55 лет истории Желтороссии. Как Россия пыталась колонизировать север Китая при помощи железной дороги и что из этого вышло

Ловля золотых рыбок в мутных водах: от Транссиба к идее КВЖД

Ли Хунчжана в Москве встречали с размахом, всячески ему угождая и потакая его желаниям: на Мясницкой, например, к его приезду открыли чайный дом в китайском стиле, его соблазняли сладкими речами, пирами и местными красотками, к которым старец питал слабость, — и всё это для того только, чтобы сановник, чье слово в империи Цин значило всё, подписал нужный договор, известный как Союзный договор между Российской империей и Китаем 1896 года. Но склонили его к подписанию вовсе не московские красотки и не европейские домики в псевдокитайском стиле, а три миллиона рублей, переданных ему российскими переговорщиками, — во всяком случае, князь Эспер Ухтомский, идеолог движения России на восток и участник тех переговоров, именно так объясняет подписание крайне невыгодного и неравноправного в отношении Китая договора.

Впрочем, то, что Российская империя, расширившаяся необыкновенно, должна развивать свои восточные области, было ясно не только князю Ухтомскому (государь Николай II, например, в разговорах и письмах своему кузену императору Вильгельму называл обустройство востока страны главной задачей своего царствования), а для развития нужна была устойчивая коммуникация окраин с центром.

Когда-то, когда железнодорожное дело в России только начиналось — во времена восхождения на престол Александра II, — казна была пуста, и к строительству железных дорог решили привлекать частный капитал. А поскольку частный капитал считал новое дело рискованным вложением, то правительство пообещало ежегодно выплачивать акционерам 5% дивидендов на вложенный капитал. И дело быстро пошло, вот только львиная доля железных дорог о доходе не заботилась, из 54 акционерных обществ 50 объявляли себя убыточными, получая обещанную компенсацию из казны.

В конце концов Сергей Витте продавил положение о выкупе многочисленных частных дорог в казну. Для акционеров, и до того прекрасно живших на дотации казны, пошла вторая «золотая волна» — выкупные цены, как правило, в несколько раз превышали рыночные, и эта операция обогащала чиновников, занимавшихся выкупом, даже больше, чем акционеров.

Что касается владельцев железных дорог, таких как фон Мекк, фон Дервиз или Самуил Поляков, они были богатейшими в России людьми того времени.

Строительство железнодорожной ветки было только вопросом времени, проектно-изыскательские работы шли с 1870-х, но только в 1891 году началось строительство Транссиба — крупнейшей в истории железнодорожной магистрали. Велось оно с двух сторон: из Миасса (ныне Челябинская область) и Владивостока.

Если в западной части строительство продвигалось очень быстрыми темпами (самое большое препятствие — озеро Байкал — несколько лет поезда пересекали на специальном пароме, и только в 1905 году была завершена самая сложная часть стройки — вырубленная в граните Кругобайкальская железная дорога) и в 1884 году дорога была доведена до Читы, то с восточным участком всё оказалось сложнее: дорогу из Владивостока довели только до Хабаровска, где строители уперлись в необходимость постройки сложного и дорогого моста через Амур.

Впрочем… на взгляд влиятельного министра финансов Витте (до того много лет руководившего Министерством путей сообщения, а еще раньше немало поработавшего на железных дорогах страны), всё сложилось не так уж плохо: учитывая крайне запутанную обстановку в Китае, который в тот момент «дербанили» ведущие мировые державы, можно было не только сильно сэкономить на строительстве, проложив оставшийся участок Транссиба не по левому берегу Амура, а через Маньчжурию, но и сильно его при этом спрямить (почти на 1000 км). Заодно (вода мутная, рыбка ловится разная), глядишь, и подчинить себе прилегающую к границам России территорию, Заамурье, которой слабое цинское правительство управляло чисто номинально, не имея реальных рычагов воздействия ни на территорию, ни на местных чиновников, ни на местных вооруженных самоуправцев.

Это была совершенно замечательная задача, которую Витте, большой и несомненный специалист в области строительства и эксплуатации железных дорог, грамотный экономист и политик, воспринимал и экономически, и политически как весьма перспективную и, не зная преград, добивался ее решения.

