Освободитель крестьян, убитый революционерами: как власть обращалась к образу Александра II и почему он оказался не нужен современной России

Образ императора во время его правления

Ричард Уортман в его книге «Сценарии власти» довольно точно уловил официальный образ Александра II. Он называет этот сценарий «сценарием любви», в котором Александр представлен как великодушный монарх, который любит свой народ, и тот должен отвечать ему взаимностью. Во время правления Александра II в Российской империи существовала придворная цензура, которая отсекала любые негативные высказывания об императорском доме. Поэтому о нем писали только хорошее.

Все жесты, высказывания в период правления Александра II построены на его очень сильной эмоциональной связи с подданными.

Главное качество, которое описывалось, — это его большое великодушное сердце: он любит всех вплоть до покушавшихся на него террористов. Не случайно царю приписывали слова, цитату из газеты [о террористах]: «…это не преступники, это дети, оставьте их без сладкого».

Также существовала заграничная литература на русском языке и неподцензурная нелегальная литература, которая ввозилась из-за границы или печаталась в последние годы правления Александра II на территории России. Среди этой литературы была условно аристократическая, как «Петербургские очерки» князя Петра Долгорукова, где Александр II описывался как слабый и безвольный, не имеющий политической воли и собственного мнения по поводу реформ, и описывались интриги, существующие вокруг него. А, например, в одной из заграничных брошюр Петра Алисова он описывался как «добрый дедушка Студень» и даже «полусгнившая развалина», старый дедушка с чемоданом, набитым софизмами. Эти характеристики относятся к концу его правления.

И существовала народовольческая революционная литература, в которой Александр II был представлен как кровавый тиран, деспот — Александр Вешатель, потому что при нем возобновились смертные казни.

Александру, когда его убили, было 63 года, и он казался довольно пожилым человеком. И в революционной литературе были описания его как старика, который уже ничем не управляет.

Личность Александра

Александр II как человек — очень неоднозначная, противоречивая фигура. Он был человеком, который не очень любил себя проявлять. Достаточно посмотреть на его пометы на официальных документах: они были ужасно лаконичными, нудными — не сравнить с пометами других императоров.

И в историографии есть большая дискуссия о личной роли Александра во всех его преобразованиях: действительно ли он в этом активно участвовал, в каком качестве, был ли он лично заинтересован и продвигал крестьянскую реформу или он был скорее менеджером.

Мы вообще до сих пор не очень понимаем, что за человек был Александр II.

Что касается последних лет царствования, то в советской историографии встречаются описания его бездействия, которое связывалось с определенным страхом от происходящего. Это скорее направление, которое базировалось на текстах народовольцев 1870–1880-х годов.

Но мы можем посмотреть, как работал госаппарат в последние годы правления Александра II. И при всей его малочисленности он был относительно эффективным, и ни по одному из источников нельзя сказать, что императором руководил в то время страх. Скорее какая-то усталость и искреннее непонимание.

Уортман называет ситуацию покушения на Александра крушением «сценария любви», то есть утратой веры. В текстах современников, описывающих покушение, есть высказывания вроде: «На Александра покушаются как на нелюбимого, а ведь он любим своими подданными».

И сейчас сложно помыслить, что какие-то политические процессы, в том числе террористические акты, в целом можно обсуждать не как политические процессы, а как что-то, связанное с эмоциональной сферой, с любовью или нелюбовью к монарху.

К моменту крушения «сценария любви» Александр II был пожилым уставшим человеком, который не понимал, почему на него охотятся.

Он был сильно разочарован после Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, которая стала проверкой на прочность многих его реформ и в первую очередь его любимого детища — реформы армии. Если верить Долгоруковой, в последний год правления Александр хотел отречься от престола.

При этом сказать, что Александр II в конце царствования ни во что не вмешивался и занимался только проблемами своей второй семьи (Екатерины Долгоруковой), нельзя.

Отмена крепостного права в 1861 году

С точки зрения «Народной воли» крестьянская реформа была абсолютным грабежом. И если мы посмотрим на то, как она была устроена, то поймем, что вообще-то крестьяне переплатили во много раз в связи с выкупной операцией за землю, которую они получили. И получили они свои наделы не в полном объеме в сравнении с тем, как если бы они просто покупали землю на рынке.

Крестьянской реформой были недовольны все. В то же время с начала осуществления реформа шла в связке с надеждами на политическое участие общества и дворянства, которое приносит себя, свои экономические интересы в жертву. Соответственно, предполагалось, что им взамен дадут какое-то представительство в форме парламента или Земского собора.

