Отшельник, философ, политический консультант. Как Дион Хрисостом пытался сделать справедливой Римскую империю

Историческое введение

Римская империя к концу I в. н. э. представляла собой гигантскую державу, включающую множество народов и государств, настоящий плавильный котел культур и традиций. На рубеже I–II вв. стремительно распространялось христианство, нового расцвета достигли литература, риторика и философия. Неопифагореизм, стоицизм, кинизм и эпикуреизм — вот лишь несколькие из тех учений, что обрели второе дыхание в эту эпоху. Дион Хрисостом принадлежал одновременно к двум крупным интеллектуальным течениям: стоико-кинической философии и так называемой второй софистике. Прежде чем перейти к фигуре самого Диона, дадим обзор этих направлений мысли.

Вторая софистика

Под второй софистикой обычно подразумевают группу публичных интеллектуалов конца I — начала III вв., которые занимались ораторским ремеслом, обращались к наследию греческих классиков и работали в самых разных жанрах: от торжественных и судебных речей до аттической комедии и романа. Как пишет Флавий Филострат, который ввел термин «вторая софистика» в своем сочинении «Жизни софистов», «в части любомудрия древняя софистика рассуждала пространно и со многими подробностями, ибо и о мужестве говорила, и о справедливости говорила, а еще о героях и о богах, а еще как и почему мироздание приобрело нынешний свой вид. А вот следующая за нею софистика — ее вернее именовать не новой, но второй, ибо и она древняя — изображала бедняков и богачей, вельмож и тиранов, и рисовала в ипотезах известные события и известных лиц прошлого» (пер. Е.Г. Рабинович).

Представители этого направления не только путешествовали из города в город, как это делали древние софисты, но часто обосновывались в одном месте и создавали там свою школу. Центрами второй софистики принято считать Афины, Эфес и Смирну. Cофистами могли считаться или выдающиеся риторы, или красноречивые философы.

Часто они влияли на политическую жизнь города, в котором вели свою интеллектуальную деятельность, принимали участие в городском администрировании или входили в составы посольств к императорам, от которых они получали должности и дары.

Состав второй софистики был неоднородным. Они не только имели разное материальное и социальное положение, но и по-разному определяли себя. Как пишет М.Л. Гаспаров, «складывается особый тип концертного ораторского выступления, состоящего из двух частей: meletē (упражнение) и dialexis (рассуждение). Эти две части соответствовали двум элементам софистической мудрости — риторике и философии». Предпочтение одной из этих частей определяло интересы софиста. Одним было важно морально увещевать публику (Дион, Фаворин), пользуясь выразительными риторическими средствами, другие (Полемон, Герод Аттик) в первую очередь работали с языком и стилем: темами их речей обычно служили такие «школьные» жанры, как декламации исторических лиц, энкомии и эпитафии.

Мыслители первого типа, которых Гаспаров называет «философами среди софистов», обращаясь к философии, не отказываются от софистики ни стилистически, ни концептуально. В творчестве таких философствующих софистов, как Дион Хрисостом и Элий Аристид, нередко встречается критика софистики, восходящая к Платону. И это несмотря на то, что сами они тоже были софистами! Впрочем, подобное было не в новинку: еще греческий философствующий ритор Исократ (IV в. до н. э.). написал речь «Против софистов».

Философские школы

На рубеже I–II вв. многие люди нашли себе новую мировоззренческую опору в зарождающемся христианстве, а также в многочисленных мистических и магических культах. Однако была и альтернатива религиозно-мистическим течениям — философия. В Афинах продолжал существовать Сад Эпикура, о чем свидетельствует ходатайство жены бывшего императора Траяна, Помпеи Плотины, императору Адриану по поводу особых прав для афинских эпикурейцев. Чуть ранее новый виток развития получает неопифагореизм в лице Аполлония Тианского. Но, без сомнения, одними из самых популярных философских школ той эпохи были кинизм и стоицизм.

В те годы по всей империи можно было заметить скитальцев-киников, босых и облаченных в заношенные плащи. Советский историк философии И.М. Нахов предполагает, что причиной широкого распространения кинизма стало возросшее общественное напряжение и социальные потрясения.

