Зачем помнить о государственности, Советском Союзе, своей «русскости» и исторических травмах? Карта памяти московских музеев
Проект придумали и осуществили мы — студенты-журналисты, дизайнеры, рекламщики, специалисты по медиакоммуникациям, филологи и экономисты. Все мы учимся на разных программах Высшей школы экономики, и всех нас объединяет одно: в прошлом году мы записались на выборный курс «Современный культурный процесс» в Школе культурологии НИУ ВШЭ. Статья выросла из итоговых проектов этого курса. Идея собрать наши проекты в единый текст пришла в голову нашей преподавательнице Элле Россман, которая тоже поучаствовала в статье.
Участники проекта:
«Еврейский музей и центр толерантности» изучали Яна Димухамедова, София Рунг, Валерия Золотоверхова, Мария Альтовская, Ольга Петрушина.
«Музей ГУЛАГа» и Сахаровский центр — Юлия Корнеенко, Валерия Коклина, Анна Силантьева, Дарья Комлева, Ольга Магунова, Анна Константинова и Алина Клыкова.
«Музей кино» — Никита Куприянов, Антон Кудинов, Ксения Нестерова, Полина Волкова, Владислав Вакаренко.
Выставка Кабакова — Катерина Красоткина, Сергей Резниченко, Дарья Масленко, Анастасия Морошкина, Арсений Аксенов.
Здание «Гаража» — Дарья Гаврилова, Ксения Рязанцева, Ирина Патрикеева.
Государственный исторический музей — Мария Локтева, Элла Россман.
Редактировала и собирала текст Элла Россман, иллюстрации делала Анна Новикова.
Как писал Морис Хальбвакс еще в 1925 году, в современном мире постоянно происходит работа по преобразованию прошлого. Современный человек понимает себя через трактовку исторических событий и собственных воспоминаний, и трактовка эта всегда наполнена «императивами современного общества» — то есть в большей степени рассказывает о сегодняшнем дне, чем о дне вчерашнем.
Со времен Хальбвакса множество исследователей брались за изучение того, как исторические события становятся основой современной культуры и идеологии. Была создана целая междисциплинарная область, посвященная этим вопросам, — memory studies, в центре внимания которой — постоянное переизобретение традиций и воспоминаний, которое стало неотъемлемой чертой нашей реальности.
Российская современность здесь не является исключением: память о событиях прошлого постоянно реактуализируется в настоящем, например, к ней обращаются политики и политические партии, ее используют для привлечения клиентов в бизнесе, о прошлом пишут СМИ и спорят отдельные граждане.
Одна из институций, где активно происходят все эти процессы, — музей. Любой музей — это не только место, где хранятся горы запылившиехся экспонатов; в его экспозиции, дизайне, брендинге, в мероприятиях, которые в нем организуют, конструируется единый нарратив, история о прошлом со своими акцентами и «слепыми пятнами», со своей идеологией и агентностью.
Мы прошлись по московским музеям и посмотрели, что в них предлагается помнить посетителю, — а о чем эти институции умалчивают. Предлагаем вашему вниманию набросочную «карту памяти» музеев Москвы, которая у нас получилась.
Память о государстве
Государство — неизменный герой большинства повествований об истории в московских музеях, будь то Государственный исторический музей или Музей современной истории России, Музей Победы (имеется в виду победа во Второй мировой) или Музей Отечественной войны. Подробнее рассмотреть этот излюбленный этатистский сюжет в музейном повествовании мы решили на примере ГИМа, который находится в самом центре Москвы, на Красной площади.
Двоединство ГИМа
Государственный исторический музей и сам может похвастаться долгой историей, начавшейся еще в 1872-м, когда император Александр II дал «высочайшее соизволение» на его устройство. «Отцами-основателями» ГИМа на его официальной странице называют множество людей: видных деятелей искусства, меценатов, военных, ученых, государственных служащих.
Огромная экспозиция (35 залов, не считая дополнительных!) вызывает у посетителя ощущение, которое можно было бы назвать чувством некоторой расфокусированности: с одной стороны, взгляд привлекают многочисленные старинные артефакты, с другой — замечательная в своей стилистике и помпезности роспись залов обращает на себя большее внимание, чем выставленные в тяжелых шкафах древние орудия, иконы и золотые кресты.
