Ксеноморфы-большевики в шапках-ушанках: чему нас может научить американская кинофантастика 1950-х

70 лет назад голливудские фильмы о пришельцах из космоса мало напоминали современные блокбастеры — и дело было не только в несовершенных спецэффектах. В те годы герои сражались с марсианскими феминистками и монстрами-коммунистами, изгоняли молитвами «чужих», равнодушных к традиционным ценностям, и изо всех сил продвигали милитаристскую и ура-патриотическую повестку. Изучать эти допотопные картины сегодня — весьма увлекательное занятие, но еще увлекательнее обнаруживать среди них те, что шли против системы и топили за мирное сосуществование со всей Вселенной. Глеб Колондо — о фильмах «Нечто из иного мира», «Захватчиков с Марса», «Я вышла замуж за монстра из космоса» и других реликтовых диковинках.

Санта-Клаус завоевывает марсиан

Широко распространена точка зрения, согласно которой американские фильмы о пришельцах середины XX века несли в себе антисоветскую пропаганду, обыгрывая гипотетическое большевистское вторжение. И в этом больше смысла, чем кажется на первый взгляд.

Исследователь классического хоррора Дэвид Дж. Скалл в «Книге ужаса: история хоррора в кино», говоря о процессах, имевших место в американском жанровом кинематографе 1950-х, в частности, замечает:

«…„красная угроза“ и контролирующие разум монстры из космоса стали занимать место коммунистов во многих фильмах. Среди них „Вторжение похитителей тел“ (1958) Дона Сигала, возможно, лучший образец этого жанра. История вторжения инопланетных чудовищ, создающих дрессированных человеческих двойников в Калифорнии, отображала резонанс холодной войны».

Правда, по мнению того же Скалла, Сигал не столько пропагандировал, сколько троллил сограждан за потребность в подобного рода страхах и фильмах:

«Сигал тонко высмеивает характерную черту индустриализации общества, тенденцию к слепому социальному подчинению правилам — то, что Эрих Фромм называл „уходом от свободы“. Враги и мы — это так удобно <…> все встает на свои места, становится простым и понятным, если поверить в то, что происходящее — это чудовищный заговор (коммунистов, евреев, инопланетян — неважно)».

Однако большая часть параноидальной фантастики была более прямолинейной. Так, первая в истории лента об НЛО, «Летающая тарелка» (1950), даже не включала в себя инопланетян. Круглые блюдцевидные звездолеты в ней оказывались изобретением коммунистов — именно с ними, а вовсе не с гостями из космоса предлагалось бороться.

Дальше — не многим тоньше. В фильме «Нечто из иного мира» (1951) Кристиана Ниби появляется ученый-миротворец в «русской» меховой шапке — деталь, которая, как считается, сразу должна была навести зрителя на подозрения. С учетом того, что сюжет развивается на полярной станции, идея кажется странной: стоит ли записывать мерзнущего героя в большевики за одну только головной убор?

Однако многие рецензенты упорно наделяли шапку символическим значением.

Сыгравший пацифистски настроенного научного работника актер Роберт Корнтуэйт в эпизоде «Пришельцы» из цикла телепередач «100 лет ужаса» рассказывал:

«Журнал „Тайм“, насколько я помню, отметил одну вещь. Я был озадачен. Там говорилось, что меховая шапка на ведущем ученом указывает на русских. Я и не понимал, что мы снимаем».

Персонаж Картрайта призывает коллег проявить гуманизм к пришельцу и «сохранить его для науки». Но гость из космоса доброго отношения не ценит — при попытке установить контакт служитель науки получает от него по профессорской бороде и едва остается в живых. Мораль, которую средний зритель должен был вынести из кинозала: не слушайте мягкотелых интеллигентов и прочих мирных «умников»; предоставьте возможность действовать правительству и армии — а уж они разберутся.

Стивен Кинг в своем нон-фикшне о хорроре «Пляска смерти» пишет про «Нечто…» так:

«„Тварь“ действует <…> на уровне политических страхов. Она в очень неприглядном свете выставляет <…> либералов <…> впадающих в грех миротворчества. <…> Фильмы <…> пятидесятых постоянно чернят ученых — и это неудивительно, если вспомнить, что именно наука открыла <…> атомную бомбу <…> У средних Джейн и Джона <…> за восемь-девять лет, прошедших после капитуляции Японии, выработалось исключительно шизофреническое отношение к науке и ученым: необходимость в них никем не оспаривалась, но в то же время все испытывали глубокое отвращение к научным открытиям».

Следующие лет 15 воинственные гости регулярно прибывали в Америку с красной планеты (ну а откуда же еще) и стабильно пакостили. В «Захватчиках с Марса» (1953) добропорядочным американцам вживлялись датчики, напоминающие красные звездочки, которые превращали их в бессердечных злодеев. Пришельцы были показаны в виде армии зелено-серых, неотличимых друг от друга клонов — видимо, намек на советский коллективизм и «партия у нас одна».

