«Учитель — это сценарист, режиссер, артист, ученый и психолог в одном флаконе». Интервью с лучшими учителями России о том, как нескучно проводить уроки

Лариса Гивиевна Арачашвили

«Учитель года России» (2019)

Предмет: русский язык, литература
Педагогический стаж: 8 лет
Город: Салехард

Я не против традиционных уроков, в которых нет отсылок к современной культуре. На мой взгляд, на традиционном уроке происходит глубокая проработка текста, его скрупулезный анализ, и это хорошо. Однако если подобный подход может сработать в старших классах, то в младших с этим возникают проблемы. Ученикам 5–6 классов всё же нужны игры и завлекалочки, иначе они быстро отвлекаются. В качестве завлекалок я в первую очередь использую музыку и комиксы.

Например, я показываю детям картинку из комикса и говорю: «Рассказывайте, кто это такой». Они тут же отвечают, что это Человек-паук, одинокий герой, в жизни которого произошла трагедия, он обладает уникальными способностями и с их помощью борется со злом. Я всё это записываю на доске, а потом меняю картинку Человека-паука на «Демона» Врубеля и говорю: «Только что вы описали романтического героя».

И тут их система ломается. Многие дети думают, что комиксы, которыми они восхищаются, это что-то уникальное, но это не так — ноги растут из XVII века. И чтобы это увидеть, нужно в первую очередь хорошо разбираться в литературе.

Благодаря аналогии с Человеком-пауком дети очень четко запоминают признаки романтического героя, а потом находят их в других персонажах, например, в «Демоне» Лермонтова.

Или другой пример из комикса. В фильме «Мстители: Война бесконечности» Гамора с ужасом говорит Таносу, что тот убил полпланеты. На этот выпад Танос ей спокойно отвечает, что в его действии заключена простая математика. Когда я это увидела, у меня тут же возникла отсылка к Родиону Раскольникову — он говорит то же самое. Поэтому во время урока по «Преступлению и наказанию» мы сначала посмотрели кусочек из фильма «Марвел», а потом — отрывки из экранизаций «Преступления и наказания», затем сравнили Таноса и Раскольникова.

Родион после того, как совершил убийство, выглядит ошеломленным, запуганным человеком, он осознал, какой страшный поступок совершил. У Таноса после щелчка на лице безмятежность. И таким образом мы визуально сравнили тех, кто, согласно классификации Раскольникова, тварь дрожащая, а кто право имеет.

В таком подходе кроется не только желание увлечь детей, осовременив литературу, но и желание показать, что мир, в котором мы живем, всегда наполнен отсылками к вещам, которые, возможно, им кажутся скучными.

Литература и музыка

В школьной программе есть два очень сложных произведения, о которых мне удается рассказывать с большим успехом благодаря музыке. Первое — «Слово о полку Игореве», второе — «Реквием» Ахматовой.

Со «Словом о полку Игореве» детям совсем тяжело. Они не понимают многих слов, они не понимают, о чем говорится в тексте, какой там конфликт. Я пытаюсь показать красоты «Слова», его силу, но чуда не происходит. Когда я это осознала, решила изменить подход и начала урок с песни Касты. Дети замерли. Они послушали, тишина в классе, а потом один мальчик говорит: «Ну теперь всё понятно». Не знаю, почему это произошло, но им действительно стало понятно. А это главное.

Когда мы дошли до Серебряного века и «Реквиема», я понимала, что, хотя текст не очень большой, его дети вряд ли прочтут. Так и было. И в начале урока я дала им послушать «Реквием» в исполнении Светланы Сургановой. Прошло десять минут — и дети цитировали «Реквием».

Видимо, роль сыграло то, что текст в соединении с музыкой сильнее воздействует на эмоциональную сферу человека. Если нас что-то трогает эмоционально, мы это запоминаем.

Сейчас, кстати, появилась песня по мотивам «Реквиема» у Елены Темниковой. Если у Сургановой полный текст, то Темникова взяла какие-то кусочки и сложила из них песню. Почему бы и нет? Тоже интересно послушать. Но в этом случае мы с учениками говорим, почему именно эти строки были взяты, что в них такого особенного, почему они являются смыслообразующими в «Реквиеме».

