На себе не показывай! Зловещие ампутанты в советском кино

Семидесятые начинались по-разному. Значение одного события, ничтожное для других, кому-то казалось историческим и грандиозным. Важнейший датой, безусловно, было столетие В. И. Ленина, якобы повелевшего переправить голову последнего императора в Лондон для магических опытов.

На самом деле в Лондоне остался писатель Кузнецов, не оправдав доверия органов, чью бдительность он усыплял годами. Евгений Евтушенко, не имевший проблем со въездом и выездом, дал живописную оценку поступку своего ровесника и коллеги:

«Да, в нашем поколении были стиляги и плесень, но они не представляли нашего поколения в целом, также как сегодня его не может представлять липкое, заискивающее лицо диккенсовского Урии Гиппа под псевдонимом месье Анатоля».

Сказано в 1971-м, когда одноименная английская группа была уже достаточно известна в СССР и не вызывала прямой ассоциации с романом Диккенса. Зато все знали голову покойника на обложке первого диска Uriah Heep, одной из самых страшных в истории рок-музыки. Свободный мир презентовал себя комсомольцам в виде выплывающей из мрака головы незнакомца, погибшего явно насильственной смертью. Скорее всего, погребенного живьем.

Тем не менее, группа прижилась и не растеряла поклонников.

Глядя на отвратительное фото, кое-кто полагал, что так должен выглядеть Шурик, замурованный напарником в первом эпизоде комедии Гайдая: в твоем доме будет играть музыка, но ты ее не услышишь…

Смелые фантазеры утверждали, будто Голливуд снял продолжение, выкупив права на картину, как и в случае фильма «Планета бурь», в котором герой Александра Демьяненко выходит из могилы.

Семидесятые начинались с ужасного.

В течение двух лет Дарио Ардженто завершил свою кровавую трилогию, выпустив один за одним три фильма с длинными названиями и гениальной музыкой Морриконе. В последнем, несколько вымученном, должны были играть Deep Purple. Случись это и попади «Четыре мухи на сером бархате» в советский прокат вместо, скажем, «О, счастливчика» — картина собрала бы миллиарды, заткнув за пояс саму «Есению», ради которой по морозу плелись в города полчища колхозников.

Семидесятые начинались с неудач. «Пепл» Ардженто пригласить не удалось, мсье Анатоль, оказавшись на Западе, не написал ничего значительного, продолжая баловать советскую аудиторию беседами по радио «Свобода». Поклонники у них были, но сенсаций не случалось.

Смотреть ужасы Ардженто советскому подростку было негде. Если удалить из них садизм и наготу, от метража останется минут сорок. Зато на экраны вышло «Освобождение Лорда Байрона Джонса», где чернокожую нимфоманку играет уникальная Лола Фалана, а шерифа-расиста скармливает сенокосилке отсидевший паренек, которому этот честный фермер исковеркал всю жизнь. Как обычно, у нас решили, что для съемок этой сцены был использован тамошний «зэк», приговоренный к смертной казни.

Семидесятые начинались с экранизаций и публикаций. «Байрон Джонс» снят по роману Джесси Хилла Форда, где все далеко не так однозначно, как в голливудской агитке. Немало места отведено афроамериканской готике и фольклору. Одно из моих любимых мест читается так:

Can’t nothing stop old Death because He carries a railroad watch in His vest pocket and He’s always on time to the tick. He’s always on the job and He never takes no rest. He rides the black paddyroll wagon day and night, and when you hear it thunder, that’s Him, crossing a bridge somewhere!

---

Смерть ко всем приходит беспрепятственно и по расписанию, потому что в жилетном кармане у нее тикают вокзальные часы. Смерть постоянно занята и не знает ни минуты покоя, разъезжая в черном купейном вагоне. И если где-то грохочет, это Смерть несется за кем-то из нас по мосту!

