Дырка в заборе — символ дырки в системе. Илья Фальковский — о том, как жители Китая обходят ограничения и запреты

Извне Китай выглядит как идеальный тоталитарный режим: всё в стране находится под контролем властей. Впрочем, в реальности запреты оказываются формальными, и все желающие могут их обойти и обходят. О том, как это происходит, рассказывает Илья Фальковский, автор канала «Капитан Фалькас: записки китайского преподавателя».

Мое основное наблюдение заключается в том, что власть имущие и реальное общество — два параллельных мира, которые очень мало пересекаются. В обычной жизни они друг от друга очень слабо зависят, за исключением экстренных ситуаций, когда всех куда-то мобилизуют.

Власть имущие пребывают в своей галлюцинации, в своей параллельной вселенной, где они выпускают законы и принимают запреты, в которые часто сами не верят. Но это не очень влияет на текущую жизнь людей, не очень ими замечается.

Поэтому у себя в блоге я стараюсь не переводить никакие официальные заявления, выступления или речи Си Цзиньпина. Мне интереснее переводить срез общественного мнения — блогеров, журналистов, историков, писателей, потому что они намного лучше презентует общественное мнение, чем официальные лица. А заявления пускай переводят российские СМИ.

Очень странно, что в России так мало выходит сборников, монографий, книг про бытие в современном Китае, про актуальную китайскую мысль. Я почти не видел в России адекватного представления о том, что происходит в Китае. Интересно, что при этом китайцы куда лучше знают Россию, чем в России знают Китай. Многие из них хорошо представляют себе современную российскую мысль, знают и свободно цитируют новейших российских идеологов, писателей и ученых.

Пока я читаю современных китайских интеллектуалов, у меня складывается впечатление, что китайская гуманитарная мысль находится сейчас на небывалом подъеме — хотя большая часть цензурируется и потому публикуется на зарубежных китайскоязычных платформах. В социальных науках в Китае сейчас происходит много всего интересного, но почему-то на русский язык почти ничего из этого не переводится.

Политическая жизнь Китая сейчас напоминает Советский Союз, когда часами выступали партийные деятели, произносили речи. Но эта официальная политика не отражает спектр общественного мнения и контекст, из-за запретов многое уходит в подполье.

Поэтому возникает параллельная реальность. Это касается любых процессов, в том числе социальных и экономических. Например, в прошлом году в Китае запретили дополнительное образование. Поскольку в Китае все очень зациклены на образовании, родители отправляли детей в частные центры дополнительного образования, и те после школьных уроков бесконечно учились, чтобы потом поступить в институты. Это самый большой приоритет. И первое объяснение, зачем запретили: вернуть детям детство. Второй причиной послужил социальный дисбаланс, неравенство: те, у кого больше денег, могут дать детям больше дополнительного образования, чем те, у кого денег нет. И, соответственно, в хорошие институты поступают дети тех, у кого были деньги на дополнительное образование. Третья причина — демографическая: если много денег тратить на детей, то заводить их становится дорого, рождаемость в стране не растет, что плохо для государства, поэтому сейчас ее пытаются подстегнуть.

Были и теории другого плана, что дополнительное образование таит некую опасность для государства, потому что его сложнее контролировать. Во многих центрах дополнительного образования были иностранные инвесторы, организации могли быть аффилированы с Западом, с иностранными компаниями, использовать иностранные учебники. Намного проще контролировать официальное школьное образование. А какой результат этого запрета? Всё дополнительное образование ушло на черный рынок: родители теперь приглашают репетиторов на дом, что гораздо сложнее отследить. Приходит к тебе в гости молодой парень с твоим ребенком заниматься. Может, это твой племянник бесплатно помогает? Никто же не видит, как деньги передают. Этот пример показывает, что реальная цель запрета не достигается.

Так было и с ковидными ограничениями, тоже очень комично. Например, на входе в наш университетский кампус стояли охранники, проверяли температуру, маски, коды здоровья. Но сзади в заборе, разумеется, есть дырка. Мне кажется, дырка в заборе — это символ дырки в системе. Всегда есть послушное большинство, которое соблюдает все ограничения. А несогласные войдут или выйдут через дырку.

Другой комичный символ — проверки масок: у входа в учебное здание стояли люди, которые проверяли температуру и маски у тех, кто заходил в правую дверь. А из левой двери в десяти сантиметрах от правой выходили люди уже без масок.

При входе ты маску надеваешь, но как только вошел внутрь, если хочешь, снимаешь. И в результате можно было наблюдать два потока людей: один поток входил в масках в здание, другой поток выходил из него без масок.