Рэп-батлы и нейросеть

Я знать не знала про рэп-батлы, но я же слышу, о чем в классе говорят дети, и мне стало любопытно. Когда я увидела батл Славы КПСС и Оксимирона, удивилась. Я ведь старая рокерша, и для меня все эти рэперы казались недалекого ума людьми, а тут я увидела огромное количество отсылок к отечественной и зарубежной литературе. Оказалось, что рэперы ни разу не глупые люди. Уже после я узнала, что Оксимирон учился в Оксфорде и у него степень по литературе.

В итоге рэп-батлы помогли мне в работе с 9-м классом — мы тогда как раз начали говорить о футуристах. Я привожу им строки из батла, а потом спрашиваю, понимают ли они, к чему это. Слово за слово, и мы перешли к манифесту футуристов.

Батлы не то чтобы открыли для меня мир рэпа, но помогли задуматься, что в текстах рэперов могут скрываться серьезные аллюзии. И мне очень повезло, что как раз в этот период я нашла нейросеть, которая находила отсылки к литературе в рэп-произведениях. Мы всем классом вспоминали всевозможные треки, загоняли строчки в нейросеть и смотрели, что будет. Ученики занимались этим и самостоятельно, как и я. И забавно, когда они приходили в класс и говорили: «А мы своим друзьям рассказали про отсылку у Face к Мандельштаму. Они не знали, а мы знаем».

На самом деле ребенок очень любит обладать какой-то уникальной информацией, той, которой можно поделиться со своими друзьями, так ребенок понимает свой статус. Но здесь же кроется некое противоречие, потому что научить чему-либо ребенка — ювелирная работа.

И, конечно, нельзя не сказать, что все аллюзии, которые я нахожу, сиюминутны. Если я через два года буду говорить о Таносе и Гаморе или о рэп-батлах, не факт, что это получит какой-то отклик у детей. Нельзя собрать копилку отсылок и пользоваться ею много лет. И происходит известное: чтобы оставаться на месте, тебе всё время нужно бежать, приходится постоянно заниматься серфингом в интернете, погружаться в современную культуру. Потом это происходит само собой. Ты видишь что-то и думаешь: «О! Это я могу использовать на уроке».

Но я очень надеюсь, что благодаря постоянным отсылкам дети вскоре сами смогут связывать современные произведения с тем, что они знают, — чтобы и у них это срабатывало автоматически.

Буктрейлеры

Еще мы довольно часто делаем с детьми буктрейлеры. Вообще, буктрейлеры — это достаточно стандартная форма работы. Они не обязательно должны быть сняты на видео, ребенок может набрать картинок, цитат из текста, а сверху наложить музыку. Если есть экранизация этого произведения, то он может просто нарезать моменты. Или буктрейлер можно вовсе нарисовать.

Важно в самом начале обговорить с ребятами форму работы. Например, я говорю, что в трейлере должно быть обязательно: цитаты о главном герое, о главной героине, цитата, которая, на их взгляд, лучше всего отражает конфликт. Но я не даю им эти куски текста, пусть они сами решают, что в тексте важно. Потом часто прошу поискать интересную информацию о книге: каким тиражом она была выпущена, на сколько языков ее перевели, какие награды получил автор — чтобы трейлер начинался именно с этого, будто он идет прямо сейчас в кинотеатре. Мощный закадровый голос произносит: «20 миллионов экземпляров по всему миру», «Пулитцеровская премия» и т. д.

Это я прошу сделать дома, а на уроке они уже садятся за ноутбуки и всё это монтируют. Их цель — сделать так, чтобы мы все захотели прочитать эту книгу. Иногда добавляем юмор, например, можем сделать трейлер в виде хоррора, триллера или комедии. Потом хохочем, как бешеные.

Заседание суда как форма обучения

Если мне важно, чтобы дети проработали текст максимально детально, я устраиваю суды. Раздаю детям роли: ты — Печорин, ты — Белла, ты — адвокат, ты — прокурор, вы — присяжные. И они уходят домой готовиться. Роли раздаю я, потому что знаю: они выберут героев, исходя из собственных предпочтений, а мне важно, чтобы они в первую очередь умели работать с текстом. Часто кому-то достается отрицательный и не вызывающий большой любви персонаж, а после анализа ребенок говорит: «А мне он понравился». Понравился, потому что ребенок многое о нем узнал, понял его мотивы, желания, персонаж стал для него родным. Если это произошло, значит, ребенок проделал серьезную работу.

