Худшее впереди? Что думают россияне о последствиях пандемии

Как долго продлится пандемия? Насколько она изменит мир? Борьба с пандемией — это война, в которой можно победить, или COVID-19 — еще одно явление природы, которое станет частью нашей жизни? Synopsis Group, ЦНФ и «Нож» продолжают исследовать отношение россиян к коронавирусу: в этот раз выясняем, что жители нашей страны думают о будущем и последствиях эпидемии.

В предыдущей статье мы посмотрели на отношение к коронавирусу: почему он пугает нас сильнее СПИДа и меньше онкологии, в связи с чем меры по противодействию коронавирусу воспринимаются через метафоры военных действий и как взаимное недоверие россиян друг к другу заставляет нас возлагать основные надежды на государство.

Эпидемия и временные горизонты

Если выразить в одном предложении ожидания россиян — худшее впереди. Уровень тревоги ожидаемо коррелирует с числом заболевших, с каждым днем нарастая по спирали.

Читайте также

Раненые затворники. Как коронавирус породил первую пандемию сетевой паники

Москва — самый большой очаг эпидемии в России и самый тревожный город. Столица, будучи крупнейшим транспортным хабом страны, приняла на себя удар эпидемии и первой, и в максимально возможном объеме. Для москвичей очевидно, что «враг у порога» и эпидемия, во-первых, не выдумка, во-вторых, она уже здесь, но еще не набрала полную силу. Чем меньше город (и распространение болезни), тем спокойнее в нем относятся к эпидемии.

Если для москвичей эпидемия только начинается (66%) и худшее впереди, то жители меньших городов дают такую оценку до двух раз реже, а то и вовсе считают, что волноваться преждевременно — их эпидемия еще не коснулась.

В целом по РФ складывается такая картина: для каждого третьего респондента эпидемия в его населенном пункте еще не стала свершившимся фактом.

Если говорить о временных горизонтах (сколько еще продлится эпидемия), то здесь выделяются три сценария:

а) оптимистичный: в пределах 1 месяца,
б) средний: 2–3 месяца,
в) пессимистичный: затянется до лета и дольше.

И в этом состоит ключевое отличие Москвы от других городов (между ответами респондентов не из столицы почти нет разницы в зависимости от размера города). Москва настроена на длительную осаду, остальные всё еще надеются на блицкриг.

Когда бы жители разных городов ни ожидали окончания эпидемии, их отношение к распространению болезни заставляет задуматься о наборе базовых коллективных метафор пандемии. Оптика «всё началось в марте, а закончится в мае/июне/августе/декабре» — это метафора отрезка: у всего есть точно локализованное во времени начало, у всего есть конец. Тем не менее авторитетные вирусологи не склонны списывать со счетов вероятность, что распространение вируса будет сезонным: вирус активизируется весной и осенью, замирая летом и зимой. Это — метафора цикла, пунктира.

Кроме прочего, такое отношение к коронавирусу поднимает серьезный вопрос: насколько долго хватит запаса прочности? Как изменится отношение к ситуации, новой повседневности, ограничительным мерам, если эпидемия затянется или произойдет повторная вспышка? Как долго может длиться «военное положение» и с какой периодичностью его можно будет объявлять заново?

Может быть интересно

«Все на борьбу с коронавирусом». Почему война с эпидемией приводит к тотальному контролю над людьми

Сейчас большинство склонно описывать коронавирус в терминах пусть экстраординарного, но единичного — исключительного и конечного — события, которое имеет пространственные и временные координаты. Отсюда, в частности, берет свое начало широкая общественная поддержка мер по закрытию границ — причем не только страны, но и отдельных регионов. Мы можем победить врага на своей территории, а затем, строго оберегая свои границы, не допустить его проникновения вновь.

Нужно «перетерпеть», после чего болезнь будет повержена и никогда к нам не вернется.

Терпение каждого имеет свои временные горизонты: кто-то готов терпеть месяц, кто-то до конца лета, кто-то до конца года. Но вознаграждением за наши «лишения» должна стать окончательная победа над эпидемией.

В пользу этого говорит, в частности, то, что только часть опрошенных готовы воспринимать коронавирус как новую реальность — болезнь, с которой нам придется жить бок о бок долго, в течение продолжительного времени, а может, и всегда, наподобие туберкулеза, ВИЧ-инфекции или онкологии. В такой оптике окончательной победы над инфекцией быть не может.

Для остальных же — как для тех, кто уверен, что коронавирус — это угроза всему человечеству (и таких большинство, около 45%), так и для тех, кто считает, что это биологическое оружие или заговор элит, — война с болезнью должна когда-то кончиться. И после победы мы вернемся к мирной жизни. Поэтому сейчас можно отказаться от ряда прав, свобод, возможностей, смириться — с временным — снижением дохода, ведь после победы мы вернемся к рутинному, обыденному и привычному течению повседневности. Или всё же нет?

