Работа памяти. Краткая история мемуаров — от Античности до наших дней

Мемуары — уникальный жанр на стыке истории и литературы. Он открывает литературу для всех — и открывает всех литературе. Он чаще всего говорит правду, но может врать. Он популярен, и он — жанровый аутсайдер. Мемуары страстно любят — и ужасно ненавидят. Рассказываем историю мемуаров от Цезаря до наших дней.

Американский журналист Нил Гензлингер свою статью о мемуарах для The New York Times начинает так: «Почтим минутой молчания утраченное искусство молчать». Он утверждает, что в прошлом любой человек, не совершивший чего-нибудь примечательного, «был обязан хранить молчание». Традиция скептического и надменного отношения к мемуарам сформировалась давным-давно, но гораздо раньше появилась традиция писать мемуары — причем совсем не только среди совершивших «что-нибудь примечательное». Мемуары писали очень разные люди и в очень разных обстоятельствах.

В век — по мемуару

Среди самых ранних мемуаров называют «Антидоз» Исократа и книгу Марка Аврелия «Самому себе» (даже ее название имеет большое значение: это не наставление другому, но общение автора с самим собой). К числу первых мемуаров также относят также «Записки о Галльской войне» и «Записки о гражданской войне» Юлия Цезаря — тексты, написанные примерно в 50 г. до н. э. и рассказывающие о завоевании Галлии и долгой кампании против Помпея. Простым и лаконичным стилем Цезарь описывает свои действия, расчеты и триумфы войск. Предвосхищая многих будущих мемуаристов, полководец говорит о себе в третьем лице. По мнению британского антиковеда Тимоти Уайзмана, эти сочинения были задуманы как послания для чтения вслух римлянам, жаждущим услышать новости с фронта — писать их от первого лица было неудобно.

Разворот страницы книги «Mémoires» художников Ги Дебора и Асгера Йорна. Книга состоит из двух отдельных слоев: Первый напечатан черными чернилами и воспроизводит текст и графику, взятую из газет и журналов, второй — цветные чернила, разбрызгиваемыми по страницам. Последняя страница представляет собой оранжевый вихрь, над которым написано единственное предложение: «Я хотел говорить на прекрасном языке своего века». Источник

Немецкий исследователь Георг Миш рассматривает мемуары, созданные в Древней Греции и Риме, как своего рода предварительное письмо, генеральную репетицию настоящего произведения: «…автор [мемуаров] не имеет или делает вид, что не имеет никакого намерения выступать в качестве литератора. Он создает лишь материал для литературного произведения». Миш говорит, что разница между мемуарами и автобиографиями в том, что авторы мемуаров, как правило, пассивны: автобиограф оформляет события, а мемуарист только фиксирует их. Между тем, эта разница глубоко условна.

Мемуары существовали, когда даже термина «автобиография» еще не было.

Многие современные исследователи предлагают срастить эти понятия, сделать их взаимозаменяемыми. Примерно так мы и поступим в этом тексте.

В статье в «Литературном энциклопедическом словаре» (1987) литературовед Лев Левицкий определяет мемуары как «повествование от лица автора о реальных событиях прошлого, участником или свидетелем которых он был». Левицкий также фиксирует основные признаки мемуаров: достоверность, отсутствие вымысла, субъективность, ретроспективность, неполнота фактов, односторонность информации, живое и непосредственное выражение личности автора.

По-настоящему история мемуаров начинается с «Исповеди» Святого Августина, написанной около 397 года н.э. Цель «Исповеди» состоит в том, чтобы повернуть читателя к Богу, но средством для этого становится повествование о жизни автора, составленное в более или менее хронологическом порядке — мемуары. Часто обращаясь непосредственно к Богу, Августин ведет хронику своего духовного пути, начиная с детства, проведенного на территории современного Алжира. Особенно автор акцентируется на грехах. Августин — потрясающий рассказчик, но все его повествование движется к моменту, когда в минуту отчаяния чтение посланий апостола Павла меняет мировосприятие главного героя. Впервые (потом этот прием будет повторяться) именно чтение чужого текста становится эмоциональной кульминацией мемуаров.

