Космические созвучия, гностические прозрения и скрытые прасимволы. Кто и как изучает эзотеризм в Европе и России
Шотландский историк Джеймс Уэбб называл эзотеризм неистребимым подпольем европейской культуры — его идеи развивает и главный эзотериолог нашего времени Воутер Ханеграаф. А советский исследователь Вадим Рабинович считал алхимию кривым зеркалом средневековой культуры. Как богемные кружки исследователей, захваченных эзотеризмом, превратились в университетские кафедры и при чем тут классическая гитара? Разбираемся с религиоведом и преподавателем РХГА Матвеем Фиалко.
В оккультных трудах, написанных во второй половине XIX века, можно встретить пассажи с рассуждениями о стройной цепочке преемства тайного, оккультного знания, однако с точки зрения науки (на этот статус она претендует) об эзотеризме они могут быть предметом исследования, а не его основанием. Появление эзотеризма, феномена новоевропейского, оформившегося в эпоху Ренессанса, на стыке Средневековья и Нового времени, нужно отделять от появления эзотериологии, науки об эзотеризме, возникшей лишь в конце XX века. Что касается самого эзотеризма, то в XV–XVI веках он получил в свое распоряжение те компоненты, благодаря которым обретет привычный нам вид — гремучей смеси из астрологии, магии, герметизма и алхимии, приправленных платонизмом. Они стали ингредиентами «блюда», приготовленного позднее, в XIX веке, во Франции, отцом «французского оккультного возрождения» Элифасом Леви и двумя его лучшими учениками, Папюсом и Станисласом де Гуайта. Самая изысканная «эзотерическая» история эзотеризма принадлежит им.
Группа «Эранос»: интеллектуальная «одержимость» оккультным
Современная наука об эзотеризме берет начало в деятельности интеллектуальной группы «Эранос». Ее организатором стала дочь состоятельного авиаинженера Альберта Каптейна, Ольга Каптейн, в замужестве Фрёбе. Овдовев, Фрёбе-Каптейн увлеклась оккультизмом и теософией и начала привлекать интересных ей персон из интеллектуальной и художественной богемы того времени для участия в семинарах, проводившихся с 1933 года в ее особняках на берегу озера Лаго-Маджоре, на границе Италии и Швейцарии. Материалы семинаров выходят в ежегодниках «Эраноса», которых к настоящему моменту насчитывается 74 тома.
Среди докладчиков «Эраноса» были классики религиоведения и гуманитарной науки XX века: основатель аналитической психологии Карл Густав Юнг, специалист по истории иудейского мистицизма Гершом Шолем, религиовед-компаративист с мировым признанием Мирча Элиаде, исламовед Анри Корбен, специалист по античной мифологии Карл Кереньи и автор известного труда по сравнительной мифологии «Тысячеликий герой» (1949) Джозеф Кэмпбелл. Исключительная роль в создании «Эраноса» принадлежит немецкому теологу и религиоведу, автору программного для феноменологии религии труда, переведенного на русский язык, «Священное» (1917), Рудольфу Отто. Именно Отто предложил название для интеллектуального кружка и одобрил замысел Каптейн, передав ей картотеку с именами ученых, которые могут стать его членами. «Эранос» пришел на смену действовавшему еще с 1914 года салону Каптейн, «Круглому столу».
Одним из ключевых понятий в представлении группы «Эранос» об оккультном является немецкое слово Ergriffenheit (от greifen — «хватать»), которое можно перевести как «захваченность» или даже «одержимость». В культурологии того времени понятие Ergriffenheit было развито выдающимся немецким африканистом Лео Фробениусом.
Для Фробениуса в основе каждой культуры лежат сакральные символы, в далеком прошлом потрясшие и «захватившие» умы и сердца ее родоначальников.
Лишь позднее, в рамках культуры, происходит рациональное осмысление этих символов, отход от их прямого оккультного смысла, приводящий к воплощению, применению их на практике уже в привычных формах материальной культуры. Для членов группы «Эранос» и самой Каптейн целью исследования оккультного было приоткрыть завесу тайны, заглянув в суть священных «оккультных» (скрытых) прасимволов, единых для культур Востока и Запада. Гершом Шолем вспоминал, что Каптейн любила словечко Ergriffenheit и искала исследователей, которые душой соединялись с предметом своей науки: «Ей нужны были лекторы, захваченные своим предметом (ergriffene Redner), а никакие не профессора, даже если и назывались они все „профессорами“».
