Крематорий на озере Хольсбеек — часть нового течения в дизайне, нацеленного на переосмысление смерти. Поскольку уровень религиозности в богатых странах продолжает снижаться и все меньшему числу людей подходят церемонии и эстетика традиционных религиозных похорон, дизайнеры стараются угодить тем, кто хочет иметь более широкий выбор.
Значительная часть этой работы вертится вокруг идеи смерти как явления природы. Когда в 2013 году журнал Designboom проводил конкурс под названием «Дизайн смерти», первый приз достался Энцо Паскуалю и Пьеру Ривьеру за «Прорастание», биоразлагаемую капсулу для захоронения праха. По мере разрушения ее корпус удобряет землю и помогает растениям расти. Как отмечает Эми Каннингем, глава нью-йоркского агентства ритуальных услуг Fitting Tribute, некоторые из ее клиентов предпочитают «полностью отдаться матери-природе, а не соперничать с ней», и хотят, чтобы их похоронили в гробах из шерсти, листьев банана или прутьев ивы. По ее словам, последний вариант особенно привлекает женщин: «Они говорят: „Боже, да это же про меня!“ — как если бы выбирали платье в Saks на Пятой авеню».
Но если многие подобные продукты по-прежнему остаются нишевыми, то дизайн крематориев — совсем другое дело. В 1960 году в Америке кремировали всего 3 % усопших; в этом году кремаций в США будет больше, чем традиционных похорон, и столько же, сколько в Великобритании, Швеции и Дании, где в среднем трое из четверых хотят, чтобы их тела после смерти были сожжены. Тем не менее растущая популярность кремации не отражается на популярности крематориев, где мрачная производительность обычно берет верх над церемониалом: безликие коридоры, ряды неудобных стульев и плохое освещение дополняются теснотой, чтобы прощание с близкими уж точно удручало, а не внушало надежду.
«Чувствуешь себя как на конвейере», — говорит Луиза Уинтер, чья лондонская компания Poetic Endings организует похороны с учетом всех пожеланий клиентов. Она отмечает, что все больше людей просят о «просто кремации», в ходе которой тело сжигают без всяких церемоний, чтобы семьи не попадали в «уродливые здания на выселках с паршивой парковкой», как выражается Уинтер.
Движение в сторону улучшения крематориев особенно заметно в Европе — одной из наименее религиозных частей света. «Крематории обычно слишком индустриальны, — говорит Карме Пихем из бюро RCR. — Но смерть — это часть жизни. Покинув Землю, мы остаемся частью Вселенной, и архитектура может помочь объединить эти два мира». В Хольсбееке дизайнеры создали ненавязчиво символичную игру света и тени. Сквозь вертикально подвешенные тонкие полосы стали, охватывающие здание, проходит свет, отбрасывая на стены узор, который меняется в течение дня, и блики от озерной ряби. Внутрь погребальных помещений, где проходят церемонии, свет проникает через колодцы в потолке, создавая ощущение камерности и уединения. Крематорий находится в сердце парка, где есть сад с плодовыми деревьями и два кладбища, заросшие полевыми цветами.
Крематорий в Ренне, созданный французской фирмой Plan 01, выстроен кругами: такая форма отсылает к древним комплексам вроде Стоунхенджа и одновременно привносит в интерьер ощущение открытости и простора. Экстерьер здания, облицованный светлым деревом, мягок и приятен на ощупь. Внутри нет коридоров, вместо них — ряд перетекающих друг в друга скругленных пространств с окнами от пола до потолка. И здесь, и на Лесном кладбище в Стокгольме, где работал Йохан Цельсинг, для звукопоглощения и смягчения акустики архитекторы использовали отверстия в стенах. Они позаботились о том, чтобы здание было, по выражению Цельсинга, «милосердным».
Кремация как таковая — не единственная часть процесса, которая сегодня подвергается переосмыслению. После смерти мужа Диана МакГлю три года хранила его прах дома на книжной полке. Он был не религиозен, а «безликие крематории» нисколько не привлекали. Затем она узнала о Sacred Stones, британской компании, основанной Тоби Энджелом. В прошлом году компания открыла в Кембриджшире Willow Row — первый круглый курган, построенный в Великобритании за последние пять с половиной тысяч лет. Еще один скоро откроется в Шропшире, и там МакГлю захоронит останки мужа.
Энджелу совершенно не понравилось прощание с тетушкой в крематории: «Мерзкий синий ковер, песни Лютера Вандросса, и через двадцать минут мы уже были снаружи». Ему хотелось создать пространство, которое, будучи открытым для людей любого вероисповедания и без вероисповедания вообще, обладало бы атмосферой сакрального. Гостей встречает ромбовидный приграничный камень почти двухметровой высоты; за ним находится курган с округлым сводом. Звуки приглушены до низкого успокаивающего гудения. Внутри здания 11-метровой ширины с пятиметровой каменной крышей находится зал на 59 больших «семейных» ниш, каждая из которых может вместить до пяти урн с прахом; аренда на 99 лет стоит 7 тысяч фунтов (8700 долларов). Снаружи расположен внешний круг с 349 «индивидуальными» нишами, которые стоят около двух тысяч фунтов. Семьи могут собираться в кургане на церемонии, длящиеся столько, сколько им хочется. На скамьях из йоркского песчаника, тянущихся вдоль внешнего круга и внутреннего зала, можно предаваться созерцанию и воспоминаниям.
Доисторические курганы использовали энергию общинных собраний. Такие места, как Willow Row и крематории в Хольсбееке и Ренне, показывают, как можно осовременить эти идеи. «Архитектура может выразить взаимоотношения духа, чувственности и эмоций, — считает Пихем. — Так мы можем восславить жизнь».
