Уютный регресс и бессильная гордость: как советская военная игра «Зарница» (не) возродилась в современной школе
Моду на советское мы наблюдаем уже давно — начиная с возвращения мелодии государственного гимна и заканчивая «тем самым» пломбиром и бесчисленными чебуречными «СССР». Однако в последние годы складывается впечатление, что «совьет-стайл» шагнул несколько дальше оформления кабинетов в Сандуновских банях и наборов забавных стикеров в телеграме. Фольклорист, старший научный сотрудник ЛТФ ШАГИ ИОН РАНХиГС Мария Гаврилова выяснила, как в российские школы вернулись советские военные игры — и почему их содержание изменилось до неузнаваемости.
Примечательно, что тяга к «старому доброму» сосредоточена преимущественно на советском детстве и советской юности. В ходе фольклорно-антропологических экспедиций мы с коллегами часто сталкиваемся с примерами низовой активности типа создания частных музеев пионерии и комсомола, ряжения старшеклассниц в советскую школьную форму с белыми фартучками, гольфиками и бантиками или торжественного празднования Дня пионерии пятидесятилетними людьми в красных галстуках. Особенно часто такое можно наблюдать в селах и малых городах — причем вероятность этого тем больше, чем депрессивнее местность в экономическом плане.
Из той же серии — попытки вернуть в современную школьную педагогику такие советские традиции, как детские военизированные организации в качестве реинкарнации пионерии, уроки гражданской обороны и игру «Зарница». Многие из нас испытывают по этому поводу противоречивые чувства — не зная, смеяться или плакать. С одной стороны, участие пионеров в крестном ходе или проведение «Зарницы» в честь сельского престольного праздника (и то и другое — реальные случаи) выглядит комично. С другой стороны, от вида детей, занятых сборкой-разборкой автомата Калашникова, ползанием в противогазе и маршировкой под воинственные песни, становится страшновато. Не удивительно, что многие, оценивая происходящее, считают, что «страна надела сапоги» и «власть готовит население к войне». Звучат даже опасения, что «всё это выливается в Керчь» — то есть что, вовлекая детей в игрушечную «войну», можно спровоцировать настоящие школьные шутинги.
Попробуем разобраться, почему происходит это вторжение советского и действительно ли всё так страшно.
Читайте также
Ваша память будет жить вечно: как общество, политика и капитал манипулируют нашим страхом смерти
Ренессанс советской педагогики во многом инициирован сверху. В сентябре 2014 года правительство РФ утвердило «Концепцию развития дополнительного образования детей», в которой была дана прямая санкция вернуться к «испытанным» практикам вроде сдачи норм ГТО, детских военных сборов и «Зарницы». Причем выглядит всё это чуть ли не воинственней, чем в СССР: через год после принятия «Концепции» была создана «Юнармия» — милитаризированная пионерия, как грибы после дождя чуть ли не в каждой школе стали открывать кадетские классы.
Однако расцвет школьного совка нельзя объяснить лишь навязыванием сверху. Часть наших сограждан искренне радуется тому, что советское воспитание вернулось в школы: они говорят, что благодаря ему дети «невольно пропитываются патриотизмом» вместо того, чтобы «заниматься чем попало». Да и впечатление, что возрождение советской НВП (начальной военной подготовки) началось недавно, ошибочно. Оно складывается потому, что лишь в последнее время всё это получило широкое освещение в СМИ и соцмедиа и поддержку властей.
На самом деле во множестве школ советские традиции и не прерывались: школа — достаточно консервативный социальный институт, к тому же огромное количество педагогов получили образование и трудовой опыт еще в Советском Союзе.
Судя по нашим наблюдениям и интервью, в «проклятые» и «бездуховные» 1990-е энтузиасты тоже сохраняли школьные музеи защитников Отечества, устанавливали мемориальные доски в честь местных героев Афганистана и Чечни, проводили «Зарницы» — причем делали это на свой страх и риск, без какой бы то ни было поддержки от государства.
Если инициативы властей отвечают какому-то реальному общественному запросу, то кем востребовано воспитание по советскому образцу и почему? Во-первых, это, конечно же, ностальгия — не столько по Советскому Союзу как таковому, сколько по детству и юности, которые в нем прошли. Во-вторых, запрос на советские воспитательные практики может быть связан с проблемой патриотизма.