Роспись, лепка, резьба — всё это многообразие форм окружает посетителя и поражает таким буйством цвета, что поневоле забываешь про саму экспозицию музея.
Двойственность в ГИМе проявляется и на уровне концепции. История России рассказывается посетителю посредством предметов, характерных для быта разных эпох, от древности до времен Николая II. При этом в экспликациях мы находим повествование почти исключительно о политических событиях, вроде образования государственности или дел церковных. О какой истории все-таки идет речь — повседневности или власти? И связаны ли как-то между собой две истории? На эти вопросы зритель в музее ответа не получает.
Экспозиция демонстрирует, что «не со вчерашнего дня началась разумная жизнь в нашей стране», однако вчерашним днем она и заканчивается. Ее итог — выставка, посвященная Николаю II. Любопытно, что многочисленные цитаты на ее стенах рассказывают об одном и том же сюжете: мягкотелости этого царя, его нерешительности и безвольности. История государства Российского, таким образом, обрывается в ГИМе на фигуре человека, который этим государством управлять не смог, — оказавшись явно менее цельным, чем образ вверенной ему страны.
Память о травме
В ХХ веке в Европе начали появляться музеи «истории катастроф» — попытки рефлексии над трагедиями невиданных масштабов, которые во многом предопределили облик прошлого столетия в глазах современников и будущих поколений. В России тоже есть свои музеи такого рода. Их задача — проработать коллективные травмы, переосмыслить страшный опыт сотни тысяч людей, который вызывает эмоции и конфликты в нашем обществе до сих пор.
Еврейский музей: память как аттракцион
В 2012 году в здании Бахметьевского автобусного парка, на месте всем известного «Гаража», открылся Еврейский музей и центр толерантности. Инициаторами создания стали президент федерации еврейских общин России Александр Борода и главный раввин Берл Лазар. На создание музея даже пожертвовал одну свою зарплату Владимир Путин.
«Совсем недавно мы открывали памятник бойцам Красной армии, сегодня открываем музей толерантности. Это еще один общий вклад в борьбу с ксенофобией и национализмом», — прокомментировал он это событие на торжественной встрече по поводу открытия музея.
В основе концепции экспозиции лежит идея интерактивного общения посетителей с прошлым. На сайте об этом пишут так: «Сложно определить, на что он [музей] больше похож — на музей как таковой или на парк развлечений».
Тачскрины, 3D- и голографические инсталляции становятся своеобразным мультимедийным языком, на котором создатели говорят о травматичной памяти.
Иногда, впрочем, увлечение мультимедиа будто отодвигает на задний план саму память: она становится еле различимой на фоне чудес технологии.
С другой стороны, именно разнообразие форматов позволяет зрителям по-настоящему втянуться в повествование о страшных событиях и сочувствовать пережившим гонения и геноцид, в любом случае, именно так отзываются о музее посетители, с которыми нам удалось поговорить прямо на месте. «Нас поразило, насколько доступными могут быть материалы, касающиеся культуры этого народа, — отозвались о выставке двое студентов, Анастасия и Виталий. — После посещения всё то, что было разбросано кубиками в голове — слухи, факты, истории, — собирается в целую картину».
Новая экспозиция «Музея ГУЛАГа»
Несмотря на то что сталинские репрессии стали огромной травмой для миллионов жителей советского и постсоветского пространства, в России очень мало музеев, им посвященных. Одна из таких редких площадок существует с 2001 года в Москве. В 2015-м музей получил в свое распоряжение большое здание в Тверском районе. В 2018 году он закрылся на реэкспозицию и открылся только 12 декабря, перед самыми новогодними праздниками.
История ГУЛАГа в предыдущей версии экспозиции рассказывалась при помощи трех основных нарративов: «народ как жертва власти» (с четким противопоставлением двух сторон), «ГУЛАГ как личная трагедия» (музей активно привлекал личные воспоминания и архивы) и «осмысление прошлого во имя будущего» (последний фиксирует в том числе этическую установку этого места). При этом задачей экспозиции было информирование посетителей об истории ГУЛАГа, о том, как появилась эта система и как она существовала.