Вот эта неразрешенность крестьянского вопроса, очень сложная экономическая ситуация и неудовлетворенность надежд на представительство всё правление Александра II раскалывали общество.

Революционеры были совершенно уверены, что царь крестьян обманул, всё сделал ради помещиков — и нужно совершить революцию во имя крестьян.

Убийство, совершенное «Народной волей», и его интерпретации

Сложно сказать, чем было убийство Александра II. Раскручивался маховик насилия, в который оказались вовлечены молодые люди, которые последние десять лет своей жизни, лучшие годы, провели, сначала пытаясь сделать что-то хорошее «в народе», а потом в тюрьмах и на каторге. Они видели гибель своих товарищей и близких, через многое проходили: ссылки, туберкулез. Это одна часть истории — личные судьбы людей, вовлеченных в «Народную волю».

Другая часть — идеологическая, политическая: эти молодые люди были фанатиками революционной идеи.

В целом ставка на террористический образ действий закрывала им возможность всерьез обсуждать будущее, каким они его видят после убийства царя.

То есть в какой-то момент они все усилия направили на это, а дальше, мол, сама собой произойдет политическая революция, они захватят власть и потом каким-то образом обеспечат социальную революцию, о которой они мечтали. Конкретные проекты ими мало разрабатывались из-за веры в русского крестьянина как стихийного социалиста.

Каждое покушение на Александра II усиливало репрессии и разжигало ненависть в революционной среде. В то же время в официальной версии, которую продвигали в речах православное и даже мусульманское духовенство, ситуация подавалась совершенно иначе. Революционное движение внутри страны не было следствием неудачной крестьянской реформы (или классовой борьбы, если мы перейдем на марксистский язык), а было испытанием, посланным Господом. Причем не Александру II лично — его нечего испытывать, он царь-ангел, — а неблагочестивому русскому народу, который отпал от Бога и Церкви и теперь наказывается тем, что на его «любимого царя» покушаются «дети дьявола».

Всё в воле провидения, и до убийства Александра II проповедники говорили: «Вот сколько раз покушались, а убить не могут, потому что Господь не допустит». После 1 марта 1881 года у них была проблема: как объяснить, что Господь допустил цареубийство. И ответом было то, что грехи русского общества переполнили чашу терпения Бога. Ну и заодно это такой мученический венец самому Александру II, который светлым ангелом божьим улетел в рай.

Почему Александра II не канонизировали

Вопрос о канонизации Александра II поднимался, и это результат риторики, сформировавшейся после первого покушения в апреле 1866 года. Покушение на Александра II Церковь объясняла как волю провидения, а его объявляла мучеником или даже сравнивала с Христом, еще при жизни.

И когда Александра убили, в целом было непонятно, как говорить о цареубийстве и кому говорить, учитывая еще придворную цензуру. Поэтому вся литература, вся журналистика пошла по самому простому пути. Если мы посмотрим газеты, которые выходили в марте 1881 года, мы увидим, что они по большей части перепечатывают речи проповедников, сказанные на панихидах в разных городах Российской империи.

У журналистов просто не было языка, чтобы говорить о цареубийстве нерелигиозным образом. И у них не было желания связываться с придворной цензурой.

Дискурс об Александре-мученике, о том, что он святой и улетел на небо, широко распространялся и через речи священников, и через бесконечную перепечатку этих речей, и через многочисленную литературу для народа. И вот это породило ситуацию, в которой народ стал всерьез воспринимать идею святости царя.

В воспоминаниях зафиксировано, что народ ходил с изображениями Александра II в качестве иконы во время крестных ходов. И даже есть иконы, на которых Александр II изображен в гробу. А подушка, на которой лежит его голова, образует над ним фактически нимб. В общем, кто-то воспринял религиозную риторику по поводу покушений серьезно, и культ Александра как мученика в народе был. И это при полном отказе Александра III и его правительства от предыдущего курса и политике замалчивания реформаторского царствования Александра II.

Но канонизировать его не удалось.

К моменту убийства Александра II РПЦ уже давно находилась в Синодальном периоде и практически забыла, что она умеет кого-то канонизировать. Под управлением Синода за XVIII–XIX века было канонизировано только пять святых. И все случаи канонизации были очень сложными и долгими, предполагавшими неоднократные приезды представителей Синода на освидетельствование нетления мощей. Также была большая теоретическая дискуссия в Церкви об обязательности или необязательности чудотворения на могиле для того, чтобы признать кого-то святым.