На такие занятия дети часто приходят в костюмах и гриме. Я их об этом не прошу, но им самим хочется. Как-то Печорин пришел в офицерском мундире. «Ну, он все-таки военный. Надо соответствовать», — сказал он.

Потом судья вызывает героев, они рассказывают о том, как видят конфликт, объясняют, почему поступили так, а не иначе, адвокаты их защищают, прокуроры на них нападают, а присяжные слушают и рисуют плюсики и минусики. Иногда мы еще вызываем свидетелей — литературных критиков.

Интересно, что ребята болезненно реагируют на то, кто будет прокурором, адвокатом или судьей — многим кажется, что эти ученики могут филонить, им ведь не нужно анализировать конкретного героя. Но на самом деле это одни из самых сложных ролей, и их я даю ученикам самым подготовленным. Чтобы задавать хорошие вопросы, нужно прекрасно знать текст, причем весь. Задавать правильные вопросы — это высший пилотаж.

Темы без игр

Не из всех произведений можно сделать игру. Как играть с «Железной дорогой» Некрасова? Это невозможно. Усложняет дело то, что это 7-й класс. Дети плохо понимают конфликт, они не знают многих слов, которые в этом тексте встречаются. Кто такой поручик? Вот кто? И к этому добавляется несогласованность учебных программ: программа по литературе часто не стыкуется с программой по истории. Они не знают Александра II, не знают политическую и социально-экономическую ситуацию в стране, и я трачу на уроке много времени, чтобы всё это объяснить.

И вот мы медленно сначала говорим об истории, о том, что происходило в стране, затем — почему Некрасов так об этом пишет, приводим факты, что люди на этих стройках массово умирали, а руководители за это получали награды.

Потом я прошу детей закрыть глаза и представить, что они едут в поезде, за окном — силуэты, затем перед ними возникает истощенный белорус с изъеденными язвами ногами. «Что вы испытываете к нему?» — спрашиваю я детей. «Жалость», — отвечают они.

А потом мы читаем отрывок, где написано, как этих людей заставляют работать, как они болеют и умирают. «Как вы думаете, как представители власти относятся к этим людям? — продолжаю я. — Им этих людей тоже жалко?» — «Кажется, не жалко».

То есть мы начинаем простыми словами рисовать эту картину. И потом я цепляюсь за эмоции детей, акцентирую на них внимание, потому что прочувствуешь — поймешь текст. Знаете, ненавижу фразу «мы прошли», потому что проходят обычно мимо. Изучить — да, а пройти — это галочку в журнале поставить. Потом спрашиваешь у детей через два урока, что они изучили, а они и вспомнить не могут. Значит, эмоциональная сфера была не задействована. Но я не говорю, что я идеальный учитель, что у меня всё получается изучить, а не пройти. Неправда. Иногда ты и так, и сяк, а вы всё же прошли произведение, и ничего ты с этим не сделаешь.

Современный преподаватель

Я вижу, что новое поколение учителей в какой-то момент захотело быть другими. Они не ставят перед собой цель пройти на уроке параграф и требовать от учеников дословного воспроизведения определения. Они хотят быть более дружелюбными, хотят быть ближе к детям, их проблемам и интересам. Это даже видно по инстаграму: многие учителя остаются после уроков, многие шутят и придумывают собственные методики.

Учитель из памятника, застегнутого на все пуговицы, превратился в живого человека. И это, на мой взгляд, хорошо.

Но в то же время я считаю, что хорошо и другое. Преподаватели не должны быть одинаковыми. Можно оставаться требовательным учителем, на уроке которого никому и в голову не придет хихикать и играть в игры. Можно быть таким, такие учителя есть, и таких учителей дети часто любят. Любят, если они честные и справедливые.

Я одновременно причисляю себя к учителям нового и старого поколения. Я с детьми и в игры играю, и я с них много требую. У меня, например, нельзя списывать — за это ставлю двойки только так. Если ты списал — поставлю два, если ты сделал плохонько, но сам — поставлю три.