Примечательно, что трагедию чернокожего гробовщика по имени Байрон экранизировал ни кто иной, как Уильям Уайлер, хорошо знакомый советскому зрителю по таким шедеврам кино-лирики, как «Лучшие годы нашей жизни», «Римские каникулы», «Сестра Керри» и, конечно же, «Смешная девчонка».

Среди персонажей «Преисподней» Дарио Ардженто выделяется антиквар Казанян, не похожий на антиквара. Его играет характерный актер Саша Питоефф, больше похожий на советского человека с тюремным или военным прошлым. Чего нельзя сказать о сыне великого Шаляпина, который неотразим в образе типичного представителя сумрачной аристократии.

Когда угрюмый инвалид Казанян отпирает свою лавку, мне сразу слышится «Костылем стучу в дверь ресторана» в исполнении Аркадия Северного, который в свою очередь мог бы сыграть всех героев Эдгара По вплоть до Гордона Пима.

Семидесятые начинались с публикаций и экранизаций. Бунюэль снова взялся за Переса Гальдоса, увековечив одноногую Тристану, которой восхищался Альфред Хичкок, заснявший груды протезов в освобожденном Красной Армией Освенциме.

В антологии сказочной фантастики промелькнула «Рука Геца фон Берлихингена» — история бессмертной конечности, одержимой жаждой смертоубийства:

По шторе носилась тень — тень отвратительного гигантского паука.

Существо бегало вверх и вниз, бешено крутилось на одном месте и вдруг пропало из моих глаз.

И тут же с противоположной стороны улицы, раздались душераздирающие призывы о помощи…

Экранизацию приключенческой повести «Зеленые цепочки», осуществленную Гелием Ароновым на «Ленфильме» заметили только школьники средних классов, озабоченные поиском героев-однолеток.

А между тем речь идет о постановке, чьи отдельные положения и лица не имеют равных в мировом кинематографе или как минимум не уступают самым смелым образцам зарубежных ужасов.

С другой стороны улицы доносится стук костылей — это покидает лавку месье Питоефф. Обождем, пока он сольется с толпой будущих блокадников в массовке «Зеленых цепочек»…

Клешня Пауля Рихтера

Сентябрь 1941-го — черный поезд Смерти докатился до мирного Ленинграда. Помимо бомбежек и артобстрелов городу не дают покоя вредители. Диверсия на хлебозаводе — взорвана котельная…

Но фильм начинается безобидно, как «Скромное обаянии буржуазии» Бунюэля. По шоссе шагают школьники. Высокий мужчина в кепке просит ребят поднести чемодан, который ему, однорукому, трудно тащить. Вторую он потерял не то на озере Хасан, не то в Финляндии.

«Дядя Петя» сыплет загадками и поговорками, внушая пионерам симпатию и доверие. Заметив патруль, проверяющий документы, он скрывается в кустах «куда царь пешком ходил». Появляются немецкие самолеты. Дети спасаются на попутной машине, прихватив тяжелый чемодан Дяди Пети. Среди городских развалин они вскрывают чемодан, в котором вместо редкостных минералов обнаруживается арсенал сигнальных патронов и ракетница. Самый дерзкий парнишка стреляет. Средь бела дня по небу расползается пятерня зеленых цепочек. С их помощью горстка одержимых во время ночных налетов указывает объекты разрушения врагу. Заметив в небе дымовую клешню, моментально прибегают чекисты, ребят задерживают…

Внешне дальнейший сюжет вращается вокруг поимки банды диверсантов, которой руководит демонический Дядя Петя, но какими эпизодами насыщен этот шаблонный сюжет! Тут и нервозный вредитель-одиночка (у американцев таких личностей играл Элиша Кук-младший). И «собака баскервилей», которую хозяин-монстр подкармливает костями неизвестного происхождения. И небывалая по жестокости и динамизму драка на квартире у Птенчика. Это побоище я сравнил бы со сценой задержания агента по кличке Католик в шпионской картине «Выстрел в тумане». И часики Смерти, продолжающие тикать, когда остальные хронометры смолкли.