Ясно, что при такой установке академическая отстраненность была в «Эраносе» не в почете. В деятельности группы нашел отражение завет из книги Рудольфа Отто, и поныне служащий предметом издевки для религиоведов:
Название одного труда Отто, «Восточный и западный мистицизм» (1932), хорошо характеризует предметную область интереса многих членов «Эраноса». Смелые, если не сказать вольные, сравнения религиозно-мифологической символики Запада и Востока до сих пор привлекают к трудам Мирчи Элиаде и Джозефа Кэмпбелла внимание широкой аудитории, а представление Юнга об архетипах коллективного бессознательного давно вышло за пределы академической гуманитарной науки. Проникновение в иные культуры могло в «Эраносе» становиться едва ли не гностическим, в прямом и переносном смысле, прозрением. Для таких видных и доселе признанных исследователей гностицизма, как Анри Пюэш и Жиль Киспель, докладчиков «Эраноса», гнозис выступает не особым явлением, неотделимым от истории ближневосточного эллинизма, а вневременной универсальной категорией «спасения» из пут плотского мира. Киспелю, нидерландскому теологу и религиоведу, автору книги с говорящим названием «Гнозис как мировая религия» (1951), принадлежит емкое обозначение гнозиса как Selbsterfahrung. Предпочтителен словарный перевод: «опыт [Erfahrung] самости [Selsbt]», но, учитывая, что Erfahrung — от глагола fahren, «ехать», допустим и вариант «путешествие к самому себе». Американский религиовед Стивен Вассерстром называет подход этих предтечей современной эзотериологии из «Эраноса» к религиозной культуре «мистоцентрическим».
Наследие «Эраноса» и институциональное оформление науки об эзотеризме в современной Европе
Хотя подход «Эраноса» к оккультному едва ли отвечает важному для академической науки об эзотеризме завету отстраненности, член движения «Эранос» Анри Корбен сыграл важную роль в ее институциональном оформлении. По инициативе Корбена в 1964 году в Сорбонне была учреждена первая кафедра по истории христианского эзотеризма. Первым ее заведующим стал французский историк Франсуа Секре, автор не потерявших своего значения доселе трудов по истории европейской каббалы и наследию Гийома Постеля, а также программной книги «История христианского эзотеризма» (1968). В 1979-м место Секре занимает отец академической эзотериологии Антуан Февр. Его кафедра становится кафедрой истории эзотерических и мистических течений Европы Нового времени и современности.
Первой монографией Февра, доктора религиоведения и германистики в Сорбонне, стала книга «Вампиры: историко-критический и литературоведческий очерк» (1962), позволившая итальянскому социологу Массимо Интровинье даже назвать Февра в одной статье «отцом современной вампирологии». Следующие книги Февра, ставшего докладчиком в «Эраносе» с 1973 года, были посвящены немецким мистикам и иллюминатам, а в 1986-м вышел первый том программного труда «Введение в западный эзотеризм», переведенного на английский. Февру принадлежит уточнение временных и понятийных рамок понятия «эзотеризм».
Эзотеризм, по Февру, — это эзотеризм западный, то есть совокупность различных доктрин, бытующих в европейской, западной культуре с Возрождения до нашего времени и объединенных рядом общих признаков, среди которых у Февра значится представление о целостной «живой природе», космических созвучиях, чудесном превращении миров силой воображения и тайной передаче знания.
Эзотеризм для Февра является «формой мысли», то есть обладает рядом универсальных в своем роде признаков. Февра критиковали, во-первых, за кажущуюся узость его «эзотеризма», из которого исключаются все «восточные учения», а во-вторых, за «эссенциализм», стремление четко обозначить сущность эзотеризма, по мнению многих современных исследователей, совершенно эфемерную.