В то же время я вижу, что вместе с трансформацией учителей трансформируются и школы — они становятся технически более продвинутыми. Но я не считаю, что хорошая цифровая оснащенность школ — гарант качественного образования.

Я часто езжу по разным школам, и нам постоянно показывают, что вот тут интерактивная доска, вот тут мощный принтер. В такие моменты я думаю: «А это действительно помогает вашим ученикам? Вы мне не детей показываете, а технику, не преподавателей, которые делают что-то классное, а предметы. Зачем?»

Честно, я не очень верю в высокую эффективность всех этих цифровых инструментов. Да, они могут очень приятно разбавить атмосферу на уроке, но с этими цифровыми инструментами урок может превратиться в балаган. Иногда так происходит и у меня. В такие моменты я очень расстраиваюсь. И еще мне страшно, что за техническими штуками потеряется смысл.

Жизнь после конкурса

После конкурса я стала много ездить по стране, систематизировать свой опыт и презентовать его. Если раньше я просто тихонечко это делала в своем классе, то сейчас я об этом публично рассказываю. В то же время я стала более требовательной к себе. Когда тебя называют учителем года, в жизнь прокрадывается комплекс самозванца. Вот сижу я за рабочим столом и слышу, как внутренний голос шепчет: «А сегодня у тебя урок был не очень… Давай честно, какой ты учитель года?» В такие моменты приходится договариваться с собой, признавать, что не все мои уроки могут быть идеальными, и это нормально, потому что я живой человек. И дети живые люди. Они ко мне после физры пришли, им не до литературы. С этим тоже надо смириться.

Но самое глобальная перемена, которая случилась со мной после конкурса, — это мой переезд в Салехард. Я всегда хотела переехать в другой город, потому что мир большой, интересный, а я всю свою жизнь живу в одном городе и вижу одно и то же. Но всё же страшно было. А тут меня стали активно звать, уверяя, что всё будет хорошо. И я переехала. Сама бы на это я не решилась никогда. И мой мир правда изменился, он расширился.

Михаил Николаевич Гуров

«Учитель года России» (2020)

Предмет: математика
Педагогический стаж: 11 лет
Город: Ростов-на-Дону

Все мужчины по линии отца в моей семье — рыбаки. И поскольку они хотели быть ближе к воде, становились моряками дальнего плавания. Мне же в школе всегда нравилась математика, я мог сутками сидеть и что-то решать, но я четко видел себя продолжателем традиций своего рода и, конечно, поступил в мореходный колледж. Я об этом мечтал, а мечты детей должны исполняться. Но, отучившись два курса, понял, что тяга к математике пересиливает морскую романтику. Тогда я поступил на мехмат, где и остался.

Тогда мне казалось, что математика — это всё, что мне нужно, но однажды на четвертом курсе меня попросили подменить преподавателя, который не смог выйти на работу в летний лагерь для одаренных детей. И так я понял, что математика — это не всё, чем я хочу заниматься, еще мне хочется передавать свои знания, зажигать ими учеников.

Но слово «зажигать» как-то обыденно звучит. Не зажигать.

Вспомните «Доктора Хауса», его взгляд, когда он разгадывал загадку. Вот когда ты видишь, как осеняет твоих учеников, появляется чувство намного более глубокое, чем когда ты сам решаешь задачу. Для меня это особенно ценно.

У меня в жизни было много преподавателей: и с юмором, и с виртуозными лекциями, но были и формалисты. Последние стояли на том, что вот есть определение, и ты должен выучить его буковка в буковку. Это превращает процесс обучения в зазубривание. Но математика не про зазубривание, а про понимание. Мне важно, чтобы ребенок понял суть и чтобы во время обучения у него оставалось место для творчества. Только так математика перестает быть сухой, перестает быть набором формул, только так оживает.

Для меня математика — это в первую очередь искусство. Мы все с вами ходим в музеи, смотрим исторические фильмы, восхищаемся скульптурами древней Греции, картинами Средневековья, но почему-то нам не приходит на ум, что очень многие значимые культурные события произошли благодаря математике. Более того, доказательство любой классической теоремы — произведение искусства.

Но это мое личное видение. Я хочу передать детям то, что математика — это не набор формальных данных, что математика — это жизнь. Всё, что сегодня происходит вокруг нас, любые достижения человечества в технике, в компьютерной индустрии произошли исключительно благодаря математике.

