«Я» внутри временного зазора. Ответ лингвиста Людмилы Чернейко философу Федору Гиренку
Что общего между иллюзией и игрой? Что, по мнению Гёте, «не делится на разум без остатка» и при чем тут мифологическое пространство? Лингвист Людмила Чернейко полемизирует с колонкой Федора Гиренка «Пловец, лодка и король Франции: иллюзивная материя человеческого существования от Хайдеггера до софистов и обратно».
Жанр и стиль. Жанр текстов Федора Гиренка, публикуемых в журнале «Нож», очевиден — это философское эссе, своего рода «философические письма», адресованные достаточно широкой аудитории, интересующейся вопросами и проблемами философии. Однако философская направленность эссе предполагает использование философских терминов в общепринятом значении, а «удовольствие мыслить иначе», получившее в концепции Федора Гиренка статус едва ли не философской категории, обязывает автора определять те термины, которым он придает иное значение, отличное от общепринятого. Философский стиль Федора Гиренка отличается лапидарностью формы, парадоксальностью мысли и вытекающей из этих параметров афористичностью. Но именно это обстоятельство заставляет читателя пристально вглядываться не только в термины, но и в общепринятые значения слов и особенно — в смыслы, возникающие на стыке слов при их сочетании в тексте.
Сущее. Первый (инициальный) термин текста — это «сущее». «Новая философская энциклопедия» в четырех томах 2000 года издания не дает определения понятию, стоящему за термином «сущее», но представляет достаточно большую информацию по «истории и теории» вопроса, включающую описание разных точек зрения на этот абстрактный феномен — от Античности до философии Нового времени.
Оставив в стороне такие значимые для решения философских задач оппозиции с термином «сущее», как «сущее — бытие», «сущее — существование» и «сущее — суть», обратимся к авторитетному толковому словарю Д. Н. Ушакова, где даются толкования словам русского языка, включающие и их терминологические значения. В этом словаре слово «сущее» не выделено отдельной вокабулой, а дано под номером 2 как одно из значений прилагательного «сущий» в грамматической форме «сущее» (хотя это самостоятельное слово!) и определено как «то, что имеет бытие, что существует» с пометами «книжное», «устаревшее», «философское». Один из современных словарей, позиционирующий себя как «самый полный толковый словарь русского языка», составленный Т. Ф. Ефремовой, также не придает вокабуле «сущее» статус самостоятельного слова и включает его в словарную статью прилагательного «сущий», одно из значений которого — «существующий, имеющийся в наличии».
Читайте также
Вещность слова, пеленки языка. Ответ лингвиста Людмилы Чернейко философу Федору Гиренку
Если подключить этимологию, то философский термин «сущее» в «Древнегреческо-русском словаре» (1958), составленном Иосифом Дворецким, зафиксирован следующим образом: ὄντα τά — восходит к ὄν (сущее) и означает «подлинно сущее, истинное бытие», из чего следует, что понятие «сущее» обращено к истине, следовательно антропоцентрично. Если философская энциклопедия предлагает исторический экскурс, а толковые словари русского языка считают слово «сущее» принадлежностью философской сферы, то такое положение дел дает свободу в интерпретации понятия, что предполагает его «авторское» толкование.
Федор Гиренок пишет: «Сущее, которое показывает себя тем, что оно не есть, называется призрачной материей человеческого существования». Что из этой мысли следует? Первое: сущее ЕСТЬ, оно «само-по-себе-и-само-в себе бытие». И это одна его ипостась — «вещь-в-себе». Но есть и другая: «оно показывает себя тем, что оно не есть». Первый вопрос: кому сущее «показывает», кто адресат этой демонстрации? Ответ очевиден: познающее сознание. Но что же такого присуще сущему, что оно одновременно и ЕСТЬ, и не ЕСТЬ? Логическая уловка связана с многозначностью русского глагола БЫТЬ в его грамматической форме 3-го лица единственного числа — ЕСТЬ. Одно из его значений определяется как «существование безотносительно ко времени» (= бытие); другое — как «наличное существование», то есть как то, что «показывает себя», является сознанию.