В картине «Не с этой Земли» (1957) похищением крови у многонационального американского народа занимался пришелец в черных очках, похожий шпиона из комиксов.

Впрочем, гораздо чаще зло маскировалось умнее — марсианами оказывались неприметные с виду случайные знакомые, соседи и даже близкие родственники. Вплоть до тех, кто делит с вами постель, как в фильме «Я вышла замуж за монстра из космоса» (1958), название которого отсылало к нуару «Я вышла замуж за коммуниста» (1949). Мысль все та же: не доверяй никому, «красные» повсюду.

В «Войне спутников» (1958) пришельцы стремились помешать США запустить свое искусственное небесное тело на орбиту. При этом советский «Спутник-1», отправленный туда в 1957 году, их, по всей видимости, не смущал.

К слову о спутниках. В октябре 1957 года запуск советского аппарата стал серьезной встряской не только для американского правительства, но и для рядовых граждан. Стивен Кинг вспоминает, как ребенком узнал об этом во время просмотра фильма «Земля против летающих тарелок» (1956) — по такому случаю управляющий кинотеатром даже прервал сеанс:

«Мы гадали, что за катастрофа заставила его остановить фильм в самый напряженный момент, но тут управляющий заговорил, и дрожь в его голосе еще больше смутила нас.

— Я хочу сообщить вам, — начал он, — что русские вывели на орбиту вокруг Земли космический сателлит. Они назвали его… „спутник“.

Сообщение было встречено абсолютным, гробовым молчанием. <…>

Помню очень отчетливо: страшное мертвое молчание кинозала вдруг было нарушено одиноким выкриком; не знаю, был это мальчик или девочка, голос был полон слез и испуганной злости: „Давай показывай кино, врун!“.

Управляющий даже не посмотрел в ту сторону, откуда донесся голос, и почему-то это было хуже всего. Это было доказательство. Русские опередили нас в космосе. Где-то над нашими головами, триумфально попискивая, несется электронный мяч, сконструированный и запущенный за железным занавесом. Ни Капитан Полночь, ни Ричард Карлсон (который играл в „Звездных всадниках“ <…>, боже, какая горькая ирония) не смогли его остановить. Он летел там, вверху…»

То, что по ту сторону железного занавеса живут не безмозглые увольни а-ля «Нечто из иного мира», а существа, способные составить конкуренцию в освоении космоса, по всей видимости, стало открытием для американцев, выросших на ура-патриотической пропаганде. Случайно или нет, но в том же году в фильме «Вторжение людей-тарелок» инопланетяне, кажется, впервые принимают вид человечков с огромными головами — этаких мозгов на ножках.

Безусловно, всячески подчеркивалось, что пришельцы — это не просто захватчики, а существа с неправильной картиной мира. Им чужды семейные и религиозные — короче говоря, традиционные ценности.

В «Войне миров» (1953) — вольной экранизации романа Герберта Уэллса — монстров-атеистов прогоняли с помощью коллективной молитвы.

В «Твари с миллионом глаз» (1955) внеземную жизнь удалось извести единением кровных родственников. В комедии «Эббот и Костелло летят на Марс» (1953) землян-мужчин третировали агрессивные феминистки. В фильме «Санта-Клаус завоевывает марсиан» (1964) добрый волшебник отправился в суровое забугорье утешать «красных» детей, которым нельзя праздновать Рождество.

Но, конечно, все по плечу в первую очередь не Санте, а доблестным американским солдатам. Почти треть «Захватчиков с Марса» посвящена слаженным действиям военных и документальным маневрам бронетехники. Порой ловишь себя на мысли: а что мы вообще смотрим, приключенческий фильм или рекламу армии США?

Джек Арнольд — друг всех «чужих»

Тем не менее находились режиссеры, которые в то же самое время, не взирая на общественный запрос и прочий маккартизм, пропагандировали ненасилие и терпимое отношение к «чужим» и «другим». Первым в их ряду стоит назвать Джека Арнольда.

Арнольд родился в 1916 году в городе Нью-Хейвен в семье эмигрантов из России. Он начинал как актер, затем переключился на съемку документальных фильмов. Пожалуй, самая известная его работа на сегодняшний день — «Тварь из черной лагуны» (1954), лебединая песня классического цикла ужасов студии «Universal».

При воспоминании об этой картине перед глазами в первую очередь возникает ее финальный кадр — квинтэссенция режиссерского отношения к происходящему на экране.

Не традиционный поцелуй выживших под умиротворяющую музыку, как это было бы в любом другом кино о чудовище, а тревожный аккорд и медленно опускающееся на дно тело поверженного Существа.