Первоначальный план предусматривал строительство ветки длиной более 1500 км от Читы до Владивостока через территорию Китая. Условия выторгованы были отличные: территория, по которой пройдет дорога, становилась зоной отчуждения и передавалась России в собственность на 80 лет, она обладала даже собственной армией («Заамурский округ пограничной стражи»); служащие дороги не подчинялись местным властям, а только своему начальству и российскому суду; доходы получали только акционеры специально созданного для строительства общества, которое, в свою очередь, было сформировано учрежденным для этого Русско-Китайским банком (в члены правления которого вошел и князь Ухтомский).

Делать деньги и решать политические вопросы лучше без шума, и Витте был горячим противником захвата русскими Ляодунского полуострова и строительства там города Дальний и крепости Порт-Артур, предполагая, что это приведет к серьезным осложнениям в отношениях с ведущими державами. Но государь, согласившись было с Витте, в итоге рассудил иначе — на него произвел впечатление захват Германией соседнего Циндао, и вопрос о захвате Порт-Артура был решен («нам надобно укрепиться там, пока этого не сделали французы или англичане»).

Желтороссия

Неполиткорректное слово «Желтороссия» (впрочем, тогда вполне нормальное) придумал журналист и этнограф Левитов, попавший в Сибирь из родной Таврической губернии через Одесский и Гейдельбергский университеты. И полюбивший этот необжитый, но манящий перспективами край.

Левитов полагал, что обживать огромные просторы надо будет хоть кем-то (в Сибири в конце XIX века проживало не больше 4 млн человек, тогда как в одной только Маньчжурии до начала строительства КВЖД было 8 млн). Левитов мечтал «перемешать народы» и заселить ими пустынные области между Байкалом и Тихим океаном, разумеется, окрестив инородцев.

Идеи малоизвестного секретаря Общества содействию переселенцев из Тюмени оказались востребованы, когда появился проект КВЖД. Многие не без оснований рассматривали строительство железной дороги как проект колониальный. Заметим, что слово «колониальный» тогда тоже употреблялось во вполне позитивной коннотации: во-первых, в те годы, до второй половины ХХ века, захват территорий будет считаться благом — всё-таки новые рынки и новые территории (хотя и старые обживать было некому); во-вторых, сказывалось «бремя белого человека» — российские царедворцы были убеждены, что их государство несет пребывающим в невежестве и дикости малокультурным народам (к которым они относили и непонятных русскому дворянству китайцев) просвещение и порядок. Выражалась уверенность в том, что железная дорога «отсечет» будущие русские земли (нынешнюю китайскую провинцию Хэйлунцзян и часть Внутренней Монголии, а позже, по мере роста аппетитов, и часть провинций Ляонин и Цзилинь — тогда все эти земли именовались Маньчжурией).

Для обживания края предпринимались серьезные шаги — города, стоявшие на трассе, были максимально «русифицированы», православная церковь стала необыкновенно активна и среди местного населения, и среди нанятых на строительство китайцев. Но осуществлялись не все планы, а самое главное — «смешивать» аборигенов оказалось практически не с кем, надежды сторонников идеи Желтороссии на каких-то переселяемых казаков рухнули — русское присутствие даже на российской части (в Забайкалье, Приамурье и Приморье) было очень незначительным.

У идеи Желтороссии были и серьезные противники (например, генерал Куропаткин), которые высказывались так: «С ужасом наблюдаем, как китайцы монополизировали всю мелкую торговлю и предлагают уже себя в качестве домашней прислуги». Они (вслед за рядом европейских газет) говорили о «ползучей желтой угрозе» и рассуждали о грядущих бедах России, которые неизбежно начнутся после того, как море китайцев «заменит русских крестьян».

Впрочем, последующие события заставили отказаться от планов по колонизации, и слово «Желтороссия», как и сама идея присоединения края, то появляясь, то исчезая, всё-таки в конце концов вышло из употребления.

Большая стройка

Строительство Китайско-Восточной железной дороги (мы ее так и будем называть — КВЖД) началось в августе 1897 года, сразу с трех направлений — из Читы, Владивостока и Порт-Артура, в который решено было через весь Ляодунский полуостров провести ответвление от основной ветки КВЖД.

Было привлечено более 200 тысяч китайских рабочих, прокладка пути велась необыкновенно быстрыми темпами, несмотря на невероятные сложности: из 2500 км главных путей (дорога через Маньчжурию плюс ветка в Порт-Артур) почти 10% пришлось на искусственные сооружения.

С самого начала строительства КВЖД обзавелась собственным речным флотом, который доставлял материалы для стройки: все металлические конструкции, элементы пути, механизмы и инструменты, материалы для инфраструктурных сооружений и промышленно-гражданского строительства до последнего гвоздя — всё прибывало на судах по Аргуни, Сунгари и Уссури из России.

