Лесной терем в Асташово: как двое москвичей уехали в глушь, вернули жизнь уникальному строению конца XIX века и поддерживают местных жителей

Дорога до терема Асташово по своему покрытию делится на два типа: очень хорошая и хорошая. Очень хорошая — это примерно двадцать километров щебня с выбоинами, хорошая — грунтовка с сухими колеями. Работники терема довольны обоими видами дороги, потому что считают их фильтрами, благодаря которым в терем попадают лишь те люди, которые действительно хотят туда попасть.

Дело еще в протяженности дорог, говорит Андрей Завьялов, директор терема. От Москвы сюда ехать восемь часов. И когда люди об этом узнают, многие отказываются от поездки.

В 2012 году терем Асташово стоял в лесу Чухломского района и спокойно догнивал. О нем не знали местные власти — ни в каких списках терем не числился, о нем позабыли и жители, потому что в округе почти никого не осталось.

Некогда большая деревня Асташово прекратила свое существование за какие-то сто лет. «Вот, видите, это дореволюционная карта. Вокруг Асташово еще десятки поселков. Людей было так много, что вся трава в этом радиусе была выкошена и вытоптана. А сейчас на этом участке живет только один человек ­— по утрам он приходит в школу соседнего района и протапливает там кочегарку», — рассказывает Завьялов.

Когда на терем случайно набрели Андрей Павличенков и Ольга Головичер, его башня уже почти упала. Спустя время они сумели зарегистрировать здание: нанести его на карту, а потом купить на аукционе. Кроме них, на торги пришел еще один человек — скорее из любопытства.

Восстановление терема

Так как чертежей не сохранилось, терем восстанавливали по нескольким фотографиям, которые изучали под лупой. Внутри же команда реставраторов собирала обломки шпаклевки, перил и лепнины, чтобы затем всё это переработать и собрать воедино. Сейчас в одной из комнат на стене висит рамочка с клочком бумаги — это остатки обоев. Клочок отправили в Лондон, на фирму, которая специализируется на работе с обоями, там восстановили рисунок и прислали несколько рулонов в Костромскую область. Теперь этот рисунок присутствует в коллекции фирмы и называется «Асташовский дамаск».

С печными изразцами было проще: сохранившиеся обломки сравнивали с моделями в дореволюционных каталогах и просили керамистов повторить найденный узор. Мебель же в первую очередь привозили из ближайших деревень — ее отдавали жители. «Один мужчина рассказал, что у них в дровянике стояла лавка, которой было уже лет сто, но ее порубили и сожгли, потому что мешала», — вспоминает Завьялов.

Реставраторы приезжали вахтами, на месяц. Зимой топили воду из снега, летом возили с реки или из сельсовета. В распутицу на работу ходили пешком 2,5 километра по грязи, зимой или в сушь — ехали на подножке КАМАЗа. После работы ловили на спиннинг щук и жарили на кирпичах шашлыки.

Некоторые жители, которые приходили посмотреть на восстановление терема, опасались, что Павличенков устроит тут казино, и угрожали спалить все его начинания. Другие, наоборот, всячески поддерживали Андрея и предлагали поставить перед теремом чучело медведя — чтобы все вокруг боялись и лишний раз не подходили.

Сейчас терем наполовину отель, наполовину музей. Музеем его можно назвать и целиком, потому что все вещи там подлинные, антиквариат. Но официально музей находится только на чердаке. Там в разных углах устроены экспозиции маленьких комнаток, которые были здесь после революции: комната врача, комната главы колхоза, украшенная ковром с оленями, и даже клуб.

«Здесь действительно танцевали, — рассказывает Завьялов. — А чтобы попасть на самый верх, молодежь залезала по стремянкам. И почти на каждой доске писала слова любви и разные матерные. Одного из авторов любовных записок мы даже нашли, показали доску с его стихами, он улыбнулся».

Всего в тереме шесть номеров, все они названы в честь здешних рек: Вига, Соня, Идол, Нея, Ида и Мелша. В комнатах верхних этажей витает дух дворянской семьи, в нижних — восстановлен быт зажиточного крестьянина. При этом атмосферы музейности нет, все антикварные вещи можно использовать свободно: посидеть на стуле XIX века, разложить зарядки и ноутбук на старинном бюро, обрезать верхушку вареного яйца специальными ножницами с витыми кольцами и даже заглянуть в шкатулки, чтобы найти там дореволюционные деньги и дамские заколки.