Да, герои спаслись. Но при этом не разобрались, не поняли, не оценили загадочного представителя человеческого рода, человека-амфибию, который многие годы страдал от одиночества. Именно потребность в коммуникации и подходящей паре, а не абстрактная «отрицательность» заставляла его тревожить покой других персонажей.

К слову, тема «парности» решается в «Твари…» довольно оригинально. Двое мужчин (с Тварью — трое) соперничают за внимание девушки. Победитель остается в живых, остальные по тем или иным причинам погибают. А почему в таком случае выжил капитан кораблика, который доставил героев в Черную лагуну? Очень просто — его судно, которое он очень любит, носит имя «Рита». То есть необязательно «спариваться» с человеком, можно и с профессией, с предназначением. А вот если ничего подобного нет — это, согласно Арнольду, может привести на дно.

А «Невероятно уменьшающийся человек» (1957)? Впечатляющее приключение о принятии себя и мира, а заодно сатирический комментарий по поводу патриархата. Главный персонаж фильма (и романа Ричарда Мэтисона «Путь вниз», который лег в его основу), Скотт Кэри, — парень неплохой, но, что называется, герой своего времени: иногда общается с женой Луизой в духе «подай-принеси». И напрасно: в результате в его жизни появляется сначала огромный злой кот, а потом и гигантский паук.

В один прекрасный день пара проводила уикенд, загорая на яхте. Скотт попросил Луизу метнуться в камбуз и принести ему пива. Она отказалась, но муж настаивал — пришлось супруге покориться. Ровно в ту минуту, когда Луиза спустилась в трюм, их судно накрыло радиоактивное облако.

В результате через полгода Скотт принялся стремительно уменьшаться, сперва став зависимым от жены обитателем кукольного домика, а затем совершенной крошкой — не отличить от Карика или Вали.

Сражаясь за жизнь в микромире, Скотт сперва подвергается атаке «котзиллы», а затем бросает вызов пауку и наносит ему смертельное ранение мечом-булавкой, заблаговременно вытащенным из «камня»-игольницы. И снова главная часть повествования — финал. Вместо того, чтобы найти какой-нибудь чудодейственный эликсир роста и вернуть жизнь на круги своя, герой меняет отношение происходящему:

«Почему ему никогда не приходила в голову мысль о микроскопических и еще более мелких мирах? Об их существовании он знал уже давно, но вот приложить это к себе не мог, потому что думал о Вселенной и всем сущем в ней с точки зрения убогих представлений человека об измерениях. Ведь это человек измеряет мир дюймами, и природа его этому не учила; это для человека ноль дюймов означает ничто <…>

Неожиданно Скотт бросился к свету. Выбежав из-под полога, он замер в немом благоговении: новый мир встретил его зеленым раздольем трав, сверкающими горами, деревьями, уходящими в небо, которое переливалось на солнце тысячью лазоревых оттенков. <…>

Как знать, может, в этом мире тоже была разумная жизнь.

И, предвкушая массу удивительных открытий, Скотт Кэри побежал в свой новый мир».

Полвека спустя в посвященном Арнольду эпизоде из цикла телепередач «Властелины киноужаса» режиссер Стюарт Гордон скажет:

«В чем-то [финал „Невероятно уменьшающегося человека“] даже более грандиозен, чем финал фильма „Космическая одиссея 2001“. Идея состояла в том, что право на жизнь имеют и самые крошечные, и самые огромные существа. Герой находит свое место в жизни несмотря на все проблемы и преграды. И он счастлив».

Все это, конечно, прекрасно, но не стоит забывать, что без мудрости, приобретенной в борьбе за существование, Скотт мог и обойтись — достаточно было самому принести себе пиво. Правда, в этом случае «невероятно уменьшающейся» стала бы Луиза, но это уже другой вопрос.

Гуманизм из далекого космоса

Вернемся, однако, к инопланетянам.

В 1953 году Джек Арнольд дебютировал в игровом кино, сняв два нуара, «Девушка в ночи» и «Стеклянная паутина», и свой первый хит «Это пришло из космоса» (другие варианты перевода — «Пришелец из космоса», «Оно пришло из далекого космоса»).

Литературную основу картины создал фантаст Рэй Бредбери. Он же, согласно статье на сайте raybradbury.ru, инициировал отход от милитаризма в пользу гуманизма:

«…молодой автор „Марсианских хроник“, романа, принесшего всеобщее уважение жанру фэнтези и научной фантастики, лелеял надежды на создание чего-то, возвышающегося над общей массой дешевых баек о чудовищах, столь популярных в 1950-х.

