Розовый парик вместо хиджаба. Дагестанская «неформалка» Нина Церетилова — о суде за детей, домашнем насилии и о том, каково быть другой в традиционном патриархальном обществе

Казалось бы, неформалы остались где-то далеко в нулевых. Однако в Дагестане неформалами могут называть людей, которые выглядят и живут не по религиозным канонам, принятым большинством. Сейчас Нине Церетиловой 33 года, большую часть из которых она жила по исламским обычаям и носила хиджаб. А четыре года назад отказалась выглядеть как большинство — на смену традиционной одежде пришли короткие стрижки, пирсинг и татуировки. Яркая внешность стала поводом для непонимания — сейчас бывший муж Нины пытается отсудить у нее право воспитывать детей. Нина рассказала, как старается быть свободной в ортодоксальном обществе и о том, чего достаточно, чтобы стать в нем нефором.

О традициях и выборе

Я росла не в самой классической исламской семье в Тверской области. Мой папа аварец и мусульманин, а мама русская христианка, она не поменяла религию после замужества. В семье я жила недолго, большую часть времени меня воспитывала моя русская бабушка. Но спустя 17 лет брака папа глубоко ушел в религию — решил, что мне надо покрыться [носить хиджаб]. Сложно сказать, что после этого исламские традиции в семье полились через край. Но папа заставлял совершать намазы [молитвы] и всячески способствовал тому, чтобы я тоже была религиозной. Странно, что двух моих братьев эти новые правила не касались — их ни к чему не принуждали. Видимо, корень зла был в женской половине семьи.

Так, с 12 лет я начала носить хиджаб и папа устроил меня в исламский институт в Дагестане.

Это довольно типичная ситуация, когда отец вместо классической школы отправляет девочку в такое заведение, чтобы она получила традиционное мусульманское воспитание. Считается, что чем раньше это сделать, тем лучше. Все предметы касались религии. Там не было светского образования, к которому мы привыкли в обычных российских школах.

Ты полностью погружаешься в обучение, где впитываешь установки, что если сделаешь что-то не по канонам, это будет грех. С моей стороны не было протеста. В 12 лет человек еще ребенок, даже не подросток. Плюс я способна к адаптации, и всё это мне казалось верным и правильным. Даже несмотря на то, что моя мама ходит в христианскую церковь, а я что-то другое транслирую. Мама меня не переубеждала и дала возможность быть другой.

Мое следование традициям — выбор отца, общества, в котором я находилась, но не мой личный. Поэтому путь к себе у меня был очень долгий, из-за того, что в раннем возрасте меня отправили учиться в такое заведение.

Через три года, после учебы в исламском институте, я вернулась в Тверскую область, где жили родители, и год ничем не занималась. Потом директор увидела меня и маму на дне города и предложила вернуться в школу. Я согласилась. Но даже когда я училась в обычной школе, то единственная носила хиджаб и полностью транслировала традиции. В поселке совершенно не было людей, которые ходили бы так же, как и я. Это не мешало мне вести активный образ жизни в школе, я была старостой. Иногда носила одежду ярких цветов, а в платке могла пойти на сельскую дискотеку.

О замужестве, которое обернулось насилием

Если бы папа заставлял меня выйти за какого-то старого мужчину, который мне неприятен, я бы, конечно, противилась. Но я встретила будущего мужа, когда мне было 14, и меня засватали. Для папы, наверное, всё это приняло выгодную форму — мой будущий муж мусульманин, отец был очень рад этому.

В 18 мы поженились, а через шесть лет я ушла от мужа. Было множество факторов, но основной — насилие: он бил меня, даже когда я была беременна.

Иногда он отрицает, что такое было, иногда не отрицает. Например, на теле остались следы от шнура утюга, они неровные, любой, даже не эксперт, поймет, что это не нож. Но он утверждает, что я нанесла их сама.

Многие поддерживают бывшего мужа, потому что в их семьях происходит то же самое. Осуждают, что я говорю об этом. Их логика такова: терпело старшее поколение — терпи и ты, раз вышла замуж.

Люди поддерживают здесь очень тесные связи между собой. Родственники — бабушки, дедушки, тети, дяди — и соседи. С одной стороны, это сплоченность, а с другой — люди постоянно оглядываются друг на друга. Для них важно, что скажут и подумают окружающие. И это веками складывалось, так что сложно воспринять ситуацию по-другому, если рассматривать ее с точки зрения дагестанского менталитета.

Некоторые оправдывают жестокость религией.

Существуют хадисы пророка — можно сказать, предписания. Если жена тебя не слушается, сначала отлучи ее от постели. А потом можешь взять палочку и побить ее по определенным частям тела. Это часто используется как аргумент.