Метод преподавания

В учебном процессе можно задействовать вспомогательный материал на любой вкус, в том числе и литературу, и кино, и современные игры. Очень часто одновременно с премьерой фильма у меня выходит какая-нибудь контрольная работа, приуроченная к этой премьере. Например, в мае 2019 года вышел фильм «Мстители: Финал». Я знал, что весь мой класс пойдет на премьеру, а на следующий день все будут активно его обсуждать. Так и произошло, а когда ребята сели за парты, они увидели не сухую контрольную с набором примеров, а четырех героев из любимого фильма, с которыми им нужно было сразиться.

На трояк нужно было победить Человека-муравья. На четыре — еще одолеть и Железного человека, на пять — сразить Таноса. Ну и для всех желающих был так называемый четвертый мститель — Марк Иванович Сканави.

Книгой Сканави — сборником достаточно сложных математических задач, к которому часто прибегают в матклассах, школьников пугают с давних времен. То есть с моей стороны это уже был узкий математический юмор. Куда же без него?

Юмор я добавил и в самую сухую тему всего периода обучения — линии второго порядка: это параболы, гиперболы, окружность, уравнения параболы, гиперболы, окружности. Многие дети эти уравнения не различают и не запоминают, потому что там одна сплошная теория. Живости в этой теме ну просто не хватает!

Тогда я сделал фигурку девушки, которая состояла из окружностей, парабол и гипербол. Волосы у нее, например, были из парабол. А потом я заставил эти объекты шевелиться. Когда мы меняли определенный коэффициент уравнения параболы, волосы на голове девушки вставали дыбом. После таких экспериментов никто не забыл ни одно уравнение, никто не забыл, за что отвечает каждый параметр в том или ином уравнении.

Но, конечно, только яркими образами ограничиваться нельзя.

Математика, как и любая наука, не терпит поверхностных знаний, поэтому хочется, чтобы дети в каждой задаче доходили до сути, а не просто решали по шаблону. И есть инструмент, который я для себя открыл и который позволяет достичь этой цели, — эмоциональная привязка.

Эмоциональная привязка — это когда мы решаем не абстрактную задачу, а погружаемся в какую-то историю с действующими лицами, знакомыми нам, в историю с динамикой.

Проще всего создать эмоциональную привязку через истории самих ребят из класса. Например, с 11-м классом мы начали решать задачи по финансовой математике, задачи про какие-то банковские операции и т. д. Понятно, что им скучно. Тогда мы привнесли в задачу героев из нашего класса. Не кто-то берет кредит, а наш Вася взял кредит, потом отнес деньги в банк, положил под проценты, затем занял денег у Пети — своего одноклассника, доложил в банк, Петя испугался, разозлился — часть денег из банка забрал. Такого рода задачи детей расслабляют и раскрепощают, у них уходит страх перед серьезной задачей, хотя задача серьезная, вместо этого они веселятся и стараются вникнуть в суть.

А чтобы следить, насколько дети вовлечены в процесс обучения, я иногда преднамеренно допускаю ошибки. Дети должны быть в тонусе, должны понимать, что происходит, а не просто, как печатная машинка, переписывать с доски. Иногда я это обставляю так, будто проверял их, иногда, когда хочется кому-то создать ситуацию успеха, говорю: «Ой, я старый больной человек, не доглядел! А вот ты молодец, заметил».

Вовлечение детей в большую науку

На Западе очень распространены детские конференции по математике, научные слеты, конкурсы научных работ. Как вы думаете, кто главный посетитель этих конкурсов? Главные посетители — директора крупных корпораций, ведущие исследователи, занимающиеся практической работой, научные руководители. Почему? Потому что дети — это люди, которые не обременены научными школами, не обременены устоявшимися методиками, их идеи уникальны, гениальны и крайне просты. И большие специалисты ищут эти простые решения. Поэтому я считаю, что детям можно в простой формулировке давать самые сложные задачи, и, неровен час, заинтересованный ребенок найдет совершенно неожиданный способ решения.

Поэтому, если я нахожу какую-то сложную и интересную задачу, я предлагаю своим ученикам обратить на нее внимание.