Дурные знамения

Эпидемия коронавируса воспринимается как эпохальное событие. На данный момент россияне склонны считать, что последствия пандемии окажут гораздо большее влияние, чем обвал цен на нефть или внесение поправок в Конституцию. Только падение курса рубля «составляет конкуренцию» эпидемии.Для рядового гражданина страх перед неконтролируемой трансформацией наиболее привычных, «обыденных» сфер жизни оказывается сильнее опасений из-за сравнительно далеких, по его мнению, макроструктур.

Большинство респондентов (65%) «проснулись в новом мире», где после эпидемии коронавируса наступила новая реальность с другими социальными, экологическими, экономическими условиями. Подобной точки зрения придерживается и большинство публичных экспертов, широкими мазками рисующих образы будущего. Откуда берется такое единомыслие?

Эпидемия коронавируса является ситуацией кризиса, где исчезает потребность в формировании «смысла» повседневной жизни, замещая индустрию развлечений и культуру потребления. Последние направлены на поддержание рутины, создание локальных историй, целей, производство ценностей, желаний.

Глобальная предельная угроза замещает капиталистическую машину, потому что внутри бури основной целью становится выживание, сопротивление — не важно, насколько реальна опасность.

Повседневность отступает на второй план, позволяя воображению рисовать картины нового миропорядка, — именно поэтому рутина меркнет перед лицом COVID-19 и оказывается, что многими практиками, правами и ценностями можно пренебречь.

Читайте также

Времени больше не будет. Как русские ждали конца света и зачем бояться самовара

Пандемия описывается в апокалиптических терминах, как «перезапуск» современности. В каком-то смысле карантин, режим самоизоляции стали постоянной ситуацией кризиса, где ради солидарности с другими (как это происходит в Европе) или собственного выживания (как показывают данные нашего исследования в России) люди готовы пожертвовать предыдущим образом жизни, экономическими благами или успешной карьерой. Вытесняя обыденную жизнь на второй план, коронавирус обнуляет будущее, делая его стерильным и утопичным, лишенным шероховатостей повседневности.

Ранее разобщенное, атомизированное общество приобретает мощный стимул для солидаризации. Солидарность — это не только единый образ действий, который в условиях взаимного недоверия невозможен, но и общие чувства, ожидания и картина мира. Закрывшиеся в квартирах параноики и популяризаторы науки, «выживальщики» и либерально настроенные эксперты могут ненавидеть друг друга, но испытывать общие чувства (страх, злость, ненависть) и разделять одну точку зрения. Потому что пандемия становится общей реальностью, природой, в которой существуют и те, и другие. Она определяет не только наше настоящее, но и наше — общее — будущее.

Ожидания: что дальше?

На данный момент можно с определенностью сказать только то, что ожидания респондентов по поводу времени после эпидемии связаны в первую очередь с экономической рецессией: произойдет падение доходов населения (66%), пострадает малый и средний бизнес (63%), будет затяжной экономический кризис (53%) и сократится число рабочих мест (48%).

Между тем, несмотря на преобладание экономических страхов, можно выделить как минимум четыре базовые установки в отношении грядущих изменений: две «пессимистические» и две «оптимистические».

Основной пессимизм связан с ожиданиями экономического краха или серьезного затяжного кризиса, к которому приведут пандемия и карантин: снижение доходов, сокращение рабочих мест, закрытие предприятий малого и среднего бизнеса.

С ожиданием долгого кризиса связаны и прогнозы в отношении персонального благополучия. Так, уже сейчас 38% опрошенных считают, что в течение ближайших 3 месяцев вполне могут потерять работу. При этом жители крупных городов, и в особенности Москвы, настроены более пессимистично: почти половина (47%) респондентов из столицы полагают, что могут лишиться работы в ближайшие месяцы. Наиболее оптимистично настроено население небольших городов: среди них только 29% боятся лишиться работы. И лишь 19% опрошенных уверены, что в случае необходимости смогли бы найти работу не хуже нынешней (в этом вопросе географической разницы между респондентами нет).

Читайте также

Нечего скрывать: как работает цифровая диктатура в Китае

Кроме экономических последствий мы боимся и социально-политических. Несмотря на то, что эпидемия и борьба с ней воспринимаются как ограниченное во времени событие, а города, закрытые на самоизоляцию, — как территории на военном положении, уверенности в том, что оно будет снято — полностью или частично, — у нас нет.

Мы опасаемся, что после окончания эпидемии останутся атрибуты новой реальности, принятые на период борьбы с болезнью. В первую очередь не сможем свободно перемещаться, а государство не снимет контроль за нашей повседневной жизнью.

Парадоксально, но с этим страхом связано ожидание перевода общения в цифровой формат. Если мы меньше сможем перемещаться по миру (а возможно, и по стране), то общение с частью друзей и знакомых неизбежно будет происходить во всё более привычных интернет-конференциях, Zoom, Skype, FaceTime.