Вероятно, самые давние мемуары после Августина датируются XII веком.

«История моих бедствий» Пьера Абеляра, предвосхищая сегодняшние мемуары о страданиях, описывает душевные и физические бедствия автора. «История…» адресована неназванному корреспонденту, и ее цель, как пишет Абеляр, — утешение: «…чтобы сравнивая с моими, ты признал свои собственные невзгоды или ничтожными, или незначительными и легче переносил их». Утверждение довольно обоснованное: Абеляр описывает в том числе месть, постигшую его за роман с Элоизой — дядя Элоизы и ее родные изуродовали Абеляра.

«Комментарии» Папы Пия II, завершенные в 1463 году, переняли у сочинений Цезаря название и основной подход — писать в третьем лице единственного числа, а иногда и в первом лице множественного числа. В предисловии Пий, известный до возведения на папство как Энеа Сильвио, объясняет, что главная цель его работы состоит в том, чтобы не «приобрести отвратительную репутацию типичного папы», «которого почти все люди оскорбляют, пока он живет среди них, но хвалят, когда он умрет». Несмотря на профессию Пия, «Комментарии» не принадлежат к традиции религиозной автобиографии — скорее их можно назвать продуктом ренессансного гуманизма.

Распространение зеркал в конце XV и начале XVI веков называют важным фактором в том, что авторы эпохи Возрождения все больше сосредотачивались на самих себе.

Зеркала, например, популяризировали у художников жанр автопортрета — визуальный аналог автобиографии. Данте, Петрарка, Монтень, Эразм Роттердамский, Шекспир, Джон Донн и практически все остальные значимые писатели эпохи Возрождения размышляли о себе в дневниках, личных эссе, в поэзии или в драме. Например, в «Новой жизни» Данте описывает свой жизненный путь после встречи с Беатриче и сам определяет этот труд как «книгу моей памяти».

Небольшое количество мужчин и женщин эпохи Возрождения пытались написать настоящие мемуары. В книге «Полет Икара: автобиография ремесленника в Европе раннего Нового времени» Джеймс Амеланг упоминает авторов из Германии (рассказы Иоганна Буцбаха о своей жизни, причем интонационно Буцбах близок Абеляру: «Я расскажу вам теперь о моем долгом странствовании по чужеземным краям и о великих лишениях, которые я пережил; так что, размышляя о них, вы сможете легче переносить свои»), Испании (Луис де Карвахаль, «пастух, торговый приказчик, учитель и мастер на все руки», в 1594 году написал о возвращении к еврейской вере своих предков) и Франции (Амбруаз Паре, королевский хирург, опубликовал «Путешествия в разные места» в 1585 году).

Французское издание дневников императора Николая II. Источник

Однако две наиболее известные автобиографии эпохи Возрождения написаны итальянцами: флорентийским ювелиром и скульптором Бенвенуто Челлини, родившимся в 1500 году, и миланским врачом и математиком Джироламо Кардано, родившимся на год позже. Книга Кардано «О моей жизни», которую он начал в 1570 году, за год до смерти, менее известна, но содержит множество важных подробностей, касающихся быта, одежды, привычек и занятий людей ренессансной эпохи.

«Жизнь Бенвенуто Челлини» ­— это первая автобиография, которая кажется совершенно современной.

Автор дает ей такое обоснование: «Все люди всяческого рода, которые сделали что-либо доблестное или похожее на доблесть, должны бы, если они правдивы и честны, своею собственною рукою описать свою жизнь». «Жизнь» написана как ряд мелких сцен и эпизодов. Удивляет отсутствие в книге размышлений и зацикленность автора на событийности.