Первая неприятность — ихэтуани

К 1900 году это изумительное по масштабам строительство было почти завершено, но в Китае началось восстание ихэтуаней (буквальный перевод — «Отряды гармонии и справедливости», в литературе также часто эти события называют «боксерским восстанием»), охватившее и Маньчжурию. Доведенные до предела жители Поднебесной восстали, и восстание это было диким, кровавым и беспощадным — вырезали всех иностранцев, сотрудничавших с ними местных и китайцев-христиан, уничтожали их имущество. Всё это происходило при полном попустительстве правительства страны, которое то высылало против ихэтуаней несостоятельные армии, то выпускало призывы, поощряющие восставших.

Восстание подавили оккупационные войска ведущих мировых держав — Великобритании, Германии, России, США, Франции, Австро-Венгрии, Японии, Италии, — это распалило и без того немалые аппетиты победителей, каждый из которых считал возможным претендовать на нечто большее, чем он до этого имел в Китае.

КВЖД после восстания находилась в плачевном состоянии: подавляющее большинство построек уничтожили, погибли многие служащие, а около 80% железнодорожного полотна было приведено в негодность.

Дорогу предстояло строить заново. А китайское правительство взяло на себя обязательства компенсировать убытки почти в 70 млн рублей — за это мудрое решение уже известный нам теневой правитель Китая снова получил «подарок» в размере 500 тысяч рублей.

Подавление восстания ихэтуаней, где обученные российские регулярные части показали свою боеспособность, распалило сторонников идеи Желтороссии, японские притязания на Маньчжурию теперь воспринимались еще менее серьезно, чем раньше. С другой стороны, экспансия церкви была приостановлена: китайцы после ихэтуаней стали более сдержанны по части восприятия чужих религиозных культов.

«Счастливая Хорватия»

Главой КВЖД стал генерал Дмитрий Хорват, и попасть на службу в «счастливую Хорватию», как именуют отныне остроумцы зону отчуждения, где генерал — царь, бог и воинский начальник, было большим счастьем: доходы его приближенных неимоверно росли, но не всё было так же благополучно с доходами самой дороги и, следовательно, ее акционеров.

Строительство одной версты КВЖД обходится более чем в 130 тысяч рублей, тогда как одна верста Транссиба, где прокладка путей велась порой даже в более сложных, чем маньчжурские, условиях, обошлась казне в 68 тысяч рублей.

Хорват раздает в концессии родственникам имущество КВЖД (известна история с кирпичным заводом, принадлежащим дороге, где откуп получил зять самого генерала, некий Бенуа — цены на кирпич мигом взлетели запредельно) и правит совершенно бесконтрольно, а министр финансов Коковцев по невыясненным обстоятельствам всячески препятствует проведению ревизий.

Дело, однако, шло, и наконец в июне 1903 года строительное управление дороги торжественно передало руководство над ней управлению эксплуатационному — движение по КВЖД было открыто.

Поезда мчались от Петербурга и Москвы до Владивостока и Порт-Артура, следуя строго по графику — в Порт-Артуре была предусмотрена стыковка прибытия поезда с рейсовыми кораблями до Шанхая, Гуанчжоу и Нагасаки. Сразу обнаружилось, что дорога отлично заполнена и грузовыми перевозками — словом, строительство, как казалось тогда, себя полностью оправдало, и акционеры радостно потирали руки: билет первого класса на скорый поезд от Москвы до Порт-Артура (13 суток и 4 часа) стоил 272 рубля, билет третьего класса — 64 рубля, но от желающих ехать не было отбоя, путешествующие записывались за 2–3 месяца до планируемой поездки.

Дорога обрастает предприятиями, которые строят близ ее станций русские, японские, французские и местные промышленники, а Маньчжурия, которая воспринималась раньше снежной пустыней, становится одной из самых развитых провинций Китая — всего за 5 лет существования КВЖД население региона вырастает с 8,1 до 15,8 млн человек, перебравшихся туда из центральных областей Китая.

У дороги появляется собственная морская флотилия из более чем 20 быстроходных пароходов, еще есть около полусотни речных, а также собственные школы и больницы, угольные копи, ремонтные депо и мастерские и даже собственный театр в административном и культурном центре КВЖД, Харбине, который растет и расцветает не по дням, а по часам.

