Как поздний капитализм меняет детство и почему труд детей в интернете может стать новым витком детской эмансипации
В конце XIX — начале XX века детство окончательно оформилось как институт, исключив детей из системы труда. Сегодня из-за развития интернета дети и подростки стали производить огромные потоки развлекательного контента. Значит ли это, что формируется новый рабочий класс — и что концепция детства будет пересмотрена?
В детстве мы с сестрой не могли начать уборку, пока не придумаем вокруг нее игру: например, что мы убираем в отеле. Сегодня я не могу начать писать статью, пока не приду в кафе, воображая себя кем-то другим. Еще легче мне писать тексты в телеграм, он сам по себе — игра. Школьниками, которые монтируют свои видеоблоги по ночам, движет не стремление заработать, а игра с аудиторией. И доход от этого радостного, неотчужденного труда часто превосходит зарплаты родителей.
Детская революция: игра вместо труда
«Это видео я монтировала ночью», — говорит 15-летняя блогерша в стране, где официально детям запрещено работать и даже находиться на улице после десяти вечера. Интернет, ввиду своей все-еще-новизны, оказался зоной, свободной от ограничений, которые накладывает на подростков государство.
Прямо сейчас в сети происходит настоящая революция, итогом которой станет образование нового рабочего класса — детей, которые производят развлекательный и образовательный контент.
Современные исследователи капитализма обращают свое внимание на то, что труд становится похожим на игру. И чем сложнее отделить труд от игры, тем сложнее прочертить границу между детством и взрослостью — об этом говорит Пол Рикрет в своей книге “Down With Childhood”, посвященной истории поп-музыки и кризису детства. Он противопоставляет поп-музыку работе и говорит, что музыка, игра, женщины и дети были исключены из мира оплачиваемой работы и потому ассоциировались с праздностью.
Детство как институт окончательно оформилось в конце XIX — начале XX веков, когда детей (по крайней мере в странах, прошедших индустриальную революцию) исключили из мира труда и поместили в мир обязательного школьного образования, которое было той же мобилизацией к труду: особенно это проявилось в советских методиках «трудового воспитания» Выготского.
Но уйдя с фабрик и заводов, детский труд, однако, никуда не исчез из индустрии развлечений — возможно, именно потому, что всегда рассматривался как радость.
Заключение договоров с малолетними детьми в кино, театре и цирке отдельно проговорено в юрисдикциях многих стран. При этом дети на съемочной площадке испытывают двойную нагрузку, так как обязаны сдавать экзамены и контрольные независимо от напряженных графиков съемок — для этого в Калифорнии есть специальные удаленные школы для детей-актеров.
Труд детей в области развлечений (включая, кстати, и зрелищные виды спорта) удовлетворяет нашу потребность в наслаждении. Пол Рикрет считает, что детская невинность востребована в массовой культуре как символ комфорта, удовольствия и надежды на будущее.
Даже читая новости об алкогольной зависимости, проблемах с наркотиками, воровстве повзрослевших детей-звезд мы пестуем свое воспоминание об их былой невинности. Таблоиды намекают на Child Actor Syndrom, согласно которому выросшие дети-знаменитости не могут смириться с тем, что на них больше не направлено всеобщее внимание.
Однако то, с чем на самом деле сталкиваются дети в кино и поп-музыке, наталкивает скорее на мысли о посттравматическом синдроме.
Психологические проблемы диджитал-прекариата
Маколей Калкин снялся в дюжине фильмов и сериалов за четыре года, и, пока его родители без конца судились за опеку, 11-летний миллионер спал в одной постели с Майклом Джексоном. На суде Калкин свидетельствовал, что домогательств не было, но то же самое утверждал и другой «мальчик Джексона» — танцовщик Уэйд Робсон, который недавно признался, что врал под присягой. О чем еще нам предстоит узнать в связи с движением #MeToo и набирающим силу психотерапевтическим поворотом, неизвестно.
