Алжирские художницы, ливанские редакторки и беглянки из Катара. Кто есть кто в мире арабского феминизма

Арабский феминизм: про ислам и без него

Если поиграть в ассоциации и вместо «гендерно-нейтрального» фрукта сказать «феминизм», то у каждого сразу появится свой набор представлений: у кого-то это активистки с фиолетовыми флагами, у других — история про суфражисток и эмансипацию женщин, у третьих — эрос со страниц А. Коллонтай или, например, работы Вульф по поводу того, что мы видим в понятии красоты. Однако если в этой игре делать всё на восточный лад, то ассоциативный ряд будет иметь другие коннотации.

Феминизм как продукт европейской культуры появился на колониальном Востоке с прибытием прекрасных представительниц метрополий. Юбертина Оклер стала одной из них. Во Франции она выступала за избирательные права женщин, распространив сам термин «феминизм» со страниц своей газеты La Citoyenne, а во французском Алжире обличала несправедливость и критиковала арабский мир. Высказывания Оклер были скорее о женском бесправии на Востоке, но в дальнейшем ее статьи восприняли как оправдание французскому колониализму — спасательному кругу для алжирок, тонущих в арабском патриархате.

Когда колониальный период на Востоке формально завершился, феминизм, вслед за другими европейскими идеями, остался в этом регионе. Египет стал первой страной, где феминизм обрел «местных» идеологов, например Касима Амина — философа и юриста, который первым среди арабов заговорил о женских правах.

Феминизм по-арабски обозначается словом «нисавийа» (نسوية), он стал важным политическим инструментом как для колониальных держав, так и для местных правителей, а позже взял на себя роль механизма воздействия США и мирового сообщества на процесс демократизации арабских стран.

Под термином «нисавийа» в арабской среде чаще всего понимается исламский феминизм. Хотя «нисавийа» может предполагать секулярность, но разделение веры и прав женщин в контексте арабского мира вещи скорее частные.

Как и любое другое явление на арабском Востоке, феминизм невозможно представить без толкования Корана, на который ссылаются сторонники и противники фем-активизма.

Сура «Ан-Ниса» формулирует основные положения по отношению к женщине, а концепция «кавама», то есть буквально опекунство мужчины над женщиной, рождает пространство для интерпретации женской беспомощности и служит объяснением отсутствия равенства полов среди противников феминизма, и, наоборот, представление этой концепции как идеи заботы, а не насилия — карта в руках фем-сторонниц.

Но толкование сур Корана только одно из проявлений исламского феминизма, другое — активизм. И здесь стоит выделить основные проблемы современных арабских женщин, к решению которых призывают активистки: доступ к образованию и работе, свобода по отношению к своему телу — в ряде арабских стран женщин обязывают проходить тесты на девственность, буквально засовывая им два пальца во влагалище без их желания, женское обрезание также встает в ряд с такими практиками, а еще существуют полигамия и проблема ранних браков.

Поэтому арабский феминизм отличается довольно большой палитрой: от ислама, национализма, феминизма как политического механизма и инструмента влияния других держав до борьбы против уничижающих практик. Карта арабского феминизма при этом такая же пестрая, как и карта Востока, и в каждой стране свои героини.

Может ли Египет стать землей обетованной для мусульманских феминисток или традиции не победить?

Долина Нила, египетские фараоны и судьба Клеопатры, как и истории про «тусовый» Шарм-эш-Шейх, — только часть наших общих представлений о Египте. Часто за их рамками остается роль этой страны в событиях XX века, как и история египетского женского движения. Но, пожалуй, именно в женском вопросе Египет — один из трендсеттеров в исламской среде.

Уже в начале XX века египтянки являлись одними из главных участниц бунтов против британского колониального управления. Героиней этого периода стала Худа Шаарави, ее судьба «стандартна» для богатых девушек Египта: детство и юность в безопасном гареме, ранний брак внутри семейного круга, красивая и беспечная жизнь. Поворот в судьбе Худы произошел, когда она получила образование в Каирском университете. Вдохновленная знанием, Худа создала Египетский женский союз и вместе с еще одной известной активисткой, Сафией Заглул, и 500 последовательницами вышла на баррикады, сняв хиджаб. Главной целью этих женщин и достижением всех событий 1919 года было освобождение Египта от управления британской короной.

Революционность тех лет стихнет, но яркий эпизод в женском движении случится в стране еще раз. В период «арабской весны».

