эту идею, рушится на наших глазах. Но это дает нам возможность задуматься о том, как могла бы выглядеть альтернатива.

Все люди, с которыми мы встретились на страницах этой книги, в той или иной форме борются за признание ценности и значимости своего труда. Им важно показать окружающим, что они выполняют свою работу не только из бескорыстной (или на худой конец эгоистичной) любви. Они вовсе не любители-энтузиасты и не члены пресловутой «семьи». Кто-то из них выбрал профессию, требующую долгих лет обучения и самопожертвования, а кто-то просто откликнулся на объявление и получил работу. Но все они в какой-то момент поняли, что не до конца свободны в своем выборе и не могут зарабатывать деньги, просто занимаясь тем, что им по душе. Даже если их работа им нравится, они приносят прибыль другим людям, сами при этом еле сводя концы с концами.

Миф о любви к работе рушится под собственной тяжестью. На каждого упомянутого в книге работника приходится двадцать тридцать человек той же профессии, для рассказа о которых у меня просто не хватило бы места. Каждый раз, беседуя с кем-то из них, я думала о том, что историю этого человека обязательно нужно включить в книгу. Я разговаривала с актерами, парикмахерами, барменами, терапевтами, социальными работниками, сотрудниками музеев, юристами, медсестрами, политическими активистами, чиновниками и журналистами, которые охотно делились со мной историями своей жизни.

Миф рушится, потому что сама идея работы не выдерживает испытания временем.

Люди уже не получают за свой труд столько, сколько получали раньше: уровень заработной платы снижается со времен Рейгана и Тэтчер. Штаты сокращаются, а университетский диплом больше не гарантирует работы, достойной представителя среднего класса. После финансового кризиса 2008 года началась эпоха «карательного неолиберализма», как окрестил ее социолог Уилл Дэвис. Те, кто не желает подчиняться диктату неолиберализма, испытывают на себе жесткие меры принуждения; при этом существовать в рамках системы, избравшей режим строгой экономии, становится все сложнее. Число заключенных в тюрьмах растет, расходы на социальную сферу сокращаются, более или менее нормальных рабочих мест становится все меньше. Пандемия вскрыла несостоятельность системы здравоохранения в США и показала, насколько тяжело приходится представителям «жизненно важных» профессий, вынужденным продолжать ходить на работу, несмотря на растущую опасность для жизни. Куда бы мы ни взглянули, нас повсюду окружают те, кого Пол Мейсон назвал «выпускниками без будущего», и они очень злы. В 2012 году в США началась волна забастовок учителей, и она все еще продолжается: по меньшей мере в шестнадцати штатах педагоги отказались работать, добиваясь улучшения условий труда; пандемия только придала их требованиям дополнительную актуальность. Сотрудники художественных музеев и журналисты распространяют по сети гугл-документы, в которых сравнивают свои зарплаты. Эта информация используется ими в ходе профсоюзных кампаний. Улицы городов по всему миру — от Греции и Чили до Франции и США — заполонили толпы протестующих, которые добиваются отмены режима жесткой экономии, обострившего кризис института работы, а также широких реформ в социальной сфере. Феминистки бросают вызов патриархату на рабочем месте и дома. За убийствами Брионны Тейлор и Джорджа Флойда по всему миру последовали протесты, участники которых уничтожали монументы, символизирующие превосходство белой расы, и подрывали монополию государства на насилие.

Обещания, которыми многие десятилетия кормили «тружеников любви», оказались ложью.

Мы не можем просто вернуться в эпоху, предшествующую неолиберализму: даже если бы у нас была возможность повернуть время вспять, мало кто из наших современников захотел бы жить во времена фордистской сделки и преобладания промышленного производства. Старая модель капитализма уничтожала планету ради обогащения небольшой группы сильных мира сего, и неолиберализм лишь ускорил этот процесс. Гегемония капитала рушится на наших глазах. Людей все труднее купить позитивными идеалами свободы, выбора и удовлетворения от работы, ведь они прекрасно видят, что скрывается за этими воздушными замками. Чем очевиднее становится жестокость капитализма, тем более абсурдным кажется требование «любить свою работу». Если воспользоваться терминологией феминистского движения 1960‑х годов, можно сказать, что сейчас происходит рост нашего самосознания. После финансового кризиса 2008 года фасад капиталистического реализма покрылся многочисленными трещинами, а теперь здание грозит рухнуть.