Но ясно, что дети шоу-бизнеса находятся в группе риска и те из них, чей успех пришелся на еще не зарегулированные этическими нормами годы, были не защищены от беспощадной эксплуатации и злоупотреблений, включая сексуальные.
Интернет и технический прогресс снабдил детей средствами производства, в результате их труд на благо индустрии развлечений стал менее отчужден. Однако опасности подстерегают и диджитал-прекариат: в период устаканивания норм в новой области труда блогеры не контролируют свой публичный образ, подвергаются речевой агрессии и травле в интернете.
Кибербуллинг почти невозможно остановить: запретив кому-то комментировать себя, вы не сможете предотвратить создание аккаунта, посвященного полностью травле вас. Многие при этом уверены, что это нормально и что травля и язык ненависти в интернете — это имманентное свойство сети и проявление свободы слова. Некритичное отношение к тому, что «люди в интернете часто пишут про других людей плохо», свойственно и некоторым СМИ, которые сами провоцируют буллинговый контент, как в случае с Никой Водвуд и сайтом The Question. Такое давление не всякому взрослому под силу, как же справляются подростки?
Да так и справляются. Травля — обычная школьная рутина. Да и в целом нет такого горя во взрослом мире, с которым не сталкивались бы и дети.
В Индии дети массово страдают от сексуального насилия со стороны своих работодателей. Делает ли труд детей уязвимыми?
Апологетка капитализма Айн Рэнд оценивала детский труд положительно: по ее мнению, именно он во времена промышленной революции дал возможность выжить десяткам тысяч детей, которые в предыдущую эпоху не дожили бы до юности. Также она писала, что реально тяжело было лишь детям-трубочистам, а на прядильных фабриках они просто ниточки связывали, когда те рвались.
Детский труд в странах Азии и Африки сегодня — явление рутинное. Мы, вероятно, каждый день используем продукты, произведенные с помощью детского труда. Особенно это касается шоколада, кофе, табака, хлопка, бананов и резины.
Работая, дети не имеют возможности учиться — и таким образом попадают в замкнутый круг бедности. Именно бедность, война и гендерное неравенство — факторы массового насилия над детьми, как это видно из фильма о пакистанских беспризорниках, которых с 8–10 лет насилуют водители автобусов при полном попустительстве полиции, которая занята «более важной проблемой» терроризма. Главный герой этого документального фильма в финале все-таки попадает в детское учреждение, но сбегает из него, как когда-то сбежал от своего жестокого дяди. Ни семья, ни государство не смогли защитить подростка от насилия. Потому что изначально направляли внимание на подростка, а не на насилие.
Защитить детей не от труда, а от насилия
Возможно, не детей надо защищать от чего-то, а искоренить явления, от которых надо специальным образом защищать детей.
Защитить от насилия можно одним единственным способом — перестать насиловать. Что, если перенести этот феминистский тезис в область детских прав?
Надо не детям запрещать заводить бизнес в YouTube — из-за опасностей, которые там подстерегают, а не допускать взрослым (или другим детям) производить эту опасность. Например, в случае с кибербуллингом — останавливать тех, кто занимается травлей, а не перекладывать ответственность на жертв. Кстати, то же самое психологи советуют делать и с обычной школьной травлей: работать с группой, а не с объектом травли.
Если верно, что мир переживает психотерапевтический поворот, после которого нормой станет более бережное отношение к чувствам друг друга и общее стремление к преодолению дискриминационных практик в повседневности, то всё, что считается плохим для ребенка — сексуальное использование, эмоциональное насилие, трудовая эксплуатация, буллинг и кибербуллинг, — станет недопустимым и для взрослых тоже.
А секс? Секс между ровесниками — не преступление в юрисдикциях многих стран, насилием считается секс взрослого с несовершеннолетним (или minors, как называют их по-английски, что как будто имеет более широкий смысл, так как слово не привязано к возрасту).