Мемуарный бум

Именно автобиографии в конце концов заложили основу для величайшего литературного изобретения XVIII века — романа. Даниэль Дефо в 1717 году опубликовал псевдомемуары человека, который помогал в переговорах о мире для Франции — «Протоколы переговоров монсеньора Меснаджера». В следующем году вышло «Продолжение писем, написанных турецким шпионом в Париже». Год спустя Дефо выпустил книгу под названием «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо из Йорка, моряка», затем очень длинное перечисление, и в конце — «написанные им самим». В течение следующих восьми лет Дефо опубликовал около полудюжины романов (авторство некоторых оспаривается), и все — в форме автобиографий. Дефо поменял отношение читателей к истине. Некоторые сразу понимали, что Крузо — выдумка, но другие — нет. Дефо обвиняли во лжи, нападая на его фальшивые мемуары. Но, конечно, писатель не собирался никого обманывать. Он просто раньше всех понял: люди реагируют гораздо эмоциональнее, если думают, что написанная история правдива. Дефо умер в 1731 году, но оказал большое влияние на романистов, появившихся в 1740-х годах: Генри Филдинга, Тобайаса Смоллетта, Лоренса Стерна, Сэмюэля Ричардсона и Джона Клеланда (автора книги «Фанни Хилл, или Мемуары женщины для утех», часто называемой первым эротическим романом на английском языке).

Все последовали примеру Дефо и начали писать художественные книги в автобиографической форме.

«Исповедь» Жан-Жака Руссо, опубликованная посмертно в 1781 году, — светский потомок «Исповеди» Августина. Руссо сделал упор на том, что планирует рассказывать всё. «Исповедь» начинается словами: «Пусть трубный знак последнего суда зазвучит, когда ему угодно, я предстану перед Верховным судьей с этой книгой в руках и громко скажу: «Вот что я делал, чем думал, чем был. Я с одинаковой откровенностью рассказал о добре и зле. Я не умолчал ни о чем дурном и не прибавил ничего хорошего». Позже, в 1825 году, Генри Маккензи иронично назвал автобиографию «исповедью человека самому себе, а не священнику».

«Исповедь» Руссо. Источник

Руссо начал работу над мемуарами в 1764 году, когда ему было пятьдесят два года, и закончил ее примерно шесть лет спустя. Отрывки из «Исповеди» (например, такие, в которых он описывает практику мастурбации) автор читал на некоторых частных собраниях в Париже в 1771 году. Они настолько шокировали слушателей, что одна из дам даже обратилась в полицию с просьбой прекратить чтения. Уязвленный таким приемом, Руссо решил, что «Исповедь» будет опубликована посмертно.

«Исповедь» полностью изменила понимание автобиографии.

По крайней мере, четыре принципа, использованные Руссо, были революционными для своего времени: вера в полную откровенность и честность; акцент на внутренней жизни, а не на внешней; значительное внимание к детству и юношеству; и признание того, что обыденные вещи могут быть столь же важными, как и великие битвы.

Вероятно, второй по влиянию автобиографией всех времен стала книга Бенджамина Франклина. Он приступил к работе над ней в 1771-м, в том же году, когда Руссо завершил свою «Исповедь». Франклин, которому в то время было шестьдесят шесть лет, начал с длинного письма к своему сыну Уильяму. Прежде всего он предположил, что Уильяму было бы «приятно» узнать некоторые обстоятельства жизни своего отца. По ходу сочинения Франклин резко отдаляется от Уильяма и отказывается от эпистолярных мотивов. Он рассказывает, как добился успеха и каким был его путь. Сейчас это произведение называют «Автобиографией Бенджамина Франклина», но сам автор, вероятно, использовал термин «мемуары», что лишь подтверждает, насколько размыты границы между этими понятиями.

Растущий уровень грамотности и технологические успехи печати привели к появлению в Европе большего количества книг.