И действительно, киническая философия находит отклик у простого народа, рабов, свободной бедноты. Зачинщиками частых народных волнений в Александрии были, как полагает Нахов, «народные» кинические мудрецы.

Как пишет немецкий филолог-классик Макс Поленц, «свою подлинную деятельность киники разворачивали на городских улицах и проселочных дорогах в качестве проповедников и духовников нижних слоев общества, на которые они, благодаря народности своей манеры и грубости речи, приобрели немалое влияние». Далее он оговаривается, что учение киников можно назвать философией лишь в кавычках, поскольку они проповедовали огрубленный, ориентированный на практику стоицизм. О том же пишет и Нахов, называя этих странствующих философов «паразитирующими лжемудрецами».

Помимо низших слоев общества, философия киников пользовалась популярностью и у состоятельных граждан — так, киническими идеями увлекался писатель Лукиан Самосатский. Проникала она и в самые верхи римского общества, примером чему служит киник Деметрий, который был вхож в аристократические круги.

Биография и эволюция взглядов

Дион родился в знатной провинциальной семье в городе Прусы (Вифиния). Получив хорошее философское и риторическое образование, он переехал в Рим и начал ораторскую и политическую карьеру. Для творчества Хрисостома этого периода свойственны тенденции второй софистики, сатирически спародированные в «Похвале мухе» Лукиана, и неприязнь к философии киников и стоиков, проповедовавших отказ от роскоши и аскетичный образ жизни. Вероятно, именно тогда он и получил свое прозвище — Хрисостом, то есть Златоуст.

Следующий этап его жизни начинается с высылки из Рима императором Домицианом из-за тесной дружбы с казненным заговорщиком Титом Флавием Сабином. Диона изгнали без права жить в Италии и родной Вифинии. Поскольку Хрисостом не имел возможности вернуться к себе на родину, где жила его семья, ему пришлось радикально изменить образ жизни.

Дион становится настоящим странствующим отшельником: он бродит по всей Римской империи, зарабатывая себе на пропитание тяжелым телесным трудом и читая язвительные кинические речи на потеху публике.

Именно в это время он обращается к философии. Определить принадлежность Диона той или иной школе нелегко, его классифицируют то как «кинизирующего стоика», то как «стоицизирующего киника». Так или иначе, его взгляды были синтезом стоических и кинических идей, а симпатии постепенно менялись под влиянием жизненных обстоятельств.

В период ссылки Дион, безусловно, тяготеет к кинизму, самой радикальной идеологии того времени. В 13-й речи он описывает, как надел скромную одежду и бродил повсюду, из-за чего встречные называли его бродягой и нищим, но, поскольку он проповедовал мудрость, некоторые распознавали в нем философа, от чего за ним и закрепилось такое звание (Dio Chr. XIII, 10–11). Обращение к кинизму отражается и в других его речах, посвященных знаменитому кинику Диогену Синопскому. В них он не только обличает власть Домициана, сравнивая его с персидским царем, но и проповедует радикальный аскетизм. Из уст дионовского Диогена мы слышим небывалое для Диона-ритора утверждение, которое он, безусловно, разделяет в этот период своей жизни:

«Есть и иная, страшнейшая битва, не ничтожное состязание, большее [борьбы с телесным пороком] и сопряженное с большей опасностью: это битва с усладой».

Dio Chr. VIII, 20

На обращение Диона в философы, по-видимому, также повлияло его знакомство еще в бытность в Риме со стоиком Музонием Руфом и другими членами стоической оппозиции. Как пишет Т.Г. Сидаш, «Дион вспоминает, что стоицизм есть, так сказать, правое крыло кинизма, и, оказавшись изгнанником, становится киником». Таким образом, изгнание становится красной чертой, разделяющей жизнь Диона на риторический и философский периоды.

Третий этап жизни Диона Хрисостома связан со смертью Домициана и возвращением из ссылки. По-видимому, его восстанавливают в имущественных правах, он становится вхож во двор нового императора Траяна, которому посвящает одну из своих речей с элементами классической хвалебной оды правителю и философской проповеди.

