Контрабандисты, куртизанки и изобретатели. Как торговые войны полторы тысячи лет поддерживали пиратство восточных морей

Япония и Китай редко вели мирную торговлю — и даже с X по XIII век, когда китайская торговля процветала, обмен с Японией происходил через пиратов (они же торговцы-контрабандисты). Ну а в XVII веке, когда в эпоху сегунов японское пиратство ушло в тень, морями стали править пираты Китая. Один из них, Чжэн Чэнгун, отвоевал для Китая у голландцев Тайвань, в то время населенный основном австронезийскими народами. Равноправные торговые отношения между Японией и Китаем были установлены лишь в 1978 году. Историю пиратов восточных морей рассказывает автор канала «история экономики» Александр Иванов.

Первая запись о Японии в китайских хрониках датируется 57 годом — китайцы, привыкшие «метить территории» и искренне считавшие всех живущих на земле людей подданными своего императора, сообщают, что в тот год император передал золотую печать стране На народа Ва, то есть Японии и японцам.

Более тысячелетия японцы впитывали китайскую культуру и традиции: буддизм и иероглифы, палочки для еды и ремесла, бумага, шелк, фарфор, чай и еще многое, многое другое — и даже пробовали, в течение нескольких столетий, скопировать модель государственного управления. Однако эта последняя затея потерпела неудачу, что стало понятно к концу Х века. Феодальные кланы окончательно вышли из-под контроля, и началась многовековая война «всех против всех».

Иногда кланы объединялись и совершали массированные набеги на соседнюю Корею, а позже и Китай. Главной целью набегов был рис — сельское хозяйство Японии сильнее других отраслей страдало от бесконечных войн, и голод был непременным спутником междоусобицы несколько столетий.

Китайцы пробовали дать им отпор, но выходило всё время как-то невнятно: например, хан Хубилай предпринял две попытки вторгнуться в Японию (второй его флот, как принято считать, был самым крупным в истории человечества вплоть до той группировки кораблей, что участвовала в 1944 году в высадке союзников в Нормандии), но оба раза Камикадзе, «божественный ветер», крушил армады завоевателей.

Камикадзе, «божественный ветер», — тайфун, уничтоживший флотилию Хубилая. Один и тот же сценарий повторился дважды — в 1274 и 1281 годах, и что было на самом деле причиной гибели флота захватчиков — волнение на море, с которым не справились малограмотные монгольские и китайские адмиралы и их неуклюжие корабли; или действия японского флота, основу которого составили японские пираты вокоу (или действия японских солдат, уничтоживших тех интервентов, которые всё-таки смогли высадиться), — сказать сложно. Версия «божественного ветра» была очень удобна в мире суеверий, она и распространялась очень энергично и, судя по всему, подействовала на захватчиков. Больше ни Хубилай, ни его последователи попыток вторгнуться в Японию не предпринимали

Торговые отношения Японии и Китая то замирали на какое-то время, то прекращались вовсе и были если не мертвыми, то полумертвыми, хотя эпоха X–XIII веков считается периодом расцвета торговли в китайских морях, обогатившей всех ее участников.

Но войны сделали торговлю занятием сверхрискованным, а свято место, как известно, пусто не бывает — и пустующее пространство заняли японские пираты, которые были не столько пиратами — по отношению ко всем торгующим и друг к другу (в чем-то они копировали модели отношений японских феодалов — «все против всех»), сколько контрабандистами, восполняя пробелы в торговле.

Кобуксон, корабль-черепаха, — специальная придумка корейцев для борьбы с пиратами. Использовалась как таран, а начиная с XVI века добавилась и огневая мощь

Именно японские пираты (хотя говорят, что в шайки входили и корейцы, и китайцы, считается даже, что в более поздний период именно китайцы составляли костяк пиратских банд) — вако, или вокоу — стали причиной категорического отказа Китая от торговли с Японией, что произошло в начале XV века и продлилось аж до ХХ столетия.

В то время японские пираты особенно обнаглели, и китайский император направил своего посла в Японию с требованием обуздать наглецов.

Читайте еще об истории пиратства

Пираты Понта Эвксинского: морской разбой на Черном море от аргонавтов до честных контрабандистов

Бизнес на морском разбое. Почему пиратские группировки Африки больше похожи на корпорации, чем на ватаги бандитов

Япония изнывала от очередной гражданской войны, и сегуну, наверное, было лень или недосуг разбирать ту ерунду, о которой говорили невесть откуда свалившиеся на него послы (по слухам, на жизнь сегуна было совершено более сотни покушений), — и он просто отрубил им головы, дабы не докучали ему своей невнятной болтовней.

С того момента торговля между странами попадает под запрет под страхом смерти.