Чтобы реализовать такую рутинную, отработанную процедуру и канонизировать Александра, Синоду бы потребовалось лет 50–70 — при условии, что на его могилу стали бы массово стекаться толпы верующих и на ней были бы засвидетельствованы чудеса.

К тому же после смерти Александра, уже при Александре III, Церковью управлял обер-прокурор Константин Петрович Победоносцев, который иначе как Сарданапалом Александра II не называл. И вообразить себе, что Победоносцев инициирует его канонизацию, невозможно.

Однако при Николае II, когда началось большое количество канонизаций, ситуация серьезно изменилась, и Синод, помимо прочего, быстро преодолел инерцию неумения канонизировать.

Память об Александре и его наследии в Российской империи

В 1881 году (в год убийства Александра II. — Прим. ред.) было объявлено о сборе денег на строительство храма Спаса на Крови и на памятник в Кремле. Эти и другие процессы установки памятников были запущены очень быстро как реакция на цареубийство.

Нужно учитывать, что в большинстве случаев были установлены маленькие бюстики. Можно сравнить эту ситуацию с тем, что мы сейчас имеем памятники Ленину на любой вкус (и бюджет) во всех населенных пунктах. Так, Александру II было поставлено больше всего памятников в Российской империи, но сколько именно, подсчитать невозможно, потому что в основном они были результатом местных инициатив.

Масштаб этого явления можно оценить на примере пригорода Петербурга: до революции памятники Александру II были поставлены в Мурине, Парголове, Старой Деревне, Ропше, Красном Селе, Царском Селе, Ям-Ижоре. Революцию 1917 года из всего этого многообразия пережили только два памятника — в Хельсинки и Софии.

И все эти памятники Александру были маленькими и дешевыми. Часть сборов на них началась как реакция на цареубийство параллельно с постройкой приделов и установлением негасимых лампад в честь святого Александра Невского и пр. И с установлением вечного поста для той или этой деревни и всех людей этой деревни и для детей, которые родятся 1 марта. Была такая волна разных видов коммемораций в зависимости от того, какие возможности были у того или иного сообщества.

Нельзя сказать, что Александр II запрещался. Скорее образ Александра-реформатора и память о его реформах вытеснялись.

В 1886 году к празднованию первого юбилея освобождения крестьян вышел циркуляр Министерства народного просвещения о том, что запрещено праздновать любые 25-летия. Это была попытка властей всячески затемнить, вытеснить из официального поля обсуждение либеральных реформ. Тускло и незаметно проходили юбилеи остальных его реформ: судебной, 35-летие отмены крепостного права и пр.

Общество того времени было расколото на консерваторов и либералов. Консерваторы говорили, что реформы Александра II — это то, что поставило Россию на край гибели, а либералы говорили, что его наследие — это единственное, что у России осталось в нынешних консервативных условиях.

Либералы пытались организовывать какие-то кампании, но довольно невзрачные. Каких-то масштабных торжеств, сравнимых с отмечанием 900-летия Крещения Руси или даже 500-летия Тихвинской иконы Божьей Матери, по поводу александровских реформ не проводилось.

Вопрос об эффективности или неэффективности александровских реформ — очень сложный. Отчасти они были уже несвоевременными. Александр II сделал всё, что он мог, в тех рамках, в которых мог.

Если на отмену крепостного права смотреть глазами революционеров, то она была ужасно неэффективной. Если мы смотрим на все реформы Александра в комплексе, то за александровское царствование Российская империя продвинулась семимильными шагами на пути к модерну, с институтами, такими как новый суд или армия, построенными на других принципах, нежели рекрутчина. Кстати, военная реформа — единственная, в которую Александр II был очень вовлечен лично.

Но, например, в системе образования произошел большой откат по сравнению с 1860-ми. И в целом большая часть реформ была свернута при Александре III.

Память об Александре II в период СССР

Советская историография тоже была довольно равнодушна к Александру II при большом внимании к крестьянской реформе. Отмена крепостного права была очень хорошо изучена в советское время. Согласно существовавшим тогда концепциям, 1861 год — это такое предреволюционное состояние, когда было множество крестьянских волнений. «Декабристы разбудили Герцена, он ударил в колокол». И завертелось. Ленин в 1913 году сформулировал концепцию революционных ситуаций: «Для революции недостаточно того, чтобы низы не хотели жить, как прежде. Для нее требуется еще, чтобы верхи не могли хозяйничать и управлять, как прежде».