Историческая параллель очевидна: сущее как бытие, как то, «что есть», и сущее как явленное сознанию тем, что «оно не есть» концепции Гиренка, коррелирует с оппозицией «вещь в себе» — «вещь для нас», введенной Иммануилом Кантом.
Но задолго до Канта средневековый французский философ-схоласт Пьер Абеляр (1079–1142) в «Тео-логических трактатах» (русское издание 1995 года) высказал мысль о том, что вещь превосходит нашу способность ее понять («схватить»), и отстаивал идею концепта как творческого отношения сознания к вещи. И творческое отношение сознания к сущему, основанное на воображении, не что иное, как «призрачная материя» в концепции Гиренка. Эта материя и есть реальность «человеческого существования» в отличие от действительности бытия.
Иллюзия. Что касается понятия «иллюзия», то его этимология ведет к латинскому глаголу il-lud-ere c корнeм lud-ere, основное значение которого «играть». Авторитетный «Большой академический словарь» (БАС) представляет слово «иллюзия» в двух значениях, которые скорее являются омонимами, чем значениями одного слова: «иллюзия1» — искаженное восприятие действительности, основанное на обмане чувств, и «иллюзия2» — программный номер иллюзиониста. Главное смысловое различие между этими словами-омонимами состоит в том, что «иллюзия1» связана с непосредственным восприятием действительности и непреднамеренным ее искажением, когда, по мысли Хайдеггера, сам «предмет выходит навстречу» сознанию, тогда как в значении «иллюзии2» заложена интенция обмана. Что касается отрицательных коннотаций слова «иллюзия1», о которых пишет Федор Гиренок, имея в виду философский термин («нужно отклонить представление о том, что иллюзия — это обман»), то, возможно, их источник — психиатрическая сфера, где слово «иллюзия» имеет статус специального термина, за которым стоит понятие «патологическое отклонение в восприятии действительности». А представление об иллюзии как сознательном обмане присуще исключительно эстрадному дискурсу, и его не следует принимать во внимание философам.
Обыденное сознание заполнено не верифицируемыми знаниями, а представлениями, и каждый из нас живет в мифологическом пространстве — пространстве мнения об окружающем мире и о себе самом, в мнимом, вполне иллюзорном пространстве. Но иллюзия — это не «всего лишь знак присутствия человека по отношению к самому себе», как считает Федор Гиренок, а это значимый знак присутствия человека в мире. Так что оценка иллюзии как «всего лишь знака» меняет свой ограничительный (пре-уменьшительный) смысл и превращается в свою противоположность — в преувеличение, в «целый» знак присутствия человека, если речь идет о его присутствии в мире.
К известному афоризму Гёте «Сущее не делится на разум без остатка» можно поставить вопрос: чему равен «остаток»? Этот остаток и есть иллюзивное, мифологическое пространство.
Онтогенетический аспект рассмотрения иллюзии в предложенной Федором Гиренком концепции приводит к очевидному факту, что ребенок начинает осознавать свое присутствие в этом мире через свой «ближний круг», поскольку «мир ребенка ограничен детской» (Роман Якобсон). Что касается осознания человеком присутствия по отношению к самому себе, то это осознание амбивалентно: физическое присутствие определяется дискретностью тела, что касается индивидуума, то для осознания своего присутствия в мире как отдельной личности требуется время. А определение смыслового отношения членов оппозиции «Я» — «Себя» является самостоятельной философской и одновременно лингвистической проблемой.
«Я» — «Себя». Философский маршрут Федора Гиренка пролегает между материей как чувственно воспринимаемой субстанцией, вещной по своей природе, и той субстанцией, которая от-ображ-ает вещность мира, чувствующим, а иногда и понимающим сознанием. Именно чувствующей ипостаси сознания предстоит вещный мир. И первая сигнальная система не что иное, как ощущения, заполняющие «подвал сознания» (метафорический термин Василия Налимова). И весь действительный (но никак не реальный!) физический мир, то есть сущее как существующее, дан человеку в ощущениях. Анализаторы первой сигнальной системы (зрение, слух и т. д.) формируют индивидуальные чувственные образы действительности, и только вторая сигнальная система способна эти образы объективировать. Иными словами, информацию ИЗ мира (вектор: от сущего) человек получает по сенсорным каналам, а информацией В мир ведает вторая сигнальная система — слово, речь. Но, как писал Лев Выготский, слово представляет собой «сигнал сигналов», поскольку словом человек реагирует не на вещь, а на восприятие вещи первой сигнальной системой, то есть на ощущение вещи сознанием, формирующее ее чувственное восприятие.