Видео женщин с площади Тахрир

«2011 год стал для египетских женщин еще одной сценой славы. Мы не только участвовали в акциях протеста, но и создавали его. Я помню, много раз во время революции, особенно в последние дни, люди начинали сдаваться. И именно женщины были теми, кто мотивировал участников протеста оставаться на улице», — рассказывает в интервью Далия Зияда, арабская феминистка новой эпохи.

История Далии мало перекликается с судьбой ее предшественницы Худы: она выросла в обычной семье, отец был военным, а мать работала учителем. По ее словам, она уже в 8 лет открыла для себя, что такое протест, когда выступила против насильственных операций на половых органах, традиционной практики в ряде стран, включая Египет. Главное, что роднит истории этих феминисток разных эпох, — доступ к образованию. Далия училась в США, где усвоила важность прав человека как таковых. Уже в канун «арабской весны» CNN назвала ее одним из «агентов изменений» на Ближнем Востоке.

Пик политической активности Далии — прямое участие в свержении режима Хосни Мубарака в Египте. Она и сейчас в качестве директора Liberal Democracy Institute отстаивает права и свободы и, как полагается, много пишет в Twitter.

Египетская журналистка Мона Элтахави, которая сейчас проживает в США, демонстрирует совсем иной подход в активизме. Мона, ужасно острая на язык, как-то емко высказалась о политической ситуации в Египте:

«Мы смогли вытолкать Мубарака из президентского дворца, но нам еще предстоит разобраться с ним в наших головах».

Традиционные установки плотно засели в египетском обществе. Это стало одной из причин, почему Мона Элтахави оказалась в Штатах. У нее довольно прогрессивные взгляды для египетского общества: открыто поддерживает ЛГБТ и ходит с разноцветными волосами. Она ведет блог, в котором постит много своих выступлений по теме фем-активизма, актуальных новостей о правах женщин и не только.

Надин Ашраф — еще одна активистка, которая, как и предыдущие, имеет «американский след». Надин закончила Американский университет Каира, а летом прошлого года запустила вместе со страничкой в инстаграме движение Assault Police. На аккаунт за неделю подписались более 70 тысяч человек (сейчас 347 тысяч). В Assault Police Надин предала огласке случай сексуального насилия в своем университете, который замалчивали несколько месяцев. Очень быстро страница превратилась в платформу, на которой девушки, попавшие в аналогичные ситуации, могли поделиться своими историями и по желанию обнародовать их. Деятельность активистки поддержал даже Аль-Азхар (одно из самых престижных исламских учебных заведений мира). При этом, несмотря на благодарности со стороны пострадавших, сама Ашраф стала получать угрозы, и на короткий период ей пришлось удалиться из всех соцсетей. В ноябре 2020 года Надин вошла в список 100 самых влиятельных женщин мира по версии BBC. В планах девушки создание на базе Assault Police благотворительной организации, которая сможет в режиме реального времени помогать женщинам, подвергшимся сексуальному насилию.

Гендерное равноправие по-прежнему остается темой для политической борьбы в стране. Усилия феминисток сцеплены с «государственным феминизмом», который всё еще видит в них врага семейным ценностям. Поэтому пока традиции впереди.

Ближневосточные франкофоны и их методы в отстаивании женского вопроса: интернет-активизм, искусство и литература — что эффективнее?

Египетский формат фем-движения не является исключительным в исламском мире, ближайшие соседи, где эти идеи выросли из другой почвы, — бывшие французские колонии. Поэтому, если придерживаться представления о том, что наше сознание и мышление формируют язык, французское Oh là là! и исламская традиция должны формулировать феминистскую повестку в ином виде. Искусство, литература, некоторое единство с европейской общественностью — мотивы, присущие франкоговорящим странам, например Алжиру, Ливану и Марокко.

Алжир: искусство и интеллектуалки

В Алжире новая культовая фигура в мире феминизма — фейсбук-аккаунт под именем Милорд Барзотти (араб. ميلورد بارزوتي). Однозначно сказать, девушка это или парень, нельзя, но Барзотти, как Anonymous, только в мире феминизма, транслирует голос женщин, обличая преступления против них. Про этот радикальный аккаунт говорят, что за ним стоит активистка, которая получила экономическое образование в 2014 году, а потом из-за своей позиции подверглась преследованию и стала выступать анонимно.