Нападение вокоу на китайский корабль

И Китай, и Япония (Китай — с разного рода «оттепелями», а Япония — жестко и непреклонно) проводили политику самоизоляции — это притом, что обе страны крайне нуждались во внешней торговле. Но примат внешней политики над экономикой и страх потерять лицо перевешивали выгоды.

Конечно, потерю прибылей, которые могла бы приносить торговля, власти компенсировали жесточайшими поборами с собственных подданных.

Сказывалось и отношение к торговле как к занятию презренному: в обеих странах торговля была занятием малопочтенным, а торговец на социальной лестнице стоял ниже крестьянина и ремесленника.Великий Конфуций, чьи идеи проникли из Китая в Японию вместе с палочками для еды и шелком и, как палочки для еды и шелк, стали частью японской жизни, не видел в торговле низменного, экономического, смысла (считая торговцев пройдохами, спекулянтами, наживающимися на чужом труде), да и в смысле высоком, духовно-философском, почитал это занятие глупостью: «Благородный муж с достоинством ожидает велений Неба, а низкий человек суетливо поджидает удачу».

Пираты, впрочем, ничего не знали ни про экономику, ни про философию. Люди дела видели, что Китаю крайне не хватало серебра, источником которого была Япония, а Японии — риса, шелка и ремесленных товаров. Контрабандисты и пираты отчасти восполняли эти пробелы, но настоящий фурор произвел первый португальский корабль, прибывший из Японии с грузом серебра.

Португальские корабли в Нагасаки глазами японского художника

Груз этот принес португальцам прибыль в 500 тысяч дукатов. Чтобы понять, что означала эта сумма, вспомним, что размер отступных, которые португальская корона выплатила испанцам в обмен на их отказ от претензий на Острова пряностей, самые дорогие из колонизированных земель, составил 200 тысяч. Такой баснословной выгоды, кажется, в истории торговли до этого не бывало.

Португальцы, а затем — с опозданием на несколько десятилетий — испанцы, но особо — сменившие их голландцы с большим усердием и успехом наживались на фанаберии восточных владык.

Кстати — а как там пираты-контрабандисты?

А пираты — и вовсе великолепно. Макао, Формоза и Филиппины стали их новыми жертвами и торговыми партнерами. Сфера действий и мощь пиратского флота выросли до того, что их корабли даже поднимались вверх по течению Янцзы с целью грабежа.

Рано или поздно все пираты принимались за контрабанду — занятие, почти бессмысленное без коррупции и участия коррупционеров. Более того, как правило, именно призванные бороться с контрабандой чиновники и становились основными заказчиками и сбытчиками товаров. Собственно, с этих пор пираты-налетчики, чья жизнь не была слишком богатой (основным занятием вокоу долгое время были налеты на Корею в надежде захватить рис, то есть они буквально сражались за еду), всё чаще стали заниматься более прибыльной и респектабельной контрабандой.

Надо сказать, что профессия пирата — довольно древняя. В Японии первые упоминания о вокоу появились в V веке, и эта страна перфекционистов постепенно создала из пиратства собственную субкультуру, с династиями, передающими «секреты профессии» и «кодекс» из поколения в поколение.

В Х веке прославился (учитывая уважительное отношение японцев к достижениям в любом деле, слово «прославился» пишем без кавычек) некий Фудзивара-но Сумитомо, придворный аристократ, ставший главой суйгуна (переводится как «флотилия»), клана японских пиратов. Его «флотилия» набрала такую силу, что Японии пришлось объявить суйгунам настоящую войну, которую в итоге государство с огромными усилиями выиграло — после счастливого для правительственных войск случая, благодаря которому Фудзивара был захвачен (и умер в тюрьме), а лишенные руководства суйгуны были разбиты.

Сражение с пиратами. Справа — суйгун, пиратская флотилия. Если вдруг кто-то решил, что она состоит из гигантских линкоров, то — нет, это флотилия из лодок и лодочек. Разумный минимализм

Первоначально основу вокоу составили рыбаки, ронины и люди, по каким-то причинам потерявшие источник дохода. Банды состояли почти исключительно из японцев. Но в дальнейшем к ним добавились и выходцы из других стран, преимущественно, конечно, китайцы и корейцы, реже вьеты, маньчжуры, филиппинцы, а начиная с XVI века к пиратам стали прибиваться и европейцы, среди которых чаще других упоминаются португальцы.

В XVI веке моря прочно оккупировал «король пиратов» Мураками Такэёси, справиться с которым не удалось ни флоту сегуна, ни португальским морякам (у которых, впрочем, обнаружились общие коммерческие интересы с Такэёси, и до вооруженных столкновений дело не дошло). Такэёси бронировал свои корабли, придумал (не перенял у европейцев, а именно додумался сам) оснастить их артиллерией и снарядил своих пиратов гранатами, что давало ему преимущество в абордажных схватках.