Хоть терем и частный, он не огорожен забором и не охраняется стаей собак. В процессе реставрации всем стало ясно, что дом — это огромный пласт истории, а она принадлежит всем, поэтому единственное правильное решение — позволить людям соприкасаться с этой историей и по мере сил обогащать ее.

Лодки и глиняные фигурки с чертом

— Это ***** [фигня], а не осина, — говорит дед Коля, местный столяр.

— Почему? — удивляется Екатерина Соловьева, документальный фотограф и специалист по социальной работе в тереме.

— Да *** [блин] нипочему, ***** [фигня], и всё. Не буду с такой работать.

— Табачные…

— Что табачные?

— Табачные, сука, табачные!

— Дед говорит, что сучки на осине табачные, — помогает кто-то из местных. — Они высохнут, почернеют и вывалятся, как пепел из бычков. Надо искать новую осину — с твердым сучком.

— Вы откуда ее привезли-то? — взвывает дед Коля. — За сто километров? У Ваньки тут осина лежит. Хорошая, *** [черт побери], осина! Готовь трактор! Ваньку я с армии знаю — задаром отдаст.

Так строится асташовский «флот» долбленых коротней — лодок, выделанных из цельного куска дерева — традиционного и забытого средства передвижения в Костромской области. Когда он будет готов, каждый гость терема сможет прокатиться на коротне по местным озерам и прочувствовать атмосферу былых времен.

Чаще всего новые люди, особенно мастера, появляются в тереме благодаря Андрею Павличенкову. В свободное время он гуляет по округе и со всеми знакомится. Так появился дед Коля, так появились и десятки других.

Однажды Павличенков забрел совсем далеко, в сторожку рядом с руиной заброшенного маслозавода, и открыл для себя Серёжу Потехина — поэта и художника. В основе творческого метода Потехина — обыгрывание темы полового члена. На одной из полок в тереме стоит его глиняная фигурка — черт, который мастурбирует на нескольких людей. Под фигуркой написано: «Карьерист, имей в виду, это ждет тебя в аду!».

«Вселенная деревенского художника Серёжи Потехина покоится на трёх ***** [половых членах]. На мой взгляд, это многое объясняет — больше, чем теория Большого взрыва. Никто этого взрыва не видел, зато ***** [фигни] вокруг хватает», — поясняет Павличенков.

Чтобы один из главных художников Чухломского района располагался поближе, сотрудники терема планируют создать для него мастерскую, а при ней — музей его игрушки.

Терем в Погорелово

«Уже четыре года назад, когда мы только-только восстановили терем, было ясно, что людям захочется не просто находиться в красивом номере и гулять по округе, но и делать здесь что-то еще», — говорит Завьялов. Поэтому Павличенков вместе с остальными стал активно изучать территорию вокруг на предмет потенциала для экскурсий.

Первое, куда везут гостей, — в деревню Погорелово, в еще один терем, скрытый в лесной чаще.

Терема в Асташово и Погорелово — дома-близнецы. Более того, хозяева этих домов были друзьями и, по рассказам местных, «на тройках ездили в Чухлому вместе чай пить».

Терем в Асташово получился изысканным, но не очень практичным. Погорелово же, как говорит Андрей Павличенков, совместил в себе роскошь загородной дачи и традиционную форму крестьянской избы. Сейчас дом в Погорелово — частный. В нем живет Анатолий Иванович, художник, который во время экскурсий закрывается в самой большой комнате и слушает оперы.

До этого терем принадлежал сельсовету, но тот не хотел брать на себя такую обузу и выставил дом на торги, а Анатолий Иванович как раз искал место для уединения.

Асташовский терем практически сгнил, и его оригинальные интерьеры его были почти полностью утрачены. Погорелово же стоит без капитального ремонта с 1903 года. Даже парадная лестница, которая ведет в главные залы и по которой прошли сотни человек, не скрипит. Почему так произошло — инженерная загадка.

