Компенсаторное потребление, партизанские прогулки и призрак бедности. Как россияне выходят из карантина
Россия выходит из режима самоизоляции: в Москве отменяют ограничения, регионы открываются, возвращаются к привычной жизни. Несмотря на то что эпидемия не закончилась, откат изменений выглядит невозможным — люди устали, хотят дышать уличным воздухом, ходить на работу, планировать собственное будущее. Что послужило причиной снятия карантина: эпидемиологическая картина или закручивающаяся петля социального напряжения — вопрос открытый. В завершение совместного проекта журнала «Нож», Центра новой философии и Synopsis Group, посвященного социологии карантина, мы спросили у респондентов, что они собираются делать дальше, и зафиксировали несколько ключевых проблем, проявившихся во время пандемии.
За два месяца жизни с коронавирусом изменилось многое. Первые дни локдауна мы наблюдали рост доверия властям, требования ввести максимально жесткие ограничения, готовность ограничивать свободу окружающих людей, чтобы не допустить распространения коронавируса. Сегодня остается злость и безразличие: люди перестали доверять институтам, применяют «партизанские» стратегии выживания, надеются только на себя и игнорируют предписания правительства. Карантин официально закончился, но население вышло из него заранее. Что мы поняли за время пандемии об отношениях общества и власти?
Читайте другие материалы проекта о социологии карантина
Коронавирус и общество. Как россияне реагируют на эпидемию
Худшее впереди? Что думают россияне о последствиях пандемии
День сурка или распад общества? Как россияне проживают самоизоляцию
Почему единодушие власти и общества сменилось взаимным недоверием?
Пандемия коронавируса стала травмой для большинства россиян, только для одних — личной, а для других — коллективной. Это различение позволяет зафиксировать ключевой результат кризиса — рост институционального недоверия, которое будет отражаться на всех сферах повседневности в ближайшие годы, когда общество и государство оказались в двух разных мирах.
Для людей, переживших личную травму, коронавирус перестал быть проблемой номер один, уступив место экономическим и политическим страхам. Сегодня они составляют большинство населения.
Переход от борьбы с эпидемией к выживанию в условиях карантина произошел примерно в конце апреля, когда респонденты перестали фиксировать коронавирус как серьезную опасность, отмечая нарастающее беспокойство из-за отсутствия сбережений, экономической неопределенности и личных проблем.
Соблюдение разнообразных предписаний имело смысл потому, что отказ мог повлечь наказание. Проблема в непрозрачности и изменчивости правил игры, наличии широкого спектра непопулярных мер, а также в отсутствии четкого понимания сроков действия ограничений. В результате довольно быстро приобрели популярность «партизанские» стратегии выживания и самостоятельное определение повестки.
Респонденты, для которых коронавирус стал коллективной травмой, воспринимают болезнь как наибольшую опасность для собственной жизни. В отличие от первых они обладают достаточным количеством ресурсов (сбережениями, стабильной работой, дачным домом с огородом) для соблюдения режима самоизоляции в течение продолжительного времени (от нескольких месяцев до полугода). Наиболее обеспокоенная часть этой группы покинула города, обосновалась на дачах в пригородах, изредка выезжая за продуктами в ближайшие магазины.
Может быть интересно
Эти респонденты изолировали себя от городской жизни не под угрозой наказания, а самостоятельно. Для них изоляция — личный выбор, и сроки они тоже определяют самостоятельно. Из страха перед заражением они готовы продолжить соблюдать защитные меры несколько недель после официального окончания пандемии, а какие-то практики сохранить на ближайшие годы.
Пандемия сформировала воображаемое сообщество вокруг общей угрозы — солидарность, необходимость заботы о ближнем, обсуждение переживаний в социальных сетях и общая система ценностей. Коронавирус стал элементом, вокруг которого выстраиваются новые практики, как и среди жителей развитых городов Европы и США.
Государство утратило большинство рычагов влияния на обе категории граждан — первые изобрели разнообразные «партизанские» стратегии продолжения нормальной жизни, а вторые самостоятельно изолировали себя от окружающей среды. Сегодня большинство карантинных мер снимается — если в жизни самоизолированных едва ли что-то изменится в ближайшее время, то для других граждан это повод изменить часть собственных практик.
Продлевать будете?
Старт дан, что вы будете делать, когда карантин закончился? Большинство респондентов отмечают, что встретятся с близкими, вернуться к прогулкам, посетят любимые кафе, парикмахеров, спортзалы и торговые центры.
Поеду к внукам в другой город, схожу в парикмахерскую, сделаю маникюр, схожу в кино, буду долго гулять по набережной. (Ж, 56–65, город до 250 тыс.)
Пойду в парикмахерскую. 2. Начну бегать 3. Пойду с детьми в кино, на площадку и куда еще они захотят. 4. В кафе с семьей. 5. Встречусь с друзьями. (М, 36–45, город 250 тыс.+)
Крупные города накроет волна компенсаторного потребления. Предприятия и бизнес, сохранившиеся после карантина, ожидает в первые недели приток клиентов, старающихся компенсировать время, проведенное взаперти.