Обновленная экспозиция в большей степени апеллирует к эмоциям зрителей и создает куда более жуткое впечатление, чем старая.
Черные узкие коридоры с наглухо закрытыми окнами, тусклый свет и тесные комнатки давят на посетителя, заставляют его чувствовать дискомфорт, желание поскорее покинуть это место, напоминающее богатую спецэффектами киноэкранизацию исторических событий.
В обновленном музее зритель уже не может занять позицию дистанцированного наблюдателя, который отстраненно следит за историей и отдельными судьбами. Его обступает ощущение неясности, обреченности и абсолютного страха. На усиление этого эффекта работают разные элементы пространства, обозначающие взаимодействие огромной машины репрессий и отдельной человеческой жизни — бесценной и обесцененной (лишенной значимости — в масштабах ГУЛАГа, но неоценимой — в нарративе экспозиции). Яркое впечатление производят «расстрельная комната», в которой пол усыпан старыми гильзами, а на стене динамично сменяют друг друга фотографии приговоренных к смертной казни — под характерные звуки щелчка — затвора или курка; витрина с горстками земли из районов, лишенных автономии в годы террора. Как и прежде, одна из главных целей выставки — сохранить память обо всех жертвах террора в отдельности, назвать каждого. Называние происходит в буквальном смысле: в музее звучит аудиозапись, во время которой голос зачитывает имена заключенных, напоминая нам об одной из важнейших ежегодных городских акций в память о репрессированных — «Возвращении имен».
«Сахаровский центр»: ничего более постоянного, чем временное
Еще одна московская экспозиция, посвященная памяти о репрессиях, — постоянная выставка Сахаровского центра, занимающая половину зала для дискуссий в его здании.
Выставка устроена похожим с «Музеем ГУЛАГа» образом: в ее основе тоже лежат личные свидетельства.
Одна из стен экспозиции заполнена фотографиями репрессированных — осматривая пространство, посетитель видит лагерную историю «в лицах», в более мелких, но, несомненно, значимых историях.
Пространство музея обладает интересной композицией: высокие стены-перегородки из разных материалов делят его на четыре длинных узких нефа. В движении от прочного, монументального кирпича к белым, воздушным занавескам заключается основная идея экспозиции: историческая смена эпох, ослабление государственного контроля, движение от «несвободы — к свободе».
У экспозиции Сахаровского центра любопытная история. Как рассказала нам координатор выставочной деятельности Наталья Самовер, экспозиция была задумана в конце 1990-х. При этом изначально обсуждалась идея создания целого отдельного «Музея СССР» в Москве. Это была «очень большая, очень сложная, амбициозная задача», для которой требовалось собрать большую коллекцию, продумать концепцию, а кроме того — найти финансирование и здание. Пока всего этого не было, решили создать временную выставку. Существовать она должна была до того момента, как откроется полноценный музей.
Как мы знаем, «Музей СССР» в Москве так и не появился. Выставка же существует до сих пор — с минимальными изменениями, в виде экспозиции Сахаровского центра. По словам Самовер, это была первая в Москве выставка, посвященная истории тоталитаризма. Ни в Историческом музее, ни в Музее Революции ничего подобного еще не существовало, не говоря уже об отдельном «Музее ГУЛАГа».
Память о «советском»
Говоря о травматическом прошлом, мы немного затронули историю ГУЛАГа. Однако в «коллективной памяти» московских музеев есть не только «тоталитарное», но и несколько более расплывчатое «советское», выходящее далеко за пределы только истории репрессий. Рассказываем, какую именно концепцию «советского» можно найти в московских экспозициях.
Здание музея «Гараж»
Иногда работа с исторической памятью в музее происходит не на уровне экспозиции, а на уровне мероприятий, публикаций музея — или его архитектуры. Музей современного искусства «Гараж» — именно такой случай.
Он был основан в 2008 году Дарьей Жуковой и Романом Абрамовичем. По утверждению первой, главной его целью изначально было знакомство аудитории с работами современных художников мирового значения. Сначала «Гараж» располагался в здании Бахметьевского гаража (отсюда и название), потом во временном павильоне, и только в 2015-м он занял отреставрированный Ремом Колхасом ресторан «Времена года» в Парке Горького.