В их авангарде шли мемуары. В статье 1822 года в «Эдинбургском журнале» говорится о «ненасытном аппетите публики ко всем видам частных мемуаров». Полная библиография британской автобиографики Уильяма Мэтьюза подтверждает это наблюдение: Мэтьюз перечисляет 48 мемуаров, опубликованных между 1790 и 1799 годами; 53 — с 1800 по 1809 год; 72 — с 1810 по 1819 год; и 171 — с 1820 по 1829 год.

Термин «автобиография» возник только в конце XVIII века — и был создан из трех греческих элементов «autos-bios-graphe» («самописательство жизни»). В Оксфордском словаре английского языка первое использование этого слова зафиксировано в «Ежемесячном обзоре» в 1797 году. Первая опубликованная книга, провозглашенная «автобиографией», «Автобиография несогласного министра» У.П. Скаргилла, появилась в 1834 году. Однако ее нельзя считать по-настоящему «первой» автобиографией.

Разлом мемуаров

Одним из побочных продуктов мемуарного бума в любую эпоху становится появление антимемуарных настроений: периодические жалобы на эксгибиционизм, неприглядность и просто неправильность жанра. Так, например, немецкий философ Фридрих Шлегель в 1798 году писал: «Чистые автобиографии пишут либо невротики, очарованные собственным эго, как в случае Руссо; или авторы с сильным артистическим или авантюрным самолюбием, такие как Бенвенуто Челлини; или прирожденные историки, считающие себя лишь материалом для исторического искусства; или женщины, которые кокетничают с потомками; или педантичные умы, которые хотят привести в порядок даже самые мелкие вещи, прежде чем умрут, и не могут позволить себе покинуть мир без комментариев».

Молодой Джордж Бернард Шоу в 1898 году заявлял: «Все автобиографии лживы. Я не имею в виду бессознательную, непреднамеренную ложь; я имею в виду ложь намеренную. Ни один человек не может быть плох настолько, чтобы рассказать о себе при жизни правду, втянув в это дело, как того и требует правда, свою семью, друзей и коллег». Шоу, умерший в 1950 году в возрасте 94 лет, остался верен своему убеждению и не написал мемуаров.

Французский писатель Андре Моруа прочитал в 1928 году серию лекций, опубликованных потом в книге «Аспекты биографии» — и затронул в них некоторые проблемы автобиографического жанра. Он заметил: «Автобиография детства почти всегда банальна и неправдива, даже если сам автор искренен».

Другой недостаток памяти, по мнению Моруа, заключается в том, как она «рационализует; создает после события чувства или идеи, которые на самом деле изобретены нами после того, как что-либо произошло».

Отчасти именно из-за таких нападок на мемуары многие писатели-модернисты перенесли свои жизни не на страницы мемуаров, а в художественную литературу: Марсель Пруст «В поисках утраченного времени», Дэвид Лоуренс «Сыновья и любовники», Джеймс Джойс «Портрет художника в юности» и даже Франц Кафка и его «Превращение».

Фрагмент, иллюстрирующий феномен мадленки Пруста, из графического романа Стефана Хьюэ по мотивам книги Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». Источник

Не только отношение к мемуарам, но и отношение к правде со временем изменилось. Философ Уильям Джеймс определял истину как то, во что человеку удобно верить. Лингвист Фердинанд де Соссюр подчеркивал отсутствие соответствия между языком и миром. Философ Людвиг Витгенштейн отстаивал ценность «языковых игр», в которых ложь имеет такую же ценность, как и правда. Все это привело к позднему постструктурализму и деконструкции Жака Лакана, Мишеля Фуко, Жака Деррида, Ролана Барта и других.

Мемуаристы, и в первую очередь Ролан Барт, начали играть с концепцией правды и достоверности в мемуарах.