Выжидающие говорят о желании потреблять, как изголодавшиеся перед окончанием заточения.
Подобный феномен проявляется в регионах, где карантин отменяется одновременно, так как социальная реальность разделяется на до и после коронавируса, фиксируется определенная точка, после которой можно начать потреблять.
Читайте также
Фриланс как тюрьма. Что такое прекарность и почему нам стоит ее избегать
Даже когда ограничения снимаются постепенно, необходима символическая дата, после которой начинается «нормальная повседневность». Иначе компенсаторного потребления не происходит, так как выход из карантина становится частью измененной повседневности и люди продолжают жить в режиме «партизанских» практик сопротивления карантину. Поэтому во многих странах, где эпидемия уже закончилась, компенсаторное потребление и резкий рост экономической активности наблюдаются там, где жесткие ограничения действительно соблюдались и были сняты одномоментно.
В России подобный сценарий маловероятен по двум причинам: большая часть экономической активности ушла в тень на время жестких ограничений, а население обеднело.
Призрак затяжного экономического кризиса выглядывает из-за спины пандемии, и желание моментально залечить травму карантина приведет к экономической незащищенности на долгое время грядущей рецессии.
Подобный всплеск был бы опасен, как резкое питание после голодовки, — учитывая скудность сбережений, рост безработицы, попытки работодателей сократить издержки за счет перехода в онлайн и «оптимизации» штатов сотрудников.
Я работала в компании без регистрации (черный вариант). Сейчас компания перестроила систему работы. Часть людей ушла на удаленную работу (10%), часть — на работу в офисе и «в поле» (15–20%), остальные не работают. Я в их числе. (Ж, 66+, город до 250 тыс.)
Сейчас нет работы. В этом тоже большая проблема! Думаю, что многие, как и я, потеряли работу. (Ж, 36–45, Москва)
Я потеряла работу! Соответственно потеряла деньги. (Ж, 66+, город до 250 тыс.)
1 и самое важное — маникюр, 2 — парикмахерская (покраситься, подстричься), 3 — планировать отпуск: покупать билеты, бронировать проживание, 4 — отметить день рождения в кафе с друзьями, 5 — устроить день, а то и несколько дней шопинга. (Ж, 46–55, Москва)
Напрягает еще маникюр жены, всё порывается куда-то поехать… (М, 36–45, город 250 тыс.+)
Мечтать хочется обо всем. <…> Привести себя в порядок, косметолог, стоматолог, массажист. (Ж, 56–65, Москва)
Почему население стремится к компенсаторному потреблению?
Период «жестких ограничений», проведенный взаперти, воспринимается как «пустое время», вакуум. Подобное состояние «выпадает» из повседневности в целом, так как не производит устойчивых воспоминаний, заключает человека в состояние бессобытийности.
Современная индустрия устроена так, чтобы наделять события внешним «смыслом», производить «воспоминания», которые могут стать устойчивыми элементами повседневности — определяющими цели, желания, стремления.
Подобные свойства капитализма описывались в начале прошлого века — ситуации кризиса, структурно похожего на сегодняшнюю пандемию, производящую подобные лакуны «пустого времени». Логика потребления наделяет каждый момент времени субъективным смыслом, включает в ткань повседневности, создает воспоминания и эмоции. Данная экономика поддерживает социальную устойчивость в ситуации рутины, исключая аномию и вакуум. Сложившись в эпоху массовой урбанизации и исчезновения плотных локальных сообществ, она заменила устойчивый распорядок дня и плотные социальные связи, предохраняя население от одиночества.
Читайте также
Конец золотого века: почему людям больше не стоит уповать на прогресс
Карантинный режим — вызов экономике впечатлений, потому что он ломает ритмы повседневности, создавая лакуну исключенного времени. Тем, кто не обладают устойчивой связью с внешним миром (будь то школа, университет, работа или активные социальные сети), «пустое время» наносит личную травму — это итог дезориентации, жизни в таком режиме, где каждый день похож на другой, а осмысленной является только дата окончания карантина.
Поэтому население, проживающее карантин, самостоятельно приступило к снятию ограничений, используя различные «партизанские» стратегии сопротивления. Компенсаторное потребление уже происходит, только оно исключено из официальной статистики — потребители и производители просто ушли в тень. Остается некоторый процент населения, соблюдающий предписания правительства, но именно он с яростью реагирует на каждое продление карантина, и предел его терпения приближается с каждым днем.
Апатия, тревога, безысходность. Я думаю, уже все люди устали сидеть дома, и я в том числе. Невозможность съездить к родным, по своим делам. Даже выйти на прогулку невозможно без специальной причины. Скоро закончатся денежные накопления, и откуда их брать, неизвестно. (Ж, до 25, город 250 тыс.+)
Уныние, надоело это ограничение. (Ж, 36–45, город до 250 тыс.)