Ресторан был построен в 1968 году. Это здание нельзя назвать жемчужиной советской архитектуры, он представляет собой типовую постройку 1960-х. Здание выполнено со свойственным тому времени размахом: проявилась любовь архитекторов к огромным, наполненным воздухом пространствам — остатки эстетических пристрастий времен «сталинского ампира». Посетители чувствовали себя неуютно в таком огромном помещении, поэтому постепенно ресторан становился всё менее популярным. В итоге здание оказалось заброшенным.
В 2011-м за реконструкцию взялся Рем Колхас, всемирно известный голландский архитектор. Для него важно сохранить не только значимые архитектурные постройки, но и повседневные и типовые, придавая таким зданиям новые функции. В проекте «Гаража» главными задачами для Колхаса было сохранить максимум от оригинала. Бетонный каркас ресторана был накрыт двойным слоем полупрозрачного поликарбоната. Материал выигрышно смотрелся в окружении парка и оказался подходящим для музейного пространства. Планировка здания практически не поменялась.
Ресторан как фабрика по производству советского образа жизни превратился в музей как фабрику искусства. Оставшиеся от ресторана мозаика, кирпич и изумрудная плитка были воссозданы в первоначальном виде, но в современном пространстве стали работать иначе и сами превратились в экспонаты музея.
В итоге заброшенное здание получило вторую жизнь, точнее, Рему Колхасу удалось «законсервировать его распад». Неожиданно, но в процессе такой консервации произошла своего рода «десоветизация» советского наследия: проведя небольшой онлайн-опрос среди тех, кто хотя бы раз бывал в музее «Гараж», мы выяснили, что многие посетители вообще не соотносят здание музея с советским опытом: его внутренности вызывают ассоциации скорее с модным лофтом. Часть из участников опроса не знали о происхождении здания музея, и этот вопрос не приходил им в голову.
Сам музей «Гараж» старается всячески акцентировать историю места, где он располагается. Например, этим летом в музее проходила выставка «Как отдохнули? Кафе „Времена года“ с 1968 года», приуроченная к 50-летию ресторана. Экспозиция представляла собой реконструкцию его части, кроме того, была воссоздана программа заведения, в рамках выставки проводились лекции, концерты, круглые столы, выступления, которые давали возможность посетителям соотнести представления об отдыхе в Советском Союзе — и в современности.
Выставка Ильи и Эмилии Кабаковых в «Новой Третьяковке»
«В будущее возьмут не всех» — так называется самая крупная ретроспектива советско-российско-американских художников-концептуалистов Ильи и Эмилии Кабаковых, которая завершилась совсем недавно, 13 января. Показанная в Лондонском «Тейт Модерн» и Петербургском Эрмитаже, выставка заняла самые крупные залы Новой Третьяковки — и именно они стали последним пунктом ее путешествия по разным городам.
Название ретроспективы идентично названию одного из самых важных текстов Ильи Кабакова — своего рода притчи, в которой Казимир Малевич — это директор школы, определяющий, кто поедет и не поедет в детский летний лагерь — будущее. Тринадцать залов укладываются в лабиринт «тотальной инсталляции» (так Илья Кабаков называет свой «новый вид» современного искусства) и посвящены по большей части советскому коммунальному прошлому.
Композиции «Мусорный человек» или «Случай в коридоре возле кухни» — это подвешенные к потолку бытовые предметы, подписанные фразами, которые звучали на любой коммунальной кухне по всей территории Советского Союза.
Обилие вещей и обрывков фраз создают напряженное пространство перенаселенной квартиры, внутри которого отсутствует интимность как таковая.
Любопытно, что эти не слишком радостные или как минимум не однозначные отображения советского быта вызывали, по нашим наблюдениям, ностальгические реакции у посетителей младшего возраста, то есть у тех, кто не застал советскую жизнь вовсе. «Вы подарили нам билет на поезд, на который мы опоздали» — так звучит одна из реплик, которую мы обнаружили в книге отзывов.