Хозяин целой деревни

В Чухломском районе есть еще один человек, который искал себе место для уединения — его зовут Максим Ревякин. Он работает в тереме и занимается всем: от закупок до экскурсий и вкручивания лампочек. Сильно раньше он владел компанией в Москве, которая тянула компьютерные сети. Но однажды такая жизнь перестала его устраивать.

«Я искал себе место для жизни. В Подмосковье мне не понравилось, в Сибири я жить не хочу, на Алтае слишком много туристов, а здесь мне нравится всё. Недалеко от терема я нашел деревушку на берегу реки Вига — Гулино, в которую влюбился», — рассказывает Ревякин.

Сейчас у Максима семь домов. В двух из них нет кровли, в одном — потолка и внутренней отделки. Самый дешевый дом стоил 20 тысяч рублей, самый дорогой — 400. Официально Максим единственный житель деревни, и вся эта деревня — его.

«Смешно было, когда я пришел в избирательный участок на голосование по поправкам в Конституцию и сказал: „Деревня Гулино в полном составе, явка стопроцентная“», — вспоминает он.

Максим планирует восстановить дома и принимать в них волонтеров, может быть, даже гостей, которым не хватит места в тереме, а после — разбить сады и засадить огород, чтобы жить натуральным хозяйством и отправлять часть продуктов во всё тот же терем.

«План максимум — попасть в муниципалитет Чухломского района, — говорит Ревякин. — У меня пока нет предвыборной программы, но я хочу помогать развиваться местному туризму, убеждать население лояльно относиться к туристам и стимулировать их развивать деревню. Хочу прислушиваться к потенциалу: наверняка есть бабушки, которые могут вязать, которые варят варенье…»

Фабрика валенок

Затем разведка терема выяснила, что в Солигаличе, расположенном неподалеку городе, где работает одно относительно крупное предприятие, а людей рождается в два раза меньше, чем умирает, есть фабрика валенок. «Они производили валенки, выкладывали их в интернет-магазин и всё. Мы хотели, чтобы они провели гостям экскурсию, но нам буквально приходилось их уговаривать — у них не было такой практики», — вспоминает Завьялов.

Теперь на фабрику туристы ходят по выходным. Им показывают станки и проводят для них мастер-классы, на которых можно сделать маленький валеночек — сувенир.

Во многом такая перемена случилось благодаря новой владелице фабрики — Олесе Богачевой. В 2018 году, когда терем восстановили, она приобрела фабрику, которая после 60 лет работы пришла в упадок. «Сначала я была там бухгалтером, но вскоре увидела, что фабрика не идет в ногу со временем. У нее был большой потенциал — из валенок можно делать очень красивые вещи. Но этот потенциал никто не использовал, и о фабрике практически никто не знал. Когда к нам пришли сотрудники терема и стали приводить своих гостей, это дало нам серьезный толчок», — говорит Богачева.

Единственное, что на фабрике не изменилось, — метод работы. По-прежнему валенки валяют десять женщин, практически полностью вручную, используют только овечью шерсть и воду. Но если раньше, как рассказывает Богачева, валенки не хотели продавать даже сотрудницы фабрики, то сейчас предприятие получает предложения экспортировать их в Европу.

Село Ножкино

Село Ножкино находится на берегу Чухломского озера. От терема до него около 30 километров по всё той же ухабистой дороге, но это не помешало включить Ножкино в туристический маршрут терема.

Первыми сюда приехали специалисты из Российского географического общества. Их посадили на моторные лодки, прокатили по озеру, а уже в Ножкино накормили ухой из щуки, копченой картошкой и золотым чухломским карасем, который в свое время подавался к царскому столу.

Это был первый подобный опыт для жителей села. И положительный. После него глава администрации Ножкино Ирина Лимонова вместе с сотрудниками терема посмотрела, какие экскурсии можно проводить в Ножкино, нашла гостевые дома (то есть обычные дома, которые некоторые жители были готовы сдавать в аренду), согласовала программу и цены — и так Ножкино стало одним из пунктов «меню» терема.

