Цацики с милкшейком, беззубые барменши и Фридрих Ангелов: как устроена жизнь в самом неприметном из центральных районов Берлина
Как найти покой в Берлине, если ты беден и не приспособлен к жизни? Отправляйтесь в район Веддинг по пыльной Шоссейной улице — там вас ждут общественные огороды, китайская еда за копейки и очаровательные рюмочные с беззубыми барменшами. Фил Волокитин продолжает рассказывать о жизни и типичных обитателях самого незаметного из центральных районов германской столицы.
Веддинг как плавучий корабль
Район Веддинг — это не что иное, как Берлин в виде поучительной средневековой миниатюры. Поучительным я нахожу его в том смысле, в котором в Средневековье трактовали картину «Корабль дураков» — там пресловутые дураки скитаются в море на утлом кораблике. Считалось в былые времена, что всякая житейская хрень вместе с церковью — синоним корабля в пучине. Вот и здесь так. Веддинг — это вам не бушующий мир, а наоборот — островок безопасности для не приспособленного к ужасам городской жизни мудилы.
Читайте также
За отправную точку для погружения в Веддинг рекомендую взять церковь Назарета у метро Леопольдплац. Там на детской площадке установлен деревянный Ноев ковчег. Разумеется, это модель и тоже в миниатюре. В этом ковчеге очень уютно в грозу и дождь — не бухать, понятное дело, а запивать сухим вином какие-нибудь сырные шарики из литровой пластмассовой банки.
Где, собственно говоря, мы находимся?
Раз уж в предыдущем рассказе мы были стеснены обстоятельствами и выбрали самый дешевый авиабилет, значит, по умолчанию мы зашли сюда с Тегеля. Таким образом, церковь Назарета покажется нам с правой стороны. Церквей Назарета, в сущности, две — старая и новая. Шпиль старой не намного заметнее остальных, зато новая вроде как славится мощной розеткой. Если не идет дождь, то на ступеньках новой церкви следует выпить вино, а если идет — то угнездиться в алкоголическом Ноевом ковчеге рядом со старой.
Читайте также
Даже если отбросить к чертям символику, начать с этого места очень важно. Именно отсюда берет начало самая интересная часть Веддинга — с анархическими огородами, где раз в неделю проходит фестиваль «Какашка или картошка», с провинциальными галереями в полузаброшенных домах, куда набиваются сотни людей и показывают синдикалистские мультики, ну и так далее.
В былые времена…
В былые времена Веддинг, несомненно, был лучше. Так говорят те, кто укоренился здесь давно и меняться не собирается.
Сам-то я разницы не замечаю. Должно быть, меняюсь вместе с этим непотопляемым Веддингом. Не то чтобы совсем уж точно иду с ним в ногу, но, по крайней мере, все эти былые времена и мои времена тоже. За год я здесь оказываюсь примерно раз двадцать, ну, раз в три недели — гораздо чаще, чем на Петроградской стороне или в Хельсинки, например.
Как водится, первое время после Стены я объединенный Берлин терпеть не мог — и Веддинг, разумеется, не жаловал тоже. Собственно, все немцы так и считали поначалу.
У Берлина две стороны — либо весело, либо грустно. Чтобы привыкнуть к тому, что «весело» и «грустно» работает одинаково, понадобилось десять лет.
Это, впрочем, не так уж и много для такого огромного города, как Берлин.
Сейчас Веддинг с Пренцлауэр-Бергом — лучшее напоминание о том, что с депрессивной стороны всё было немного контрастнее, красивее и изящнее. Но одновременно с тем и грустней, тут уж никуда не денешься. Всё таким же задумчиво грустным Веддинг остался на сегодняшний день, став при этом удобным и, не побоюсь этого слова, красивым. Такое странное сочетание красоты и тоскливой грусти заставляет задуматься о том, что бывают места, аналогов которых не предвидится найти, по крайней мере, на этой стороне земного шара.
Несмотря на отзывчивую к личным депрессиям сомнамбулическую тоскливость, скучно в Веддинге никогда не было. Приехав сюда с целью провести пару дней и проторчав две недели, я начал неторопливое движение в сторону основных исторических памятников объединенной Германии. Не то чтобы я был разочарован, но, заглянув в Николайфиртель и на Кудамм, я понял, что, в принципе, в Веддинге мне хватало всего. И до сих пор, если обойтись без переживаний за досуг случайных попутчиков, на мой взгляд, в Веддинге довольно легко прожить год-другой, никуда не вылезая.