Традиции здесь играют большую роль, чем законы. Хоть я живу в Дагестане, а Дагестан входит в состав Российской Федерации, — мы приходим в суд и мой бывший муж не стесняясь говорит, что у него две жены, одна официальная, другая нет. И судья никак на это не реагирует. Было бы такое возможно в другой части России?

О том, как сняла хиджаб и почему было непросто от него отказаться

Мы разошлись с мужем, когда мне было 24 года, а хиджаб я сняла в 29. Есть примеры, когда девочки выходят замуж и их заставляют носить хиджаб. Потому что муж может диктовать такие условия.

Решение снять хиджаб было не спонтанным, я очень долго перед этим пыталась разобраться в себе.

Я видела разные варианты: мою маму, которая жила по-другому, совершенно разных друзей — и мусульманок, и атеисток, и христианок. И пыталась научиться жить, не оглядываясь на общественное мнение, понять, чего хочу. Я больше не хотела быть тем, кем меня назвали.

Я долго этого не делала из желания уберечь детей, боялась, что они могут пострадать из-за моей позиции. Продолжала носить платок — просто накидывала его или повязывала назад. Я довольно жесткий человек, и мне бы мало кто осмелился что-то сказать. Но я боялась, что кто-то будет внушать детям, что я сделала что-то неправильное. Правда, в один момент стало совсем сложно. Я понимала, что не могу больше предавать себя.

Религия здесь ни при чем. Просто это моя внутренняя потребность — не выглядеть как все. Жизнь в целом достаточно посредственная и серая, хочется разбавить ее яркими красками. Первое время я красила волосы в разные цвета или носила совсем короткую стрижку. Это был остаток того, что в свое время я не была бунтующим подростком. Но я быстро это добрала, и всё прошло.

Мои дети ходили в школу с религиозным уклоном. Когда они только поступали туда, а я приходила в школу с татуировками и короткой стрижкой, никто из учителей меня не осуждал. Но когда я пришла в школу на линейку и 95% мам были покрытые, а я отличалась, — естественно, ко мне было пристальное внимание.

Отношение детей зависит от того, что им транслируют дома, в том числе говорят, как относиться к людям, которые отличаются от них внешне. Ведь сами по себе дети не воспринимают тебя по твоей внешности — им важнее твоя энергетика, как ты с ними общаешься.

Моим детям всё интересно, и им было очень любопытно. Дочь, например, даже хвасталась, что у нее молодая мама, у которой татуировки и необычный цвет волос. Но когда родственники бывшего мужа говорили, что это неправильно, дети начинали задумываться.

Я транслирую свободу самовыражения и показываю детям, что они имеют право на увлечения, могут отличаться от других и не стоит относиться враждебно ко всему изначально. Учу дружбе, верности, честности и открытости. Я даю максимально возможные инструменты, чтобы у детей был выбор. Спрашиваю, что им нравится — какими хобби они хотят заниматься, будь то музыка, рисование или что-то еще.

О дагестанских неформалах

Я не до конца понимаю, почему меня называют неформалом. Ведь кажется, что этот термин никто уже давно не использует.

Создается ощущение, что мы застряли в 1990-х. Люди слушают ту же музыку, смотрят те же клипы и фильмы, что и во всем мире, — и видят в них совершенно разных людей. Но когда встречают на улице человека, который как-то отличается от них, всеми способами пытаются продемонстрировать, что абсолютно этого не принимают.

Когда я надеваю спортивный костюм кислотного цвета или джинсы, иногда представляю, что я турист. И то, как мне особенно было бы неприятно и тяжело понять, почему некоторые люди показывают на меня пальцем или смеются и почему так происходит.

Здесь не нужно прилагать больших усилий, чтобы выделяться. У меня есть подруга, у которой темные волосы и круги под глазами. Такая особенность внешности. Некоторым этого достаточно, чтобы называть ее нефором — готкой, эмо. Хотя, казалось бы, она не настолько ярко одевается и у нее не кричащая внешность. Знаю парня, который очень любит читать, но не рассказывает об этом друзьям. Потому что в почете иметь груду мышц и лезть в драки.

В Махачкале катастрофическая ситуация с мусором. Местная компания вывозила мусор на незаконный полигон, а в конце 2020 года перестала работать — и город утонул в отходах, которые не убирали неделями. Пункты сбора были только для галочки, всё свозили на полигон. В итоге близлежащие села тонут в мусоре, который или жгут, или закапывают, или бросают в реки.

Один мой знакомый встал на улице с картонкой, на которой было написано «Есть вещи поважнее нефоров», и предложил решать действительно важные экологические проблемы. На него обрушилось столько хейта, что ему пришлось удалить не только пост, но и свою страницу из инстаграма на время.