Города на китайской территории — Харбин, Мукден, Дальний — растут и развиваются куда быстрее, чем Владивосток, Благовещенск и Хабаровск. Даже скромный Цицикар — небольшая, по меркам КВЖД, станция в монгольских степях — больше любого из городов Приамурья в собственно российских землях.

Неприятность вторая — «маленькая победоносная война»

Всё идет замечательно, и ничто не предвещает обывателям бури — но тут в дело вновь вмешивается политика: ущемленная союзниками Япония, которая за 10 лет до того победила Китай в войне, но вынуждена была отдать свои территориальные завоевания под давлением всех стран, в обмен на контрибуцию (Россия с выгодой кредитовала для ее выплаты китайское правительство), считала Маньчжурию зоной своих интересов, постоянные споры о концессиях между русскими и японскими промышленниками всё чаще выливались в большие конфликты, и, безусловно, сказывалось возмущение японцев тем, что, после того как они оставили Ляодун, вернув его китайским властям, Россия обустроила там собственную военную базу.

Японская армия прошла перевооружение, была отлично оснащена и подготовлена и лишь ждала удобного случая реваншироваться, царское правительство знало об этом — вот только притязания японцев казались в далеком Петербурге смешными и незначительными, там считали, что есть дела поважнее. Сенатору Плеве принадлежит фраза: «Чтобы удержать Россию от революции, нам нужна маленькая победоносная война».

Война вышла вовсе не маленькой и совсем не победоносной — после поражений на суше и на море Россия была вынуждена подписать Портсмутский мир, отдав Японии южную часть Сахалина, Ляодунский полуостров с Дальним и Порт-Артуром и всю Южно-Маньчжурскую железную дорогу, южное ответвление КВЖД от Харбина, через Мукден, к Дальнему и Порт-Артуру.

КВЖД в значительной степени утратила собственную ценность, акции компании и управляющего банка, до того входившего в первую десятку мировых банков, упали, но она не только везла грузы и пассажиров, но и была проводником русского влияния на севере Китая.

Собственно, идея Желтороссии на этом заканчивается — все оставшиеся ей годы русское присутствие в Маньчжурии испытывает сильнейшее давление и со стороны Японии, и со стороны банд хунхузов, бывших реальной властью на местах, и со стороны меняющихся правительств Китая и разного рода китайских вооруженных отрядов — частных и государственных армий.

Большой экономический потенциал

Еще до строительства Транссиба, к 1880-м впервые для России сложился положительный торговый баланс с Китаем, причем Россия была единственной из великих держав того времени, торговавшая с Китаем в плюс.

В этом торговом обмене произошло то же самое, что и во всей мировой торговле того времени: торговать промышленным товаром массового спроса оказалось выгоднее, чем диковинками. Объемы продаж русского ситца, составлявшего более 80% российского экспорта, сильно, более чем втрое, перевесили чашу весов, на другой стороне которых оказался китайский чай (80% импорта).

Уже в первые годы существования КВЖД торговый оборот между Россией и Китаем увеличился в 6 раз, причем российские промышленные товары шли нарасхват — из России в Китай везли не только ситец, но и инструменты и сельхозинвентарь, гвозди и скобяные товары, швейные машинки и зерно, в обратную же сторону — чай.

«Не чай» составлял в самом начале 1890-х уже не более 10% китайских товаров, и поток грузов из Китая всячески пытались диверсифицировать, например именно это стремление привело к популяризации в России малоизвестного тогда риса.

Военная неудача в столкновении с японцами заставила правительство вернуться к рассмотрению первоначального плана о прокладке железной дороги по левому берегу Амура, построив таким образом «дублер» КВЖД, который мог бы быть востребован в случае политической турбулентности или военных неудачах. Строительство начали в 1907 году, велось оно относительно неспешно и завершилось только в 1916-м — Первая мировая война замедлила прокладку дороги, но не отменила ее.

К решению о строительстве этой дороги российское правительство подтолкнуло и то, что Ли Хунчжан ухитрился разорвать Союзный договор 1896 года, наделявший КВЖД особыми полномочиями, и закрепить отмену его действия в Портсмутском мирном договоре между Россией и Японией, который предусматривал коммерческое использование КВЖД не только российской, но также японской и китайской сторонами.