Откуда берется это «на мой взгляд»
В Веддинг я приперся прямо с трассы. Сев на метро из Темпельхофер-Уфер, на свой страх и риск я проехал остановок пятнадцать бесплатно. Остановки были короткие, поэтому приходилось часто смотреть по сторонам, ведь контролеры в центре города представляют большую опасность.
Через полчаса я вышел на площади Леопольда. Граффити с подмигивающим Микки Маусом уныло поприветствовали меня. Так, будто я вернулся сюда, забыв ключи или шапку.
«Ну, Микки Маус на закате, держись», — подумал я. Мысль была такой же унылой, как и он сам, ведь ни на какие развлечения я претендовать не пытался. Когда с одной стороны Микки Маус, а с другой Леопольд — что тут может быть интересного для бывшего советского человека?
Сюда, сюда…
Укоренившиеся здесь издавна немцы подтвердили — правильно, дескать, думал! Если не вляпаться в Веддинг основательно, красоту его можно легко прошустрить. Зацепиться там, на первый взгляд, не за что. Но когда утонешь, царство откроется морское, красивое… и дальше по тексту какой-то сказки.
Мне повезло. Впрочем, хотя действовал я совершенно наугад, техника такого везения отработана мной до мелочей. Так предлагается поступать каждому, правда, только в Германии.
Может быть интересно
Начать с того, что я попросился в туалет в помещении, где горела зеленая лампа, намекающая на уют, обустроенный умеренно пьющим человеком. Из-за изысканных социалистических граффити поверх дверей, покрытых краской для заборов, заведение показалось мне достойным не только короткого визита, но и того, чтобы зайти как-нибудь опосля. Говорят, таким образом все мелкие лавки приобретают здесь постоянных клиентов: те начинают с туалета, а потом приходят кофе пить, наврав себе, что делают это по старой привычке.
Какать правильно — это какать с водкой «Калисков».
— Писать или какать? — спросили меня удивительные немецкие усы, высунувшись из-за полки с потертой полувоенной одеждой.
Немецкие усы имели имя. Их звали Патрик Биркенбауэр.
Времена были переходными настолько, что свои длинные антимилитаристские волосы владелец усов подстриг за полчаса до нашей встречи. Еще он носил очки и тухлый, как тряпка для пола, свитер. Собаку, которую он как раз собрался выгуливать, звали Тайгра. Поскольку мне действительно надо было какать и срочно, усатый выгулял нас обоих в небольшой парк. Там экскременты собаки отправились в мусорный бак, а мне пришлось зарывать всё специально приготовленной для этого случая лопатой.
За пластмассовой лопатой Патрик сбегал в булочную. На первый взгляд, это был абсолютно дружеский жест. Но причина столь гостеприимного поведения заключалось не столько в доброжелательности, сколько…
Еще раз о туалетах
Да, бесплатных городских туалетов в Германии как не было, так и нет сейчас.
А система канализации тут такая изящная, что попросить лопату в булочной будет проще, чем ликвидировать туалетный засор мощностью с Днепрогэс, вызванный чьей-то какашкой.
Читайте также
Что будет, когда нас переселят в компьютеры — и можно ли будет назвать «это» нами?
Пока я зарывал свою кучу, Патрик Биркенбауэр, не делая замечаний, насвистывая, пил из кармана водку «Калисков». Это была бутылочка граммов на сто, такие зачастую называют здесь «маленькими проказниками». Не в силах допить «проказника», Патрик поморщился и угостил «Калисковым» меня. Как выяснилось через полчаса, предпочитает он все-таки кофе.
Теория информаторов
Тот господин Биркенбауэр — один из пугающих случаев, когда город начинает с тобой говорить сам, выбирая одного из своих представителей информатором.
Скажем, устав от Праги, запутавшись в лабиринтах марокканских пассажей, испугавшись русской или латышской маршрутки, следует немедленно сесть и сдаться первому попавшемуся забулдыге. Со словами «Нахер вам Карлов мост!» он приведет на аллею каких-нибудь полыханцев, где турист никогда не бывал.
