Цветочный анус прямоходящего обезьяночеловека. Как археологи обнаружили древних хоббитов
В издательстве «Альпина нон-фикшн» вышла книга «Мир до нас: Новый взгляд на происхождение человека» профессора археологии Оксфордского университета Тома Хайэма. Автор рассказывает об археологических и антропологических исследованиях неандертальцев, денисовцев, людей с Лусона и других древних людей, начиная с открытий XIX в. и заканчивая находками последних лет. Публикуем фрагмент из главы, посвященной обнаруженному в 2004 году маленькому Человеку флоресскому, прозванному хоббитом.
В 2004 г. новый гоминин был открыт. Его в буквальном смысле слова отыскали «в грязи», но не в виде остаточной ДНК, сохранившейся в отложениях. В пещере индонезийского острова Флорес были обнаружены сами телесные останки. Как и в более позднем случае с денисовцами, открытие заинтриговало весь мир и дало палеоантропологам первые намеки на то, что человеческий род развивался гораздо более затейливыми путями, чем представлялось раньше.
Генри Джи, редактор ведущего научного журнала Nature, регулярно присылает мне на рецензирование поступающие статьи. На мой вопрос о том, какая статья или статьи из более чем 15 000, полученных им за 30 с лишним лет, сильнее всего поразили его и вызвали самый бурный отклик, он сразу, без раздумий и колебаний ответил: «Статьи о „хоббитах“». 28 октября 2004 г., когда вышел номер Nature с двумя статьями о «хоббитах» с острова Флорес, стало знаменательной датой — в этот день человеческое семейство расширилось, хотя в случае с «хоббитами» можно сказать: чуть-чуть расширилось.
Несомненно, это приблизило нас к признанию того, что человек был представлен на Земле бóльшим числом разновидностей, чем мы думали прежде. И действительно, ранее неизвестные группы людей обнаруживались уже неоднократно, и последнее такое открытие случилось не позднее чем в январе 2019 г.; теперь мы знаем, что по меньшей мере пять различных видов людей существовало в период между 40 000 и 120 000 лет назад и, возможно, еще на несколько десятков тысяч лет раньше. Открытие 2004 г. повысило и укрепило интерес к островам Юго-Восточной Азии.
Десять и более тысяч лет назад островная Юго-Восточная Азия была совсем не такой, как в наши дни. Многих из хорошо знакомых нам островов просто не существовало. В ходе ледникового периода, когда колоссальные массы воды были сосредоточены в полярных областях в виде льда, на свет явились обширные пространства, в настоящее время ставшие морским дном. Уровень моря бывал на 30 и даже на 120 м ниже современного; Австралия являлась тогда частью гораздо более крупного континента Сахул, объединявшего в себе Австралию, Новую Гвинею и все земли, находившиеся между ними и прилегавшие к ним. Люди появились в Австралии 50 000–60 000 лет назад; тогда уровень моря был на 60–70 м ниже сегодняшнего. От Новой Гвинеи до Тасмании можно было пройти пешком. Сахул никогда не был связан с материковой Евразией, но в островной ЮгоВосточной Азии также располагался массивный участок суши, называемый Сундой. Ушедшие под воду территории Сунды соединяли остров Борнео с полуостровом Малайзия и индонезийскими островами Суматра и Ява. У групп расселявшихся по миру гоминин была возможность беспрепятственно передвигаться по Сунде, а вот чтобы попасть в Австралию, им необходимо было «перепрыгнуть» через полосу открытой воды шириной 100 км и более. Только в период голоцена (последние 10 000 лет) уровень моря начал расти и в конце концов стабилизировался. Современный уровень моря установился лишь несколько тысяч лет назад.
Между Сундой и Сахулом находился регион, получивший название Уоллесия, в честь биолога-эволюциониста XIX в. Альфреда Рассела Уоллеса, лишь немного уступившего Дарвину первенство в создании теории естественного отбора. Он обратил внимание на разницу в составе эндемической фауны азиатского континента на западе, где доминируют плацентарные млекопитающие, и на востоке, в районе Папуа — Новой Гвинеи и Австралии, где преобладают сумчатые, и провел линию разграничения этих двух биогеографических зон, ныне известную как линия Уоллеса. В доисторические времена линию Уоллеса пересекали считаные виды наземных млекопитающих: люди, грызуны и хоботные (Stegodon, или карликовый слон). Главные вопросы палеоантропологии — люди какого вида пересекали эту линию и когда.