В 1909 году американцы провозглашают «политику открытых дверей» в Китае (имеется в виду, что Китай распахивает двери перед интервентами — одним словом, в те годы это совсем не равные взаимные соглашения), что неожиданно заставляет сплотиться Японию, Россию и Китай, защищая свои исключительные права на использование железных дорог, — постоянных партнеров и постоянных союзников в политике не бывает…

«Враги пострашнее японцев» — коррупция и хунхузы

Всю историю КВЖД хунхузы (в переводе с китайского «рыжебородый», и есть масса версий происхождения слова, самая популярная и одновременно самая экзотическая — это использование бандитами при налетах театральных масок) были постоянной и непреодолимой угрозой. До определенного времени китайцам запрещалось селиться на землях, которые правящая маньчжурская династия считала своей заповедной собственностью, но в середине XIX века контроль за перемещением крестьян был не то чтобы снят — просто правителям, терпевшим поражение за поражением в войнах с западными армиями, стало не до того, и огромные массы самых беднейших крестьян, притесняемых и третируемых властями, хлынули из центральных провинций на север.

Большинство из переселенцев не получило в результате ни земель, ни работы, и нападение на местных или на более-менее устроивших свою жизнь соплеменников стало вынужденным средством прокорма.

Бездействие властей лишь добавляло популярности бандитизму, а строительство железной дороги способствовало притоку не только рабочей силы, но и криминала: рабочие получали деньги, по меркам бедного края, огромные, преступники занимались рэкетом и нападали на станции и склады. Сначала банды откупались от немногочисленных полицейских, платя им мелкие деньги, а затем обложили данью и полицию. Банды часто объединялись для крупных нападений. Например, известен случай, когда они захватили довольно заметный город на КВЖД, Бодуенэ (сейчас Сунъюань), причем в том нападении, кроме китайских хунхузов, участвовали и российские подданные, кавказцы, которых за провинности высылали в Сибирь, где они жили бесконвойно — предполагалось, что пропитание они должны добывать себе сами, что, как мы видим, и происходило, хотя, конечно, власти ожидали, что ссыльные займутся каким-то другим промыслом.

Банды хунхузов постоянно нападают и на территорию России — газеты того времени в красках описывают жуткие подробности того, как российских переселенцев вырезают целыми семьями. В 1868 году хунхузы решают обложить данью золотодобытчиков в русском Приамурье, многими из которых были этнические китайцы, проживающие на российских землях (таких называли «манзи»). Понятно, что кроме китайцев на приисках полно всякого люда, с него тоже пробуют получить дань. Хунхузы многочисленны и беспощадны, к борьбе с ними привлекают армию, а сама военная операция против них получает название «манзовская война».

Хунхузы вынуждают серьезно укрепить Забайкальское казачье войско — в казаки записывают не только прибывающих с Кубани, но и местных, в том числе тунгусов и бурятов. Их использование оказалось хорошей идеей — нужны были люди, знающие эти края. В 1911–1915 годах офицером для особых поручений при приамурском губернаторе становится подполковник Владимир Арсеньев. Автор «Дерсу Узала» лично разрабатывает и проводит довольно успешные секретные операции против хунхузов, официально объявляемые как «секретные экспедиции» этнографического и географического характера.

Хунхузы всю историю существования КВЖД будут одним из важнейших факторов, влияющим на жизнь и самой дороги, и соседних регионов. Почти уничтоженные японцами (во всяком случае, ушедшие при их власти в глубокое подполье), они возникнут опять после Второй мировой, остатки будут уничтожены армией Мао в конце 1940-х годов.

Но политика далеко, а реальная жизнь — вот она, рядом: Харбин строится, КВЖД, вроде бы по всем документам страшно убыточная (управляющий директор Хорват набрал такую власть и силу, что тратит деньги «на нужды дороги» сам, а правительство их ему компенсирует по представлению им требований, причем делается это совершенно бесконтрольно и без ревизий), на деле просто расцветает, приближенные к Хорвату живут не просто богато, а необыкновенно богато.

Впрочем, в этой коррупционной мельнице богатеют все к ней причастные, даже хунхузам находится дело: начальник Заамурской стражи сообщает, например, что хунхузы жгут склады с лесом и в этом деле им нет никакого прибытка и смысла, и прямо заявляет, что некоторые служащие дороги нанимают бандитов для поджогов, целью которых является сокрытие хищений.

Тот же начальник стражи, Мартынов, обнаруживает документ (только один, и пишет, что подобных ему известно множество) на закупку и перемещение по КВЖД служебных грузов (то есть бесплатный провоз) в объеме 564 пуда, а грузы эти — сардины, французские сыры и швейцарский шоколад.