Вот вам и правило номер один: в новой ситуации никогда не следует действовать по собственной воле. Ждите, пока город сам не обратится к вам через одного из обывателей. Его логика будет понятнее вашей. И таким обывателем может оказаться любой, даже самый опустившийся житель. Да что там житель! Даже голуби, бывало, со мной разговаривали.
Развиваем тему по-гоголевски. Патрик Биркенбауэр и другие обитатели Веддинга
Честно говоря, берлинским обывателем Патрика можно было назвать лишь с огромной натяжкой. Берлин он, конечно, любил, но уважал не сильно. Это выражалось в наглом отказе от полагающейся по закону социальной помощи. Вместо заполнения бумаг по утрам он предпочитал без лишних усилий продавать ненужное барахло, потягивая из кружечки кофе. Мне трудно четко определить тот день, когда всякое международное культурное барахло, перекочевав в интернет, стало ненужным. Будем считать, что в день моего знакомства с Патриком Биркенбауэром оно еще могло кого-то заинтересовать.
Бесполезными были не только вещи, которые продавал Патрик, но и вся исходящая от него информация. Ей он делился со мной каждые пять минут. Например, такой: Вольф Бирман — папа Нины Хаген, а сам Патрик считает себя сыном короля Испании. Через годы неожиданно выяснилось, что про Вольфа Бирмана всё было правдой. Скорее всего, и про всё остальное тоже. С тех пор я робко интересуюсь новостями мадридского двора в надежде, что там проскользнет имя Патрика Биркенбауэра.
Вот Хельге Нойхардт
Другое дело — еще один житель Веддинга по имени Хельге, который носит представительский свитер «Горилла» и траурный фрачный костюм, а работает в протестантской кирхе. И не кем-нибудь, а организатором светских мероприятий (это нормально).
Каждый, кто минимально поучаствовал в том, чтобы меня с Хельге Нойхардтом познакомить, спрашивает: «Не правда ли, наш Хельге-Мельге похож на Энди Уорхола?» «Не похож», — честно отвечаю я, вспоминая уорхоловский тщедушный типаж, и тут все хохочут. Уорхол не Уорхол, но Хельге Нойхардт — наглядный типаж немца представительского класса. Впрочем, если не обращать внимания на импозантный черный костюм, по характеру он ушел не так уж и далеко от короля маргиналов Патрика Биркенбауэра.
Хельге появился в моей жизни тогда, когда я уже был готов проклясть всё на свете. Он предложил мне поучаствовать в светском массовом мероприятии, с чем я неплохо справился, используя пылесос, картридж от «Денди» и лентопротяжную систему загадочного четырехдорожечного магнитофона «Бомбей». Происходило всё это в галерее «Шерер Ахт», о которой во всех подробностях будет чуть дальше.
Перечислять прочих жителей Веддинга смысла нет…
Со временем я познакомился еще с десятком-другим человек, проживающих в Веддинге. Не буду утомлять: большинство веддингцев в той или иной степени похожи на Патрика или на Хельге. Хотя иные и выделялись. Взять, например, япониста Петерманна по прозвищу Какавака. Отличался он от Патрика Биркенбауэра незначительно. Всё больше внешним видом. У одного — тухлый свитер и выражение лица побрившегося академика Синявского. У другого через всё лицо громадная интеллектуальная морщина! Всё-таки японист.
Досуг
Окрестные жители собирались у Патрика для культурного досуга, едва только он успевал повесить на дверь табличку «Закрыто». Если магазин занимал всю прихожую целиком, то, понятное дело, в нерабочее время он и являлся зоной отдыха. Обсуждались насущные проблемы, связанные и с примыкающей к Патрику галереей. Иногда вертели на языках общественную обстановку, казавшуюся в двухтысячном году довольно безоблачной. Занимая пару кушеток, обитатели Веддинга пили славянскую бормотуху под названием «сливовиц». Где этот ужас брал Патрик, не знаю.
Всякий раз, как «сливовиц» был допит, каждый оставлял на столе монетку номиналом в евро, а то и в два — дескать, «сливовиц» с неба на таких, как Патрик, не сваливается.
Если привычки немцев кого-то раздражают, то не меня точно. Они прекрасны в простоте и ненавязчивости.
Жилье и зарплата
Разумеется, за столь скромное социальное жилье Патрик не платил ни копейки. Тут наши не правы: если ты не хочешь платить за жилье, то фиг кто заставит. И ни о каких сорока процентах с зарплаты здесь не может быть и речи.