Предмет особого внимания — поиски шпиона-ампутанта в блокадной бане. Пожалуй, это самая шокирующая сцена в кинематографе, предназначенном для детей среднего школьного возраста.

Ангела-хранителя, также как в «Тайне двух океанов» и «Рокировке в длинную сторону», играет Павел Луспекаев. Жить замечательному актеру оставалось совсем недолго. К моменту съемок ему удалили ступни обеих ног, и в отдельных кадрах он передвигается с палочкой.

Самое ужасное в этом детском фильме — наглядное стремление к самоликвидации, «воля к смерти» жутких и жалких пособников Дяди Пети. Эти зомби-добровольцы методично навлекают неминуемое на себя, стараясь нанести максимальный вред тому, что их окружает. Каждый из этих типов в сущности маленький «гитлер», с азартом играющий свой трагифарс пролонгированного суицида.

Чемпионом по этому экстремальному виду спорта безусловно является молодой уголовник-растлитель Валет в блистательном исполнении Аристарха Ливанова, которого нам еще предстоит сравнить с другим большим артистом советского экрана и театра.

«Зеленые цепочки» — первая часть трилогии Германа Матвеева, чей фильм «Тарантул» мы поминали добрым словом в одном из предыдущих очерков. К сожалению, «Тайная схватка» — связующее звено между «Цепочками» и «Тарантулом» — так и не дождалась экранизации, пока ее еще можно было осуществить без искажения характеров и колорита.

Для внимательных читателей мы нередко позволяем себе отступления, на первый взгляд далекие от основной темы. Возвращаясь к «Тарантулу» в исполнении Владимира Головина, следует отметить, что этому актеру близок Вольфганг Грезе (его коллега из ГДР), верховный кагуляр Бланшар в фильме «Тени над Нотр-Дам». Среди прочих удач товарища Грезе — детективы «Проект «Аква», «Дело Тимо Ринельта» и «В двенадцать часов придет босс», где его дублирует Михаил Глузский.

Фанатичный профессионал Пауль Рихтер, пожертвовав фюреру руку, заменил ее смертоносным протезом в виде зеленой клешни, созывающей стервятников на ночное пиршество. Но победит в этой схватке с врагом хладнокровный гуманист Луспекаев.

Финальная фраза «Зеленых цепочек» сделалась детским афоризмом. Для ее произнесения подыскивали повод в дворовых играх, подчас довольно жестоких. Звучит она так:

Стреляй! Я — покойник.

Гениальный способ маскировки

«Вода, вода… кругом — вода» — гипнотический припев советской песни на стихи Константина Ваншенкина вспоминается, когда читаешь глазами восторженный отзыв Хичкока о бунюэлевской «Тристане».

«Нога! Нога! Ох уж эта нога!» — казалось бы, простейшие слова, но так и тянет перелистать всю книгу, чтобы увидеть их еще раз.

«Тристану» у нас показывали редко и далеко не каждому. Но и сам фильм, прямо скажем, на любителя экранизаций классики теперь уже позапрошлого века.

Зато при желании можно было прошмыгнуть на «Бей первым, Фредди!» — датский «фильм для взрослых», высмеивающий работу западных спецслужб. Командой убийц в этой смешной истории руководит мрачный субъект Колек с механическим ножом в черном протезе руки. Актер, играющий тупого шефа, — временами вылитый Ширвиндт, пародирующий рейхсмаршала Геринга во гневе, а молчаливые бандиты в кожаных плащах напоминают гестаповцев. Впрочем, один из них издает живописный вопль, пронзенный страшным протезом своего шефа.

Простачок Фредди не так прост, да и сама картина — шведский стол деликатесов Swingin’ Sixties. От культовой инструменталки в стиле The Shadows до прелестей гимнастки Сони, ради которых женатые граждане смотрели этот фильм по восемь раз.

