Почему литература — не спорт и чем плоха идея литературных премий

Однако бывают случаи, когда автор книг оставляет на ее страницах следы своего жизненного опыта, не особенно над этим задумываясь или даже вовсе за собой ничего подобного не замечая. Бывший врач, к примеру, во всем вокруг находит симптомы болезней и разложения, а у того, кто много лет проработал учителем, то и дело проскальзывают назидательные нотки, словно он обращается не к читателям, а к нерадивым ученикам. И это касается не только литературы.

Неслучайно люди опасаются прихода к власти военных, пусть даже и в отставке: нет никакой гарантии, что те не заставят их потом неукоснительно подчиняться приказам и маршировать по улицам строем.

Одним из наиболее ярких примеров подобного смешения совершенно различных сфер деятельности стал, на мой взгляд, Литературный институт. Он ведь был основан вскоре после победы пролетарской революции, когда представители трудового народа перенесли на художественное творчество свои представления, сформировавшиеся у них многолетним пребыванием у станков и конвейеров. С их точки зрения писатель — если и не обычный пролетариий умственного труда, то, по крайней мере, кто-то вроде инженера человеческих душ. А такой профессии следует обучаться в специальном учебном заведении в течение нескольких лет — точно так же, как и в тех случаях, когда люди хотят стать геологами, химиками, строителями, юристами, астрономами или агрономами. Но все, кто более-менее знаком с тем, что представляет собой литература, знают, что писателю, в отличие от тех же художников и музыкантов, вообще не требуется никаких специальных навыков и знаний. Просто берешь в руки карандаш или же ручку и водишь ими по бумаге. Вот и всё.

В случае с Литературным институтом ситуация достаточно ясна: он был основан рабочими в стране, где они на протяжении семидесяти лет официально считались гегемонами. Но вот причина появления и бурного расцвета разного рода конкурсов и состязаний практически во всех областях современной жизни — до сих пор для меня загадка. Спортсмены-то вроде бы пока нигде не устраивали никаких грандиозных революций и переворотов!

Тот же Ленин по специальности был адвокатом и даже внешне мало напоминал атлета. Почему тогда, по его замыслу, в новом обществе люди, как дурачки, должны были участвовать в состязаниях по добыче угля, выплавке стали, сбору металлолома и повышению производительности труда, довольствуясь в качестве вознаграждения даже не бабками, а созерцанием собственного портрета на так называемой доске почета?

Откуда взялся этот перенос, а точнее, метафора, оказавшая самое непосредственное влияние на судьбы миллионов людей? Видимо, тут сказались какие-то скрытые от постороннего взора наклонности и увлечения вождя Великой Октябрьской социалистической революции и его соратников. Иного объяснения такому феномену я не нахожу.

Впрочем, это касается не только СССР. Даже в школе я, к примеру, совершенно не могла смотреть «Евровидение». Хотя в советские времена и ощущался острый дефицит так называемого пения для души: всякой там легкой эстрадной музыки и вообще любых развлекательных жанров в искусстве. Большинство исполнителей специализировались тогда на высокодуховных вокально-инструментальных композициях, посвященных любви к родине, партии, народу, людям, труду, женщинам, космонавтам, шахтерам, геологам, врачам, военным, птицам, деревьям и, наконец, местности, где они когда-то родились или же в настоящий момент поселились. В крайнем случае, просто к жизни.

«Я люблю тебя, жизнь» — вот характерный образец относительно нейтральной песни тех лет, лишенной каких-либо особых примет и не содержащей в себе навязчивых призывов спуститься в шахту, взлететь за небеса, отправиться куда-нибудь в тайгу или на Северный полюс.

Но дальше обычно уже никто не шел. Любовь к жизни — это был потолок, последняя черта, переступать которую мало кто решался. Слушать всё это было совершенно невозможно. Притом что эти песни тогда преследовали тебя буквально везде и доносились не только из окон и дверей, но еще и из развешанных на стенах домов репродукторов — то есть фактически из всех углов и щелей.

С этой точки зрения, думаю, не будет большим преувеличением сказать, что советские люди поголовно ежедневно подвергались своеобразной, но крайне изощренной пытке, поскольку реально находились внутри своего рода огромной «музыкальной шкатулки» из фильма «Ошибка резидента».

Именно так, по-моему, там называлась полностью изолированная от внешнего мира специальная комната, куда представители западных спецслужб на сутки, кажется, поместили советского разведчика, чтобы его расколоть и выбить нужные показания.