Но страхи, что приостановленные на период военных действий гражданские права могут быть не возвращены, тем не менее не оказывают серьезного влияния на отношение к мерам, принимаемым федеральными и региональными властями для борьбы с коронавирусом. Только 10% опрошенных считают их избыточными. Половина респондентов сходятся во мнении, что меры оправданы и адекватны текущей ситуации. А ⅓ считают их недостаточными.

Несмотря на серьезные опасения по поводу экономических и политических рисков, есть и оптимистичные прогнозы. Во-первых, респонденты верят, что коронавирус принесет новые возможности. Как и любой экономический кризис, он позволит развивать новые сферы деятельности, откроет возможности для старта собственного бизнеса. Кроме того, возможна оптимизация рабочих процессов. После пандемии мы больше внимания будем уделять себе — самообразованию, заботе о здоровье. Впрочем, эти прогнозы носят «перспективный» характер: только 10% опрошенных занимаются самообразованием в самоизоляции, а возможности проявления экономической инициативы в условиях падения доходов и ожидаемого экономического спада неоднозначны и сомнительны. Вторым позитивным трендом респонденты называют благоприятное влияние на окружающую среду и ответственное отношение к потреблению.

Однако возможные позитивные последствия коронавируса пока что незаметны на фоне негативных прогнозов: ни благоприятные экологические изменения (14%), ни новые возможности в области получения образования (14%), ни гипотетические новые экономические возможности (7%). Важно, однако, что практически каждый пятый ответивший (19%) считает, что потребительские привычки изменятся в сторону большей сдержанности.

Фракция «экологистов» составляет основной костяк «коронаоптимистов».

В целом основные контуры будущего на данный момент задаются страхом, неопределенностью и неуверенностью в завтрашнем дне. Картинка будущего размыта, как будто не загрузилась до конца. Всё так и есть: ни один из возможных сценариев не победил, мы ожидаем финальной редакторской правки.

Контуры будущего

Каким будет мир после снятия карантинных барьеров? Респонденты предпочитают говорить об изменениях в пределах одной сферы жизни: либо улучшение экологической обстановки, либо «шоковая цифровизация» и «оптимизация», либо рост экономического неравенства или контроля со стороны государства. По большей части мы можем пока предполагать только то, что нам придется отказаться от ряда атрибутов привычной жизни — будь то уровень достатка, возможность свободно путешествовать, в полной мере пользоваться своими гражданскими правами, которые гарантируют приватность и защищенность нашей частной жизни от вмешательства государства. Навсегда или на какое-то время — вопрос остается открытым. Эксперты тоже не видят целостной картины будущего: зачастую их позиция — это повторение собственных ключевых сюжетов, просто в призме эпидемии коронавируса.

Может быть интересно

Масштаб один к одному: как Китай избавляется от собственной истории

Ситуация кризиса не может продолжаться вечно. Дело не только в реальном запасе прочности: ресурсах, заработке, накоплениях, здоровье, — но и в нормализации образа жизни. Подобный осадный режим существования не может длиться долго потому, что повседневность всё равно прорастет через любые заграждения. Рутина нормализует ритм жизни, и тогда возвращаются практики потребления и «капитализм колонизирует коронавирус». Подобно героям романа «Благие знамения» (а также одноименного сериала), мы возвращаем жизнь в привычное русло, несмотря на апокалиптические предзнаменования.

Практики видоизменились, но самое важное — сохранилась рутинизированность быта. Позиционная война, а именно такой является любое чрезвычайное положение, в какой-то момент настолько приедается, что становится фоном для торжествующей повседневности. Это демонстрирует любой затяжной кризис: начиная с Великой депрессии и немецкой безработицы, заканчивая последствиями урагана «Катрина» и 11 сентября.

Даже если эпидемия станет сезонным заболеванием, она в конце концов превратится в еще один ежедневный риск, подобно многим предыдущим крупным потрясениям.

Мы не можем предсказать, каким образом изменится мир после эпидемии. Оставим это футурологам и публичным экспертам. Тем не менее сейчас можно сказать, что эпидемия воспринимается как экстраординарное, абсолютное событие, которое замыкает на себе настоящее и будущее. Любые изменения привычного уклада станут последствиями эпидемии коронавируса. Предыдущий опыт подсказывает разделение между «культурными» и «реальными» изменениями. Мы говорим и пишем о «мире после 11 сентября», но не вспоминаем теракты, мучительно проходя досмотр в аэропорту. Возможно, через несколько лет коронавирус станет «мировым трауром или триумфом», а в публичных местах будут стоять банки с антисептиком, причину появления которых давно забыли. Мир за последние 30 лет множество раз не был прежним — и вот опять.

Коронавирус