Книга «Ролан Барт о Ролане Барте» имеет лишь отдаленное сходство с автобиографическим прототипом. Автобиография Барта, если такое жанровое определение вообще уместно, фрагментирована, лишена связной повествовательной структуры или хронологии. Текст перемежается случайными фотографиями, нотными записями и рисунками. Восприятие Бартом своей «автобиографии» полностью противоречит типичному автобиографическому взгляду. Он говорит в самом начале: «Здесь все должно рассматриваться как сказанное романным персонажем». Публикация антиавтобиографии Барта добавляет еще одну запутанную черту к вариациям автобиографических текстов.

Обложка книги «Ролан Барт о Ролане Барте». Источник

Ситуация окончательно усложняется с публикацией романов, написанных как автобиографии («Автобиография мисс Джейн Питтман» Эрнеста Гейнса и «Автобиография бывшего цветного человека» Джеймса Велдона Джонсона), а также автобиографий, написанных как романы («Черный мальчик» Ричарда Райта).

Новейшие мемуары

За последние десятилетия популярность мемуаров сначала в Северной Америке, потом в Европе, а затем и в России так возросла, что исследователи вновь начали говорить о мемуарном буме. Еще в 1998 году редактор Уильям Зинсер в книге «Изобретение истины: искусство и ремесло мемуаров» отмечает: «Сейчас эпоха мемуаров». Джек Смит в статье для The Writer в 2018 году упоминает: «Когда-то рынком правила фантастика. Однако сегодня литература нон-фикшн составила ей жесткую конкуренцию, и мемуары являются ключевой составляющей этого направления». Возник даже специальный термин — мемуаромания.

Самый новый вид мемуаров посвящен не детству, счастливому или несчастному, а конкретным событиям взрослой жизни, которые носят травматический характер — болезням, психическому здоровью, злоупотреблению наркотиками, смерти или утрате.

«В твоем лице» Лии Миллс (2007) рассказывается об опыте борьбы с раком. В книге Рут Фицморис «Я нашла свое племя» (2017) описываются болезнь и смерть ее мужа. Сборник мемуаров-эссе Шинейд Глисон «Созвездия» (2019) фокусируется на ее собственных болезнях. Книги о смерти и горе: «Год магического мышления» Джоан Дидион (2005), «Наблюдаемое горе» К. С. Льюиса (1961) и «Уровни жизни» Джулиана Барнса (2013). Популярность мемуаров в США резко возросла прежде всего в конце 1980-х и в 1990-х годах — благодаря таким книгам, как «Жестокие привязанности» Вивиан Горник (1987) и «Нация прозака» Элизабет Вурцель (1994). Вурцель неприглядно и откровенно описывает в книге свой опыт борьбы с депрессией.

Верхняя часть обложки книги «Нация прозака». Источник

Любопытно, что одно из величайших мемуарных произведений о горе, ставшее классикой — книга Льюиса «Наблюдаемое горе», — была впервые опубликована под псевдонимом, потому что автор не хотел называть свое имя. Книга составлена из записных книжек Льюиса, в которых тот предельно честно рассказывает, что чувствовал после смерти жены.

Новейшие мемуары изобретают новые системы образов. Так, например, норвежский антрополог Лонг Литт Вун, потерявшая мужа, в книге «Путь через лес. О грибах и скорби» соединила исследование грибов с познанием своей боли.

Она пишет: «К выходу из мрака скорби меня раз за разом подталкивали открытия, сделанные в царстве грибов, — в этом я не сомневаюсь».

Кио Маклир в книге «Птицы, искусство, жизнь: год наблюдений» провела свои размышления, воспоминания о детстве и тревоги за отца через орнитологические прогулки — знакомство с птицами, наблюдение за ними, изучение их повадок.

Отправной точкой моей писательской практики стала личная тема. Это тема генетической болезни отца, тема семейного молчания и замалчивания, тема непринятия и отстраненности. Я начала писать, потому что это был мой единственный способ высказаться, а еще потому, что память все больше стирала события, как карандашный рисунок, а мне хотелось, наоборот, обвести его поверх, проявить. После выхода романа я начала вести дневник и поняла, что дневник для меня — это теперь тоже форма художественного осмысления действительности. Я словно наблюдаю со стороны события своей героини, я пишу так, как если бы это было новой главой большого текста, то есть я приобрела что-то вроде автофикционального мышления, ведь разница между мемуарами / дневниками и автофикшеном в первую очередь в том, что герой не равен автору в последнем, а еще в том, как мы выбираем подачу событий, как монтируем текст, как уделяем внимание мелким деталям и бытовым описаниям наравне с событийностью.