Чувства и эмоции уже в полусдохшем состоянии. Усилится состояние отчаяния, тревоги и беспросветности. Реакция связана с истощенной нервной системой, постоянным напряжением, кислородным голоданием, однообразными телефонными переговорами, суть которых сводится у всех к одному: как всё осточертело! Чувство невинно осужденных в колонии строгого режима. (Ж, 66+, Москва)
Усилится чувство подавленности, в том числе из-за ожидания чувствительного экономического спада по стране. (М, 36–45, город 250 тыс.+)
Никогда не разговаривайте с незнакомцами
Любая ситуация дисциплинарного контроля не только отражается на текущем состоянии человека, но и провоцирует устойчивый страх, который не получается пережить до конца. Это верно для обеих групп населения: дистанцирование — общая травма, лежащая глубже ограничений и страха заболеть.
Карантин — время турбулентности, внутри которого большинство устойчивых категорий сломались: восприятие времени, жилища, города, коммуникации с другими людьми.
Социальное дистанцирование — не только физическое отдаление от окружающих людей, но и состояние боязни, после которого необходимо заново учиться «понимать» ситуацию коммуникации.
Самым простым примером этого является страх столкновения с правоохранительными органами, обострившийся в период пандемии. Взаимодействие между обывателем и полицейским всегда было напряженным, но постоянно меняющиеся правила игры, наложенные на неподготовленные институциональные и инфраструктурные условия, привели к тотальному недоверию.
Печальной иллюстрацией являются сбои в работе цифровых приложений, систем пропусков и широкий спектр «партизанских» тактик по скрытому освоению городского пространства — прогулок в закрытых дворах, походов в дальний магазин, прогулок в ночное время.
«Партизанские» тактики освоения городского пространства основываются на взаимном и непроговариваемом консенсусе. Есть официальные ограничения на прогулки — личные или с ребенком, на посещение родственников и т. д. Однако в какой-то момент, когда нарушения официальных запретов становятся массовыми, формируется ожидание, что на них будут смотреть сквозь пальцы. Это только усугубляет ситуацию неопределенности — запреты становятся «запретами Шредингера», а наказание за нарушение во многом начинает определяться конкретными условиями и результатами взаимодействия с представителями органов правопорядка.
Сейчас ни полицейские, ни горожане не могут адекватно оценить ситуацию взаимодействия и предсказать действия другого, поэтому формируются новый страх и логика избегания. Уличное взаимодействие с правоохранительными органами — простой пример, потому что большинство каузальных связей, делающих ситуацию неопределенной, находятся на поверхности: власть полицейского, отсутствие прозрачных и четких правил, страх штрафа, насилия.
Важным элементом для нашего анализа является сама структура ситуации, где каждый агент отделен настолько, что не может предсказать реакции и действия других.
Самоизоляция, в рамках которой контакты с незнакомцами сведены до контактов с курьерами и людьми по ту сторону монитора, структурно повторяет аномию начала XX века, когда детективы и бульварные романы стали пособиями по выживанию в городских джунглях, а среди населения царили подозрения, фобии и непредсказуемость интеракций. Маловероятно, что пара месяцев взаперти приведут к глобальному сдвигу ценностей, но опыт пережитой нестабильности оставит след на горожанах, как минимум — в изменившихся привычках, как максимум — в упавшем и трудно возобновляемом доверии к другим, будь то незнакомцы или государственные институты.
Может быть интересно
Пленники самодисциплины. Как мы разучились отдыхать и почему это плохо
Сегодня среди респондентов наблюдаются депривация сна, психологические расстройства, рост обращений в службы психологической помощи, страх незнакомцев. Лучший сценарий выхода из изоляции — если населению потом будут сниться кошмары о пережитом в замкнутом пространстве, худший — долгий период институционального недоверия и взаимные подозрения.
Предсказывать на данном этапе сложно, но ретроспективный анализ реакции населения на введение карантинных мер и сравнительный исторический анализ подсказывают, что в ближайшее время нас ждет кризис доверия, как к властям, так и к «обобщенному другому».
Мы показывали, как респонденты перестают верить системе здравоохранения, региональным властям, правоохранительным органам, медиа, кроме того, подозрительно относятся к случайным незнакомцам.
Карантин закончится, но на дверях изолированных квартир прибавится замков.
Стал бояться/опасаться полицейского беспредела, голодных гастарбайтеров, особенно когда жена с собакой гуляет. (М, 36–45, город 250 тыс.+)
Из дома вечером будет страшно выйти. Хорошего ничего уже не жду и не надеюсь. Боюсь за свою дочь. (Ж, 36–45, город 250 тыс.+)
Стал хуже спать. (М, 46–55, Москва)
Сложно расслабиться, постоянно в поиске. Сон, конечно, ухудшился. (М, 26–35, Москва)
Даже когда пандемия коронавируса в России окончится, она всё равно оставит после себя несколько вопросов без ответа: что делать с недоверием, как восстановить экономику, как пережить возможную вторую волну без аналогичных потерь и когда государство и общество смогут вернуться в общее пространство?
Повседневность всегда берет свое — этот тезис, подтвержденный всеми предыдущими глобальными кризисами, вселяет надежду на возвращение к нормальной жизни.
С точки зрения сломанных ритмов и механизмов работы социума в эпидемии коронавируса нет ничего нового — любой глобальный коллапс структурно подобен, и поэтому скромный оптимизм и вера в восстановление общества основываются не совсем на пустом месте.