Читайте также
«Здесь самый край карты мира». Записки исландского гастарбайтера
Собственно, какая зарплата у Патрика, остается только гадать. Продает он дай бог один товар, скажем, чтобы не соврать, раз в неделю. Иногда чаще, но не приплетать же к его клиентам меня, из вежливости спустившего остатки голландского гонорара на немецкое издание «Чича и Чонга» с бесполезным автографом, оставленным мэтрами стендапа на упаковочном полиэтилене. Пожалуй, честнее будет сказать, что это Патрик оставил автограф за обоих, уж очень почерк похожий. Да мне и плевать. Патрик для меня имеет значение куда большее, чем Чич и Чонг, которых я никогда не увижу.
Затариваясь сувенирами, я всегда стараюсь, чтобы они напоминали о городе, который со мной говорил. Ну а в том, что мой Патрик если уж не Берлин, то уж точно как минимум его миниатюра — Веддинг, сомневаться не приходилось.
«Шерер Ахт»
Если пройти два шага от магазина Патрика Биркенбауэра, можно было увидеть ебалду из бетона и стекла, изящно вписанную в пятиэтажный объект социального жилья, с видом на дом эпохи грюндерства. Угловой дом по Шерерштрассе. Галерея под названием «Шерер 8». Проще вроде бы некуда, но всё равно люди умудрялись путать. «Шерер Ах» — или как вы сказали?
На сегодняшний день число городских афиш, наклеиваемых друг на друга, уже превысило количество, позволяющее видеть под ними стекло и всё, что происходит внутри. Да и в словах Scherer Acht уже надобности нет. Теперь это всего лишь табличка для уличной нумерации.
Год назад я пришел сюда ностальгировать с ребенком и увидел в окне старого знакомого. Это был абажур, расписанный Карлами Марксами в манере лубка. Я не удержался от того, чтоб не ткнуть туда пальцем.
— Смотри, смотри, вот Карл Маркс.
— Вы же не живете здесь, — отчитала меня с балкона тетя с малиновым ирокезом, — поэтому не надо показывать на нашего Карла Маркса пальцами.
Я не стал спорить и отошел. Хотя показывать мог бы, потому что когда-то очень даже здесь жил. Более того, я уверен, что именно в той комнате, где сейчас обитает тетя с малиновым ирокезом.
Вы еще не забыли, что мы находимся в Веддинге?
Активных сквотов, каким когда-то был «Шерер Ахт», сейчас уже здесь довольно мало (под активными подразумеваются общественные заведения, зарабатывающие на зрелищных мероприятиях типа «шпас и шнапс»). Сейчас в Веддинге всё больше просто живут — как та тетя с малиновым ирокезом. Почему в Веддинге? Главным образом потому, что это удобно. Просто удобно, и всё.
Начать с того, что это всё еще Митте, то есть самый что ни на есть центр города. И если идти из центра, то оказаться на Леопольдплац можно в течение часа. Для сравнения: из Нойкёльна сюда пришлось бы пилить три часа, из Кройцберга — два, а ведь есть еще всякие Шарлоттенбурги и Кёпеники!
Пилить, впрочем, совершенно неинтересно. По дороге попадаются всё больше пыльные здания из бетона. Улица же, которая приведет вас сюда из центра, называется непоэтично — Шоссейная! Впрочем, до настоящей шоссейной ей далеко — уж слишком здесь тихо. Когда мне сказали, что в окрестностях была бывшая резиденция штази, я даже не удивился. Потому что там, откуда я приехал, таких резиденций дофига. Глаз замыливается, не успев толком остановиться.
Огородами, огородами…
Настоящий Веддинг начинается не у выхода из метро «Веддинг», пусть это вас не собъет. Нужно дойти до Леопольдплац и свернуть в сторону Назаретовской церкви. Там в глаза немедленно бросится кадр, которым русские сетевые ватники-пропагандисты иллюстрируют разруху в центре европейских столиц.
Да, это общественный огород. Да, он действующий.
Более того, он часто предлагает случайным прохожим «шнапс и шпас», то есть не очень креативную развлекуху.
Изнутри там примерно так, как на балконе у интересующейся кактусами бабушки. Зато всё плодоносящее. Ну да. Огород, черт возьми, простецкий бытовой огород.