Помню, как я прочла много лет назад «Одноэтажную Америку» Ильфа и Петрова и как меня поразил этот текст своей описательностью и дотошностью, детализацией и одновременно динамикой. Хотя жанр этого произведения обозначен как мемуары, иногда бывает довольно сложно отстроить все эти понятия друг от друга, потому что память фикциональна сама по себе. Моя великая любовь и вдохновение — канадская детская и взрослая писательница Кио Маклир. В России издан пока только один ее автофикшен текст, но я очень хочу прочесть и другие.

О своем способе письма я поняла, что мне нравится брать лежащее прямо под ногами и в поле моего зрения. Мне нравится каждый день осмыслять художественно, как если бы всё, что происходит со мной, было важно не только мне.

Марина Кочан, писательница, автор автофикшен-романа «Хорея»
Разворот романа Кио Маклир. Источник

Концепцию мемуаров расширил автофикшен (от французского auto — «само-» и fiction — «сочинение») — жанр на стыке автобиографии и художественной прозы, где доля выдуманного остается на усмотрение автора. Отцом автофикшена называют Эрве Гибера. В книге «Другу, который не спас мне жизнь» Гибер рассказывает о жизни со СПИДом, о том, как вирус украл его друзей и как писательство стало для него оплотом против смерти. В России автофикшен-тексты пишут Оксана Васякина («Рана», «Степь»), Ольга Брейнингер («В Советском Союзе не было аддерола»), Марина Кочан («Хорея»), Илья Мамаев-Найлз («Год порно»), Анна Старобинец («Посмотри на него»).

Автофикшен-тексты от датской писательницы Тове Дитлевсен, кажутся мне, во-первых, одним из лучших примеров сочетания биографии и еле видимых художественных допущений, а во-вторых, чрезвычайно важными и острыми романами о сложностях, связанных с депрессией, наркотической зависимостью. Важно, что написаны они еще в середине XX века.

Читатель берет мемуары и хочет хорошую/нехорошую, но историю о вполне конкретном человеке (и он готов ей верить), а в автофикшене есть определенная потребность для со-настройки с персонажем автора-самим автором и, может, желание более глубокого психологического эффекта. Но здесь у каждого читателя срабатывает что-то свое, тем более что разное время требует разной литературы. В автофикшен, я думаю, самое сложное — фильтровать личное, балансировать на грани. Но для кого-то именно это — самое органичное и терапевтичное письмо (и чтение).

Маргарита Ронжина, писательница, автор романа «Одиночка»

В 2022 году французская писательница Анни Эрно получила Нобелевскую премию по литературе «за храбрость и клиническую остроту, с которыми она раскрывает корни, отчужденность и коллективные ограничения личной памяти». Эрно — необычный мемуарист: она не доверяет воспоминаниям. Она пишет от первого лица, а затем резко переключается и говорит о себе с дистанции, называя прошлые версии себя «девушкой 58-го года» или «девушкой С.». Временами кажется, будто она смотрит на себя на старой фотографии или на сцену из фильма.

Да, источник, откуда происходят мемуары — все еще память. Но, в конце концов, мемуары — это не воспоминания, а художественное переосмысление воспоминаний. И мы знаем — точнее, должны знать, — что каждое событие меняется, когда превращается в историю.


Использованные источники:

  • Ben Yagoda «Memoir: а history»
  • Thomas Couser «Memoir: an introduction»
  • Rak «Are Memoirs Autobiography? A Consideration of Genre and Public Identity»