Хищений Мартыновым раскрыто множество, в том числе и приказов Хорвата о покупке тех или иных материалов у монопольного поставщика (причем всегда по заоблачно высокой цене), но его реляции остаются без ответа. Отношения Хорвата с Мартыновым напряженные, но за Мартыновым слава охранителя дороги от хунхузов, с чем возглавляемая им стража справляется весьма успешно и — жестоко: отрубленные головы бандитов развешиваются по станциям КВЖД, и в те далекие времена это зрелище не сильно пугает пассажиров.

«Прибылей не ждем-с»

Меж тем бизнеса из КВЖД у правительства решительно не выходило никакого: официальные убытки дороги (покрытые правительством) за 1903–1911 годы составили 135 млн рублей, причем, как утверждают исследователи, это не полная сумма. Чтобы было с чем сравнивать эти цифры, скажем, что уставной капитал Русско-Китайского банка, созданного для строительства КВЖД, составлял огромные 6 млн рублей, а обнародование официальной зарплаты Хорвата прессой — он получал 35 тысяч рублей в год — вызвало всеобщее порицание как неоправданно завышенный оклад.

Высокие доходы приближенных генерала Хорвата сказываются на облике и притягательности Харбина, который выделяется из всех городов и КВЖД, и Китая, — к 1917 году в нем более 100 тысяч жителей, из которых русских — почти половина, в городе немало прекрасных домов в модном тогда стиле модерн, множество школ, театр и кинотеатр, средние и высшие учебные заведения, отличные мостовые, по которым ездят вошедшие в моду автомобили, центральные улицы освещены, проведены канализация и водопровод, появляется телефон, работает множество ресторанов и отелей.

Хотя приезжие иногда называют Харбин «кусочком милой российской провинции», он скорее напоминает своей суетой столицы — здесь купцы из разных стран, не только русские, китайцы и японцы, но и множество американцев, немцев, британцев и французов. Это город, вокруг которого возникают производства, здесь заключаются серьезные сделки, здесь делаются дела.

Революция и бывший хунхуз, будущий главнокомандующий Китая

Революцию 1917 года Харбин (и не он один) встречает настороженно: когда комиссар Славин объявил себя начальником КВЖД, Хорват тут же обратился к местным китайским военным, и генерал Чжан Цзолинь, бывший хунхуз, перешедший на сторону китайского правительства и набравший большую силу в Маньчжурии, дружественный японцам и фактически независимый правитель, вступает со своей армией в Харбин и возвращает власть Хорвату — правда, делая Харбин местом дислокации собственного штаба и претендуя, таким образом, на контроль над доходами КВЖД вообще и Хорвата лично.

Радовало Хорвата то, что оккупация китайскими войсками зоны отчуждения де-факто прекращала полномочия и Заамурской стражи, и его противников (Мартынов, впрочем, к тому времени уже покинул пост начальника), но радовался Хорват недолго — Чжан Цзолинь в итоге не нашел ему места в системе, а сама зона отчуждения была превращена в Особый район Восточных провинций, подчиненный генералу-инспектору Трех провинций Чжан Цзолиню.

Принцип экстерриториальности для служащих КВЖД был упразднен, теперь всё и все находились исключительно в китайской юрисдикции.

Настоящим, единственным и полновластным властителем КВЖД становится Чжан Цзолинь, хунхуз, в какой-то момент понявший, что его банда не просто инструмент грабежа, но и политический капитал, и с определенного момента начавший продавать свою силу и умение политикам. Стартап оказался успешным — хунхуз добрался до титулов генералиссимуса и главнокомандующего сухопутными и морскими силами Китая.

Наверное, стоит сказать, что в 1924 году окончательно отстраненный от дел, но непотопляемый генерал Хорват выехал в Пекин, где до конца жизни был советником президента Китая по железным дорогам. Новым управляющим КВЖД стал инженер Остроумов, который, обладая ничтожными ресурсами и весьма ограниченными китайскими властями полномочиями, при большом недокомплекте сотрудников сумел не просто сохранить дорогу в рабочем состоянии, но и несколько улучшить ее обслуживание и пропускную способность.

Среди советского руководства возрождается идея Желтороссии, но уже под другим флагом и именем. Учитывая, что несколько отрядов китайцев довольно активно участвуют в боях за советскую власть, руководство страны грезит о «Красном Китае». Впрочем, и этим мечтам не суждено будет сбыться, а отряды «красных китайцев» вместе с регулярными частями Красной армии позже будут использованы в непрекращающейся «гибридной войне» на границах с Китаем.

