Равенство, умеренность и никаких политиков. Как устроен бушменский коммунизм и чему у него можно поучиться

Охотникам было достаточно двух дней в неделю, чтобы добыть пропитание, но тем не менее их жизнь всё равно зависела от еды. Охотники­-собиратели должны были вести кочевой образ жизни, так как каждый раз после истощения продовольственных ресурсов в пределах досягаемости они были вынуждены отправлять­ся на несколько недель на поиски новых источников питания. При этом каждый раз им приходилось нести с собой всё свое имущество. Конечно, это ограничи­вало возможности людей накапливать материальные блага.

По данным современных антропологов, представитель группы африканских охотников-собирателей владел ножом, копьем, луком и стрелами, щитками для рук, сеткой, корзиной, свистком, трубкой, кастаньета­ми, расческой, поясом, молотком и шапкой.

(В разви­том мире мало кто может перечислить всё свое имуще­ство в одном коротком предложении.)

Кроме того, эти предметы находились в коллективной собственности, а значит, в свободном общем доступе. Поэтому целесообразно было поделить ношу между охотниками. К примеру, одни могли нести ножи и луки, а другие — сети для ловли рыбы. Вот почему группы, обладавшие общей собственностью, имели больше шансов выжить, чем те, в которых происходила борьба за богатство и власть. Более того, группы, в которых существовала социальная установка делиться, более активно размножались.

Обязанность делиться также распространялась и на продукты питания.

У многих нынешних охотников­-собирателей есть правило, что любой, кто приносит еду в лагерь, должен поделиться ею со всеми, кому она необходима.

Это правило предусматривает страхов­ку на случай нехватки продовольствия, потому что не каждый может быть уверен, что найдет достаточно еды в какой-то день. Даже у лучших охотников не каждый день бывает удачным. И если в группе преобладают эгоисты, которые оставляют добычу себе, большин­ство людей могут оставаться голодными в течение дол­гого времени. Совместное пользование добычей обе­спечивает равномерное распределение пищи и, значит, исключает недоедание многих людей.

Этнографиче­ские исследования современных охотников-­собирате­лей показывают, что в некоторых группах существуют более сложные правила обмена едой. В ряде случаев охотнику не позволено участвовать в потреблении продуктов от своей добычи, хотя члены его семьи их получают, чтобы часть пищи передавалась добытчику опосредованно. Точно так же не допускаются попытки претендовать на определенную территорию и связан­ные с ней продовольственные ресурсы. Такие правила гарантируют, что риски и выгоды от охоты и собира­тельства являются общими для всей группы.

Истори­чески сложилось так, что группы, которые практи­ковали разделение пищи, имели больше шансов на выживание, чем те, которые устраивали конкуренцию за ресурсы и, как правило, поощряли чрезмерную экс­плуатацию ресурсов и споры из­-за территорий и до­бычи. Еще раз, схема с разделением пищи преобладала потому, что это давало явные преимущества группам, которые принимали ее.

В то же время охотники­-собиратели даже не пыта­лись поднимать значимость отдельных продуктов и та­ким образом повышать личный престиж. Зачем, если ими приходится делиться с другими?

Такой взгляд на проблему продержался до возникновения сельского хозяйства, когда стали появляться первые признаки благосостояния и частной собственности.

Один ан­трополог, изучавший жизнь охотников­-собирателей в Африке, отмечал:

«Бушмен пойдет на всё, чтобы из­бежать зависти других бушменов. Поэтому в группе вещи постоянно переходят от одного к другому. К при­меру, у них никто не посмеет долго пользоваться очень хорошим ножом, даже если он ему крайне необходим. А всё потому, что это станет предметом зависти. Ког­да бушмен сидит один, тщательно затачивая лезвие, он боится услышать мнение других людей из его группы: „Посмотрите на него. Он сидит там и любуется своим ножом, пока у нас ничего нет“. Вскоре кто-­нибудь попросит у него этот нож, и он отдаст его. Их культура требует делиться друг с другом. Никогда не бывает так, что один бушмен не делится вещами, едой или водой с другими членами его группы, потому что без очень плотного сотрудничества бушмены не переживут голод и засуху в Калахари».

Охотники-­собиратели также с подозрением относят­ся к саморекламе и попыткам создать какие-­то обязательства друг перед другом. Кунг-­бушмены, например, верят, что идеальный охотник должен быть скромным и сдержанным. Возвращаясь с охоты, он должен преуменьшать свои достижения, даже если убил очень большое животное.

Когда мужчины идут на охоту, они часто выражают свое разочарование по поводу разме­ров добычи своих товарищей: «Эх, ты вынужден был пройти этот тяжелый путь ради мелкого мешка с костя­ми?» Ожидается, что охотник включится в игру, а не обидится. Всё это призвано предотвратить ситуацию, когда один охотник чувствует себя выше другого.

Один кунг-­бушмен так объяснял приезжему этнографу:

«Ког­да молодой человек добывает много мяса, он начинает думать о себе как о начальнике или важном человеке. Об остальных из нас он думает как о своих слугах или подчиненных. Мы не можем принять это. Поэтому мы всегда говорим о его добыче как о бесполезной. Так мы его остужаем и делаем мягче».