К этому более традиционному, «сущностному» подходу Февра примыкают работы доктора философии Тулузского университета Пьера Риффара, преподавателя философии в «заморских» учебных заведениях французской Гвианы и французской Полинезии, Лаосе и Мавритании. Риффар пытается в философском ключе определить сущность эзотеризма, добавляя к определению Февра несколько новых признаков (представление о «тонких» взаимодействиях, нумерология) и отличая оккультизм как отвлеченную идею сокрытой в мироздании силы от эзотеризма как в первую очередь духовного пути трансформации. Риффаром написан «Словарь эзотеризма» (1983), переизданный в 2008 году под названием «Новый словарь эзотеризма», и программный 1000-страничный труд «Эзотеризм. Что это такое?» (1990), переизданный в 2019-м под названием «Эзотеризм. Тайные доктрины и посвящения в западной культуре». Также Риффар является специалистом по философской танатологии, в 2021 году вышел его внушительный по объему труд «Жизнь после смерти».
Риффар, публикующийся в основном на французском, гораздо меньше Февра известен за пределами франкоязычного мира и незаслуженно редко упоминается специалистами. На английском Риффаром написана небольшая программная статья в сборнике «Западный эзотеризм и наука о религии» (1998), «Эзотерический метод».
Вторая кафедра такого рода возникла в Амстердамском университете в 1999 году. Отметим, что хотя кафедра истории герметической философии и связанных с ней течений стала частью факультета гуманитарных наук Амстердамского университета и объединена с его учебной программой, финансируется она не из бюджета университета, а из частных средств мецената Розали Бастен. Заведующим кафедрой стал Воутер Ханеграаф, признаваемый крупнейшим из ныне живущих специалистов по этой тематике. Он является президентом Европейского общества по изучению западного эзотеризма (ESSWE), учрежденного в 2005 году, и известен как редактор внушительного «Словаря гнозиса и западного эзотеризма» (2005).
Ханеграаф, получивший музыкальное образование по классу классической гитары в консерватории нидерландского города Цволле, обратился к этой тематике во второй половине 1980-х, во время учебы в Утрехтском университете.
Причиной стало нежелание его преподавателей обсуждать «оккультные» персоналии Фичино, Бёме и Парацельса, о которых Ханеграаф узнал из труда немецкого этнографа Вилли-Эриха Пойкерта «Пансофия». Они отсылали студента друг к другу, «словно перебрасывали горячую картофелину»:
Перу Ханеграафа принадлежит множество отменных книг и статей по истории и теории эзотеризма, из которых можно выделить книгу «Эзотеризм и академический мир: отверженное знание в западной культуре» (2012) и изданный на русском языке в 2016 году «Западный эзотеризм. Путеводитель для запутавшихся» (2013). По мнению Ханеграафа, любые попытки раз и навсегда определить сущность эзотеризма наталкиваются на непреодолимые препятствия, заложенные в самом этом слове, обозначающем нечто, что находится за пределами приемлемого и дозволенного. Ханеграаф опирается на наработки немецких египтологов, супругов Яна и Алейды Ассманов, посвященные различию между языческим, терпимым к разным божествам многобожием, космотеизмом («вселенскобожием»), с одной стороны, и ветхозаветным, нетерпимым, нуждающимся в образе врага, единобожием (монотеизмом), с другой.
Эзотеризм, согласно Ханеграафу, на протяжении всего периода христианской культуры в Европе играл роль такого врага и конструировался господствующей традицией, именно поэтому его сущность во многом мнимая, конструируемая господствующей традицией.
Эзотеризм, так сказать, сознательно творим оккультным. Большое влияние на представление об эзотеризме Ханеграафа оказали труды шотландского историка Джеймса Уэбба. Он рассматривал оккультизм в качестве неистребимого «подполья» культуры, которое выступает подчас просто ее «мусорным баком», но оттого не теряет своей ценности. Представление об эзотеризме как о «мусорной корзине» культуры развивает и Ханеграаф, подвергая критике труды Февра и Риффара за «внеисторичность», творение ими собственного абстрактного эзотеризма, оторванного от исторических реалий (вроде представления об идеальном коммунизме).
