Танцы котов-изгоев в запретной зоне: отрывок из рассказа Джона Фэи, темной иконы американского фолка

Отрывок из рассказа «Центр интереса неустойчив»

В ту пору я подрабатывал «ангелом» в службе быстрой доставки. На полставки. Лишние деньги требовались на уход за моим новым шевроле. Поездки были приятными и недолгими, но ехать надо быстро. Круглосуточная готовность выехать по первому зову. Платили отлично. Плюс встречи с интересными людьми.

Однажды вечером, когда мы почти закончили играть, Элмера осенило. Откуда на него снизошла эта благодать, я без понятия.

— Слушай, Джён, а не пойти ли нам на Ритчи-авеню. Ну, на ту самую.

Делая акцент на слове «Ритчи», он давал понять, что речь идёт о «цветном» квартале. Опуская расовую тему, он избавлял от неудобства и себя, и меня, и всех остальных. Я не из обидчивых, и он это знает. Но вокруг полно народа, и каждый реагирует по-разному.

Одно из ответвлений Ритчи-авеню упирается в тупик яйцевидной формы, незаметный с магистрали Пайни Бренч. Проектировщики устроили это целенаправленно. Так можно долго жить, не подозревая, что у тебя чёрные соседи.

Поздний вечер выдался тёплым, несмотря на темень. На улице ни души. На всё «яйцо» светил один фонарь. Элмер велел остановиться под ним и заглушить мотор, что я и сделал.

Тогда он взял мою гитару, сел на правое крыло и принялся тихо наигрывать тот самый блюз в ми-мажоре, который он сыграл нам в день знакомства. Я тоже вылез и сел на багажник, не зная правил игры, мне было страшновато.

Вильямс играл не спеша, и пока он это делал, в домах стали отворяться потаённые двери, выпуская на улицу обитателей. Все они — стар и млад, женщины, мужчины, вертелись в непрерывном танце. Но каждый делал это по-своему.

Им было явно безразлично кто ты: белый, чёрный, танцор, музыкант, созерцатель. Так выглядел оригинальный «твист» в замедленном темпе. Верчение было чревато хаосом, но каждый отплясывал что хотел в пределах своей территории. Вы понимаете, о чём я.

Музыка стала быстрее. К танцу присоединилось ещё несколько человек. Минут через пятнадцать из зарослей вышли какие-то белые с посёлка Слайго Крик. Те, что обосновались на холме, вырубив деревья. Со стороны Пайн Бренч Роуд явилась прекрасная брюнетка Конни, как всегда одетая в жакет своей школы. «Дикие Кошки Северо-запада» — гласила надпись полукругом вокруг вышитой морды этого зверя.

Конни? Пленительный центр моих фантазий. Как же она узнала про это место и бывала ли она здесь раньше? Со слов Элмера следовало, что они знакомы. И на этом всё.

Читайте также

«По-моему, я ее целовал пару раз»: кого любил подросток Савенко

«Пережил трудности, не пил вина и разумно вечером читаю газеты»: о чем писал в дневнике Константин Измайлов, алтайский крестьянин, актер-любитель и пьяница

Конни с большим «Гибсоном», чью деку украшают скрипичные ключи. Поёт она в основном Хэнка Вильямса. По крайней мере, так уверяет Элмер.

Это я знаю, но…

Она махнула Элмеру рукой. Не зря меня учили в школе.

Погружённый в имитацию Артура Крадапа, он не заметил её жест.

Темп ускорялся, вертуны поспевали за ним. Выбрав себе местечко, она стала делать отрывистые кокетливые движения. Я следил за нею искоса. Узнав меня, она, как обычно, предпочла меня не заметить.

«И тем не менее, — подумал я. — Если это одно из её тайных пристрастий, она заслуживает каплю уважения. Увидеть меня в запретной зоне подобных танцев, где обнаруживает себя скрытая жуть…»

Никто не произнёс ни слова. Все шевелились в ритме, извлекаемом Элмером из моей гитары, делая это молча. Никто не думал и не говорил о происходящем. Оно просто происходило.
А ещё там было очень тихо, уединённо и таинственно — почти как во сне.