На тайном языке телепатов число 88 означает намерение зрителя «присоединиться к сообществу» или «вступить в организацию» — стоит ли?

Так инструктирует свою партнершу медиум Стентон Карлайл на страницах «Аллеи кошмаров».

Преступная группа или звено шпионской сети обязательно предполагает человека с увечьем, будь то персонаж Джорджа Кеннеди в чудесной «Шараде» Стенли Доннена или шейх Абу Хамза, превративший крюк в подобие трости Фреда Астера. Правда, музыку к его эскападам сочиняли не Ирвин Берлин или Коул Портер, а электронный любимчик люмпен-богемы по прозвищу Мазлимгауз.

Итак, 88 — готовность примкнуть к движению или братству и машина марки Rocket 88, воспетая Джеки Бренстоном ровно семьдесят лет назад в одноименном рок-н-ролле. Но для нас это в первую очередь миллионы трупов и сотни тысяч калек, которым не на чем отплясывать послевоенные танцы.

Помните руку Геца фон Берлихингена — она упала в воду с громким всплеском и теперь охотится на дне, в бессильной злобе кидая подводные зиги обывателю, не подозревающему, какое зло шевелится у его здоровых ног. А на питерском небе временами возникают зеленые пальцы Дяди Пети в виде игры воображения и оптического обмана.

Выражение «гениальный способ маскировки» звучит во второй серии эпопеи «Щит и меч». Дело касается отправки в советский тыл разведчика-инвалида после соответствующей операции. Подходящим для этой роли оказывается курсант Гвоздь. Его играет Всеволод Сафонов, не знающий соперников в плане фатализма, сарказма и горечи.

Агент Гвоздь не встает на путь измены в отличие от других предателей, блистательно сыгранных Сафоновым в сериале «Совесть» и шедевре декаданса «Без срока давности» по сценарию Владимира Кузнецова, чей «Человек без паспорта» принадлежит векам.

«Щит и меч», magnum opus Владимира Басова, пересказывать своими словами кощунственно. Как только мозг устает от чересчур осязаемых деталей психологии и быта, моментально появляется Дядя Вилли, каждая фраза которого — афоризм.

Альгимантас Масюлис стал всенародным наци номер один после этой картины — помесь лорда Генри с мелким бесом в мундире СС. Вместо ампулы с ядом этот фигляр-фанатик носит в себе каплю еврейской крови, несовместимой с жизнью правоверного нациста. Кроме того, дядя сквозь пальцы смотрит на пылкие отношения племянника Генриха с Йоганонном Вайсом, чью темную сторону на экране символизируют Алла Демидова и Валентина Титова.

С этой точки зрения даже название первой серии читается не менее символично: «Без права быть собой». Однако довольно однополых спекуляций, избранная нами тема достаточно дика и без них.

Безукоризненно действует ваш инвалид Гвоздь — вынужден признать, обманутый русскими заместитель рейхсфюрера Гиммлера.

Борьба продолжается.

О, эта нога! — восхищается католик Хичкок, неутомимый исследователь «греховного помысла», тем, что показал ему «атеист божьею милостью» Бунюэль. А мы любовались протезами на помойке, не отличая, где мужской, а где женский. И кто тут «Гвоздь», а кто — «Тристана». У кого-то не было и таких. Только костыль, чтобы стукнуть в дверь ресторана Inferno.

Тристана и ее братья, или Курагин без наркоза

«Зеленые цепочки» — значительно более жестокая картина, чем фильм Бунюэля о превращении сироты в одноногого деспота. Я бы сравнил постановку Аронова с «Крысами» Курта Сьодмака, которые чудом просочились в советский прокат и так же быстро исчезли в развалинах поверженного Берлина, где тоже кто-то корректировал удары авиации союзников.