Наибольшей радикальности пафос разоблачения «больших нарративов» достиг благодаря профессору религиоведения Гронингенского университета Коку фон Штукраду, работавшему на кафедре Ханеграафа профессиональному гебраисту и автору нескольких признанных трудов по истории астрологии. Фон Штукрад, с середины 2000-х обратившийся к общетеоретическим вопросам, считает недостаточно радикальным подход Ханеграафа и предлагает вообще отказаться от понятия «эзотеризм», заменив его «пространством эзотерического». Любопытно, что ранее, в трудах, вышедших в 1990-е и начале 2000-х, Штукрад выступал с осторожной поддержкой теории Февра.
Нельзя не упомянуть третью кафедру, учрежденную в университете города Эксетер в Британии (графство Девоншир) в 2005 году при финансовой поддержке теософского фонда The Blavatsky Trust. Главой Эксетерского центра по изучению эзотеризма (EXESESO) стал Николас Гудрик-Кларк, автор программного «Исторического введения в западные эзотерические традиции» (2008). Наиболее известный труд Гудрика-Кларка — книга «Оккультные корни нацизма» (1985), переведенная на многие языки, в том числе русский. После кончины Гудрика-Кларка возглавляемый им EXESESO в результате реорганизации прекратил свое существование. В настоящее время фонд The Blavatsky Trust финансирует действующий при Копенгагенском университете Центр по изучению теософии и эзотеризма (CCSTE), директором которого является датский религиовед Тим Рудбюг, автор книги «Академическое изучение западного эзотеризма» (2013), специалист по истории эзотеризма второй половины XIX века. Научным руководителем диссертации Рудбюга о теософии Блаватской выступил в последний год жизни Гудрик-Кларк.
От Маркса до Рабиновича: начатки изучения эзотеризма в СССР
«Оккультные» связи России с Европой в последние десятилетия дореволюционной эпохи были столь тесными, что не может быть никаких сомнений — сформируйся к 1917 году наука об эзотеризме в Западной Европе (досужая фантазия), она сразу была бы воспринята в России. Достаточно вспомнить обилие доступных читателю в то время оккультных материалов. Издавались переводы на русский язык классиков европейского оккультизма (Леви, Папюс, Сент-Ив), выходило несколько периодических печатных органов подобной тематики. В 1881–1918 годах в Санкт-Петербурге выпускался еженедельный «загадочный» журнал «психизма, спиритуализма и медиумизма» «Ребус», редактором которого был до 1904-го Виктор Прибытков. В 1905–1912 годах в Москве выходит под редакцией Александра Маркова и Владимира Быкова ежемесячный «вестник исследований в области общений с загробным миром» — журнал «Спиритуалист». Пожалуй, самым влиятельным печатным органом такого рода был ежемесячный журнал русских мартинистов «Изида», выходивший в 1909–1916 годах в Санкт-Петербурге.
Конечно, ожидать идеологической непредвзятости в отношении оккультизма (если таковая на деле существует) в советский период, на протяжении большей части которого положения исторического и диалектического материализма считались непререкаемой истиной, не стоит, но исподволь определенные сведения по истории оккультизма мог получить и советский читатель из выходившей в то время научно-популярной литературы. Здесь работал тот же принцип, что и при чтении советских газет: при небольшом навыке о настоящем международном положении можно было узнать даже из официальной прессы, просто научившись очищать фактологию от идеологических наслоений. Для примера остановимся на двух трудах маститых советских философов-религиоведов, адресованных широкому читателю: «Современная мистика в свете науки» Михаила Шахновича и «Возрожден ли мистицизм?» Павла Гуревича.
Под клеймо мистики и мистицизма Шахнович и Гуревич сводят вместе всё «иррационально-идеалистическое» в религиозно-философском прошлом и современности (даже «буржуазный» экзистенциализм), по ходу дела касаясь тех или иных сюжетов из истории оккультизма. Особенно громогласно разоблачает эти «пережитки» Шахнович, постоянно подчеркивая вред и опасность мистических увлечений, памятуя о том, как «великий Ленин на протяжении всей жизни вел борьбу против малейших уступок мистике, считая ее „невыразимейшей мерзостью“».