То есть решающим моментом здесь оказывается не возраст, а неравенство, дисбаланс власти. Тот же принцип: начальник не может спать с подчиненным, преподаватель со студентом. Согласие, данное в состоянии алкогольного опьянения, не достаточно активное согласие перестает быть основанием для секса.
Если мир будет развиваться в этом направлении, то секс будет регулироваться правилами, одинаково исключающим насилие как в отношении взрослых, так и в отношении детей. Создайте мир, безопасный для чувствительных взрослых, и он будет безопасным и для детей.
Когда Маколей Калкин после наступления совершеннолетия получил свои миллионы, у него было ощущение, что не он, а какой-то другой мальчик очень хорошо поработал и оставил ему все деньги. Психологи назвали бы это чувство деперсонализацией или диссоциацией — и то и другое может быть следствием депрессии или травмы. Но в данном случае это может быть и просто следствием того, что деньги у Маколея отобрали, а спустя много лет вернули.
Если вам кажется, что это нормально, то представьте, что все ваши заработки будет забирать другой человек, который к тому же будет распоряжаться, сколько и где вам работать и что делать. То же происходит сегодня с несовершеннолетними блогерами, чьи договоры с AdSense заключают родители.
Имеют ли несовершеннолетние право принимать важные решения
Другой аспект — публичность. Почти все мои друзья говорили, что хотели бы сжечь дневники, написанные в 13 лет. Когда я смотрю на рэпера Фейса, выступающего с политической критикой на BBC, а затем открываю его интервью с Дудем или ранние клипы, мне неловко: как будто я потребляю новый вид поп-контента — публичное взросление. Понятно, что он сам жал на кнопку «опубликовать», но делал ли он это осознанно?
Человеку важно контролировать свой публичный образ, это такое же право, как право распоряжаться своим телом. Если подросток не может дать осознанное согласие на секс, то может ли он дать осознанное согласие на publicity?
Ответ на этот вопрос может быть проверкой вашей позиции по поводу детской автономии.
В статье «Википедии», посвященной детским правам, сказано, что ни в одной из юрисдикций несовершеннолетние не имеют права принимать решения за себя. В Декларации прав ребенка (1959) и в последующей Конвенции о правах ребенка (1989) максимум участия несовершеннолетнего в своей судьбе описывается словами о том, что его мнение может быть «выслушано».
В обоих документах подчеркивается, что «ребенок, ввиду его физической и умственной незрелости, нуждается в специальной охране и заботе». Психологи сказали бы, что это классические оправдания человека, желающего контролировать другого.
Несмотря на то что говорит «Википедия» об автономии ребенка, есть важные решения, которые несовершеннолетние все-таки принимают. Вот примеры из российского законодательства. Девушка старше 15 лет может сделать аборт и рассчитывать на соблюдение врачебной тайны — что врач не сообщит об аборте родителям. С 14 лет можно подавать в суд на своих родителей и опекунов, а также осуществлять авторское право. Заключать трудовой договор, не спрашивая родителей, можно с 16 лет. Женившись или выйдя замуж, можно вообще всё. Это называется эмансипация, или достижение полной дееспособности, причем дееспособность не отнимается и после скоропалительного развода. Женившись или выйдя замуж в 16, можно начать бизнес в 17, а также свободно перемещаться. Возможно, это полезное знание для малолетних невест кавказских республик, во многих из которых брачный возраст снижен.
С брачными правами в России вообще странная история. Вступать в брак можно с 18 лет. Но можно и с 16 — при наличии «уважительных причин», четкого перечня которых нет. Также брачный возраст может быть снижен законодательством субъекта Российской Федерации — поэтому в кавказских республиках женятся на 14-летних.
Большим сюрпризом для меня оказалось то, что вступление в брак освобождает от наказания за ранее совершенное половое сношение с несовершеннолетним (см. Примечания к ст. 134 УК РФ): эта юридическая практика похожа на обычаи выдавать девушку замуж за насильника, чтобы «смыть позор».