Вот уже тридцать лет мы ищем ответ на вопрос: «Что нас, россиян, объединяет и куда мы все вместе идем?» — но пока так и не нашли. Это вызывает дискомфорт и во власти, и в обществе. Взрослые сегодня не способны предложить детям приемлемую модель поведения «настоящего патриота», причем ответственность за это они возлагают на саму молодежь. Старшее поколение приписывает младшему или недостаточную степень патриотизма, или какой-нибудь неправильный патриотизм — «пассивный» и «созерцательный» либо, наоборот, «ксенофобский» и «экстремистский».
Однако сегодняшняя реконструкция советских педагогических практик затрагивает только форму, но не содержание. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить старый и новый варианты одной из самых популярных таких практик — игры «Зарница».
В советской «Зарнице» участвовали две команды, одна из которых должна была захватить «штаб» и флаг другой. Чтобы отличаться друг от друга, игроки команд-противников пришивали на плечи цветные бумажные погоны, которые надо было срывать в ходе «рукопашной»: сорван один погон — игрок считается «раненым», оба — «убитым». Если прообразомом советской «Зарницы» послужила народная игра «в войнушку», то ее сегодняшние варианты скорее похожи на конкурсы, квесты и викторины. В современных «Зарницах» участвуют более двух команд, и они не только не захватывают «штаб» и флаг и не срывают погонов, но вообще практически не контактируют друг с другом.
Старый и новый варианты «Зарницы» — это, по сути, игры разных сюжетных типов. В советском варианте это антагонистическая игра: противник воспринимается как «враг». В современном варианте это состязание: противник является лишь «соперником». И действительно: в сегодняшних «Зарницах» «врага» нет. В «боевом задании», например, говорится: «похищены документы из штаба…» или «надо разминировать…», а кто похититель и кто заминировал — непонятно.
В СССР в «Зарницу» играли пионеры, то есть дети 9–14 лет. Участие в игре было обязательным, так она являлась частью НВП. Сегодня участие в «Зарнице» добровольное, но зато организаторы стараются вовлечь в игру всех подряд: и школьников, и студентов, и детсадовцев, и детей-инвалидов. Такая широта целевой аудитории возможна потому, что «боевые действия» в современной «Зарнице» весьма условны.
Вместо бега по пересеченной местности, «диверсий» друг против друга и «рукопашной» со срыванием погонов детям предлагают выразительно спеть «Катюшу», припомнить фамилии героев и даты сражений, собрать пазл с военной техникой — и всё это не выходя со школьного двора.
Как и в советской, в современной «Зарнице» есть викторины на военную тематику, но содержательно они весьма отличаются друг от друга. В методичке 1983 года детям предлагали ответить на вопросы типа:
* Назовите русских и советских конструкторов огнестрельного оружия.
* Отличия гладкоствольной винтовки от нарезной.
А в методичке 2014 года вопросы такие:
* Назовите дату начала Великой Отечественной войны.
* Какие слова прозвучали в обращении правительства к армии и народу?
* Самый известный агитационный плакат того периода?
Может быть интересно
Бросается в глаза противоречие между показной воинственностью современных школьных милитари-шоу и навязчивым страхом за безопасность детей. В интервью многие педагоги заметно оживляются, вспоминая о собственных советских школьных «Зарницах» — с «рукопашными боями», «убийствами» и т. п. По их рассказам, раньше почему-то никто не боялся, что детей искусают клещи, что кто-то из них получит травму или потеряется в сугробе, — а потом они замечают, что сейчас учителей за такое наверняка бы судили.
«У-у-у, раньше так вспомнить — как там пацаны делились на две команды. Там штаб, флаг — и вот надо было захватить штаб, флаг захватить. Вот так вот. Раньше было человек 5–6 — разведка сначала, всё, старший…» (М., 46 лет).
«Там было зимой, были какие-то горы и сугробы, там стреляли, убивали. <…> И крепости строили, и снежками. Очень здорово было, весело!» (Ж., 50 лет).
«Пришли домой — и, короче, нету двух человек… „Кто последний видел?“ — „Шурик“. — „Видел, мы вон там сидели“. Мы приходим, они там, ну как, замерзшие — до сих пор сидят, спрятались от этой атаки, которая на них шла в лесу… [смеется]. Их взяли, привезли, отогрели, никто не заболел, родители и слова не сказали. Сейчас бы прокуроры посадили» (М., 56 лет).