Наконец, пожаловало и кошачье племя. Их было несколько, зато они парили в прыжке над головами людей — друг через друга, поверх моей машины летали они. В безмолвии первобытного леса, нарушаемом едва слышным гитарным боем во чреве негритянских домов, забытых и затерянных во мраке времён.

Это было событие-небытие.

То, о чём не говорят, пока оно длится, и не будут рассказывать в будущем.

Это был непостижимый оккультизм на практике.

Человекотов я видел впервые, зная, что они есть, только по слухам. Как мне вам их описать? С виду это ординарные люди. Ничего необычного. Кроме худобы — следствие аскетического голодания. Лёгкий вес позволяет им совершать прыжки большой дистанции, делая это медлительно и грациозно. Такое впечатление, что, подпрыгнув высоко, им удаётся ослабить силу гравитации, зависая в воздухе на короткое время. Говорю об этом, потому что это выглядит именно так.

Я ни разу не бывал в их районе, но слышал, что живут они очень бедно. Беднее других обитателей Грани, как они сами её называют. И кто они есть — нонконформисты или вырожденцы? Сплошные гипотезы на уровне слухов.

При этом они никому не причиняли вреда, никого не беспокоили.

Может быть интересно

«Ягоды»: 9 нищих притч Романа Михайлова о трансформации и упокоении

С ними практически никто не гулял и не общался. Разве что, в кои веки раз, можно было увидеть, как старый человекот курит трубку на крыльце у мистера Джарбоу. Говорили, что кроме него, человекоты дружат с ещё несколькими старожилами Грани. Ребята уверяли, будто половина туловища у них кошачья. За что купил, за то и продаю.

Одевались они весьма своеобразно даже для здешних мест. Носили кошачьи маски, чьим обязательным атрибутом были большие уши и усы, драпируя себя с головы до пят в полосатую ткань красно-белой расцветки.

На руках у них митенки, сложения худощавого, появляются только ночью. И никто не знал, где именно они скрываются в лесах. Вполне вероятно, что они вели кочевой образ жизни. Дважды в год церковь собирала им средства на лечение и пропитание.

Внезапно я поймал на себе взгляд Вильямса, и встал, стараясь о нём не думать и не смотреть в его сторону. Затем я медленно приблизился к нему. Он протянул мне гитару.

— Играй теперь ты.

Не будь я под массовым гипнозом, я бы испугался, несмотря на умение играть то же, что играет Вильямс нота в ноту. Ну, я и поиграл. Ничего не изменилось, танцы продолжались.

Однако на втором часу этого действа люди начали расходиться по зарослям и домам. Конни просто куда-то испарилась. Могла бы и побыть. Я собирался предложить ей подвезти её домой. Я был в сути вещей на том же уровне, что и она. Выше среднего. Она бы меня не забыла. Не забыла бы, нет?

Концерт окончен. Вильямс сидит в машине, все понимают, что продолжения не будет, как они догадались, сказать не могу. Туман сгустился, но дело было не в нём.

Я довёз Вильсона медленно и осторожно. Всё, что мы наблюдали во впадине Ритчи, происходило бесшумно. Ни слова, ни звука. Никто не подпевал. Никто — ни кот, ни блэк, ни белый человек, так и не поинтересовался ни у меня, ни у Вильямса, кто я и откуда. Местные мы, или с Миссисипи. Может быть, мы вообще марсиане. Им было безразлично. Действие всех законов оказалось приостановлено. Обычное перестало что-либо значить.

Впрочем, как мне показалось, никто не видел в случившемся ничего серьёзного. Никто кроме меня. И сколько бы я не размышлял…

О чём же это я размышлял? Почти ни о чём. Ведь случилось не так много. Жаль только, что такие пустяки происходят не так часто. Немного музыки, чуточку танцев и необычных сношений.

Жаль, что нечасто. Очень жаль.