Одна из задач привела моего ученика на самый известный в мире конкурс научных работ для школьников — Intel ISEF. В кулуарах его называют малой Нобелевской премией.

А всё началось с задачи, которой я заинтересовался на одной из конференций. Заинтересовался по простой причине: докладчик утверждал, что решить ее невозможно. Но мы ведь знаем, что математики по-детски наивные люди: как это — невозможно? Начинаем проверять. Я и сам думал, и ученикам предлагал, подсказывал возможные методики решения. Но больше предлагал — все-таки намного приятнее, когда твой ученик самостоятельно разберется с трудной задачей. И одному моему ученику это удалось. После он перевел свое решение на английский и представил его на мировом уровне.

Эту задачу в разное время пытались решить именитые ученые и профессора, но удалось это школьнику из города Батайск. Раньше подобные задачи решались средствами высшей математики, но школьник этими инструментами не владеет, поэтому ему пришлось искать пути решения с помощью элементарной математики. Такое изменение угла зрения, возможно, и помогло справиться. Решение у него заняло около полутора лет.

Артур Викторович Заруба

«Учитель года России» (1992)

Предмет: музыка
Педагогический стаж: 40 лет
Город: Москва

Музыка — это предмет, находящийся на последнем месте в школьном расписании. Кажется, если его не будет, образование и жизнь не изменятся. Но на самом деле это не так. Мы, граждане России, можем гордиться не очень многими, но очень значимыми вещами: космос, литература, балет и, конечно, классическая музыка. В мире нет ни одного концертного зала, ни одного оперного театра, где бы не звучала русская музыка и не выступали русские музыканты. И очень жаль, что в нашей стране не совсем понимают, что это наше вечное достояние.

Допустим, Петр Ильич Чайковский. Наступает Новый год — и все знают: будет «Щелкунчик». Неважно, какая страна, потому что «Щелкунчик» — это безусловный шедевр. Но понять, что звучит музыка из «Щелкунчика», часто не могут ни наши дети, ни их родители. За один час урока музыки в неделю этого не исправить.

Не исправить это и без хорошего учителя. Приобщение к классической музыке — очень непростой путь. Человек должен в этом разбираться, уметь играть на инструменте, и не просто песенки, а классическую музыку, уметь разговаривать о классике, уметь вызвать детей на диалог.

Музыка как бесконечные смыслы

Одни из моих методов обучения направлены на развитие музыкального мышления у детей, другие — на развитие метапредметного мышления. Если говорить просто, моя главная задача — научить ребенка вычленять из классического произведения смыслы.

Мы все знаем, что популярное музыкальное произведение теряет свою популярность уже через пару лет, а с классическим так не происходит. Произведению 300 лет, а оно до сих пор популярно. Почему? В том числе потому, что оно каждый раз исполняется по-разному, каждый исполнитель вкладывает свой смысл. Иногда композитор слышит собственную музыку и говорит: «Я даже не думал, что в моем произведении это есть». Научить этому — вот что важно!

Важно не просто показывать, что эта музыка быстрая, эта медленная, эта тихая, эта громкая — это всё элементарно, а услышать, о чем произведение у этого исполнителя, а о чем — у другого. И это уже разговор о развитии музыкально-интонационного мышления, разговор о самом главном. Потому что интонация в музыке — это тот смысл, который в ней есть.

Но чтобы уметь это преподавать, нужно в это вникнуть, надо прочитать много музыковедческих книг, узнать тех, кто хорошо в этом разбирается. Путь непростой, но мне он очень нравится, потому что в нем нет однозначного ответа. Это открытый диалог.

Если кто-то сейчас скажет, что знает, о чем «Лунная соната», то это конец. Этот человек разобрался с музыкой. И это, мягко говоря, смешно. Никто никогда не разгадает загадку «Лунной сонаты». Если разгадает, то это произведение станет неинтересным, а пока оно волнует нас до сих пор.

Или, например, «Увертюра к опере „Кармен“». Его все знают — очень веселая, задорная и праздничная музыка. Но однажды она попалась мне в исполнении дирижера Мелик-Пашаева — у него эта музыка звучит иначе! Если в привычной нам версии мы слышим, как много людей радуются и ликуют, то у него речь идет скорее об одном человеке, о его внутреннем состоянии. Мелик-Пашаев хотел по-другому взглянуть на это произведение, и ему это удалось. И как правильно? Как все привыкли или как исполняет Мелик-Пашаев? Все правы.