Кроме феномена интернет-активисток Алжир смог оставить свой след в истории европейского феминизма. После заметок Оклер, в 1960-е годы, международную огласку получило дело Джамили Бупаша (Djamila Boupacha). История стала известна благодаря участию адвоката-феминистки тунисского происхождения Жизель Халими и ее подруги Симоны де Бовуар. Джамилю, участницу «Фронта национального освобождения Алжира», обвинили в попытке совершить террористический акт. Оказавшись в тюрьме, она стала жертвой насилия и издевательств полиции. Приговоренную к казни Бупаша поддержала целая плеяда интеллектуалов: к Халими и Бовуар присоединились Жан-Поль Сартр, Луи Арагон и Женевьев де Голь, а Пабло Пикассо написал ее портрет.

Бупаша была освобождена, а Халими издала книгу с предисловием Симоны де Бовуар об этом громком деле, позже история была экранизирована и вышла в прокат как раз в канун «арабской весны».

Это дело было не только про насилие в тюрьме, оно отстаивало права женщин на их собственное тело.

Вообще феминизм через призму искусства — алжирская тема, и Амина Зубир тому пример. Как художница, режиссер и феминистка, она создает инсталляции и перформансы на тему телесности. Амина деконструирует язык тела, обращаясь к алжирской идентичности. Самая известная ее работа-перформанс называется «Займи свое место!» (Prends ta Place!), в которой она открыто демонстрирует одобряемую женственность в традиционно мужских пространствах: футбольное поле, мужская парикмахерская, кафе.

Алжирский феминизм очень разноплановый, но при этом мало связан с другими активистскими проектами. Один из последних протестов в Алжире — «революция улыбок» (известная также как движение «Хирак») в 2019 году — только усилил раскол между феминистками и активистами, выступающими за демократические изменения. Сторонники движения не поддержали лозунги феминисток и не стали включаться в их борьбу, что сделало феминистское движение в стране движением меньшинства. Аналогично не прислушалось к ним и государство.

Поэтому представить алжирский феминизм можно как футбольную кричалку Оne, two, three viva l’ Algérie — лозунг вдохновляющий, но не всегда про единство его декларирующих.

Марокканки против насилия

В 2018 году с рассказа марокканской девушки по имени Хадиджа началась масштабная кампания против насилия в Касабланке. 17-летнюю Хадиджу похитили и держали взаперти 2 месяца ее же соседи по деревушке. Молодые люди 17–28 лет насиловали и издевались над девушкой, выжигали на коже татуировки и тушили о ее тело сигареты. История Хадиджи побудила активисток сказать женщинам, что о любом виде насилия нельзя молчать. Появился слоган «Мы не будем молчать», от чего пошло название кампании на местном диалекте — Masaktach. Кстати, эта кампания в англоязычном мире сравнивается с #MeToo, только для Марокко ситуация с сексуальными домогательствами воспринимается как повседневность.

Новая волна фем-активизма в стране постепенно уходит от прошлого дискурса, который, как и в Египте, манифестировал идеи вовлечения женщины в политику в период «арабской весны». Сегодня марокканский феминизм — про проблемы здесь и сейчас. При этом он явно раздваивается: одни активистки выступают в рамках исламского феминизма, других же стоит характеризовать как либеральных.

Зинеб Эль-Разуи представляет либеральное крыло. Она начала свою карьеру с заметок о жизни христиан в Марокко, потом перешла к теме прав человека и приняла участие в уличных демонстрациях в 2011 году. Зинеб оказывалась за решеткой не раз и в результате эмигрировала во Францию, где присоединилась к известной газете «Шарли Эбдо». В 2015 году террористы атаковали редакцию, спустя некоторое время Зинеб ушла из журнала со скандалом, заявив, что издание потакает требованиям исламистов. В 2016 году она написала книгу «Уничтожьте исламский фашизм», в которой сравнивает ислам с фашизмом. Зинеб открыто критикует ислам, выступает против ношения хиджаба, является участницей движения #ExMuslim.

Итог ее деятельности — статус «самой защищаемой женщины» во Франции, который она негласно получила после множества угроз убийством.

Другое крыло марокканского феминизма представляет Асма Ламрабе. Она пытается переосмыслить ислам и представить непатриархальную интерпретацию сур Корана. «Просто мусульманка» (Musulmane tout simplement) — самая известная работа Асмы Ламрабе о верующей девушке, которая, знакомясь с исламом ближе, начинает понимать, что ее религия — это нечто большее, чем многовековые традиции.