Своим появлением история «хоббитов» обязана археологу Майку Морвуду. На первом этапе археологической деятельности он в основном трудился в Северной Австралии, где изучал возможные пути прибытия на континент первых «современных» людей. Тогда он задался вопросом, где и как волна их расселения впервые выплеснулась с Сунды на Сахул, и решил распространить свои исследования на Индонезию. Остров Флорес показался ему многообещающим.
Само название «Флорес» наводило на мысли о Питере Пэне, а естественная история острова походила на научно-фантастический роман. Здесь в разное время обитали карликовые слоны (Stegodon), исполинские ящерицы (комодские вараны, в настоящее время уцелевшие только на том самом острове, где были открыты и в честь которого получили название), гигантские сухопутные черепахи, огромные аисты, крокодилы, лягушки, летучие мыши и обезьяны. Точь-в-точь как в фильме «Принцесса-невеста», здесь водились грызуны необычайных размеров, в том числе крысы величиной с небольших собак. Они и сегодня обитают на острове и на языке местной народности манггараи называются бету. Известно, что несколько разновидностей этих крыс живут на острове сотни, если не тысячи лет. Изоляция острова, вызванная повышением и понижением уровня моря, как это случилось с Флоресом, часто оказывает любопытное эволюционное давление на эндемичную фауну; в условиях свободного течения естественного отбора, создающего новые решения загадок жизни, часто наблюдаются примеры гигантизма и карликовости. В 1964 г. зоолог Дж. Бристоль Фостер для объяснения влияния островной жизни на фенотип сформулировал так называемое правило острова. Это правило было основано на ряде проведенных на островах наблюдений, из которых следовало, что некоторые типы животных со временем становятся меньше, в особенности те, которые раньше были крупными, тогда как более мелкие животные иногда значительно увеличиваются в размерах. Флорес — классический пример таких вариаций облика и размеров животных.
Мне доводилось работать с останками карликовых мамонтов с острова Врангеля на севере Сибири, карликового гиппопотама с островов греческого Средиземноморья и множества гигантских нелетающих птиц из Новой Зеландии и Мадагаскара. Но фауна Флореса — это нечто совсем особенное.
Могли ли люди, изолированные на островах, подвергнуться такому же эволюционному давлению?
Сначала Морвуд решил уделить все свое внимание стоянке Мата Менге, которую ранее раскапывали нидерландские археологи. Там они обнаружили рукотворные артефакты возрастом более 500 000 лет, характеризующиеся деталями, изготовленными из местного вулканического камня. Столь большой возраст предметов давал повод предположить, что на Флоресе, по-видимому, обитали Homo erectus. Это потрясающее открытие означало также, что данный вид обладал навыками, позволявшими преодолевать морские преграды, ведь из научных реконструкций колебания уровня моря следует, что Флорес никогда не находился ближе чем в 60 км от материка.
В начале 2000-х гг. экспедиция перешла на другую стоянку — Лианг Буа (что в переводе означает «холодная пещера»). Эта пещера, очень крупная и щедро освещенная солнцем, располагается посреди Флореса, на высоте 500 м над уровнем моря. В ней накопились чрезвычайно мощные, многослойные археологические отложения толщиной свыше 10 м, а согласно Морвуду — до 17 м. Похоже, что именно там стоило искать свидетельства первых появлений «современного» человека на Флоресе, а благодаря возможности обнаружить у самого дна пещеры очень древние отложения, эти свидетельства можно было бы связать с историей, начавшейся в Мата Менге.
