Лошадь моей жизни, или О рисунках Йоркширского Потрошителя

Питер Сатклифф — самый знаменитый английский серийный убийца (он известен как Йоркширский Потрошитель). Кроме того, это ключевая фигура, повлиявшая на антураж британских групп радикальной или «силовой» электроники (Grey Wolves, Con-Dom, Sutcliffe Jugend и пр.), педалирующих в своем творчестве садизм, мизогинию и политическую некорректность. Сатклиффа, который убил в общей сложности 13 человек, арестовали за небольшое правонарушение антисоциального характера и впоследствии приговорили к пожизненному заключению в тюрьме Паркхёрст. Там на него нападали другие заключенные, после чего его перевели в знаменитую тюремную клинику Бродмур с диагнозом «параноидальная шизофрения». Не раз он упоминал о том, что убийства совершал по приказу «голоса свыше», и делал прочие заявления, в общем и целом подтверждающие этот диагноз. В 2001 году лечащий врач Питера Сатклиффа заявил, что тот уже не представляет угрозы для общества.

На фотографиях Йоркширского Убийцы ничего экстраординарного нет. С них на нас смотрит в меру самодовольное лицо — лицо человека, лишенное в заключении одного глаза. Оно отличается от образа на более ранних, еще дотюремных фотографиях разве что галстуком-бабочкой и фанковой прической. Возможно, так и должен выглядеть убийца с ярко выраженным сексуальным мотивом. А на совсем поздних фото на нас без особенного интереса глядит семидесятилетний неуклюжий увалень с избыточным весом. Таких балбесов любят снимать братья Коэны и даже Джон Хьюз.

Никакой тоски в глазах пожизненно заключенного Питера Сатклиффа нет, как будто тринадцати убитых им женщин никогда не существовало.

Правильно, разумеется, Сутклифф, а не Сатклифф. Это истинно йоркширская фамилия, и произносить ее следует именно так — с соответствующим происхождению акцентом.

На фоне боксеров, агрономов, игроков в крикет и прочих знаменитых йоркширских Сутклиффов Питер смотрится будто бы нанятым в сонм героев. Ничего удивительного. Серийные убийцы такое же достояние Англии, как и игроки в крикет, и тут уж ничего не поделаешь. Так сложилось. Самое разочарованное, что я слышал от англичанина о графстве Кент, — «Там нет ни одного серийного убийцы».

Психиатрическая клиника Бродмур, где Питер Сатклифф провёл большую часть своего заключения — это тюремные вилы. Оттуда нет хода назад (адвокатского, разумеется) — и это понятно. Одиночество действует депрессивно. Всё же чисто психологически там лучше, чем с гопниками в Паркхёрсте. К тому же находиться в Бродмуре — это честь.

Рамптон, Бродмур и прочие психиатрические клиники тюремного типа для туристов святые места типа Загорска и Оптиной пустыни.

Тюрьма Паркхёрст, где Сатклифф пребывал до того момента, как был изувечен банкой от кофе, тоже в своем роде примечательное место. Йоркширский убийца, Бродмурский Отравитель и Болотная Тварь из Верещатника (то есть там, где растет вереск) — визитная карточка этих мест.

Если разбавить эти громкие имена провинциальным юмором, то можно, пожалуй, собрать марвел-зондеркоманду не хуже каких-нибудь Мстителей или Валькирий.

Не стоит даже упоминать, что комната Сатклиффа была снабжена телевизором и библиотекой задолго до того, как Андерс Брейвик задрал планку тюремного комфорта столь высоко. Сидит Сатклифф, разумеется, как и Брейвик, тоже пожизненно. Но что такое «пожизненно» в наши дни? Сервисы скайпа уравняли жертву с убийцей, как изобретатель кольта за сто лет до того. Правда, так было не всегда. Но даже в те времена убийца такого масштаба по крайней мере мог принимать до четырех человек в неделю, чем, впрочем, Сатклифф пользовался редко. Питер Сатклифф, наверное, такой же англичанин, как и все остальные, — с постоянно поднятыми плечами, закрытый, болезненно стеснительный.

Теперь на бывшей территории йоркширского убийцы обитает другой псих-сумасброд. Возможно, еще более страшный — настолько, что имя его стараются не вписывать в культурный контекст. Да и вообще уже с этим делом, кажется, немного подзавязали. Культурный код нации плохо вяжется с серийными убийцами. Слишком много шансов получить обвинение от тех политиков, кто не понимает или не принимает этот культурный контекст.

Врачи-психиатры, которых в Англии традиционно называют профессионалами и никак иначе (откуда, впрочем, уже недалеко и до нашего бабушкиного «специалист»), запретили Сатклиффу выходить на связь с почитателями, обвинив в симулировании безумия. Возможно, правильно сделали, потому что если в этом есть доля правды, то это уже чересчур.