Дион возвращается к более умеренным стоическим взглядам, о чем свидетельствуют его произведения того времени. Например, в 65-й речи он называет благами такие вещи, как имущество, силу, славу и почести, которые для киника не представляют никакой ценности. Моральная проповедь Хрисостома приобретает более сдержанный характер, теперь он больше воспевает аристократическую добродетель. По словам Нахова, «в политике и практической деятельности зрелого периода, он проявляет себя как ортодоксальный стоик».

Политическая теория

Философские и политические воззрения Диона менялись с течением времени. Можно предположить, что в софистический период молодой ритор был лоялистом. Лишь после упомянутого знакомства с Музонием Руфом он начинает склоняться к оппозиции.

Ссылка кардинально поменяла взгляды Диона не только на жизнь, но и на устройство власти и моральный облик правителя. Ведя отшельнический образ жизни, он находится в тесной связи с низами римского общества, что отражается в его едких кинических проповедях, обличающих прихоти правителей. Впрочем, Дион нигде не отрицает монархию как форму правления. Скорее, его критика в тот период направлена на Домициана и тираническую власть.

Третий период жизни Диона, когда он вновь оказывается при дворе, принято характеризовать как его «возвращение» к монархическим настроениям. Как пишет историк В.Е. Вандельберг, Хрисостом «из республиканца <…> снова становится приверженцем монархии». Этому тезису противоречит цельность мировоззренческой картины философа, которую можно наблюдать на материале его средних и поздних текстов.

К моменту возвращения в Рим стоико-кинические взгляды Диона выразились в своего рода теории просвещенного абсолютизма, или же стоико-кинической басилеи.

Зрелые политические представления Диона основаны на общей для стоиков и киников идее космополитизма. Философы обеих школ считали, что всякий человек от рождения причастен к общей природе, тождественной божественному Логосу — разуму. Индивидуальный человеческий разум — осколок этого космического божества, что объединяет нас со всеми прочими его носителями. Таким образом, человек от природы представляет собой существо разумное и общественное. Как пишет Сенека, «природа дала две силы, которые человека слабого сделали весьма крепким, — разум и общество. <…> Уничтожь общество, и ты разрушишь единство человеческого рода — единство, которым поддерживается жизнь» (Sen. De Ben. IV, 18). Схожим образом выражается Дион, когда говорит, что внешние блага мы должны откладывать для благодеяний отечеству и помощи друзьям (Dio Chr. Or. 65, 10). Эти слова в корне противоречат гипотезе Вальденберга о том, что Дион придерживался чуть ли не «протогоббсианских взглядов» и считал войну всех против всех естественным состоянием общества.

Именно Дион Хрисостом служит главным концептуальным выразителем идей стоической оппозиции. Когда М.И. Ростовцев в работе «Общество и хозяйство в Римской империи» пишет, что стоическая оппозиция, «приняв точку зрения Антисфена, младших киников и стоиков, выдвинула требование, чтобы принципат перестроился, приспособившись к идеалу стоической и кинической басилеи», речь идет о взглядах Хрисостома. Ростовцев суммирует их:

«Царь избран божественным провидением и действует в совершенном согласии с волей высшего бога; сам он при жизни не является богом; власть для него — не личная привилегия, а долг; вся его жизнь — это труд, а не удовольствие; для своих поданных он — отец и благодетель, а не господин; его подданные — свободные люди, а не рабы; <…> наконец, он должен быть окружен друзьями (это положение намекает на сенат), которые принимают участие во всех делах управления государством и являются свободными людьми благородного происхождения».

Мы постараемся проиллюстрировать эту характеристику на материале речей Хрисостома, посвященных царствию и тирании. Для его творчества характерны аллегорические толкования греческой мифологии. То и дело в текстах Диона встречаются персонажи мифов и легенд, служащие выразителями стоической и кинической философии или иллюстрирующие те или иные топосы.