Например, из труда Шахновича можно добыть некоторые сведения по истории французского оккультизма, но с обязательным марксистским комментарием.
Шахнович бегло излагает даже историю спиритуализма. Упоминая спиритическое учение Кардека и приводя одно, «евангельское» поучение духов о бедности и богатстве, он добавляет: «Как видим, „духи“ неплохо служили буржуазии».
Читатель мог узнать у Шахновича кое-что о теософии Блаватской и антропософии Штейнера и даже о содержании скандально известного труда Жака Бержье и Луи Повеля «Утро магов».
П. Гуревич более сдержан в разоблачительном пафосе, чем М. Шахнович:
В книге Гуревича упомянуты и поныне значимые для науки об эзотеризме труды — «Оккультный порядок» Уэбба и написанный в русле «социологии оккультного» сборник «На грани видимого» — конечно, немедленно опровергаемые Марксом. Более того, изложение воззрений позднего Юнга как мистика на мифологическую природу НЛО (с. 177–189), на наш взгляд, не потеряло определенного значения и поныне.
Ценные сведения по истории оккультизма можно было получить даже из советской научно-популярной литературы, не имеющей прямого отношения к академической науке, если автор добросовестно знакомился с приводимым материалом и излагал его. К примеру, в вышедшем первым изданием в 1985 году труде Еремея Парнова «Трон Люцифера» предложен весьма толковый, хотя и краткий очерк развития немецкой атлантологии, восходящей к теории корневых рас Е. П. Блаватской.
Блестящие книги по истории алхимии были написаны советским историком химии и культурологом Вадимом Рабиновичем — в первую очередь труд «Алхимия как феномен средневековой культуры» (1979).
Труд Рабиновича может быть назван последовательно «антиюнговским», но не в смысле категорического неприятия Юнга. Как известно, Юнг рассматривал алхимию как собрание извечно существующих архетипов, моделей коллективного бессознательного.
«Теория „архетипов“ как извечных биологических детерминант обессмысливает задачу исторической реконструкции алхимии как феномена культуры принципиальной внеисторичностью исходной посылки швейцарского психолога. Сочинение Юнга, однако, содержит немало блестящих наблюдений над собственно алхимическим материалом».
Согласно Рабиновичу, алхимия является не абстрактным хранилищем извечного опыта, а неотъемлемой частью средневековой культуры. Но ее особым «кривозеркальным отображением», «оккультным вариантом», изнанкой средневековой культуры:
Книга Рабиновича настолько замечательна, что не может быть пересказана. О нем самом можно прочитать в биографических приложениях к упомянутой книге об алхимии и очерке культуролога А. Н. Рылёвой.
Труды Вадима Рабиновича, опирающиеся на обширнейший корпус алхимических источников, не уступают по научной значимости исследованиям Юнга и Элиаде, а в чем-то даже их превосходят.
Критика Юнга Рабиновичем — примечательный аналог критики «больших нарративов» в современной науке об эзотеризме, о чем было упомянуто выше. Подобно Ханеграафу, который выступает против растворения алхимии в универсальных, вневременных категориях, привносимых исследователем, и считает алхимию неотделимой от эпохи ее бытования, от представлений того времени о природе и человеке, Рабинович видит в ней уникальное, но частное историческое явление.
Следующий этап в академическом изучении эзотеризма в России начался уже в постсоветскую эпоху, когда в 2009 году петербургским индологом Сергеем Владимировичем Пахомовым была учреждена существующая поныне Ассоциация исследователей эзотеризма и мистицизма (АИЭМ). Он предложил именовать научную дисциплину об эзотеризме эзотериологией. Ему же принадлежит обзор имеющихся на русском языке постсоветских трудов по теории и истории эзотеризма, написанный в 2013 году.
Что почитать по теме
- Докторская диссертация профессора ПСТГУ и ВШЭ Павла Георгиевича Носачёва «Исследование западного эзотеризма в зарубежном религиоведении» (2018) является непревзойденным по охвату материала обзором становления зарубежной эзотериологии. Из нее можно узнать об американском подходе к изучению эзотеризма и о других важных моментах в развитии современной эзотериологии, которые остались за пределами этой статьи.