Он иногда ходит в «Дом 15», который считается рассадником нефоров. Это такое общественное пространство, куда может прийти любой желающий, независимо от взглядов. Там есть кафе, проходят выставки и творческие вечера. Туда часто приходят дизайнеры и художники, которые, вероятно, выглядят как-то иначе, и поэтому считается, что это показательное место. Раз ты туда ходишь — значит неформал.

В Махачкале несколько раз отменяли фестивали аниме. Я сама не была там ни разу, но слышала. Возможно, логика противников аниме в том, что это яркие и нереалистичные мультики и персонажи в них такие же и очень похожи на нефоров. Скорее это какой-то триггер сработал, вряд ли кто-то глубоко разбирался в содержании. Это как «Дом 15»: даже если ты там не был и не знаешь, кто туда ходит, всё равно осуждаешь.

Вот такое разделение внутри общества на своих и чужих. В Дагестане часто находят поводы для того, чтобы провести это разделение. Даже в религиозном плане.

Например, есть классическое духовенство, это официальное направление религии. Они толерантные и спокойно доносят свои идеи. И есть, например, радикалы, которых можно узнать по усам, особо выбритым, и подвернутым штанам, у них своя трансляция религии. Радикалы не считают своими братьями и сестрами представителей классического направления.

Я знаю многих ребят, которые не смогли жить по местным обычаям и уехали отсюда. Но здесь также много людей, у которых пожилые родители, или они замужем, или у них, как у меня, бизнес, и они не могут отсюда переехать. Быть не таким как все, но хотеть тут жить и развивать свой край — очень энергозатратная позиция здесь.

Думаю, если бы я изначально строила свой бизнес и заявляла о себе как о свободолюбивом человеке, вряд ли он пошел бы в гору. Когда я открывала магазин, не считалась неформалом, и о том, что это мой проект, решила рассказать только недавно.

В магазин приходят самые разные люди. Девушки в хиджабах, возможно, покупают даже больше, чем остальные, — потому что хотят выражать себя, хотят красиво наряжаться, но не всегда это так просто, если они покрытые. В Дагестане очень развито многоженство, а это значит, что ты всегда должна быть лучше другой жены. Это постоянное соревнование и постоянная гонка, в которой победителя никогда не будет.

О суде

Процесс очень трудоемкий и длится уже год. (Конфликт начался зимой 2020-го, когда бывший муж Нины Магомед увез тринадцатилетнего Мухтара, десятилетнюю Марьям и семилетнего Ибрагима к себе, ничего не сказав их матери. Тогда детей удалось найти с помощью полиции. Это повторилось снова — и Нина подала в суд иск об определении места жительства детей и порядка общения. — Прим. ред.)

Мое дело — не только дело моих детей. Оно уже стало известным, а значит, показательным. Если отсудить у меня детей, таким образом можно сказать другим женщинам: сидите ровно на своих местах, вы ничего не добьетесь.

То, что написано в заключении после первых судов, — полнейший абсурд. У меня татуировки, пирсинг, короткая стрижка и, может быть, цветные волосы — и поэтому я не могу воспитывать своих детей, потому что «не соответствую образу многодетной матери». Но разве детям будет лучше с человеком, у которого две жены, он не содержал детей, задолжал алиментов на 800 тысяч рублей и избивал беременную жену?

Я подала апелляцию, и дети жили со мной. Но ситуация усугубилась после документального фильма с моим участием. Никто не мог предугадать, что вместо помощи получится обратный эффект. То, что я выгляжу не так, как большинство, не значит что-то ядерное и взрывоопасное, но не все это поняли.

Больше двух месяцев я не видела детей. По моей информации, бывший муж, пользуясь тем, что он стандартный дагестанец, получил поддержку от случайного незнакомого человека, который нашел его в инстаграме и предложил отвезти детей к нему. Он без раздумий согласился. Но затем тот человек либо устал помогать, либо побоялся, что ему грозит какое-то наказание по закону, потому что мной были предприняты действия. И сейчас дети раскиданы по родственникам мужа, их сим-карты выкинули в первый же день, они давно не были в школе. С отцом они не живут, потому что квартира небольшая и в ней находилось бы одновременно девять человек. Я боюсь навредить детям и жду ближайшего суда, чтобы понимать, что дальше делать. Уверена, что они и так напуганы, им наговаривают что-то про меня. Позиционируется всё так, будто дети сами от меня сбежали. Но это не правда.

Хожу из одной инстанции в другую, но ничего не сдвигается. Потому что он отец, а законы не работают. Но все прекрасно знают: я буду продолжать бороться.


Поддержать Нину, следить за развитием событий или просто узнать больше о неформальном Дагестане можно в ее блоге в инстаграме.