Это тоже очень хорошая иллюстрация всей формальности, вообще любых запретов, законов, ограничительных мер. Даже с кодом была похожая ситуация: его нужно везде показывать. Но у меня частенько телефон не работал, и я показывал фотографию чужого нефункционирующего кода, например жены или ребенка. Незадолго до протестов началась очередная вспышка коронавируса, тест на ковид надо было сдавать чуть ли не каждый день. Но я обычно не сдавал, потому что я иностранец и у меня не было специального приложения в телефоне, чтобы меня контролировало начальство. Соответственно, в университете я никому не должен был отчитываться, сдавал ли я тест.

Любая система дает сбои. Любой человек, который хочет обойти ограничения, имеет такую возможность. И многие так и делали все эти годы. Говорят, что в Китае железный занавес. Да, какой-то занавес есть. В Китае официально не работают твиттер, фейсбук и телеграм, но у всех, кому нужно, не только у иностранцев, есть VPN. Я читал в российских СМИ, что якобы с VPN в Китае очень сложно, но это полный бред. Конечно, не всем здесь нужны альтернативные источники информации, но и в России многие довольствуются телевизором. А те, кто хочет, все перелезают «через стену», как здесь говорят. Помню, во время протестов 2019–2020 годов в Гонконге я был в курсе всех событий благодаря студенту, который через VPN читал в твиттере новости и подсказал мне, кого из журналистов стоит читать. Не так давно и телеграм получил широкое распространение, и другой студент показал мне интересные китайские каналы с протестными новостями со всего мира. Там я читал даже о событиях в России.

У всех продвинутых студентов есть VPN. Соответственно, нет никакой проблемы в том, чтобы пользоваться иностранными социальными сетями, полно людей сидит в этих каналах, чатах, группах. В каждом городе уже есть локальные каналы и группы, в которых можно найти что угодно, не обязательно политику. Есть и наркотики, и казино, и проституция — весь подпольный мир.

Но главное, что благодаря широкому спектру источников среди людей здесь очень много разных мнений. Нет никакого закрытого общества за железным занавесом под куполом — Великим щитом.

Так что, конечно, в какой-то степени контроль существует, но при желании от него всегда можно дистанцироваться. А при чересчур сильном давлении на низовом уровне возникает самоорганизация, и блокаду прорывают. Ведь если слишком давить, то дырки становится мало — и тогда поток прорывает плотину. Так и случилось. Закрытие границ из-за пандемии привело к проседанию некоторых областей экономики. В туристических местах были закрыты рестораны, гостиницы, потому что не было даже наплыва местных туристов из-за локальных локдаунов. Родители одного моего студента владеют обувной фабрикой. Он говорит, что их уровень дохода в эти три года составлял 60% от уровня до пандемии. На низовом уровне многие были недовольны падением экономики, потому что в Китае очень большое количество людей вовлечено в средний и малый бизнес, и всё это было закрыто. Дела шли всё хуже и хуже. Недовольство стало накапливаться и проникать в социальные сети.

Дальше так продолжаться не могло. Люди невероятно устали от трех лет локдаунов. И именно благодаря социальным сетям протесты быстро распространились по стране. Я и сам получал информацию в разных телеграм-чатах. Как раз в телеграме возникли группы координации протестов. Когда полицейские задерживали протестующих, они спрашивали: «Кто у вас главный? Как это не было главного? Иностранные силы?» На самом деле большую роль сыграли новые соцсети, в которых координировались всякие акции. Если VPN — это дырка в щите, то сети — дырка в самой системе. Они, как и дырка в заборе, — необходимая деталь, чтобы ослабить давление системы, потому что через такую дырку всё и начинает растекаться. Общественный разговор начался с дырки в заборе, с разрушения этого забора, на что власть была вынуждена реагировать.

Я упомянул дырку в заборе нашего кампуса. И через такую же дырку в заборе убежали рабочие с фабрики Foxconn, что и положило начало массовым протестам.

Из-за локдауна их не выпускали за пределы фабрики, но заставляли работать. Тысячи людей, прорыв яму под забором, убежали через нее, и видео этих событий распространились по китайскому интернету. Тогда Foxconn наняла новых сотрудников вдобавок к оставшимся старым. Им пообещали ковидные надбавки, но так их и не дали. Кроме того, на фабрике их перемешали со старыми рабочими, среди которых якобы бушевал «страшнейший» вирус, и новые этого испугались. Всё это привело к бунту. Это был первый серьезный бунт: люди из огнетушителей заливали охрану и полицейских, вступали в столкновения.