В связи с этим народовольческая охота на Александра II называлась «второй революционной ситуацией», когда революционерам почти удалось свергнуть царизм. Поэтому советским историкам было очень важно заниматься изучением крестьянской реформы и особенно крестьянских волнений 1860-х годов.

В 1911 году Ленин написал короткую статью «Пятидесятилетие падения крепостного права», в которой представил очень простую схему, господствовавшую затем в исторической науке: в отличие от Западной Европы отмена крепостничества в России произошла не вследствие восстания народных масс, а по воле правительства после поражения в Крымской войне и на тех условиях, которые были выгодны власти и помещикам. В результате, согласно этому тексту, крестьяне остались «в прежней, безысходной кабале у помещиков». Вместе с тем, именно отмена крепостного права сделала возможным развитие капитализма и формирование пролетариата в России. Рабочий класс, в отличие от крестьян, способных только на безнадежные стихийные бунты, к 1905 году окреп и повел массы на борьбу против угнетателей, в том числе защищая интересы многомиллионной массы по-прежнему отсталых и бесправных крестьян. Эта же схема была повторена в «Кратком курсе истории ВКП(б)» 1938 года.

При этом было важно изучать вторую революционную ситуацию и как безнадежный опыт немарксистских революционеров: предшественники большевиков, народовольцы, опирались на отсталые крестьянские массы и поэтому не смогли устроить революцию. Большевики, которые сделали ставку на пролетариат, смогли. Во всей этой истории революционного движения масс нет места для того, на кого охотятся революционеры, — для Александра II.

Этот феномен также в целом связан с разными поворотами внутри советской историографии в течение всего советского периода. 1920-е — это время такого безлюдья, когда историки занимались большими процессами: феодализмом, капитализмом и пр. И там не было место царям.

Когда люди «появились» во время сталинского историографического ампира, то был хороший царь — Петр I и были ужасные цари — Николай II, Николай I, Александр III. Александр II оказался в зазоре между этими двумя крайностями.

То есть нельзя сказать, что он был совсем уж ужасным на фоне ужасных, но хорошим, согласно этим интерпретациям, он тоже не был.

В советской историографии фигура Александра II — это фигура умолчания. Крестьянская реформа происходит, но принимает ли он в ней участие, непонятно.

Государственные деятели сменяют друг друга: Валуева — Шувалов, его — Потапов, затем — Мезенцев и, наконец, Лорис-Меликов. Череда имен сановников, в которой нет места самому Александру II. У нас не очень большая историография о нем по сравнению с остальными правителями — и советская, и современная.

Снос памятников Александру II

Памятников Александру II было очень много, и их снос в период прихода к власти большевиков и раннего СССР — это не жест против Александра II, это был жест против концепции и идеи царизма.

Как двуглавых орлов, которых везде много, нужно было сбить, точно также памятники Александру II, которых везде много, нужно было уничтожить.

12 апреля 1918 года был принят Декрет о памятниках республики, согласно которому все бюсты и монументы, связанные с императорами и их окружением, должны были быть сняты с постаментов. За исключением тех, которые обладали высокой художественной ценностью.

В значительной мере Декрет был призван урегулировать и легитимизировать иконоборческий радикализм, начало которому было положено в марте 1917 года демонтажем памятника Столыпину в Киеве, за которым последовал стихийный снос памятников по всей России.

Эти акции породили дискуссию о том, какие памятники должны быть сохранены, в первую очередь среди художественной интеллигенции. Ее представители позднее войдут в созданную в 1918 году государственную комиссию из скульпторов, архитекторов и других профессионалов.

Не было ни одного памятника, который бы считался высокохудожественным произведением, как это было с памятником Петру I Фальконе.

Александра II, на мой взгляд, подвела многочисленность, обилие его памятников. Памятник в Москве, как самый большой памятник в Кремле, современникам действительно казался просто верхом безобразия и убожества. А, например, ценное художественное произведение — храм Спаса на Крови, главный памятник царю-мученику, до сих пор стоит.

Исследованием разрушения имперских памятников в первые годы после революции занималась магистрантка Европейского университета Галина Журавлева. Она обнаружила поразительный факт: в мае 1917 года во Владимире неизвестные обезглавили памятник Пушкину на волне борьбы с символами старого режима. Всего ей удалось выявить по газетам 21 случай разрушения памятников в России с марта 1917 по апрель 1918 года, восемь из них связаны с памятниками Александру II.

Таким образом, большевистский план демонтажа памятников царизма 1918 года подвел итог революционному движению толпы, начало которому было положено сразу после Февральской революции.