Музыка и другие науки

Я считаю, что профессия учителя — это профессия многоборца. Когда он готовится, он сценарист, когда он думает, как будет проводить урок, — режиссер, когда проводит — артист, когда анализирует — ученый, когда общается с детьми — психолог. У учителя очень много ипостасей. И я только начал перечислять.

Учитель должен обладать широким кругом знаний не только по своему предмету, он должен видеть, как его предмет соотносится с другими. Например, музыка и математика обладают единой основой.

У нас семь нот, двенадцать звуков, и если взять их отношение друг к другу, то получится золотое сечение. Если уходить дальше, можно вспомнить древнегреческого математика Пифагора, который говорил, что вселенная вообще построена по законам музыки.

Музыку можно соотнести и с химией. В России был великий композитор и ученый Александр Бородин. Химики его знали как химика, а музыканты — как музыканта. Есть история, согласно которой, когда он сочинял свои гениальные половецкие танцы из оперы «Князь Игорь», он одновременно проводил химическую реакцию. Во время этого опыта всё шипело и булькало — и те состояния вещества, которые Бородин наблюдал в этой реакции, он пытался выразить через звуки.

В музыке есть и философия, музыка — это и есть философия. Музыка — это размышление. Музыка — это мудрость, причем концентрированная. В музыке, в которой нет слов, ты можешь услышать так много! В музыке есть всё. И я не понимаю, как можно рассказывать о музыке, не объясняя, в какой момент истории она была написана, чему она была посвящена, что происходило в тот момент с людьми, со страной.

Диалог как основная форма обучения

Для большинства людей воспитание — это нотации. Но это в XXI веке не работает. Я считаю, что нужно создавать атмосферу творчества, атмосферу диалога. Пусть ребенок скажет: «Мне эта музыка не нравится». Я отвечу: «Хорошо. Ты имеешь право на свое мнение. Только скажи, что тебе в ней не нравится». И когда он начнет размышлять, я смогу ему что-то подсказать, показать, что там есть интересного. И тогда есть шанс, что музыка хотя бы немножко появится в его поле зрения.

В этом смысле главный метод преподавания для меня — это диалог.

Диалог — это когда ты не знаешь, что ответит ребенок, а он не знает, что ты ему скажешь в ответ. Фамилия композитора, когда это было написано — ответы на все эти вопросы давно известны. А когда ты спрашиваешь, какой человек выражен в этой музыке — то всё, ты попадаешь в поле знания, где нет абсолютно правильного ответа.

Но это принципиальный вопрос при изучении классической музыки. Если ребенок научится слышать в музыке это, значит, у него появилась эмпатия. А с эмпатией он сможет услышать состояние другого человека, его переживания. У нас сколько трагедий связано с тем, что родители не замечали состояния ребенка, а ребенок не замечал состояния родителей!

То, что я хочу рассказать детям, можно сделать только при помощи большой совокупности уроков. Но даже если это не всегда удается, для меня важно, чтобы они понимали, что классическая музыка — очень серьезная, глубокая и интересная вещь, которую очень приятно изучать, слушать и исполнять. Когда ты исполняешь музыку, тебя переполняют самые разные и сложные чувства.

На мой взгляд, все великие дирижеры — долгожители, потому что они пропускали музыку через себя. Долгожительству способствует и постоянная умственная работа. Об этом я тоже говорю детям — вдруг кто-то из них решит стать композитором. Большой музыкант должен одновременно видеть 16 нотных строчек на одной странице и успевать вычленять главное.

Здесь я обычно привожу такой пример. В одном театре Буэнос-Айреса должна была идти опера «Аида» Верди. За 10 минут до начала импресарио выходит к оркестру и говорит: «Господа, у нас огромная проблема. Нашего дирижера сегодня не будет. Есть два решения: либо мы отменяем спектакль и возвращаем деньги зрителям, либо кто-то из вас продирижирует и проведет спектакль».