Белокурая Тристана подавляет волю всех подряд — от сластолюбивого дядюшки-аристократа до слабоумного детины-садовника. Растлителем номер один в «Зеленых цепочках» является не нацист-ампутант, а денди-подонок Валет — козырная карта в колоде мелких бесов Пауля Рихтера, вызванных к жизни слухами о каннибализме в осажденном городе. Посещение Птенчиком ночного кладбища носит все признаки посвящения в какой-то нездоровый культ.

Социальное происхождение Валета неведомо, мы даже не знаем, как его зовут на самом деле и каким путем на него вышел Рихтер, также возникший ниоткуда в толпе гонимых обратно отпускников.

Перед нами очередной «сын» Дракулы, запрограммированный сеять зло и damnatio — бессмертие без надежды на спасение души.

Персонаж Аристарха Ливанова хорош собой и одет со вкусом, но вместо того, чтобы вызывать симпатию, он излучает снобизм и угрозу. Валет ведет себя как злой дух, а вина за его появление лежит на том, к кому явился. Это к вопросу о «греховности помысла», который сэр Альфред Хичкок пытался решить в таких неудобных драмах, как «Я исповедуюсь» и «Под знаком Козерога».

И Валет, и сыгравший его молодой актер, заслуживают отдельного осмысления.

В жанре военных приключений детские «Цепочки» имели куда более изощренных конкурентов в лице «Одного из нас», «Белого солнца пустыни», «Красной площади» и, в первую очередь, «Офицеров».

Актеры-близнецы разных поколений — феномен распространенный. Леонида Губанова в «Казаках» элементарно принять за хорошо сохранившегося Николая Гриценко.

Сходство с Гэри Купером не забыл отметить остроумный Геннадий Полока в шпионском спуфе «Один из нас».

Валета можно спутать с Василием Лановым, как на первых порах путали Миронова со Смирнитским. Но, в отличие от незабвенного Ланового, Аристарх Ливанов способен играть злодеев, забывая про репутацию. Ведь зрителю запоминается имя актера, а не зло, содеянное его персонажем.

Ливанов одинаково неисправим и убедителен и в «Цепочках», и в роли сиониста-мефистофеля Миши Бриша, и в роскошной «Линии смерти» у Всеволода Шиловского, в чьем активе тоже немало негодяев и неврастеников.

А между тем, Лановой — это не адаптированный под «артхаус», полноценный «Солярис», это первый (до Николая Волкова-младшего) телевизионный Шерлок Холмс, а также инспектор Браммелл из теленуара «Соучастие в убийстве».

Отрицательный герой Ланового — не идейный проводник зла, но скорее жертва собственных слабостей и суеверий. Люди этого типа уверены, что идут напролом, петляя вокруг да около.

Таковы его барон-сатанист в «Слезе дьявола», и князь Анатоль Курагин — самый обаятельный ампутант советского экрана после Евгения Матвеева («Дом, в котором я живу»): чириканье его протеза с азартом передразнивали циничные дети, закормленные военной тематикой вместо жвачки и кока-колы.

Жуткая, недопустимо наглядная сцена ампутации курагинской ноги на глазах у Андрея Болконского стала возможной исключительно благодаря авторитету Сергея Бондарчука и Льва Толстого. При широкоформатном просмотре эти кадры шокируют сильнее Хершела Льюиса и Ардженто.

Любопытно, что тема хичкоковской ноги не обойдена и в тексте романа.

Quelle pied! Quelle bouche! — Что за ножка! Что за ротик! — лопочет лихой Анатоль, не ведая, что и ему уготована судьба Тристаны: его превратят в калеку те, на чьем языке взвинчивает свою похоть сей молодой повеса.

Привет от Копейкина

На самом деле надпись гласила «Привет от Семенова!» — атаман-белогвардеец прислал противнику целый вагон замученных им красных. В школе, где я учился, черчение и рисование преподавал инвалид Семенов.