Несомненно, Лианг Буа была весьма привлекательным жилищем для людей доисторической эпохи: поблизости имелся источник воды и неисчерпаемые запасы высококачественного камня для изготовления орудий. В конце 1940-х гг., когда нидерландский священник и археолог-любитель Теодор Верховен начал там раскопки, в просторном зале пещеры устроили школу. Активные работы здесь также проводили индонезийские археологи, прежде всего Раден Панджи Суджоно, который вел раскопки в пещере с 1978 по 1989 г. Морвуд приступил к раскопкам в 2001 г. В работах также принимали участие индонезийские археологи под руководством Томаса Сутикны, их коллеги из других стран и сам Суджоно. В 2003 г., когда очередной продуктивный сезон раскопок близился к завершению, Морвуду и всей австралийской группе пришлось вернуться домой, и где-то с неделю работать продолжало только ядро индонезийской части экспедиции. Через несколько дней в секторе VII, на почти 6-метровой глубине шурфа размерами 2 × 2 м, в древнем плейстоценовом слое лопатка Бенджамина Таруса уткнулась во что-то твердое.
Инструмент отколол кусочек левой надбровной дуги маленького человеческого черепа; судя по размеру, он принадлежал ребенку 5–6 лет. В глубине плейстоценового уровня находили каменные орудия и кости карликовых слонов, но человеческие останки там еще никогда не попадались.
Морвуд каждый вечер звонил Томасу Сутикне, чтобы узнать о ходе раскопок. Но к разговору, состоявшемуся 10 августа 2003 г., он был совершенно не готов. Он вспоминал, что Томас говорил таким тоном, будто целую вечность просидел у телефона, дожидаясь, когда же ему позвонят. Новость привела Морвуда в восторг: его рискованная затея оправдалась.
Однако археологи столкнулись с большой проблемой. Костный материал был мягким, сходным по текстуре с папьемаше. Добыть человеческие останки, не повредив их, оказалось сложнейшей задачей. Перед извлечением из грунта нужно было на несколько дней оставить открытые кости сушиться и, кроме того, каким-то образом ускорить эту сушку и обеспечить сохранность драгоценных находок. Немного подумав и наскоро поэкспериментировав, ученые, которым был доступен весьма скудный перечень ресурсов, решили, что в качестве консерванта лучше всего будет использовать смесь из чистого ацетона, жидкости для снятия лака с ногтей и клея UHU. Кости следовало сохранить в том виде, в каком они были раскопаны, и извлечь наружу прямо в коме земли. Гостиничный номер превратился в лабораторию по консервации; археологи скупили чуть ли не все запасы жидкости для снятия лака, имевшиеся на Флоресе. Кропотливая работа по консервации продолжалась круглосуточно в течение двух недель.
Выяснилось, что в раскопе имелся не только череп, но и большеберцовая и малоберцовая кости правой ноги того же скелета, соединенные в анатомической позиции, а также коленная чашечка, бóльшая часть плюсневых костей, таз, часть позвоночника, плечевые кости, ключицы, кости пальцев рук, ног и ребра. Отсутствовали лишь кости рук выше запястья. Скелет, зарегистрированный как LB1 — «Лианг Буа 1», считается одним из важнейших скелетов, известных палеоантропологии.
Он был маленьким — не более метра. Но, когда археологи наконец смогли приступить к очистке найденных костей, они испытали настоящий шок. Сохранившиеся в челюстях зубы оказались истертыми. Несмотря на крайне маленький размер скелета и вопреки первоначальному мнению, что это был ребенок, состояние зубов неопровержимо говорило о том, что кости принадлежали взрослому. Взрослому очень маленького роста.
Как и следовало, человеческие останки со всеми предосторожностями отправили в Джакарту. Морвуд решил как можно скорее вернуться в Индонезию и организовал приезд туда своего коллеги, физического антрополога Питера Брауна, чтобы тот взглянул на находку и определил, что же оказалось в руках археологов.