Рэй предложил написать две разных версии сценария <…> Первый вариант будет полностью отвечать пожеланиям студии — типичная история о злобном космическом чудище, атакующем Землю. Но на рассмотрение будет предложена и альтернативная версия. „Мне хотелось представить пришельцев как созданий, не представляющих угрозы, что было бы весьма необычно, — говорил Брэдбери. — Единственной подобной картиной на тот момент был фильм „День, когда Земля остановилась“, вышедший двумя годами ранее. Оба этих фильма отличались от остальных тем, что представляли пришельцев как существ, понимающих человечество. Студия выбрала верный вариант, и я продолжил свой труд“».

Место действия — маленький американский городок, населенный простыми людьми со строгими в своей простоте представлениями о жизни. Их раздражает даже местный астроном-любитель Джон Патнэм, который вместо того, чтобы устроиться на «нормальную» работу, торчит у телескопа и пишет по мотивам своих наблюдений статьи. В этом царстве нормы терпит аварию корабль «чужих», чей внешний вид далек от классических земных представлений о прекрасном.

Попавшие в аварию пришельцы не вовсе не злые — земляне им в целом фиолетовы. Они просто хотят поскорее починить звездолет и продолжить прерванное путешествие.

Но обитателям провинции такие странные дела, конечно, не нравятся. Чего там, даже астроном, увидев космических гостей во всей красе, пришел в ужас. Чтобы ему было проще, один из пришельцев превращается в близнеца Патнэма. Получается наглядно: диалог «я и другое» — это в определенном смысле диалог с собой, поскольку «я» — безусловная часть или отражение «другого».

Здесь возникает интересная полемика с «Вторжением похитителей тел» и подобными историям о «скрытой угрозе».

У Сигала кто-то похожий на тебя, но не ты — враг, а у Арнольда — друг. Правда, дружбу эту надо еще заслужить.

Не секрет, что легко быть гуманистом на словах, но трудно на деле: Джону приходится нравственно потрудиться, чтобы поверить пришельцам на слово, что они не злодеи. Все усложняется тем, что инопланетяне, как и люди, не идеальны: нескольких жителей города они изолируют, обещая отпустить перед отбытием. Объясняют они это тем, что людям, в отличие от них, нельзя доверять.

— Вы просто еще недостаточно развиты, — объясняют ему бесформенные глазастые массы, — вот разовьетесь, как следует, тогда и подружимся.

Вероятно, они правы. Но объяснить это согражданам астроному не удается. Показателен их диалог с шерифом: последний недоволен тем, что космические путешественники не желают «играть в открытую». — Нам не доверяют. Мы уничтожаем то, чего не понимаем, — объясняет Патнэм. — Я убиваю только в ответ на угрозу, — возражает слуга закона. Тут астроном замечает, что рядом с ними ползет довольно крупный паук. — Взгляните на этого паука. Что вас в нем пугает? То, что у него восемь лап? И что у него рот ходит из стороны в сторону? Если он подползет, что вы сделаете? Вместо ответа шериф многозначительно давит ногой паука. — Вот именно. Уничтожите то, чего не понимаете.Почему угнетение представителей других национальностей, гендеров и т.д. считается недопустимым, а дискриминация иных форм жизни — нормой? Видимо, как говорит астроном в финале фильма, «время еще не пришло».

Позитивные подвижки в желаемом направлении наметились быстрее, чем Патнэм мог ожидать.

Четверть века спустя Стивен Спилберг снял свою версию «Это пришло из космоса» — фильм «Близкие контакты третьей степени» (1977), который в содержательном отношении не стоял особняком, словно астроном посреди хмурых соплеменников в ковбойских шляпах, а транслировал идеи, которые во второй половине 1970-х, наконец, оформились в тенденцию.

Стивен Кинг называет «Близкие контакты…» противовесом суровому и на тот момент, очевидно, устаревшему «Нечто из иного мира» Ниби, рассуждая следующим образом:

«Дети Второй мировой войны произвели „Нечто“; двадцать шесть лет спустя дитя Вьетнама и поколения, которое само назвало себя поколением любви, Стивен Спилберг подарил нам прекрасный противовес „Нечто“ — свою картину „Близкие контакты третьего вида“. В 1951 году часовой <…> разряжает в чужака автомат; в 1977 году старик держит в руках надпись „Приходите и будьте друзьями“. <…> драчливая политика конфронтации превратилась в разрядку».

Таким образом, переболев затяжным гриппом ура-патриотизма и милитаризма, американское жанровое кино успешно вернуло себе хорошее самочувствие — обнадеживающий пример. Там, где искусство поет оду насилию, рано или поздно должно восторжествовать доброе начало.

«Будут другие ночи, мы увидим другие звезды», — мечтает главный герой в финале фильма «Это пришло из космоса».

Хочется надеяться, что в своем оптимистическом прогнозе Джек Арнольд не ошибся.