Все это происходит на фоне глубокого экологического кризиса. Как пишет Алисса Баттистони, научный сотрудник Гарвардского центра по проблемам окружающей среды, «если говорить прямо, то деятельность человека настолько сильно изменила планету, что эти изменения теперь угрожают нашему существованию, причем некоторые жители Земли находятся в более уязвимом положении, чем другие». Баттистони отмечает, что мы не можем двигаться вперед, «не решив проблем, ставших камнем преткновения для движения по охране окружающей среды: проблем потребления и работы». По ее словам, сокращение государственного сектора приводит к росту частного потребления: на место поездов приходят частные автомобили, на место общественных парков — частные дворы, на место воды из-под крана — вода из бутылок. Наша культура только усугубляет эту проблему. Британский аналитический центр Autonomy в докладе 2019 года поставил вопрос таким образом: «Вместо того чтобы обсуждать, как максимизировать экономические показатели (под этим часто подразумевается поиск ответа на вопрос о том, как заставить людей еще больше работать на благо владельцев капитала), в условиях климатического кризиса мы должны сменить тему и поставить следующий вопрос: сколько еще работы мы можем позволить себе при текущих уровнях углеродоемкости наших экономик и производительности труда?»

Серьезное сокращение продолжительности рабочего дня нужно не только потому, что людям не нравится работать, но и потому, что это единственный способ спасти нашу планету.

Свободное время сегодня — это роскошь, которую могут себе позволить далеко не все. Мы странным образом воссоздали древнегреческое общество, давно, казалось бы, канувшее в Лету: большинство людей настолько заняты работой, что не могут вникать в общественные дела, а политическая и социальная активность — прерогатива богачей. Мы превратили в работу занятия, прежде приносившие нам удовольствие, а затем сделали даже эту относительно приятную работу доступной лишь для немногочисленных привилегированных членов общества.

Греческая демократия строилась на идее о том, что вместо граждан полиса трудиться должен кто-то другой — будь то рабы или трудящиеся классы, лишенные права заниматься гражданской деятельностью. Работой граждан был праксис — то, что Гай Стэндинг описал как «работу ради самой работы, для укрепления профессиональных связей». Они занимались тем, что мы называем социальным воспроизводством, то есть участвовали в общественной жизни. Они ценили эту работу, но в то же время отделяли ее от досуга, который был для них самоценным занятием. Наряду с образованием и заботой свободное время было необходимо для полноценного участия в общественной жизни.

Читайте также

Постработа. Как труд стал религиозным культом — и почему сейчас пора этот культ уничтожить

Как минимум со времени написания «Дороги на Уиган-Пир» Джорджа Оруэлла или даже «Фрагментов о машинах» Маркса человечество размышляет о том, могут ли машины заменить людей на производстве, став своего рода автоматизированным пролетариатом. Может ли случиться так, что автоматизация не лишит рабочий класс средств к существованию, а вместо этого навсегда освободит нас от труда и позволит заниматься тем, что нам нравится? Мы часто слышим о том, что «роботы заберут наши рабочие места», но на самом деле автоматизация может дать всем нам больше свободного времени. Все зависит от того, кто разрабатывает алгоритмы и роботов и кто их контролирует. Но мы упустим главное, если будем думать только о технологиях: в отличие от Джона Генри, мы не соревнуемся с паровым двигателем, пытаясь доказать свое превосходство. В действительности мы оказались в ловушке текущей системы производства, где нам приходится постоянно работать, чтобы выживать, — и это при том, что сейчас производство требует как никогда мало человеческих рабочих рук.

Работа не ответит взаимностью на нашу любовь. Надеюсь, теперь все с этим согласны. В обществе, где людям приходится тратить бóльшую часть своего времени на работу, мы никогда не будем счастливы, даже если нам повезет получить работу, приносящую радость. Как пишет Сильвия Федеричи, «ничто так сильно не подавляет нас, как превращение в работу тех занятий и отношений, от которых мы получаем удовольствие».