Двоевластие

Впрочем, 1924-й стал окончанием работы и Остроумова тоже — в этот год СССР заключает договор о дипломатических отношениях с Китаем, по которому КВЖД остается под управлением советской стороны.

Остроумова и других инженеров и руководителей дороги новая власть в первый же день своего пришествия буквально выкидывает на улицу: их выселяют из жилья, имевшего статус служебного, и увольняют без компенсации.

Кстати, они обращаются в суд — конечно, местный, китайский — и выигрывают дело: дорога вынуждена выплатить им существенную компенсацию, которая позволяет самим руководителям и инженерам и их семьям уехать — многие перебираются в Шанхай и Гонконг, некоторые в США. О Борисе Остроумове мало что известно, но дни свои он окончил во Вьетнаме.

Впрочем, уезжают не все, многие смиряются с реалиями и получают советское гражданство, и количество граждан СССР в Маньчжурии растет: в 1924 году их насчитывается 25 тысяч, а в 1931-м — уже 150 тысяч человек.

Советы вовсе не спешат расстаться с необходимыми специалистами, оставляя тех, кому не видят замены, в том числе людей с белогвардейским прошлым, — время резни еще не пришло.

На территории КВЖД теперь неспокойно: китайские вооруженные армии, плохо управляемые из центра, делят власть и сферы влияния, самый большой их конфликт, в 1926 году, оканчивается боями по всей особой зоне и арестом руководства дороги — в тот раз Советскому Союзу удается урегулировать проблемы дипломатическими методами, впрочем, не без проблем: речная флотилия КВЖД была переподчинена местному полевому командиру, в его же ведение перешел и учебный отдел КВЖД, который ведал, в частности, Харбинским политехническим институтом.

Дело окончилось в общем и целом в пользу Чжан Цзолиня, который на радостях, при технической помощи и финансовой поддержке Германии, как бы в пику СССР и Японии, запускает в Харбине, который он не без основания считает собственной столицей, электрический трамвай.

Но это пока еще была холодная война, а в 1929 году дело дошло до войны горячей.

Чжан Цзолинь, по сути, прояпонский управляющий Трех северных провинций (мнение японского правительства всегда значило для него больше, чем мнение Пекина, да и помощи от Японии он получал неизмеримо больше: всё оружие в его армии и даже амуниция были японского производства), убит, причем в его убийстве обвиняли и гоминьдановцев, и японцев, а относительно недавно были обнародованы документы о его убийстве как о якобы секретной операции НКВД.

Нестабильность

Его место занимает сын, Чжан Сюэлян, который, в отличие от отца, ориентируется не на Японию, а на партию Гоминьдан и ее лидера Чан Кайши, который считает, что «красный империализм является для страны более опасным, чем белый» (впрочем, несмотря на это, именно на Чан Кайши делает ставку в китайских делах Сталин).

Чжан Сюэлян захватывает дорогу и заявляет о полном ее отчуждении в пользу Китая (читай: свою собственную), и только довольно решительные военные действия маршала Блюхера (а еще больше — демонстрация военной угрозы со стороны СССР) позволяют восстановить статус-кво.

Между тем возник и экономический спор между Китаем и Россией: КВЖД рассматривалась как совместное предприятие, которое должно было приносить прибыль обеим сторонам, только вот заявленные доходы от деятельности дороги, управляемой советской стороной, постоянно снижались: 68 млн рублей в 1929 году, 49 млн — в 1930-м, 40 млн — в 1931-м.

Советские историки пишут, что виной тому был мировой экономический кризис и постоянно растущая и развивающаяся сеть железных дорог Маньчжурии (так и докладывали правительству Китая, объясняя, почему денег становится всё меньше и меньше), но, конечно же, начинал сказываться и «социалистический подход» к экономике.

Да еще американские и канадские инженеры подливали масла в огонь, заявляя, что при правильном ведении дел дорога обязана приносить никак не меньше 50 млн долларов в год (соотношение доллара к рублю тогда было примерно 1:4).

Хозяйственные споры, однако, были прекращены вторжением в Маньчжурию японцев в 1931 году. Понимая, что собственных сил для удержания под контролем столь огромных территорий и столь большого населения у них нет, они пошли проверенным путем, объявив о создании на захваченных землях государства Маньчжоу-Го, в качестве премьер-министра пригласив наследника династии Цин, маньчжурской династии, Пу И — спустя два года он будет объявлен императором и войдет в историю как «последний император».