«С появлением терема к нам стали приезжать люди, и нам захотелось привести свою деревню в порядок», — говорит Лимонова. В 2021 году жители села подали заявку на грант и выиграли его — теперь они строят детскую площадку. Параллельно разбирают сгнившие дома, убираются на улицах и кладбище.

«Но мы всё же завидуем Асташово — у них есть терем, благодаря которому появились рабочие места, у нас — нет. С другой стороны, это подбивает нас найти нечто такое свое или понять собственную ценность», — размышляет Лимонова.

Ставки жители Ножкино делают на усадьбу Нероново, вотчину дворян Гловиных, чьи портреты висят в солигаличском краеведческом музее. Они мечтают, чтобы Андрей Павличенков выкупил усадьбу, возродил ее, и у ножкинцев появилась новая работа. «Нам в среднем по 50–60 лет, мы не хотим никуда уезжать, мы хотим работать здесь», — поясняет Лимонова. Но с усадьбой всё не так просто — у нее есть владелец. И одним махом выкупить ее нельзя.

Депопуляция деревни

«В тереме все, кроме главной гувернантки, не здешние, — разводит руками Завьялов. — Я не считаю это хорошей тенденцией, потому что это говорит о том, что мы не можем использовать местные кадры. А почему не можем?

Людям надо за домом ухаживать, картошку сажать, картошку выкапывать. Пока всё это сделаешь, новая работа по хозяйству появится. К тому же деревня бежит в маленький город, маленький город бежит в большой. И я не испытываю иллюзий по поводу того, что депопуляция этих мест уменьшится».

Пока пассионарный всплеск возник только в Москве — большинство сотрудников терема оттуда. В ближайшей от терема деревне, Введенском, люди не видят в тереме потенциала и изменений в лучшую сторону тоже не наблюдают, ведь все они живут по-старому. А по-старому — это заниматься отходничеством. Большинство мужчин уезжают на несколько месяцев в крупный город, строят там дома и бани, зарабатывают несколько десятков тысяч рублей и возвращаются в деревню.

Бизнес и работа на местах есть только у единиц. «Это странно, потому что деревни, села, поселки и малые вымирающие города — идеальная площадка для малого предпринимательства, — считает Павлюченков. — Во-первых, почти нет конкуренции.

Всё то, что в городе встречается на каждому углу, здесь часто вовсе не существует. Кафе? На три города: Галич, Чухлому и Солигалич, нет ни одной приличной кофейни. Аптеки? В большинстве поселков нет аптечных пунктов.

Во-вторых, в вымирающих поселках и городах полно дармовой площади, которую можно привести в порядок минимальными инвестициями. Но у многих нет предпринимательской жилки. Зато полно мечтателей — у нас есть сосед, который мечтает открыть среди леса горнолыжный центр».

Чтобы это немного раскачать, асташовцы по мере сил поддерживают сельские инициативы. «Иногда люди скидываются, чтобы сделать, например, освещение, детские площадки, колодец. И мы в том числе помогаем эти расходы покрывать. Мы встречаемся с главами сельских поселений, с администрацией района, созваниваемся, и вместе решаем, какую адресную помощь оказать», — рассказывает Завьялов. Иногда сотрудники терема вовсе дают кредиты местным под их бизнес: на сервис такси, собственную ферму, производство сыра. Хотя по-прежнему главным для асташовцев остается терем и жизнь вокруг него.

Несмотря на внешнюю успешность, коммерческим проектом асташовский терем и всё, что с ним связано, назвать довольно трудно, потому что он, скорее всего, не окупится никогда.

«Эта история не про бизнес, — говорит Завьялов. — Это был бы бизнес, если бы мы построили гостиницу в Костроме. Мы бы точно знали, как быстро она окупится. По поводу терема надежда у нас, может, и теплится, но эти деньги, которые мы вложили… Их можно было вложить эффективнее. Когда мы реставрируем терем, деньги мы в лучшем случае замораживаем».

Единственный, кто с этим не согласен — глава Чухломского района Владимир Бахвалов: «Мы знаем, что сначала надо вкладываться в среду, а потом среда меняет менталитет людей. Терем — это как раз тот случай». Это по распоряжению Бахвалова до терема проложили «очень хорошую / хорошую» дорогу: до нее не было никакой.