Впрочем, теперь всё это не так важно. Как принято говорить о стариках, уходящих в гроб глубоко за восемьдесят, человек сделал то, что успел, а остальное — инерция. Сатклифф действительно сделал всё, что успел. Обаяние, с которым он показывался в хрониках, заставляло вспомнить о Тайни Тиме и Джордже Формби (Ланкаширский Тореадор, но не убийца, а куплетист с гражданской позицией). «Я делал плохие вещи» — мотивация обаятельного антисистемщика типа Карлсона. «Милый, милый…»

По сути, Сатклиффу не хватало единственного — рекламного агента. Хотя я подозреваю, что агент у него все-таки был. Ведь содержание обходилось в 500 тысяч фунтов ежегодно, а тюрьма не занимается благотворительностью.

Переименоваться в Питера Кунана — это явный коммерческий ход, не хуже всяких там Майков-Найков. Так что, возможно, образ Сатклиффа приносил какие-то деньги. Может быть, да, а может, и нет.

В любом случае, этот образ стал узнаваемым. Не таким растиражированным, как образ Мэнсона, но зато удалось вовремя переключить колею, ведущую к образу Гитлера, на что-то другое. Все вспомнили, что даже у «Битлз» был Сатклифф, впоследствии переименованный, и вообще, связка Сатклифф — Кунан оказалась культурно заряженной. Кто мог быть таким дальновидным?

Названия антисоциальных групп с приставкой «Сатклифф» с тех самых пор обычное дело в этой стране.

Некоторые из них действительно хороши, а некоторые нет.

Группа силовой электроники с глупым названием Sutcliffe Jugend, только что вроде распавшаяся и попавшая в списки новостей в российских соцсетях, мне была всегда неприятна, как неприятна любая спекуляция на социальном стереотипе. Благодаря таким, как они, из персонажа ярмарочного, начиненного моралью, как фонтан «Пожиратель детей» на бернской площади, Питер Сатклифф стал превращаться в фигурку из шоколада. Парадокс в том, что антисоциальных Sutcliffe Jugend это, кажется, даже устраивало.

Самый большой парадокс заключается в том, что зафиксировано вот что: больше всего переписка с серийным убийцей Сатклиффом привлекала молодых женщин — его потенциальных жертв. Я не знаю, что в Англии заставляет вступать в переписку с насильниками женщин, кроме желания самих этих женщин. Можно, конечно же, допустить, что это был вариант изощренной мести с их стороны. Но легче от этого, разумеется, может быть только самому Сатклиффу.

Иногда лучше демонизировать, чем романтизировать. Но и романтизация демонического — логично вытекающая концепция, без нее сейчас никуда.

Задолго до того, как в моду вошла всевозможная антропоморфно-звериная милота, Питер Кунан-Сатклифф начал рисовать лошадок. Возможно, неспроста.

«Он нарисует тебе лошадь, — говорит мне мой друг из Ланкашира, — если ты ему, конечно, понравишься».

У Мартина уже есть несколько лошадей от убийцы. Самая большая из них давно вставлена в рамку и висит над кроватью. Рядом какой-то мексиканский народный лубок. Мартину сильно за пятьдесят, и заклеивать стены рок-музыкантами и Брюсом Ли ему вряд ли было бы интересно.

К чему мне лошадь от Питера Сатклиффа?

«Понравиться серийному убийце, еще чего не хватало», — думаю я, морщась, как старая барышня.

Но раз уж я в принципе нравлюсь англичанам, то почему бы не попробовать. А потом мы часа полтора сочиняем письмо Сатклиффу, как будто в «Мурзилку» пишем. В этом письме есть всё — обо мне, об окружающих, о Йоркшире и Ланкашире и о том, как недавно трагически погибла моя подруга, коллекционирующая презервативы и комиксы.

Прошло уже восемь лет с тех пор, как я получил от Питера Сатклиффа и большое письмо, и лошадь. Она висит у меня над столом. Теперь, говорят, ему запрещено вступать в переписку. В общем, из одной категории Питер Сатклифф перешел в другую — убийца, насильник, одноглазый головорез. Сейчас уже не дают возможности расценивать его логику как логику душевнобольного. Вместе с тем, говорят, ушла мотивация большого художника. Может быть, да, а может и нет.

Пусть вступать в переписку теперь Сатклиффу строго запрещено. Но разве может это остановить человека от рисования безобидных лошадей?

Его лошади не больно-то большое искусство. Но зато за ними скрывается страх и жутковатое ожидание неизбежного, как, скажем, у Лавкрафта или Стругацких.

Еще, говорят, все английские женщины похожи на лошадей. Если относиться к этому серьезно, то значит, Питер Сатклифф всех победил.

Мне нравятся английские женщины. Ну и ладно, что похожи на лошадей. Зато они обаятельны.

С тем же обаянием глядит на меня и с этой картины Сатклиффова лошадка.