Пожалуй, самое пугающее из всех сегодняшних военизированных соревнований — сборка-разборка АКМ. Но даже оно при близком рассмотрении оказывается чем-то вроде биатлона — того, что раньше имело отношение к военному патрулированию, но уже давно стало чисто спортивной дисциплиной. Это не автомат, а всего лишь его «массо-габаритная модель», никто не пытается учить школьников стрелять из калаша — потому что безопасность. Да и вообще оружие на школьные мероприятия приносят не столько чтобы стрелять, сколько чтобы фотографироваться с ним.
«Нам автомат запрещен вообще. Да давно уже — я в 1983-м начинал, у меня было шесть автоматов — в Ферапонтовской школе я начинал работать, — шесть настоящих, боевых. Ну, там запаяно было, но мы по крайней мере… Когда у нас пятидневные сборы 1 июня начинаются — с ребятами вот с этими, с десятиклассниками, — нам даже автомат не дают в руки, не говоря о винтовке — отстреливать. Всё запрещено в России. За-пре-ще-но» (М., 50 лет, Вологодская обл.).
Совершенно особая роль в «Зарнице» сегодня отведена Великой Отечественной войне. В СССР «Зарницу» было принято проводить 23 февраля, 22 апреля или летом в пионерлагере, а сейчас ее чаще всего приурочивают к 9 Мая. Игра открывается посещением местного мемориала ВОВ или «благословением» ветерана. Детям предлагают символически «прожить» войну: «пройти лес на лыжах, как партизаны», «съесть отравленный суп, как пионерка-герой, отравившая немцев», «вообразить себя на месте голодающих в блокадном Ленинграде», — чтобы заставить их прочувствовать солидарность с «дедами».
Наконец, в современной «Зарнице» большое место занимают разного рода творческие конкурсы. Дети и их родители шьют форму, изобретают командную символику, инсценируют песни военных лет. В советской «Зарнице» даже смотров строя и песни было на порядок меньше, поскольку это навык, далекий от гражданской обороны. Зато сегодня шагистика — умение, очень ценное для несения почетного караула у мемориала:
«Второй этап — это смотр строя и песни. Здесь ребята показывают свое умение маршировать и выполнять строевые команды, которые так нужны потому, что наши лицеисты несут Вахту Памяти у Вечного огня, участвуют в парадах и военно-спортивных конкурсах».
Похоже, что истинная цель возрождения «Зарницы» состоит именно в этом: если в СССР игра была средством НВП, то сегодня символическое в ней перевешивает практическое. Это больше не «войнушка», а праздник, драматическое представление, поминальный фестиваль. Когда-то в древности в честь особо важных покойников устраивали «ристания» — ритуальные спортивные состязания. Так вот, и «Зарница», и вообще вся остальная современная милитаристская школьная «патриотика» — явления того же порядка.
Читайте также
Мы видим, что власть хочет сделать детей патриотами, но толком не знает как. Она возлагает эту задачу на педагогов, а те пытаются решить ее привычными для себя способами. Они часто признаются в интервью, что просто не могут найти для детей никаких других мероприятий патриотической направленности, кроме советской «Зарницы».
«Был период в развитии постсоветского общества, когда дети… ну, они просто в никуда ушли. И вместе с военно-патриотическим воспитанием, вместе с тем желанием привлечь как-то к общественно-значимым мероприятиям — ну, вот решили возобновить всякие военно-патриотические штуки. Ну, у нас кроме „Зарницы“, как оказалось, ничего нету» (Ж., 55 лет).
«У нас как: Путин сказал „патриотизм“, и мы воспитываем. А что мы можем на базе школы воспитать?» (Ж., 50 лет).
Когда учителя пытаются решить проблему с символами национальной солидарности, они не находят другого события отечественной истории, кроме ВОВ, откуда можно было бы черпать патриотические ценности. Это не удивительно: судя по социологическим опросам, у большинства россиян гордость за страну вызывают только события прошлого, причем в основном военные — в качестве военной победы расценивается в том числе полет Гагарина в космос.