После распада СССР

После распада СССР была такая традиционно ожидаемая либерально-консервативная линия, попытка понять, где Россия свернула не туда.

Для многих либералов точкой невозврата было убийство Александра II. В этот период воскресает миф, что 1 марта Александр II подписал конституцию или что-то такое. Нет, он не подписывал.

Эта линия очень простая. Последним либеральным царем был Александр II, потом было два консервативных монарха: Александр III и Николай II. И Россия скатилась в 1917 год. Поэтому нужно удалить это, вычеркнуть два последних консервативных царствования, чтобы изжить последствия большевизма и вернуться к наследию Александра II.

Возвращение к нему в политической риторике и в виде памятников — это 1990-е годы. Всплеск интереса к Александру II происходит в момент, когда команде реформаторов был нужен позитивный исторический опыт реформ, особенно таких, после которых начался экономический подъем, как это было в пореформенной России.

Сейчас в России есть некоторое количество памятников Александру II, и они в основном воспроизводят те бюстики, которые были до революции. Но, как правило, их ставят какие-нибудь организации, которые празднуют юбилеи, связанные со своим основанием во время царствования Александра.

Это одна линия, и последние ее проявления, как мне кажется, были связаны с юбилеем отмены крепостного права в 2011 году. Можно посмотреть речи первых лиц государства, которые, выступая, высказывались об Александре в том духе, что это был либеральный правитель и нужно продолжать его дело. Консервативный поворот в политике привел позже к невостребованности образа Александра: есть о ком гораздо более интересном поговорить.

В 2022 году мы праздновали юбилей Петра I, 350 лет со дня рождения. И можно посмотреть, какой был резонанс, какая реакция вообще может быть на царя. Этого мы совершенно не видели в 2018-м, когда был юбилей Александра II, 200 лет со дня рождения. Это было даже не так ярко, как празднование юбилея Отечественной войны 1812 года. И он был более незаметным, чем, например, юбилей революции в 2017-м.

В Москве в 2018 году прошла выставка, посвященная Александру II, которую многие критиковали. Потому что самый большой экспонат, который там был, — это коронационная карета Александра II с запряженными лошадьми, которая занимала половину экспозиции. Очень красиво, но непонятно зачем. И самое большое полотно выставки — это картина с изображением всех любимых собак царя.

В целом в России есть коммеморативная рутина, она из года в год повторяется. Мы обращаемся к историческим событиям для того, чтобы ориентироваться в нашем настоящем. Процесс празднования юбилеев идет по накатанной довольно давно.

Можно отметить, что в год 150-летия отмены крепостного права было торжественное заседание в Мариинском дворце с участием президента Медведева — с историками, политиками, некоторое количество текстов, речей. Можно сравнить этот юбилей с юбилеем 1911 года, когда праздновалось 50-летие отмены крепостного права. Была иная история: скорее его отметили выходом книг, чем массовыми народными гуляниями.

В современной культурной памяти сосуществуют три нарратива: Александр II — это царь, который провел либеральные реформы и вернул России международный престиж после позорного поражения в Крымской войне; Александр II, который провел реформы, и его за это убили; и Александр II, после реформ которого Россия покатилась к 1917 году.

Фактически это три разных правителя. Нельзя сказать, что происходит борьба этих образов между собой, скорее они принадлежат разным частям русского общества, раскол в котором проходит как раз по линии пользы или вреда либерального западного опыта для судьбы России.

Интересно, что на открытии памятника Александру в 2005 году в Москве патриарх Алексий в своей речи фактически воспроизвел дореволюционный официальный нарратив, восхваляя заслуги императора, отменившего многовековое рабство, закончившего Кавказскую войну и освободившего братьев-славян на Балканах. Итог жизни Александра II, однако, был подведен фразой «Погиб 1 марта 1881 года в результате террористического акта».

Есть общее безразличие, которое после короткой вспышки интереса в 1990-е можно наблюдать еще и на примере телепроекта 2008 года «Имя России». Александр II c трудом попал в первую десятку, проиграв не только Сталину и Ленину, но также Пушкину и Столыпину.

Для того чтобы Александр II был нужен не ситуативно, необходима такая ситуация, в которой либерализм — это хорошо, потому что на нем висит ярлык «царь-либерал». Должен быть запрос на реформы с целью либерализации и модернизации, в первую очередь экономических. Если политика иная, при консервативном консенсусе, когда ничего модернизировать не нужно и реформы, сближение с Западом тоже не требуются, то тогда и Александр II не нужен.