Китайские совладельцы КВЖД сменились маньчжурскими, на самой дороге во множестве объявились японцы, управлять дорогой становилось всё сложнее, а конфликтов становилось всё больше — например, разгорелось нешуточное «дело об угоне паровозов»: в свое время, еще до революции, руководство КВЖД для нужд дороги закупило в США 128 паровозов, и новые совладельцы дороги обнаружили (и смогли доказать), что 83 из них были перегнаны в Советский Союз. Дело не политическое, уголовное: несколько руководителей дороги и железнодорожников, причастных к делу, были посажены в тюрьму, и Советский Союз, в интересах и по наущению которого угонялись паровозы, практически «слил» своих граждан.

Маньчжоу-Го и «дело харбинцев»

Управлять КВЖД советское руководство в тот момент уже не могло фактически: вся дорога и все ее подразделения находились в руках местных властей, и никаких рычагов воздействия на них у правительства СССР не было — плюс за спиной новых управленцев стояла довольно мощная и хорошо вооруженная японская армия.

К войне ни Япония, ни Советский Союз в тот момент были не готовы, и судьбу дороги решили бескровно, обставив ее передачу реальной власти как продажу: правительство Маньчжоу-Го выкупает дорогу за 140 млн йен, причем 1/3 выплачивается деньгами, а остальная часть суммы — японскими товарами.

В 1934 году переговоры по продаже были закончены, и тут же начинается перешивка дороги с российской колеи (ширина 1524–1526 мм) на европейскую (1435 мм).

Надо сказать, что всего несколько лет японского господства в Маньчжурии сказались на ее экономике весьма благотворно: хунхузы, терроризировавшие эти земли, были подавлены еще более жестоким террором новых властей, а сама пустынная территория быстро стала крупнейшим в регионе центром производства пшеницы и сои — и остается им по сей день.

Служащих железной дороги вывезли в Советский Союз, и судьбе их не позавидуешь: в 1937 году было принято специальное распоряжение о «шпионской деятельности харбинцев» — в течение нескольких дней арестовали более 25 тысяч человек, большинство из которых погибли, но это была лишь первая волна репрессий, которые в итоге затронут более ста тысяч человек, чья судьба была постоянно или временно связана с КВЖД.

Продолжатся репрессии и после победы в 1945 году, когда будут арестованы и репрессированы (многие — расстреляны на месте) те, кто не пожелал уехать на родину после 1934 года.

После Второй мировой

В 1945 году, в результате разгрома японской Квантунской армии, КВЖД возвращается к СССР, и железнодорожные батальоны срочно перешивают колею — с европейского стандарта на российский.

Что возить по этой дороге, правда, было не совсем ясно — торговые отношения с Китаем в тот момент были минимальны, перешивка колеи, имевшая, по мнению советского руководства, важное оборонное значение, не позволяла стыковаться с другими дорогами Китая — словом, это была дорогая в обращении игрушка сомнительной полезности.

Сталин сразу предлагал Мао (к этому моменту уже Мао Цзэдун, а не Чан Кайши был у него в фаворе) забрать дорогу, но Мао не соглашался, опасаясь, что вывод советских войск сильно ослабит позиции КПК на севере страны.

Правда, пользу от КВЖД удавалось извлечь политическую: это было образцовое советско-китайское предприятие, где в правлении заседали пять членов КПСС и пять членов КПК, где совместно трудились русские и китайские рабочие — одним словом, прекрасная картинка, рекламирующая интернационализм и социалистический образ жизни.

В 1952 году КВЖД всё-таки передали Китаю. Заметим, что дорога — это не только сам железнодорожный путь, но и огромная инфраструктура — заводы и шахты, больницы и школы, жилье и дома культуры, пароходы и линии связи…

Ах да! Немного времени спустя железнодорожная колея снова была перепрошита на 1435 мм.

Дорога, построенная в далеком 1903-м, востребована и нагружена и сейчас, по ней сегодня летают скоростные поезда, соединяющие центр провинции Хэйлунцзян Харбин, город-красавец с населением более 5 миллионов человек, с другими городами страны.

В России задачи, решение которых в свое время возлагалось на КВЖД, выполняет часть Транссиба — Амурская дорога, своего рода дублер КВЖД, которая, в свою очередь, обзавелась уже собственным дублером — БАМом.