«Музей кино» и ностальгия по советским мультфильмам
Музей кино начал свою историю в далеком 1984 году в формате Музейного отдела Всесоюзного бюро пропаганды киноискусств, которое в марте 1989 года было реорганизовано в Центральный музей кино. Тогда вместе с фондовыми хранилищами он располагался в Киноцентре на Красной Пресне. После череды очень непростых историй и долгих скитаний в отсутствии своего здания, музей обрел новый дом в 36-м павильоне ВДНХ. Именно там с 2015 года располагаются все фонды, а с 2017-го проводятся кинопоказы, лекции и выставки — например, интерактивная выставка «Куклы 2.0».
На выставке можно было увидеть куклы, которые использовались для создания известных нам всем с детских лет мультфильмов: «Приключений Чебурашки», «Домовенка Кузи», «Сказки о потерянном времени», «Волшебника Изумрудного города». Их можно было рассмотреть вблизи, узнать, как над ними работали художники, как они продумывали каждую мельчайшую деталь их костюмов и внешности.
Впрочем, нам показалось, что выставка эта не столько о самих куклах, сколько об эпохе, в которой создавались мультфильмы. Экспонаты вызывали чувство ностальгии у приходящих туда взрослых: для них это история не про искусство анимации как таковое, а про советские будни, тот контекст, в котором проходил просмотр этих мультфильмов и с которым он неразрывно связан у зрителей на уровне эмоций. Именно о такой ностальгии писали авторы отзывов, о ней же рассказали сотрудники музея, и именно такой ностальгией — вместе с этическими нормами советской эпохи — взрослые посетители старались поделиться со своими детьми, приводя их на экскурсии по выставке.
Маленькие фигурки из любимых с детства сюжетов превращаются в миниатюрные сосредоточия культурной памяти и ностальгии по советскому, которая передается от поколения к поколению.
Память о «русском»
Образ «русскости» в московских музеях сформулирован и концептуализирован как будто очень грубо. Русская усадебная культура, русская икона, русский лубок, русские валенки и костюм, русская водка и, неожиданно, русский импрессионизм — вот, в общем-то, и все атрибуты, маркированные в названии музеев как «русские». Картинка получается несколько карикатурная и поднадоевшая, словно анекдот, который год за годом рассказывает на семейных застольях подвыпивший родственник. Может быть, пора подумать и о других элементах русской культуры?
Музей истории русской водки
Этот лубочный музей располагается, что забавно, в не менее лубочном месте: в здании Измайловского Кремля. Последний представляет собой цветистый новострой в псевдорусском стиле, возведенный аккурат напротив нескольких дорогих отелей, где часто селят заграничных гостей. На тех же самых гостей рассчитан, похоже, и Музей водки — как будто преимущественно для этой аудитории рассказывается в нем 500-летняя история напитка в национальном контексте.
Познакомиться с историей можно «в интерактивной форме» — иными словами, гостям доступна дегустация разных сортов водки «до, после и вместо экскурсии», в музее есть свой бар.
Кстати, именно бармен встречает посетителей у входа в выставочное пространство.
Музей русского импрессионизма (что бы это ни значило)
О музее русского импрессионизма хорошо написала сразу после его открытия художественный критик Анна Толстова. Главное, что следует знать о нем, — это что «русского импрессионизма» как цельного явления в природе не существует, есть лишь отдельные последователи этого течения в России — очень разные художники начала ХХ века.
Музей русского импрессионизма идеально иллюстрирует классическую книгу для всех тех, кто изучает культуру памяти, — «Изобретение традиции» под редакцией Эрика Хобсбаума и Теренса Рейнджера. Книга была выпущена еще в 1983 году, но процессы, которые в ней описаны — бесконечно произвольное создание и пересоздание истории, в том числе и национальной истории искусства, — продолжаются по сей день.
Вместо выводов
Конечно, «карта памяти», которую мы набросали, получилась очень неполной — без внимания остались многие небольшие, но очень любопытные музеи, до которых мы не дошли, вроде Музея истории отечественного предпринимательства или Музея истории московской милиции. Однако какие-то отдельные тенденции мы обнаружили — и многие из них заставляют задаться вопросом: а насколько продуктивно такое припоминание о прошлом и есть ли альтернативы?