Известно, что новаторские профессии, например программирование, сначала осваивали женщины, а затем, когда в область приходил капитал, их замещали мужчины. С интернет-блогингом та же история, только вместе с женщинами в профессию хлынули дети. Будет ли доминирующий класс взрослых отбирать у детей эту новую возможность автономии? Или, как это свойственно индустрии развлечений, придет со своим «продюсированием», чтобы автономию ограничить? Опыт поп-культуры подсказывает второй вариант — достаточно почитать об эксплуатации родителями таких рекордсменов детского труда, как сиблинги Джексон, которых отец избивал носками с песком за недостаточное рвение на репетициях.
Даже сейчас за каждым талантливым ребенком, подростком или молодым взрослым часто оказывается мама, папа или старший брат с железной менеджерской хваткой (взять, например, старшего брата рэпера Фейса). Логично предположить, что все у них там по любви, но нельзя отрицать и дисбаланс власти. А где дисбаланс власти, там и злоупотребления.
Детский труд уничтожит детство?
Институт детства / обязательного образования освободил ребенка от трудовой эксплуатации, но как бы продолжил держать его в резерве.
Самозанятость подростков в интернете — явление, с которым человечество столкнулось совсем недавно и, кажется, еще не успело выработать хоть какое-то отношение, кроме обескураженности.
Капитализм в начале прошлого века стал причиной возникновения детства и, кажется, он же станет причиной исчезновения этого социального конструкта или, во всяком случае, приведет к его очередному кризису. Уже сейчас ясно — в том числе и по многочисленным поправкам в законодательстве, — что детство — это спектр, а не фиксированное состояние.
Ученые, такие как Филипп Арьес, отстаивающие идею детства как социального конструкта, любят говорить, что детство «возникло» в какую-то отдельную эпоху (игнорируя древние религиозные ритуалы типа бар-мицвы и других свидетельств отделения незрелых людей от полностью сформировавшихся).
На самом деле современные исследователи сходятся в том, что за исключением периода, когда ребенок не умел ходить и говорить, детство определялось через труд. Если искать формулу, то детство — это не-труд.
Конечно, когда ребенок еще не умеет ходить и говорить, то он бесполезен для работы. Но во времена постработы, когда все будут получать безусловный базовый доход и листать журналы — чем будет отличаться взрослая жизнь от детства? И не будет ли производство удовольствия и развлечения, в котором дети изначально впереди взрослых (развлечение содержится в детях, говорит Пол Рикрет), причиной, по которой существование конструкта детства перестанет быть необходимым?
В архитектуре детского садика в Японии ценность детской свободы и игры декларируется через отказ от стен и границ: весь сад представляет собой огромную крышу, по которой можно бегать, падая в веревочные сетки; крыша замыкается в круг, так что если ребенок уходит, его никто не останавливает, потому что рано или поздно он вернется по кольцу. Дети проходят в среднем по четыре километра в день, находясь в этом саду. Без всякого контроля они растут физически развитыми. Чем это отличается от средневекового города, в котором дети бродили просто так?
Представления об образовании и воспитании детей всегда — еще со времен Аристотеля — служили проводниками модели будущего устройства общества. И менялись вместе с изменением этой модели.
Уже сейчас тенденции в воспитании и образовании иные, чем в начале XX века. Они направлены не на то, чтобы приучить ребенка дисциплинированно вкалывать. Людям будущего необходимо будет творчески мыслить, чтобы изобретать новые способы сохранения планеты и человечества.
Детская психология и взрослая психотерапия отстаивают право на счастье ребенка, физическую и психологическую неприкосновенность — и ставят эти ценности выше всех других.
Так детская автономия выходит на первый план — потому что невозможно творить и заниматься инновациями из-под палки, в депрессии и взаперти.