Боевой корабль Мураками Такэёси. Новшества, которых в то время еще не ведали европейцы

В конце XVI века мощь японских пиратов стала падать, потому что объединивший Японию Тоётоми Хидэёси начинает «охоту за мечами», то есть владеющий оружием признается преступником — и вокоу терпят поражение за поражением от правительственных войск. Вокоу маргинализированы — их бизнес сохраняется, но становится крайне опасным, сами они уходят в глубочайшее подполье. Впрочем, Хидэёси превращает пиратство в государственное дело, привлекая вокоу к своим экспедициям в Корею. Но отныне японцев в восточных морях всё чаще заменяют китайцы, ведь потребность в контрабанде никуда не делась, а свято место пусто не бывает.

Памятник Коксинге. Вроде бы — бандит и грабитель, ничего особенного, уничтожить такого — одна польза. Однако в Китае легендарными личностями не разбрасываются. Здесь он представлен в виде богатыря, мифического героя. Криминальный авторитет и убийца, чью жизнь китайцы считают полезной

Знаменитый пират Чжэн Чэнгун, которого европейцы называли Коксинга, набрал такую силу, что даже отвоевал у Нидерландов, мощнейшего государства того времени, Формозу (Тайвань), где он, а потом и его сын фактически царствовали более 20 лет (1661–1683). Именно в эти годы начинается активная колонизация Тайваня китайцами, а сам Коксинга, благодаря которому, по сути, китайцы заселили австронезийский остров — прародину полинезийцев, филиппинцев и жителей Мадагаскара, почитается национальным героем Китая.

Ну а историей госпожи Чжэн, известной каждому китайцу (это уже начало XIX века), начавшей свою «карьеру» в борделе (где обольстила самого крутого китайского пирата, стала его подругой и весьма неправедными путями «отжала» бизнес возлюбленного, обольстив теперь уже его команду) и там же ее и окончившей (она сдала свою банду правительству в обмен на «спокойствие» и доживала свой век как хозяйка самого популярного притона), считающейся теперь самой знаменитой предводительницей самого мощного в истории пиратского союза, и вовсе можно зачитываться бесконечно — это романтика и страсть, подвиг и коварство, жестокость и благородство. Уверяю вас, что ни у Буссенара, ни у Сабатини вы не найдете столь головокружительных и захватывающих сюжетов…

Про Чжэн Ши, госпожу Чжэн, в Голливуде сняли фильм, где эта злодейка представлена в весьма романтическом образе. Понятно, что сценаристы пробуют как-то романтизировать своих героев, потому что сними они жизнь этой госпожи так, чтобы хоть чуточку походило на правду, получился бы жесточайший триллер — отрубленные конечности, вспоротые животы, повешенные и утопленные, постоянная история предательства, мести, лжи — словом, фигура даже для первой половины XIX века, строгостью нравов не отличавшейся, более чем отвратительная. Впрочем, и ремесло она себе выбрала не самое простое, стремлением к общественному благу и к пользе человечеству не отмеченное

Для европейцев же, в первую очередь португальцев (которые, заметим, сами, будучи благородными донами, никогда не брезговали пиратством), пираты стали отличными торговыми партнерами, легко преодолевающими бесконечные запреты, которые периодически то устанавливали, то отменяли правители Японии и Китая (на торговлю фарфором и шелком, рисом и чаем, лакированными шкатулками и пряностями, хлопком и серебром и проч.). Любой запрет встречался посредниками — и европейцами, и пиратами — с большим воодушевлением, поскольку сулил прибыли.

Новыми гранями пиратство и контрабанда засияли в XIX веке, в период распространения опиума, но тема опиумной торговли столь велика, что требует отдельного разговора. Впрочем, читателю и так понятно, что промышлял опиумным бизнесом всякий, имевший судно, будь он англичанином, филиппинцем, индусом, корейцем или вьетом, а уж сколько китайцев разбогатело на этой торговле — и вовсе не поддается учету.

В истории японо-китайских отношений было несколько попыток наладить торговлю, но всегда что-то мешало, а заключаемые договоры, не будучи равноправными, не работали и де-факто не признавались сторонами; и только в 1978 году страны наконец-то подписали договор, который является основой их экономических отношений и сегодня. Спустя более чем тысячу лет с того момента, как японский сегун отрубил головы китайским послам…

Пиратство и контрабанда в южных морях, кстати, есть и сейчас, но, как показывает практика, они побеждаются с помощью разумных регуляторных мер, и сегодня это не постоянное занятие, кормящее кланы и даже целые города, а случайный промысел, когда нравственно шаткие субъекты не могут устоять перед искушением.

Это, конечно, просто небольшая иллюстрация того факта, что запреты всегда кого-то кормят. И — всегда не тех, кого, по замыслам запрещающих, должны бы кормить.

Про спесь властителей и говорить не станем — категория эта не экономическая, хотя на экономику решительно влияющая, что каждый уже успел испытать на себе.