Брауну хватило шести секунд, чтобы установить, что скрупулезно извлеченный и законсервированный крошечный череп и посткраниальные кости принадлежат совершенно неизвестному виду людей. Несомненно, это не был «современный» человек. Впрочем, поначалу он держал свое мнение при себе. От его решения, как выяснилось, зависело довольно много, поскольку на горизонте стали сгущаться тучи. Раден Суджоно твердо решил, что останки следует передать не Брауну, а светилу индонезийской физической антропологии профессору Теуку Якобу. Якоб был близким другом Суджоно, и именно ему доставались для исследования все останки, обнаруженные в ходе предшествовавших раскопок, по большей части относившиеся к неолиту. Якоб ни разу не публиковал результаты своих исследований, в то время как большинство других ученых не имели возможности не то что изучить, но даже и увидеть ископаемые останки, оказавшиеся в его распоряжении. Морвуд был решительно настроен не допустить исчезновения драгоценных окаменелостей в хранилищах института Якоба.
Начались тяжелые переговоры. В конце концов, после долгих препирательств, было решено, что Браун исследует окаменелости и напишет статьи и о костях, и о раскопках в целом.
В течение недели Браун и Сутикна крайне осторожно очищали череп и посткраниальные кости, Морвуд же смотрел на все это и нервно предлагал помощь. Чтобы измерить объем черепа LB1, Браун полностью освободил его от земли. В foramen magnum были насыпаны семена горчицы (которые пришлось контрабандой протащить через таможню). Черепная коробка оказалась крошечной, всего 380 см (тогда как средний объем мозга нынешнего человека — 1400 см). Браун повторял измерение трижды, и результат оставался неизменным: мозг был примерно таким же, как у гоминин, живших 2–3 млн лет назад. Для Брауна это могло значить лишь одно: LB1 не мог принадлежать к роду Homo — он просто-напросто был слишком мал. Браун ожидал чего-нибудь вроде 600 см, что примерно соответствовало бы минимуму, отводимому палеоантропологами для представителей рода Homo. Значение оказалось куда меньше, и Браун счел, что данная особь не может принадлежать к человеческому роду. Он предложил назвать новый вид Sundanthropus tegakensis («сундский прямоходящий обезьяночеловек»).
Морвуд не согласился на tegakensis, так как, по его мнению, понять такое название могли лишь местные малайцы и индонезийцы. Он предложил ввести в наименование слово floresianus, в честь острова Флорес. К счастью, один из рецензентов предложенной для публикации статьи обратил внимание на то, что слово floresianus можно прочитать как «flowery anus» (цветочный анус), и в итоге виду присвоили название floresiensis. Но, конечно же, куда важнее была таксономическая принадлежность вида: Sundanthropus он или все-таки Homo?
В ходе последующего обсуждения статей оппоненты сошлись на том, что по критериям физической антропологии особь больше соответствует человеческим параметрам, и потому ее следует отнести к Homo. Морвуд согласился с тем, что это все же скорее маленький человечек, нежели примитивный ранний предок человека. Пусть по размеру мозга найденная особь и была ближе к австралопитекам, таким как жившая 3,18 млн лет назад Люси (A. afarensis), рельеф внутренней поверхности черепной коробки указывал на такой же набор особенностей, что и у Homo erectus, с более развитыми (хотя и меньшего размера, чем у людей) лобными долями. В конце концов было решено, что если мнение Ричарда Лики и его коллег из Кении, отнесших Homo habilis к Homo, было принято, то и отказать LB в принадлежности к тому же роду нельзя. Этот аргумент может показаться натянутым, но в свете последующих работ мы еще увидим, что он был оправдан.
Ученые решили, что едва найденным людям следует дать обиходное прозвище, и теперь они известны всему миру как «хоббиты». Поначалу Браун скептически отнесся к выбранному названию, но оно сразу же прижилось и было подхвачено массой публикаций. Пресса всего мира активно обсуждала открытие. Шум стоял оглушительный. Я хорошо помню иллюстрацию, помещенную тогда на обложке: она изображала «хоббита» в виде мужчины-охотника с копьем в руке и добытой гигантской крысой на плече.
Через несколько месяцев после выхода статей Музей естественной истории Оксфордского университета обзавелся слепком черепа LB. В один прекрасный день я побывал там, подержал в руках копию черепа вновь обретенного сородича и поразился крохотному размеру этого человека — всего метр ростом! Вне всякого сомнения, это было одно из самых сенсационных открытий в области человеческой эволюции, пожалуй, более чем за 100 лет.