Поэтому если не устоит память о ВОВ, то гордиться вообще окажется нечем — а это невыносимо.
Таким образом, демонстративная память — жест отчаяния и страха. Старшее поколение очень беспокоит, что для молодежи ВОВ — уже не живая память, а история. Вовлекая детей в «проживание» событий войны, они пытаются внушать своим подопечным подобие такой памяти.
«Не обязательно одна война. Просто так получается, что патриотизма здесь больше. На самом деле чтобы дети хоть как-то не забывали, что ли. Есть многие — вообще не знают. Вообще не знают, что такое Великая Отечественная война, да. <…> Ну что сейчас дается [на уроках истории]? Одна тема, прямо один урок — это мало. <…> Как-то всё уже забывается. Не хотелось бы, чтобы забывалось» (Ж., 45 лет).
«Они уже далеки от этих событий на самом деле — ВОВ и так далее. Они уже… Еще пару лет, и они будут воспринимать как мы — Бородино. <…> Я вот просто столкнулась у нас на игре, мы играли в Измайловском парке <…> один из детей… залез на этот постамент, где Вечный огонь, и заглядывает туда. <…> Учителя и я — мы так дернулись и говорим: „Как, это же Вечный огонь! Ну, это как Могила Неизвестного Солдата! Как ты можешь!“ А он спрашивает: „А что это?“ То есть меня вот это до глубины души…» (Ж., 40 лет).
Кроме того, взрослым постоянно кажется, что наша коллективная память, а следовательно, и национальная гордость тоже, подвергается атакам извне. Всякий, кто не испытывает достаточного пиетета по отношению к войне — агент врага. На школьных военно-патриотических мероприятиях очень часто можно услышать слова вроде таких:
«Игра „Зарница“ была и остается настоящим уроком патриотизма и мужества для подрастающего поколения, ориентиром в плане нравственного воспитания молодежи, поэтому в настоящий момент, когда в мире повторяются попытки переписать историю, когда школьники и студенты уже не так хорошо знают имена героев, совершивших немало подвигов в годы войны и отдавших жизни ради спасения советского народа, она просто необходима».
В той картине мира, которую разделяют многие представители старшего поколения, граждане субъектностью обладать не могут — ею обладает только государство. Если человек не является послушным орудием родного государства, это значит, что он стал вражеским орудием. Поэтому выступление школьника из Нового Уренгоя, в котором он позволил себе сравнить советских солдат с солдатами вермахта, и вызвало в свое время такой скандал. И поэтому сегодня звучит так много слов о том, как важно доносить до детей «правильные» представления о ВОВ.
Может быть интересно
«Сквозь прощальные слезы»: как Тимур Кибиров предвидел конец советской власти в день ее юбилея
Итак, поминально-милитаристские мероприятия в советском стиле нужны для того, чтобы сделать детям «прививку» национальной гордости — иначе они не смогут противостоять угрозе враждебного идеологического воздействия. Это та цель, которую взрослые — власть и педагоги — готовы признать. Но под воинственностью и контролем, которые они из последних сил пытаются демонстрировать, скрывается букет плохо отрефлексированных эмоций: ностальгия по собственной юности, уязвленная гордость гражданина распавшейся империи, фрустрация в связи с настоящим и страх по поводу будущего.
В возрождении советских воспитательных практик нет ни идеологии — только чувства, ни системы — власть формулирует требования максимально туманно, а учителя реализуют их кто во что горазд.
В результате то, что на первый взгляд кажется возрождением, на деле является лишь имитацией и карго-культом. Взрослым выпало несчастье жить в эпоху перемен, которые они не заказывали и не в состоянии контролировать, — поэтому нет ничего удивительного в том, что часть из них стремится найти утешение и успокоение в уютном регрессе, выражающемся в косплее советского.
И те, кому нравятся советские воспитательные практики, и те, у кого они вызывают оторопь, согласны в одном: в убеждении, что дети — это пластилин, из которого взрослые способны слепить всё, что им хочется. Но на самом деле, соглашаясь играть по правилам, придуманным взрослыми, дети воспринимают происходящее очень по-своему. Для одних это часть искренне разделяемого ими культа «воевавших дедов», для других — лишь странная и забавная экзотика. Ну, а большинство просто хотят порадовать маму с папой или не хотят спорить с учительницей.