И тут по телевизору демонстрируют «Евровидение». Столь необычное событие, мало похожее на окружающую тебя действительность, случающееся к тому же всего раз в год. Как день рождения практически: праздничная атмосфера, живописные наряды, огромный зал с толпой добровольно явившихся на концерт зрителей… Но всё равно, когда певец выходит на сцену и начинает старательно выводить трели и рулады, сосредоточенно модулируя и тщательно акцентируя каждый натренированный месяцами тяжелых упражнений звук, стараясь взять более высокую ноту, чем тот, кто только что выступал до него, — наблюдать за его потугами довольно-таки утомительно. Есть в подобном зрелище нечто дебильное и занудное.

По-своему это так же тупо, как спорт, но только тут еще напрочь отсутствуют какие-либо объективные критерии для определения победителя. Плюс все песни, как назло, будто созданы под копирку, исполняются на один мотив и по сути ничем не отличаются друг от друга. Как и сами конкурсанты, кстати. Несмотря на бросающуюся в глаза пестроту их костюмов, буквально через полчаса после начала просмотра ты просто перестаешь их различать, и они сливаются в одно разноцветное пятно. Как полотна на выставке беспредметной живописи, примерно такой же эффект. Половые отличия и те каким-то непостижимым образом нивелируются. Не говоря уже, что представители разных стран и континентов голосят исключительно по-английски… Прыжки в высоту, бег на длинные и короткие дистанции, да даже толкание ядра смотрятся поинтереснее!

Более унылое впечатление производят разве что литературные премии.

Нет, если ты просто утром спишь, скажем, и вдруг звонят и сообщают, что тебе присудили миллион долларов и ты стала нобелевским лауреатом — хотя сама ты никогда даже ни о чем таком не думала и не подозревала, что кто-то подсуетился и приготовил тебе столь необычный сюрприз, практически розыгрыш, — то еще ничего. Ты сначала решаешь, что кто-то шутит, а потом выясняется, что нет, всё всерьез, и по телевизору уже об этом говорят — как это недавно и произошло в случае с Бобом Диланом, допустим. Тогда еще ладно, это даже прикольно, да и неожиданно свалившиеся тебе на голову бабки не помешают (я бы не отказалась).

Но проходить все стадии отбора? Сначала увидеть себя в длинном списке среди кучи относительно безобидных, но совершенно не известных тебе индивидов, опубликовавших свои дебютные произведения в так называемых толстых журналах — то есть там, где ни один более-менее полноценный и наделенный хотя бы минимальным эстетическим чувством человек заведомо появиться сейчас неспособен (это очевидно просто по законам природы: так рыба не в состоянии жить на суше, например). И после — что маловероятно, конечно, но всё равно такой риск присутствует — благодаря какому-нибудь нелепому стечению обстоятельств ты можешь пробиться в финал и очутиться уже в группе прошедших через сито естественного отбора откровенных отморозков.

Вдаваться в детали я не стану, но ясно, что в число прямых претендентов на сумму в миллион рублей и выше (а именно таким обычно бывает призовой фонд современных премий) просто так в наши дни люди не попадают. От человека требуется набор совершенно уникальных качеств, чтобы потенциально он мог стать своеобразным эталоном для современных литераторов, примером для подражания, так сказать. И для этого необходимо, чтобы он достиг определенного совершенства, сочетал в себе максимально бросающуюся в глаза духовность со столь же хорошо развитой, но тщательно спрятанной от посторонних взоров пронырливостью.

Ну, и желательно, конечно, чтобы заявившийся на конкурс писатель был знаком с членами оргкомитета и находился с ними в более-менее приятельских отношениях хотя бы, иначе ему ни одухотворенное лицо (пусть он даже напялит на себя три пары очков), ни природная хватка не помогут.

Что касается организаторов премии и тех, кто составляет костяк выносящего окончательное решение жюри, то их число, как правило, колеблется где-то в пределах от трех-пяти-семи человек, иногда достигая десяти. Но даже в последнем случае у них на всех стабильно можно обнаружить полторы-две извилины — не больше. Тут исключений не бывает! Причем это всегда сразу бросается в глаза, когда просто глядишь на попавшиеся тебе случайно фото, поскольку никогда раньше про них ты, как правило, тоже ничего не слышала и неизвестно, в чем именно заключается их вклад в культуру, из-за которого они так возвысились над рядовыми писателями и теперь, не побоюсь этого слова, решают их судьбу.

