Раненые затворники. Как коронавирус породил первую пандемию сетевой паники
Пандемия коронавируса живет не только в телах зараженных, но и в головах миллиардов людей по всей планете. Она уже стала причиной массовой паники, равной которой, вероятно, не было в истории. Писатель и издатель Вадим Климов применяет идеи Жан-Поля Сартра и сюрреалистов в анализе психологической пандемии, поразившей человечество.
Испанский режиссер Луис Бунюэль предсказал события пандемии COVID-19 «Опустошитель» почти за 60 лет до ее начала. Сюжет его фильма «Ангел-истребитель» (1962) начинается с роскошного званого ужина, после которого приглашенные (впрочем, как и хозяева) внезапно обнаруживают, что не могут покинуть гостиную. Респектабельные представители высшего света постепенно расстаются с социальными условностями, всё откровеннее обнажая примитивную, животную, природу.
Пожалуй, это наиболее выразительная метафора истерии самоизоляции, связанной с распространением коронавируса. Немаловажная деталь: как только гости приступают к ужину, все слуги, кроме дворецкого, покидают дом. Еще один штрих к портрету разворачивающейся катастрофы: самоизоляция лишает социальных удовольствий — закрывается всё от общественного транспорта до школ, офисов и культурно-развлекательных центров.
Удивительно, что критик буржуазной морали (с позиций сюрреализма) Луис Бунюэль, социально обнажая своих героев, превращает их в чудовищ — злопамятных, агрессивных истериков, озабоченных лишь собственными интересами.
Вялые попытки сплотиться и сохранить человеческое достоинство выглядят реликтовыми и мало на что влияющими.
Спустя 11 лет Клод Фаральдо снял рифмующуюся с «Ангелом-истребителем» картину «Темрок» (1973). Здесь животным становится не утонченный аристократ, а обычный французский пролетарий, который вдруг уничтожает свое имущество и разрушает квартиру, превращая ее в первобытную пещеру. Герой «Темрока» увлекает своим примером соседей, и они присоединяются к его восстанию против абсурдности буржуазного общества.
И персонажи Бунюэля, и герой Фаральдо изолируются от мира, сбрасывая панцирь моральных ограничений. Правда, мексиканский истеблишмент «Ангела-истребителя» оказывается в ловушке против своей воли, в отличие от героя «Темрока», который отдается метаморфозе добровольно. Если совместить оптику обеих картин, выйдет, что раскрепощение (или расчеловечивание) буржуа несет негативный посыл, в то время как раскрепощение пролетария, напротив, приводит к его освобождению. Первое отвратительно, второе заразительно.
Применительно к реалиям пандемии COVID-19, в которых истеблишмент и плебс в равной степени живут в условиях деборовского спектакля, позиции «Ангела-истребителя» и «Темрока» следует совместить. Хозяева и слуги больше не противопоставлены друг другу, и те и другие встроены в зрелище и перемещаются в жестком функционале самых мрачных интуиций Ги Дебора.
Проблема не в бессмысленности тех или иных решений, а в самом человеке (или том, что от него осталось), утратившем связь с другими, с социальным. Вспомним, как бунюэлевская аристократия выстроилась за водой у выдолбленного из стены водопровода. Жажда убивает не только приличия, но и остатки разума: в эгоистическом припадке можно запросто разлить драгоценную жидкость или затоптать половину страждущих.
Драма «Ангела-истребителя» — в обнажении полной социальной дисфункции буржуазного или аристократического истеблишмента. Лишенные обслуги, непрерывной подпитки извне, персонажи немедленно отбрасывают бесполезные костыли благопристойности, представая друг перед другом эгоистичными монстрами, не видящими дальше собственного носа. А зачастую не видящими даже его.
COVID-19, словно сюрреалистический фокус заточения, тюрьмы без замков, радикально меняет правила игры, предлагая участникам «ангажированную свободу» — свободу, ангажированную выживанием.
Списывать скотское преображение персонажей Бунюэля на «скромное обаяние буржуазии» слишком оптимистично — такова, увы, природа человека вообще. Люди эгоистичны, непоследовательны, враждебны даже из добрых побуждений. В том числе не худшие представители человечества.