Однако, как отмечал Выготский, при непосредственном описании воспринимаемой вещи существует «люфт» — временнóй зазор, и существует он именно по той причине, что слово есть реакция не на вещь, а на ее восприятие органами чувств. Именно в этом временнóм зазоре располагается «Я», не дающее покоя философам. Гиренок пишет: «Существует эта истина в языке в момент, когда мы говорим о том, что есть».
Но в этом моменте располагается не истина в ее общепринятом философском смысле, а только «Я», только мнение «Я» о действительности, опирающееся на индивидуальную реальность, границы которой очерчивает индивидуальный лексикон (ср.: «Границы моего языка определяют границы моего мира» — Людвиг Витгенштейн). Настал момент и для истины. Истина — категория антропоцентрическая (эпистемологическая, говоря словами классической философии), и связана она исключительно с реальностью, точнее — с языком, в котором данной культурой кодируется действительность, еще точнее — с высказыванием о действительности через лексикон реальности.
Реальность. Что же такое «реальность» как лингво-философское понятие? Это семиотизированная (означенная) действительность. Именно реальность является сугубо антропоцентрической материей, поскольку языковой знак материален в статусе «означающее», и любой текст представляет собой линейную последовательность материальных означающих. Можно сказать, что реальность создается «иллюзией», если брать термин Гиренка; можно сказать, что реальность создается креативностью сознания, его творческим потенциалом, включающим и эстетическое и сугубо прагматическое отношение сознания к действительности. Замечательным примером может служить название известной книги Джорджа Лакоффа «Женщины, огонь и опасные вещи» с подзаголовком «Что категории языка говорят о мышлении», получившей такое для русской ментальности странное название на основе реальности отображения действительности культурой одного из африканских племен, в языке которого (дьирбал) есть слово, охватывающее все три понятия. В категоризации действительности языком, создающим культурную реальность, проявляет себя творческое начало — воображение как заложенная в сознании человека способность создать то, чего нет в физической материи.
В личности человека помимо загадочного «Я» есть не менее загадочное «Себя», которому уделяет внимание и философ Гиренок. Что такое «Себя» по отношению к «Я» и где оно локализовано? Как писал французский лингвист Эмиль Бенвенист, человек присваивает себе язык и переводит его в речь исключительно через «Я». «Я» — это говорящее сознание, даже если это не диалог субъектов-коммуникантов, а внутренняя речь. И, как уже было сказано, «Я» активизируется в процессе перевода результатов, полученных первой сигнальной системой, во вторую, то есть при оречевлении восприятия. Но не только в этом проявляет «Я» свою активность. «Я» находится в противоречии (а значит, и в диалектическом единстве) с «Себя», которое является «нутром» личности (Я спросил себя; Мне стало не по себе; предать себя; изменить самому себе; «Я сам расскажу о времени и о себе» — В. Маяковский), средоточием всего до-логического, до-словесного — всего того, что есть в сознании индивидуума: ощущений, закрепляющихся во впечатлениях, интуиции как комплексном ви́дении фрагментов мира и всего мира в целом, что формирует образ мира, или картину мира. «Я» владеет речью, а «Себя» — личностью.
Чтение философских текстов Гиренка преодолевает тот «барьер, который обеспечивает читателю защиту от чужих мыслей», поскольку любая важная мысль философа вызывает ответную мысль, часто идущую наперекор его мысли. Но не в этом ли состоит истинная миссия философии — будить «инакую» мысль в каждом читающем сознании?! И журнал «Нож» берет на себя ответственность за популяризацию современных философских проблем, как правило, не имеющих однозначного решения.