Хотя в наличии определенной смекалки им, безусловно, отказать нельзя: всё-таки людям удалось отыскать среди предпринимателей или там представителей органов местного самоуправления субъекта еще тупее себя (что уже само по себе является достижением, я считаю), и тот настолько вдохновился идеей поддержки одаренных писателей, что выложил им тот самый миллион, который теперь все так мечтают заполучить. Ведь без этой суммы весь этот процесс элементарно невозможно было бы запустить, всё так и осталось бы в зачаточном состоянии — розовыми мечтами и красивыми словами.

А русская литература, которую никто не поддерживал бы, оказавшись совсем без премий, постепенно пришла бы в окончательный упадок: большинству прозаиков и поэтов стало бы совсем не к чему стремиться, вдохновение их полностью покинуло бы…

Про одежду, в которую обычно облачаются участники таких литературных конкурсов и викторин, и говорить нечего. Описать это может только картина «Бурлаки на Волге» и полотна других передвижников, чьи работы посвящены самым мрачным и гнетущим эпизодам из жизни простого народа, безжалостно эксплуатируемого помещиками и капиталистами.

А ведь в компании таких жутиков, если ты вдруг выйдешь в финал, тебе придется участвовать еще и в совместном фуршете, какие обычно устраиваются, чтобы финалисты не скучали в ожидании, пока жюри вынесет окончательный вердикт.

То есть наблюдать их не только с дистанции, на уровне имен и портретов, но и находиться в одном помещении как минимум пару часов… Нет, всё остальное еще куда ни шло, но подобная нагрузка на психику однозначно выше моих сил!

Когда-то, впрочем, я в чем-то таком участвовала, где-то два-три раза, кажется (иначе откуда бы я так хорошо была обо всем осведомлена), — но это было уже очень, очень давно, когда я была гораздо, гораздо моложе.

И у кого-то — ну, у тех, кто мои книги на такой конкурс выдвигал, — имелись еще, видимо, на мой счет какие-то иллюзии: будто я тоже потенциально смогу стать идеалом и примером для начинающих авторов эпических романов и романтических поэм.

А ведь если подумать, уже минимум два-три писателя фактически гарантировали себе место в вечности исключительно благодаря тому, что удостоились наград, на которые была номинирована я. Нечто подобное в свое время произошло с Ги Мазелином, получившим в 1932 году Гонкуровскую премию, которую все прочили «Путешествию на край ночи». Если бы не это, автора окончательно забытого ныне романа «Волки» в наши дни вообще уже никто не знал — а так у него даже имеется крошечная статейка в «Википедии», где как раз и говорится про тот счастливый случай в его биографии — а больше там ничего нет. Вот и эти дауны о том, как им повезло, сейчас, вероятно, даже не догадываются.

Платон, как известно, предлагал изгнать из своего идеального государства поэтов. А вот о том, какое пагубное влияние способны оказывать на людские умы мускулистые дискоболы и копьеметатели, выразительные скульптуры которых сохранились с античных времен до наших дней, — этот древнегреческий философ, судя по всему, совсем не догадывался.

Ему, скорее всего, просто в голову не могло прийти, какие пугающие последствия для человечества будет иметь в будущем столь безобидное на вид и полезное для физического здоровье занятие, как спорт.

Ничего не хочу сказать плохого о спортсменах. Наверняка среди них встречаются вполне милые люди — не хуже других, во всяком случае. Однако одно дело, когда ты сидишь на трибуне и наблюдаешь, как стройные юноши и девушки прыгают в высоту и обгоняют друг друга на беговой дорожке. И совсем иначе это смотрится, когда тебе приходится наблюдать за подобными состязаниями в жизни, а тем более самой в них участвовать.

Меня совершенно не устраивает такой перенос образа мысли и поведения на искусство, точнее, такая метафора — мне она абсолютно не подходит.

Я больше привыкла чувствовать себя моряком, что ли. Когда ты отрываешься от берега, плывешь в открытом море, и никто, кроме тебя, не догадывается, кого ты уже обогнала и насколько далеко продвинулась.

Вот название книги Вячеслава Иванова «По звездам» мне всегда нравилось, хотя я так до сих пор толком ее и не прочитала. Просто как метафора, опять-таки.

Присоединиться к клубу