В первой речи «О царствии», обращенной, по-видимому, к императору Траяну, Дион рассказывает историю своих странствий. Скитаясь по Пелопоннесу, он заблудился в лесу и встретил старуху-гадалку, вокруг которой на ветках висели шкуры животных. Он получает от нее предсказание о будущей встрече с правителем Рима. Она просит философа слушать повнимательнее, настояв на том, чтобы он пересказал ее слова императору, после чего рассказывает «подлинный» миф о Геракле. Зевс, обеспокоенный воспитанием своего сына, посылает к нему Гермеса, бога-проводника, чтобы тот направил его на верный путь познания справедливости. Вместе с ним Геракл отправляется к скалистому обрыву, с которого виднеются две горные вершины — «царская» Зевсова и «тираническая» Тифонова (Dio Chr. Or. I, 66–67). К первой ведет путь надежный и широкий, путнику подниматься безопасно, как если бы «у него было позволение от величайшего из богов». Ко второй же — узкий и извилистый, многие срываются с него, так как «идут против справедливости».

На «царской» вершине сидит «благое божество» — Царская власть (Βασιλεία), окруженная своими верными спутниками: Справедливостью, Законностью, Мироносицей и Законом.

«Тираническая» же царица (Τυρρανίδα) сидит очень высоко на пышном троне и всеми силами пытается напоминать своим видом Басилею, однако вместо дружественной улыбки у нее «язвительная и коварная», а вместо величественного взгляда — «угрюмый и суровый» (Dio Chr. Or. I, 79). Свита Тирраниды — Жестокость, Дерзость, Беззаконие и Клика. На вопрос Гермеса о том, какую из цариц он предпочел бы, Геракл отвечает, что Басилею. Таким незамысловатым образом Дион заканчивает речь, оставляя читателю возможность сделать выводы самостоятельно.

Учитывая, что речь предназначалась Траяну, ее можно отнести к киническому тропу «парресии» — свободного говорения перед власть имущими. Мишель Фуко анализирует это понятие на примере четвертой речи «О царствии», которую называет «провокационным диалогом». Действующими лицами этого диалога философ избирает киника Диогена и царя Александра — образы крайне популярные в кинической литературе.

Такой же «провокационный диалог» мы находим и во второй речи «О царствии». В ней Хрисостом, обращаясь к теме поэзии, постулирует главный принцип идеального государя — безупречный моральный облик. Молодой Александр спорит со своим отцом Филиппом о Гомере и других поэтах. Устами Александра Хрисостом настаивает на главенстве Гомера, согласно которому не все имеют власть от Зевса, но лишь хороший человек, который заботится о подвластных (Dio Chr. Or. I, 12). Толкуя поэмы Гомера в духе политического наставления, Дион пишет, что хороший правитель, будучи первым среди равных, должен окружать себя способными людьми, а не «слабодушными» льстецами; люди из окружения императора не должны бояться упрекнуть его, если тот окажется в чем-либо не прав.

В третьей речи «О царствии», приуроченной к дню рождения императора Траяна, философ обращается к фигуре Сократа, противопоставляя его персидскому царю. Он в подробностях описывает вредность лести для правителя, о чем также пишет в речи «Диоген, или О тирании». В ней моральные мучения тирана противопоставляются беззаботной жизни Диогена. Вред общественный и вред индивидуальный сливаются у Хрисостома в одно — жизнь частная неотделима от жизни в обществе. Об том же говорит и Сократ в третьей речи. Затем Дион переходит к описанию политической теории Аристотеля и приходит к выводу, что наиболее эффективная форма правления — это монархия. Можно было бы сказать, что это обыкновенная лесть, но Дион оговаривается, что без хороших друзей и советников ни один правитель не сможет править по-настоящему хорошо. Не родство, но уровень образованности и компетентности друзей — вот главная путеводная звезда для добродетельного басилевса.

В этом заключается один из центральных политических тезисов Диона: дружба служит главным рычагом управления государством. Без друзей не может быть никакой добродетели, так как она представляет собой результат совместной деятельности. Хороший правитель не только сам должен быть философом, но и быть окружен ими, чтобы справедливо управлять государством. Это тезис был усвоен политической элитой эпохи «пяти хороших императоров», у интеллектуальных истоков которой находился в том числе Хрисостом.