Тема, омраченная клеймом непоправимости, требовала разрядки смехом.

Если судить по художественным произведениям, калек в послевоенном мире было больше, чем тех, у кого все цело.

Шурик притворяется незрячим, чтобы согнать с места хулигана, едущего сдавать бутылки. Параллельно этой сценке у Гайдая, с воплем «Товá…!!!!» падает в шахту персонаж Олега Борисова в драме «Рабочий поселок».

Руководит колхозом однорукий Михаил Ульянов, которому пакостит чекист Калоев, прообраз товарища Саахова. Это уже «Председатель» — плод фантазии Нагибина, одержимого аномалиями с привкусом «бунинщины». Проблеме чудовищных «утюгов» и «самоваров» этот неистовый мизантроп-параноик посвятит целую повесть, которая благополучно минует цензуру несмотря на «сцены насилия и секса». Ее даже экранизируют, изрядно приукрасив образы «не людей, а каких-то совсем новых существ».

Человек, лишенный чего-то, найдет отражение в песенном гиньоле у Высоцкого: «Жил я с матерью и с батей», Галича: «Так подчаль меня, друг, за столик», «Вон у Нинки — без ноги да с язвою» и на волнах «Радио Свобода» у легендарного Леонида Пылаева:

В Севастополе, усевшись на скамеечку,
обращаясь к молодому пареньку,
я прошу его: подай, браток, копеечку,
помоги, браток, герою-моряку.
У меня, браток, ведь тоже были ноженьки,
я, как ты, в такой же бархатной тиши,
по такой же самой по дороженьке
на свиданье к своей девушке спешил…

Плюс «Крик и снова крик» британской группы Amen Corner в одноименном хорроре о насильственном лишении конечностей для производства совсем иных существ, которыми бредил Адольф. Интересный, пророческий фильм, обратите внимание.

Одним из моих любимых киноинвалидов был и остается безымянный «француз» — оперный певец Люсьен, которому фашисты удалили язык за то, что он в лагере пел «Марсельезу».

В булганинском шедевре «Без вести пропавший» его играет Лев Бордуков, будущий супершпион Хоук, он же «мистер Лекарство», он же агент 012, Бальтимора, 42-е авеню, 32. Это уже «Следствие продолжается» — культовый бакинский триллер с музыкой Полада Бюльбюль-оглы.

Мученичество и героизм стали объектом пародии задолго до «Батальонного разведчика». Патриархом этого сомнительного субжанра безусловно является капитан Копейкин, которого никак нельзя удалить из отечественной словесности:

…один изобрел деревянные ноги таким образом, что при одном прикосновении к незаметной пружине уносили эти ноги человека Бог знает в какие места, так что после нигде и отыскать его нельзя было.

Бог знает в какие места… Любопытно, что родоначальник мифа о Копейкине, гоголевский почтмейстер, отшивает любителей дармовщинки убийственным аргументом «вы пальцами своими невесть в какие места наведываетесь».

Вот и мы сегодня посетили фрик-шоу, устроенное кинематографистами на свалке поломанных судеб. И неизвестно, какой из его экспонатов ужаснее — чирикающий протез Матвеева, или гортанные звуки, которые издает француз, ведущий на расстрел изобличенного провокатора Кухту.

История Копейкина доработана Достоевским в романе «Идиот».

«С черносвитовской ногой, говорят, танцевать можно», — такая фраза не каждому и во сне приснится.

Свою мясную ногу, предварительно справив по ней панихиду, чиновник Лебедев хоронит на Ваганьковском кладбище. Более того, он водит экскурсии в Кремль, демонстрируя трофейную пушку (одиннадцатую от ворот), выстрелом из которой его, ребенка, изувечил наполеоновский бомбардир.

Странно, что на волне русского панка так и не появился проект «Дети капитана Копейкина», хотя это название подходит ко всем исполнителям данного направления как приписка «оглы» или «задэ».