Золотые львы и где они обитают: зачем сегодня нужны кинофестивали

Кино — в музеи

Откуда вообще взялась идея ежегодно собирать кинематографистов, зрителей и критиков в одном месте и заставлять их смотреть разное кино несколько дней подряд?

Стоит начать с того, что первые десятилетия существования кино сама культура кинопросмотра была иной. Комедии показывали вперемешку с видовыми картинами (предшественники документалистики), экранизациями классики, «спасениями в последнюю минуту» (предшественники триллера), мелодрамами и вестернами. Нормальным тоном очень долгое время, даже в звуковую пору, была опция прийти к самому концу сеанса: билет покупался на вход в зал, так что можно было остаться на следующий сеанс и посмотреть тот же фильм с самого начала. Кинотеатры были гораздо более шумным местом: сегодня мы можем злиться из-за поедания попкорна, разговоров по телефону или дурацких челленджей, но это не идет ни в какое сравнение с курением в зале, драками, свободным хождением между рядами, грубыми просьбами в адрес тапера играть «поживее».

С появлением полнометражного кино изменилась структура кинопоказа (уже не от трех-четырех до шести-восьми кинолент за сеанс, а одна-две), а с внедрением звука — и поведение в зале. Но главная перемена случилась с местом кинематографа относительно других творческих практик: к третьему своему десятилетию называть его искусством стало не зазорно. А каждому искусству — свой музей или хотя бы место для ежегодной выставки.

Забегая вперед, хочется сказать, что фестивали создают — как рамы и правильно рассчитанный свет в галерее — подходящий антураж для кинопроизведений. Наличие кураторского отбора как будто говорит нам: «Здесь лучшее, что может быть в данный момент». Это не значит, что каждый фильм из программы крупного смотра — шедевр, да и наличие награды ничего не гарантирует, поскольку любой выбор жюри — это всегда компромисс между его участниками. Но само наличие отсева и ограниченность программы задает некую планку: воображаемую, но важную.

Дело политической важности

Первый международный кинофестиваль открылся 6 августа 1932 года в Венеции хоррором Рубена Мамуляна «Доктор Джекилл и мистер Хайд». Мероприятие проходило в рамках Венецианской биеннале искусств. Организовал его бизнесмен и бывший министр финансов Джузеппе Вольпи (именно в его честь назван Кубок Вольпи, которым награждают лучшие актерские работы из программы фестиваля) по инициативе Бенито Муссолини, считавшего кино «лучшим оружием» и делом государственной важности. Крупнейшей итальянской киностудией «Чинечитта» и важным для отрасли журналом «Чинес» заведовал его сын Витторио.

Другие крупные фестивали начали появляться именно по политическим причинам. Открытый Сталиным в 1935-м ММКФ (Московский международный кинофестиваль) — прямая альтернатива «итальянским фашистам», равно как и Каннский кинофестиваль, идея которого возникла у французского писателя Филиппа Эрланже сразу после Венеции-1938, на которой победили итальянский госзаказ про военного летчика и док главной кинематографистки Третьего рейха. Берлинский кинофестиваль в 1951-м открывают при поддержке американской военной администрации и членов британского сената.

В общем, если вы слышите, будто кинофестивали не место для политики или что, допустим, Берлинале более политизирован, чем другие смотры, то в ответ можете улыбнуться. С самого начала фестивальное движение было не только «про искусство», но и «про политику», даже — и особенно — когда пыталось это игнорировать.

Что-то сломалось

Роль, которую играли фестивали в XX веке, понятна. Помимо политической платформы и представления высших художественных достижений мировых кинематографий, они открывали новые имена, выстраивали понятную иерархию. Есть у фильма «Золотая пальмовая ветвь», «Золотой медведь» или «Золотой лев» — значит, «надо смотреть».

А теперь попробуйте без подсказки вспомнить, какие фильмы получили эти награды за последние год-два.

Прежние иерархии давно сломались: кино больше не делится на «массовое» и «фестивальное», отношение к «развлекательному» и жанровому нуждается в корректировке. «Золотого льва» Венецианского кинофестиваля за последние десять лет получали голливудский фильм про становление злодея из комиксов («Джокер», 2019) и документалка про обезболивающие («Вся красота и кровопролитие», 2022). И это не проблемы выбора жюри разных лет, а констатация простого факта: фестивальные награды влияют только на прокат. Фильм с веточкой или золотым животным легче продать на большее количество территорий, ну и ценник можно поднять.

Другая «старая» роль фестивалей — открытие новых имен. Когда-то благодаря Каннам мир узнал о Квентине Тарантино, а неожиданный триумф на Венецианском кинофестивале 2003-го сделал дебютанта Андрея Звягинцева заметным и уважаемым кинематографистом. Сегодня крупные смотры прежде всего дерутся за знакомые фамилии, а открывают новые уже по остаточному принципу. В программе Венеции этого года — Джим Джармуш, Пак Чхан-ук, Паоло Соррентино, Кэтрин Бигелоу, Гильермо Дель Торо, Ноа Баумбах, Франсуа Озон — бесспорно замечательные режиссеры, вот только открытые 20, 30, 40 лет назад.

Что до использования фестивалей как пиар-площадки… Да, участие в Каннском конкурсе и приз за сценарий помогли «Субстанции» найти международных дистрибьюторов, но прокатный успех фильму обеспечили соцсети: они помогли фильму разойтись на мемы и обрести славу чего-то столь «шокирующего, веселого и современного», что мимо него нельзя было пройти в конце прошлого года.

Давайте фестивалить

Но прощаться с фестивальным движением рано. Как ни странно, больше всего эту сферу киноиндустрии на плаву держит именно архаичность формата. В век всеобщих рекомендательных сервисов, алгоритмических лент соцсетей и переизбытка легкодоступного контента старомодность киносмотров делает их привлекательными.

Представьте, насколько интереснее смотреть фильм, ради которого нужно получить аккредитацию, успеть на единственный показ, отстоять в очереди, прорваться на любое свободное место. То ли дело потратить вечер на выбор с витрины стриминга и, добавив два десятка наименований в «буду смотреть», уткнуться в телеграм-каналы.

Фестивали все еще отлично функционируют как кинорынок и помогают пиару фильмов: скандалы на красных дорожках и пресс-конференциях, десятиминутные овации и гневные выкрики во время сеанса никогда не бывают лишними. А архаичность иерархий помогает найти хоть какие-то ориентиры в стремительно меняющемся мире: да, мы забудем, как называется победитель этого года, но все равно по инерции прочитаем, кто в этом году получил заветный приз.

И не стоит забывать еще один аспект — человеческие связи. Только кинофестивали могут собрать в одном месте кучу безмерно самовлюбленных и чертовски талантливых людей, сумевших дотянуться до олимпа киноиндустрии. Даже если эта вершина уже кажется ложной, это не делает ее покорение менее значимым.