Комфорт по-веддингски
От житья в огородах высшие силы меня, впрочем, избавили. Надоев своими поздними визитами Патрику Биркенбауэру хуже горькой редьки, я посеял в нем подозрение, что я беглый преступник, и Хельге предложил мне осесть в «Шерер Ахт».
Потолки с лепниной были похожи на те, что были в коммуналке на Петра Лаврова. Абажур был украшен портретами Карла Маркса и Фридриха Энгельса с крылышками за спиной (ну да, Энгельс ведь в переводе Ангелов!).
Может быть интересно
Возвращение в Марфуткин кабак: пьянство в Москве от Ивана Грозного до наших дней
Кино я смотрел на огромной растянутой по стене простыне. Если мне хотелось выпить, я руководствовался гаррипоттеровской картой на пергаменте, оставленной мне Хельге, и добирался до холодильника, постоянно клянясь, что замышляю только шалость. Бесплатного алкоголя мне хватило бы до сегодняшнего дня. Но вот пиво… пиво я ходил пить исключительно в кнайпе!
Кнайпе
Как я уже говорил, активных сквотов со «шнапсом и шпасом» в Веддинге теперь почти нет. Зато все виды кнайпе, то есть распивочных, представлены замечательно.
Кнайпе не спутать с сосисочной или местом для гемблинга. Они не притворяются модными сквотами и могут разочаровать туриста с фотоаппаратом в руке. Случайные попутчики меня часто спрашивают, указав пальцем на какой-нибудь кройцбергский пивняк: кнайпе он или не кнайпе? И я затрудняюсь ответить, пока не зайду внутрь.
Внутри будет понятнее, ведь кнайпе — это в первую очередь атмосфера. Там можно курить, а барышня за стойкой будет фотогенично беззубой.
Но в Веддинге всё будет понятно еще с порога — кнайпе, по-другому и не сказать. Не то чтобы сразу фешенебельный ресторан в австрийском стиле, но и не совсем уже полный маргинальный неадекват, который только и годится, чтобы его фотографировать.
Закон и порядок
Кнайпе редко подчиняются закону. Когда в Германии пытаешься зайти в бар с ребенком десяти лет, тебе выносят стульчик на улицу и бланк с правилами, установленными бургомистром. Да, такие законы. Но в Веддинге на каждый закон будет по поправке, которые в Англии называют поправками Робин Гуда, а здесь даже не знаю кого — Рюдигера? Баадера? Майнхоф?
— Сколько ребёнку лет? Десять? Ну раз так, то мы вас спрячем подальше, — говорит пожилая женщина, стоящая за стойкой кнайпе «Баррикада». И показывает в глубину, где сидит собака без намордника, но размером со слона.
— Вы знаете, кажется, я был тут десять лет назад, — в знак благодарности мычу я, может, ей это будет приятно. — Играл на каком-то мероприятии…
— Я прекрасно вас помню, вы сломали нам маленькую сиреневую штору.
— И маленькую полочку, — кричат с кухни.
Другая тетечка, помоложе, поднатужившись, вспоминает:
— И вы ели кабачковую икру. Я тогда была маленькая…
Точно! Этот гад Патрик Биркенбауэр исподтишка принес ее килограмм, после моих слов, что ничего дешевле кофе я в Германии не видел.
Дешевая еда
— Дуй в Веддинг и иди к китайцам, — сказал демократично одетый врач (тот, что высадил меня в девяносто каком-то году рядом с Темпельхофом и вышел в кустики по нужде). — Дуй в Веддинг и держись подальше от Кройцберга. Только в Веддинге дадут тебе много еды за копейку. В Кройцберге обедает только последний дурак!
С тех пор я так и поступаю уже много лет. Может быть, я что и потерял, но зато не дурак — перед врачом в грязь лицом не ударил. Копейки уже давно изменили обличье с пфеннига на евроцент, но принцип «много китайской еды в Веддинге за копейку» до сих пор является для меня важнейшим руководством к действию.
Чтобы разыграть азиатский гамбит и понять, о чем я говорю, идти надо в противоположную сторону от анархического огорода «Тихий зеленый квартал» — по улице Школьной в сторону метро «Амрумерштрассе».