Тут надо сделать небольшое отступление и сказать, что у струнных музыкантов есть первый пульт, второй, третий и четвертый. Лучшие сидят за первым, не такие хорошие — за последним. И вот за четвертым пультом виолончелей поднимается рука. «Я могу», — говорит виолончелист. Но четвертая виолончель — это же не лучший музыкант оркестра — все это понимают. Но делать нечего. В этот момент я всегда спрашиваю ребят: «Вот он вышел, перед ним лежит партитура, где 16 строчек на одной странице, которые звучат одновременно, несколько сотен страниц, что он сделал в первую очередь?» Они отвечают, что поклонился, пожал другим музыкантам руки, стал вчитываться.

На самом деле он закрыл партитуру — потому что он знал ее наизусть — все эти 16 строчек на каждой странице в толстой книжке! Прошел концерт — и случился фурор. На следующий день все узнали имя — это был Артуро Тосканини. Так началась биография великого дирижера.

Трудно представить, что музыкант оркестра знает на память партитуру тех произведений, которые играет, ведь для этого нужны совсем другие мозги. Дирижеры обладают такими уникальными мозгами. Гармония живет внутри них. И я очень надеюсь, что гармония будет жить и внутри моих учеников.

Способности детей

Я принципиально работаю только в общеобразовательной школе, в школе без музыкального уклона, потому что моя идея — показать, что все дети обладают музыкальными способностями, даже если у них нет слуха.

У меня тоже вроде как не было слуха. Из-за этого меня не приняли в музыкальную школу. Тогда я закончил музыкальную студию при общеобразовательной школе — слух появился, я начал сочинять музыку.

Легко взять и поставить диагноз: нет слуха. Сложно после этого вернуть человека к музыке. Он может просто закрыться. А вдруг у него величайший талант?

Верди в свое время поступал в консерваторию в Милане, но его туда не приняли. Теперь эта консерватория гордо носит его имя, имя человека, который даже не учился в ее стенах. Но зато своим именем он прославил Милан на весь мир.

Как я уже сказал, я не учу детей играть на музыкальных инструментах, я учу их вычленять смыслы и еще — предлагаю петь. Я не заставляю их петь, но всё же для меня очень важно, чтобы они пропевали то произведение, которое мы изучаем. Потому что я убежден: если они пропели, они пропустили музыку через себя, и музыка перестала быть для них чем-то отстраненным.

Но если ребенок боится или не хочет петь, то я его не трогаю. Пение — это такое тонкое внутреннее состояние. Если петь через силу, то вскоре возненавидишь это занятие. Но если ребенок, который не пел, в какой-то момент запеть попытается, я остановлюсь и скажу: «Какой же ты молодец! У нас всё звучало, но когда ты подключился — стало намного лучше. Совсем другое дело». И продолжу заниматься с классом. А он пусть думает, что и его голос важен.

Жизнь после конкурса «Учитель года России»

Все участники конкурса говорят, что жизнь делится на до него и после. На конкурсе я увидел других учителей, их дороги, их предпочтения. Обычно учитель смотрит уроки учителей только своего предмета и лишь у них учится. Преподаватели музыки вряд ли ходят на курсы повышения квалификации учителей физики или даже литературы. А тут ты видишь уроки по разным предметам и понимаешь: то, что эти учителя делают, частично можно применять у себя в практике — настолько интересны и самобытны их подходы.

Еще важно, что на обычных конкурсах побеждают те, у кого «крепче локти». На педагогическом конкурсе принцип другой. Если кто-то приходит и говорит, что он лучше всех, то у него шансов нет. Шансы есть у тех, кто хочет общаться с детьми, кто хочет слышать, что они говорят. Самое важное даже не то, что ты говоришь детям, а что они тебе говорят. И еще важнее, как ты реагируешь на то, что они говорят.

Ко всему этому на конкурсе можно найти друга. Обычно мы находим друга в детстве и в студенчестве. Я нашел себе двух друзей на «Учителе года». Один из Питера, другой из Брянска, они не живут со мной рядом, но они мои лучшие друзья. И сейчас мы вместе с ними создаем интересные проекты: с Олегом Парамоновым, поэтом, мы делаем программы с его стихами и моими песнями, а с Дмитрием Рытовым, автором программы по музыке для начальных классов, недавно выпустили песенный сборник, в котором только песни на его и мои стихи, его и мою музыку, его стихи на мою музыку.