Чтобы еще больше усложнить ситуацию, кунг­-буш­мены придерживаются такой традиции: мясо, добытое на охоте, принадлежит собственнику стрелы, которая поразила это животное, а не охотнику, который выстрелил.

(Если две или более стрелы в теле животного, то мясо принадлежит владельцу первой стрелы.)

Посколь­ку мужчины обычно обмениваются стрелами, это дела­ет возвышение отдельных охотников еще менее вероят­ным. Благодаря этой традиции особо опытные охотники не могут увеличить собственный престиж, «записывая» большое количество еды на других. Однако это накладывает на них определенные обязательства.

Поэтому когда охотник удачлив и добывает много еды, он мо­жет прекратить охоту на несколько недель, чтобы дать другим шанс преуспеть и избежать обиды на него това­рищей. «Отключение» на несколько недель также озна­чает, что охотник может позволить другим обеспечить его едой, чтобы не было непогашенного обязательства перед ним.

Ричард Боршай Ли, канадский антрополог, живший с группой кунг в нескольких исследовательских поезд­ках в течение 1960­-х, попытался последовать этим пра­вилам и поблагодарить хозяев, организовав для них праздник. Для этого он купил большого сочного быка и был удивлен, когда бушмены начали высмеивать его за то, что он выбрал животное слишком старое, слишком худое и с очень жестким мясом. Однако мясо оказалось вкусным в конечном счете и всем понравилось. Так почему бушмены были так критичны?

«Кунг­-буш­мены — ярые сторонники равноправия. Они нетерпимы к высокомерию, скупости и отчужденности среди своих людей, — сказал Ли. — Когда они видят признаки такого поведения в своей среде, они применяют ряд социаль­ных мер, способных „снять корону“ и вернуть людей в строй».

Кунг-­бушмены, как и другие охотники-­собиратели, расценивают щедрые дары как попытку осуществлять контроль над другими, оказывать политическое давле­ние или поднимать статус дарящего, что противоречит их культуре.

Их строгий эгалитаризм можно рассма­тривать как «социальную технологию», разработанную для обретения социальной гармо­нии и обеспечения надежного запаса еды для всех.

Пища определяет структуру общества охотников­-собирате­лей и через некоторые другие механизмы. Размер групп охот­ников­-собирателей зависит, на­пример, от наличия пищевых ресурсов в нескольких минутах ходьбы от лагеря. Слишком большая группа быстро исто­щает окружающую территорию, что требует более частого пе­ремещения лагеря. Вследствие этого группе нужна большая территория. Размеры групп варьируются от шести до двенадцати человек в районах с недостаточными пищевыми ресурсами и до 25–50 чело­век в районах с более богатыми ресурсами.

Группы состо­ят из одной или нескольких расширенных семей; из­-за смешанных браков большинство участников группы свя­заны друг с другом.

Группы не имеют лидеров, хотя некоторые представители общины могут выполнять определенную работу в дополнение к традиционным мужским и женским обязанностям (например, лечение, изготовление оружия или ведение переговоров с другими группами). В то же время у них нет «штатных» специалистов, и эти специфические навыки не дают более высокого социального статуса.

Чтобы расширить выбор брачных партнеров и обе­спечить дополнительную страховку от нехватки про­довольствия, группы охотников-­собирателей могут объединяться с другими группами. При необходимо­сти одна группа может поделиться частью своих запа­сов пищи с группой, с которой она связана брачными узами.

Такое взаимодействие особенно проявлялось на больших праздниках в период сезонного переизбытка пищи. Для охотников­-собирателей подобные праздники — универсальный механизм, позволяющий устраи­вать браки, выполнять социальные ритуалы, петь и тан­цевать. Пища, таким образом, связывает сообщества охотников­-собирателей, помогает налаживать связи как внутри групп, так и между ними.

Тем не менее важно не романтизировать образ жиз­ни охотников­-собирателей чрезмерно. «Открытие» та­кой выжившей группы европейцами в XVIII в. привело к созданию идеализированного портрета «благородно­го дикаря», живущего в нетронутом Эдеме.

Когда Карл Маркс и Фридрих Энгельс разработали учение комму­низма в XIX в., они вдохновлялись описаниями Льюиса Х. Моргана, американского антрополога, который изучал индейские общины.

Но даже если жизнь охот­ников­-собирателей была более неторопливой и равно­правной, чем жизнь большинства остальных людей, она отнюдь не всегда была идиллической. В качестве сред­ства демографического контроля использовался инфан­тицид (убийство детей. — Прим. перев.), между группами охотников­-собирателей нередко возникали конфликты с многочисленными (доказанными) случаями насиль­ственной смерти, а иногда даже каннибализма.

Пред­ставление о том, что охотники-­собиратели живут в иде­альном мире, заманчиво, но неправильно. Понятно, что структура этого общества, в основном определяв­шаяся характером питания, поразительно отличается от современного общества. Поэтому, когда люди нача­ли заниматься сельским хозяйством и характер продовольственного снабжения стал принципиально другим, изменилось всё.