Мимо, громыхая, проезжали трамваи…
На перекрестке Школьной улицы и улицы Мюллера с каждым годом всё меняется, как в мультике, нарисованном ручкой в блокноте. Болгарское кафе сменяется сербским, а бывший русский лупанарий с рулеткой оборачивается африканским турсервисом для беженцев. Дурацкое с точки зрения расположения место обуславливает коммерческие ходы, которые не работают. Для Германии закрывать заведения, не успев их толком открыть, не совсем типично, но перекресток — это не пешеходная часть, там особо не поторгуешь.
Короче говоря, перекресток этот дурацкий нас не интересует. Болгарское заведение с надписями «Хрян, джинджифил, чорен пипир» нужно миновать с тоской по Болгарии, где не принято жадничать так, как жадничают болгары, переехавшие в Германию.
Чуть дальше покажется азиатский притон со столами, на которых, вероятно, рубили преступные головы во времена «двух систем». На стенах будут висеть таблички с мумифицированными утками, супами и подробным объяснением, как всё это есть. В холодильнике окажется китайское пиво. Пиво, разумеется, выгоднее приносить с собой — это не возбраняется. Маленькие дети здесь выдувают полуторалитровую кока-колу за один присест, потому что степень остроты азиатской еды хоть и варьируется, но всё равно она представляет собой слезоточивый газ с толикой уксуса.
Бабушка, эта порция слишком большая!
Каюсь, с азиатской едой я опростоволосился сразу же, как только ее обнаружил.
Наивно полагая, что лишь одного меня консультировал эрудированный врач, я нажрался от пуза, но вот уже через полчаса японист Петерманн со своей польской невестой Малгожатой тащат меня ужинать в точно такой же шалман, да еще и с точно такими же словами, какие мне втолковывал врач: самая дешевая еда только в Веддинге! Там я не выдержал, от еды отказался. Петерманн до сих пор не понимает почему. Да, был там такой же набор еды, такие же цены, разве что сервис оказался по-колониальному выспренным. Но это лишь оттого, что на вывеске горело ярким светом слово «Шанхай», а шанхайцы колониальную выспренность уж очень сильно любят.
Что-нибудь не особенно азиатское…
Иная кухня здесь, в Веддинге, окажется, конечно же, турецкой. Забудьте про сосиски, о которых я так долго вам пел, но познакомьтесь вместо этого с пончиками под названием «женский пуп», кебабами размером с калашникова, традиционным турецким бесплатным чаем из рюмок, который здесь дают не в рюмочках даже, а в лафитниках, блин! Что такое лафитник, я, знакомый с переводами русской литературы на немецкий язык, не понаслышке отчасти знал, но не ожидал такой языковой прыти от турецкого бармена.
— Откуда лафитник? — В ответ бармен бросил суровый взгляд на коробку из-под дорогого австрийского сервиза.
Мультикультурность на примере цацики с милкшейком
Традиционной немецкой еды в Веддинге нет. Хочешь пожрать по-немецки — езжай в Баварию или к франконцам. Веддинг мультикультурен настолько, что здесь прижился мужчина, притворяющийся греком, — он стоял на повороте с полевой кухней наперевес. Поскольку он пытался всучить мне милкшейк вместо цацики, я предпочел трапезе долгий обстоятельный разговор. В ходе разговора выяснилось, что грек этот родом из Архангельска — одним словом, не так уж всё это было и важно.
Все-таки здесь всегда честная еда, ей можно легко наесться. Вне зависимости от того, сэкономите вы на ней или нет. Даже если ваш милкшейк будет внешне напоминать цацики. И даже если наоборот.
Кварталы, кицы и прочее
Кроме китайцев, в Веддинге традиционно много турков и африканцев. Однако так называемый африканский квартал — это не место скопления африканцев. Это просто район, один из самых, между прочим, красивых.
Так, на всякий случай сказал, для тех, кто любит, когда ломаются стереотипы.
Читайте также
Вообще, Веддинг не особенно исследованное место. Немцам, живущим здесь, походу всё одинаково. Гораздо больше в таинственных или забавных местах разбираются те, кто плохо знает язык в краеведении. Скажем, крематорий на Адольфштрассе по-прежнему вызывает смех, но только у русских. Наполеоновский квартал набрасывает скептическую усмешку на физиономии парижан. А соседство английского квартала с африканским воспринимается любым по-европейски цивилизованным человеком как Стивенсон пополам с Гумилевым — ну, на худой конец Киплингом. Улица Камерунская, пересечение с Замбезианской — что может быть круче, черт подери.