Известен, например, такой случай из жизни Пабло Пикассо, общепризнанного гуманиста в отношении всего живого. Когда художник работал над будущим шедевром «Герника», к нему в мастерскую пришла его бывшая любовница Мария-Тереза Вальтер. Она наткнулась на новую любовницу Дору Маар и попыталась ее выгнать. Пикассо предложил женщинам разрешить затруднение дракой, к чему те и перешли. Художник же продолжил заниматься картиной, монументальным протестом против насилия, посреди потасовки любимых женщин.
Социальное окружает индивида жизненным пространством. Воспользовавшись математическими абстракциями из теории меры, индивида можно представить как точку, а социальное — как окрестность этой точки, в которую попадают связанные с нашим индивидом другие точки-индивиды. Индивид, имеющий сам по себе нулевую меру (как любая точка), приобретает тем большее значение, чем более плотно связующие его окрестности покрывают пространство.
Вторжение COVID-19 опрокидывает топологию социальной конструкции индивидов. Социальное оборачивается невразумительной нищетой. Самоизолированный человек всё равно что мертвец из пьесы Сартра «За закрытыми дверями», в которой трое умерших создают ад, просто разговаривая друг с другом. Они не имеют возможности ни уйти, ни умереть, потому что уже умерли. Но вместе с тем не могут не портить существование другим, потому что привыкли поступать именно так, пока были живы. «Ад — это другие», — восклицает один из сартровских персонажей.
Сюрреалистический трюк запирает бунюэлевских гостей после званого ужина, смерть склеивает сартровских грешников, мучая друг другом. Пандемия коронавируса задействует тот же арсенал: абсурд, ступор, тошноту. Последняя будто явилась со страниц Жан-Поля Сартра: удивительно, какое значение придавал тошноте миссионер экзистенциализма, заключивший свободу в «тюрьму без стен».
Тюрьма без стен (или без замков) — это и есть реальность персонажей «Ангела-истребителя» и паникеров пандемии. Только, в отличие от сюрреалистических гиньолей 60-летней давности, жертвы COVID-19 заражают друг друга прямо в интернете. Это первый биологический вирус, передающийся через социальные сети.
Неконтролируемая потребность в информации делает современных людей беззащитными практически перед любой заразой, даже самой нелепой. При этом наружу вылезают все те негативные качества, которые они так настойчиво старались спрятать: эгоизм, непоследовательность, враждебность и прочее, прочее, прочее.
Люди, еще недавно рассуждавшие о катастрофическом перенаселении Земли, теперь отчаянно цепляются за жизнь, ослепленные иллюзией конца света.
Культурных буржуа Луиса Бунюэля беспокоила невозможность светского этикета в новых условиях, их тревога имела культурно-анатомический характер. Что же творится в цифровом сознании мученика COVID-19, который окончательно сросся со своими аккаунтами в соцсетях и, словно кит, пробивается сквозь толщу жизни, пропуская через себя тонны информационных помоев?
Антиутописты, видевшие будущего человека в автономной камере — аппендиксом всемирной компьютерной сети, связывающей его со всеми и ни с кем, одиночкой в электронной толпе, — не учли того, что, оцифрованный человек будущего (а для нас — уже настоящего) полностью переносит себя в информационное пространство.
Запертый в индивидуальную оболочку с монитором вместо горизонта, индивид больше не подвержен обычным болезням, теперь он уязвим как компьютерная программа, полностью отданный во власть информационных волн.
Считается, что коронавирус передается воздушно-капельным путем, хотя совершенно очевидно, что его эпидемия распространяется как информация — через социальные сети, мессенджеры и каналы новостей.
Больше всего COVID-19 боятся те, кто давно уже самоизолирован, присутствуя в обществе лишь своей активностью в интернете.
Интернет в качестве нового ареала человека заменил старый мир. Коронавирус — программный сбой или предсказуемый кризис, сюрреалистический розыгрыш или иллюзия возвращения в лоно природы. Или всё это вместе, страстно ожидаемое человечеством, дабы ощутить, что оно всё еще живо.