Где-то между этими двумя направлениями остается проблема семьи. После терактов в Касабланке в 2003 году власти, боясь радикализации в обществе, решили бороться с исламизацией путем изменения Семейного кодекса. Теперь семья стала союзом двух равноправных мусульман, а формат мужского «опекунства» был запрещен.

Но за пределами кодекса остался ряд вопросов. В 2019 году с одним из них столкнулась Хаджар Райссуни — 28-летняя журналистка, которую лишили свободы из-за внебрачного секса и аборта, наказание коснулось и ее парня, а также врачей, которые помогли девушке избежать внеплановой беременности. В порыве женской солидарности известная писательница Лейла Слимани, автор романа «Идеальная няня», опубликовала манифест, в котором 490 женщин рассказали о том, что делали аборт. Манифест Слимани был не просто местной выдумкой, это был действительный активизм, обращенный к «Манифесту 343» Симоны де Бовуар. В результате публичности и фактически акции «Я/мы Райссуни» король помиловал всех участников дела.

Видео Слимани, снятое при поддержке Дома Диор

Ливан: медиа против традиции

«Сладкая пахлава» — эта фраза для ливанок означает совсем не восточное лакомство, а скорее довольно фамильярное обращение, которое сигнализирует «беги быстрее, молчи, смотри вниз!». Модная ливанская певица и блогер Рэми подметила эту арабскую особенность и сделала клип, который сродни манифесту. Он начинается так: «Итак, как это происходит? Девушка, дама или женщина (потому что между ними есть разница) проходит мимо машины, за рулем сидит парень, который говорит ей: смотри-ка, пахлава теперь может ходить по улице?» — это типичное представление того, что арабские женщины вполне справедливо и пусть по-европейски называют харассментом. Как дальше развивается сюжет, можно посмотреть в видео Рэми (Rémie).

Правда, понять историю, фундамент и развитие этого отношения к женщине как к пахлаве в Ливане, посмотрев это видео, не получится. В стране феминистская повестка выходит за пределы вопроса кухни, ислама и женщины, мусульманских стереотипов и новых продемократических режимов, а всё из-за неоднозначности и многоконфессиональности. Ливан — страна множества конфессий, где христиане, как и мусульмане, занимают львиную долю в управлении делами. Для граждан это означает, что их жизнь определяется через кодексы, согласованные с их принадлежностью к религиозной общине.

Так, шиитские и суннитские девушки выступают против исламских оков, маронитские против христианских. Получается, что не столько ислам на Востоке мешает женщинам, сколько традиция. И против традиций каждой из конфессий выступают феминистки.

Масштаб традиции определяет и методы борьбы. В период революции 2019 года женщины протестовали против коррупции, гендерного неравенства и ливанского гимна, строчки которого гласили: «Наши горы и равнины, где рождаются смелые мужчины». Протестующие просили добавить женщин, потому что у них тоже есть ливанский паспорт. Известная певица Кароль Самаха добавила слова про женщин, но положение ливанок мало изменилось от этого. Поэтому наша пословица «Из песни слова не выкинешь» вполне работает и в арабском контексте.

Ливанские активистки Лина Абу Хабиб и Джумана Хаддад это понимают и ведут постоянную работу, преодолевают традиции. Первая реализует исследовательские проекты, а вторая более десяти лет, будучи журналисткой, занимается просвещением масс.

Именно Джумана, как редактор газеты An Nahar, впервые смогла осветить табуированные для Ливана темы: насилие, девственность, полигамия, права ЛГБТ. В итоге в Ливане больший вес имеет действие, а не слово.

Выходит, что различия внутри исламского мира в фем-движении связаны с методами борьбы и их фундаментом. Колониализм, может быть, и отступил, но «болячки» от него остались. Поэтому фем-сторонницы так часто выступают против режимов. Не только религия и традиция арабского мира создают препятствия в деле эмансипации, но и государственная система, а еще то, как современное правительство решает социальные вопросы. Катар и Саудовская Аравия «решают» все проблемы через стабильность и деньги.

Права или побег? Женское движение в Катаре и Саудовской Аравии

Огромные затраты на международные мероприятия, гонки и чемпионаты мира — миссия Катара за рубежом создает очень впечатляющую картинку и формирует позитивный имидж страны. Однако ни большие денежные вложения в проекты, ни высокий ВВП не могут быстро преодолеть традиционные арабские «трудности» в гендерном вопросе.