Английский квартал, Бельгийский, Наполеоновский… Это даже не кварталы, а обособленные жилые инфраструктуры, называемыме славянским словом «киц» (пусть не врут, что от «хижины»). «Квартал» и «киц» не синонимы. Когда всё не так, как обещает путеводитель, — это киц.
Когда невесть кто хозяйничает у тебя под окнами без ключей, но в то же время зовет в гости на кружку чая — это значит, что вы живете в кице.
Хотя слово «киц» без издевки можно употреблять только на севере. Скажем, Репербан в Гамбурге — совершенно типичный киц. А вот Швабинг в Мюнхене — это уже фиртель.
С противоположной стороны веддингские кицы и африканские улицы неожиданно обрываются улицей Осло. Отсюда и только отсюда надо автостопить в сторону Вестфалии и так далее, до бывшей голландской границы. Впрочем, как и до любой другой границы, отсюда застопить легко. Главное — все предложения полицейских доехать на электричке до деревушки Драйлинден воспринимать как тонкий пристеб. Ни один немец так поступать не будет.
Красный Веддинг
«Красный Веддинг», — любят говорить русские, при этом причмокивая. Существует у русских такой условный рефлекс на всё красное, ну что ж, так это и ясно. Красный Веддинг… Было что-то такое при Веймарской Республике под знаменем агитпропа, и Эрнст Буш про это пел. Меж тем я ни разу не слышал, чтобы Веддинг называл красным кто-то из немцев. Это, наверное, оттого, что красное теперь у них почти всё. От рушников и кокошников в магазине «Весна» до одной четвертой бундестага. Минус национализм, минус патриотизм.
Из «Коммунистического манифеста» немцы помнят лишь логичную, но не сработавшую сентенцию, что при социализме исчезают межнациональные конфликты. И они вечно проталкивают эту мысль с удивительным бесшабашным выражением лица а-ля дядя Федор Чистяков в лучшие годы молодости.
Отчасти благодаря общей сумбурности жизни, отчасти из-за колыхающегося от доброжелательности местных аборигенов ландшафта Веддинг — на редкость приятное место, чтобы остаться здесь насовсем. Тут есть по меньшей мере два парка — Гумбольдтхайн и Реберге, а также озеро Плётцензее с нудистской секцией, огороженной плетнем. Здесь приятный воздух, здесь хорошо спать с открытым окном, не говоря уже о том, чтобы жить на улице. Здесь, в конце концов, биржа труда и пруд пруди профсоюзов. Отзывчивые люди на улицах и так далее.
Демократизм Веддинга можно проследить на примере тех самых пресловутых кнайпе.
Кнайпе функционируют как книжный салон, как поэтический салон, как салон с видеокассетами и как бюро находок одновременно.
На стене висит программа профсоюзной организации. Собираться на улице в Веддинге принято, только когда уж совсем жарко…
Дополнение важное. Книжные
Когда-то в Веддинге можно было найти массу прекрасных книжных магазинов. Правда, все они скрывались под вывесками «Антиквариат» (да и сейчас, бывает, скрываются). Пачкой книг, схваченной от излишней жадности, приходилось жертвовать при отъезде, но однажды, прибегнув к помощи проводника польского поезда, я все-таки упер из Веддинга стокилограммовый рюкзак макулатуры, с которым не пожелал расставаться даже на отвратительно докучливой калининградской таможне.
Может быть интересно
Так и лежит, сволочь, на антресолях. Я не открывая могу вспомнить, что я там покупал. Фрейд, Бакунин, опять Фрейд… Наконец, любимый украинский бестселлер «Чудеса в Гарбузянах», любовно переведенный на немецкий язык каким-то Эрвином Вайсом.
Заключение
Всё же самое лучшее, что можно сделать в Веддинге, зайдя сюда со стороны Тегеля, это сесть на ступеньки у церкви Назарета, на Леопольдплац. Выпить бутылку вина. Передать привет той сволочи, которая крутит техночастушки про господина Павловского. Посидеть до тех пор, пока не надоест. А когда надоест, удостовериться, что «Лидл» открыт, взять еще вина и храбро досидеть до закрытия.
Когда закроется последний магазин, выходите к метро «Веддинг», к этой железной дороге, нависшей над головой. Если выбирать наитипичнейший берлинский вид, то тут и к бабке не ходи — обязательно вспомнится именно этот.