Катар, как и Саудовская Аравия, — ваххабитское государство, то есть то, которое выступает за фундаменталистский/чистый ислам. Эта религиозная реальность формулирует и соответствующее отношение к женщинам. В период пандемии The Guardian опубликовала интересную статью по результатам опроса Human Rights Watch о равноправии в Катаре. Одна из интервьюируемых отметила:

«Девушки всегда на карантине, то, что весь мир переживает сейчас, — нормальная жизнь для девушек в Катаре».

Объясняется карантинный режим в жизни продвинутых катарок ваххабитским толкованием Корана и сопутствующей ему системой опекунства, когда большие и маленькие дела невозможны без участия и разрешения со стороны мужчины.

Пожалуй, одним из важных аспектов в развитии катарского феминизма является наличие представительниц женского пола в политике. Например, Аля бинт Ахмед Аль Тани в 2013 году была назначена послом, а в 2017-м — пресс-секретарем Министерства иностранных дел.

Еще одно достижение «государственного феминизма» — женский спорт. Катар, в отличие от большинства арабских стран, выступает в поддержку спортсменок, что никак не мешает властям считать домашнее насилие нормой и иметь принципиальные позиции по поводу развода и секса до брака. Поэтому активистки практикуют «бег» от властей, а не легкоатлетический марафон. Например, Аиша Аль-Кахтани — катарская активистка, получившая известность после своего побега в Великобританию весной 2020 года. Аиша бежала из Катара через Кувейт, чтобы получить хоть какую-то иллюзию свободы выбора и забыть о существовании опекунства.

Она начала заниматься активизмом по приезде в Великобританию — рассказывать, что есть плохого в политике Катара в отношении женщин, в своем инстаграме.

Но далеко не каждая активистка может так просто сбежать. Есть и исчезнувшие. Марьям Аль-Хаджри и Нуф Аль-Маадид — катарские феминистки, которые в какой-то момент просто выпали из мира фем-активизма. Марьям вела твиттер-аккаунт @QatariWomen, удаленный сейчас, а Нуф стала известна благодаря своему побегу в Великобританию в 2019 году. В октябре 2021-го она решила вернуться в Катар. Правозащитники уверены, что решение было принято не самостоятельно. С 13 октября 2021 года девушка не выходила на связь.

В качестве заключения пара слов об одной из самых обсуждаемых и осуждаемых арабских стран в вопросе женских прав — Королевстве Саудовская Аравия.

Виральная история, где саудитка и рэпер Leesa A радостно читает про то, что теперь «мне не нужно, чтобы кто-то возил меня, водительские права у меня с собой», «Я не шучу, сегодня я могу водить сама. Руль в руках, педаль под ногой», — отличный пример того, какой результат общество может получить от фем-активизма. Однако этому радостному тексту предшествовала реальная борьба: в 1990 году саудитки, которые получили зарубежное образование, стали выступать за права женщин, не только в вопросах вождения, но еще и против разных форм ограничений, например всё еще существующего «опекунства» и строгого дресс-кода. Акция получила публичную огласку и масштабное осуждение — многие из женщин лишились работы. В обществе поползли слухи, что эти женщины одновременно и американские атеистки, и коммунистки, и проститутки.

Уже в 2011 году случилась другая акция, которая перешла в движение, — #Women2Drive (сокращенно #W2D). Манал Аш-Шариф придумала эту акцию для фейсбука. Разница двух акций состояла в ее участницах: если первые имели прямое отношение к Западу, то активистки #W2D были местными девушками, носящими абайю и хиджаб. Манал вместе с другими активистками была арестована властями и провела пять дней в тюрьме. После эмиграции в Австралию она учредила Women2Hack Academy — академию, которая помогает саудовским женщинам развиваться в точных науках, а еще Манал является спикером TED.

И только с 2018 года, предоставив вначале, в 2013-м, разрешение на вождение велосипеда и мотоцикла, король Салман официально разрешил вождение автомобиля женщинам. Конечно, борьба за права не остановилась на водительском разрешении — целый комплекс прав был получен в ходе работы фем-активисток и представителей различных правозащитных организаций: от совместного обучения с мужчинами и возможности поступления в национальный вуз, до голосования и участия в массовых мероприятиях.

Но процесс все еще продолжается.