Некоторые российские блогеры писали, что раз сама фабрика Foxconn, с которой начались протесты, тайваньская, то Китай как бы вообще ни при чем, поэтому власти и не тронули этих бунтовщиков: якобы они выступали не против китайского правительства, а против тайваньской фабрики. Это очень смешно, так как в Китае ничего не может быть иностранного без совместного управления с властями. И эта фабрика тоже управляется местным правительством, это практически градообразующее предприятие. Местное правительство инвестировало в фабрику 1,5 млрд долларов: они построили аэропорт, понизили страховые выплаты работникам, освободили фабрику в первые 10 лет от корпоративного налога, от налогов на добавленную стоимость. И самое важное, что правительство наняло частных рекрутеров, которые ездят по деревням и нанимают работников. И чем больше они нанимают, тем большую зарплату они получают от правительства. По сути, это правительство нанимает работников, обучает их, заселяет в построенные на деньги правительства общежития. Так что компания тайваньская, но управляется она совместно с местным правительством. И били нанятые правительством рабочие не тайваньских охранников и полицейских, а местных китайцев. Протестовали они за свои надбавки, зарплаты, условия и прочее, что во многом выстроено местным правительством. Так что, мне кажется, это важный момент, поэтому я про это рассказал.

Второй триггер, который привел к протестам, это трагедия в Урумчи, столице уйгурского Синьцзяна. Однако для большинства людей неважно, что там живут уйгуры, потому что для них Синьцзян — это Китай. Даже когда меня видят, а я говорю по-китайски, но выгляжу не как китаец, они говорят: «А, ты из Синьцзяна». Они не говорят: «Ты уйгур», они говорят: «Ты из Синьцзяна».

Для них люди из Синьцзяна — это тоже китайцы, так как Синьцзян — это Китай, следовательно, и живут там китайцы. И раз получилось так, что в какой-то части Китая случился пожар и люди погибли, потому что не смогли выйти из запертого на карантин дома, значит, такое может случиться и в других регионах с другими китайцами. В итоге возникает эмпатия, потому что такие переживания очень легко перенести на самих себя.

Только наиболее продвинутые писали, что с уйгурами такое десятилетиями происходит, а мы всего три года терпим цифровой надзор, концлагерь и прочее. Но всё-таки такие голоса тоже раздавались, и возникла некая солидарность с уйгурами среди наиболее оппозиционных протестных людей. В общем, на фоне событий на фабрике Foxconn это привело к повсеместным протестам.

Читайте также

Уйгуры: трагедия и история. Почему Китай стремится уничтожить культуру одного из своих крупнейших национальных меньшинств

5 лет Восточного Туркестана. Как в ХХ веке возникло и погибло уйгурское государство

По ту сторону концлагеря: истории семей уйгурских деятелей искусства из Казахстана

Если структурировать, протесты выражали недовольство нескольких групп, их можно поделить на три части. Во-первых, было студенческое недовольство в кампусах. Во-вторых, были горожане разного возраста, которые осознанно выходили на митинги. В-третьих, жители бедных сообществ и рабочие без каких-то лозунгов просто ломали заграждения и прорывались на свободу.

Однако основная масса протестов была не политизированная. На сегодня там не было цели свержения власти, основной целью было смягчение ограничений. Это не Иран, где решаются более глобальные вопросы. Поэтому власть достаточно ловко отменила ограничения, задушив протесты. И протесты затухли, потому что людям просто хочется свободно жить в бытовом плане. И если они заболели, то теперь получается, что как бы они сами виноваты, получив то, что хотели. С протестовавшими обошлись достаточно мягко — их выпускали через сутки, через 30 часов после задержания. Но несколько человек до сих пор не отпустили. Не совсем понятно, почему именно их держат.

Когда у нас в Гуанчжоу студенты тоже начали протестовать, начальство испугалось — и под эгидой пандемии нас всех выгнали из города. Всех студентов вывезли автобусами в родные города. Гуанчжоу — это столица юга, в этом большом городе основной процент жителей — иногородние. Не все университеты решили выслать студентов, так поступили особенно протестные вузы в Пекине и в Гуанчжоу. Но стоило только всех выслать, как тут же отменили локдаун.

Вирус моментально разгулялся, и все шутят, что после трех лет эпидемии наконец началась эпидемия. Она была объявлена, но ее не было, а теперь официально ее отменили, и она на самом деле началась. По рассказам моих заболевших коллег, их и тошнит, и всё тело у них ломит, и голова болит, и температура высокая. Люди довольно тяжело болеют.

Отношение к отмене локдауна посчитать нельзя, статистики нет.

Те, кто участвовал в протестах или их поддерживал, конечно, рады, что их теперь выпустили «из-за забора». Есть разумные люди, которые говорят, что проблема резкой заболеваемости не в том, что всех отпустили, а в том, что за эти три года пандемии не подготовились к отмене ограничений. Можно было построить новые больницы, можно было вакцинировать стариков. По политическим причинам нет западных вакцин, есть только местные более слабые, у них много побочных эффектов. Многие старики боялись ими вакцинироваться, и среди них процент вакцинированных куда меньше, чем среди других групп населения. Многие сейчас в шоке и панике, потому что им всё это время втирали, что вирус очень страшный. Они перепуганы, выходят в каких-то колпаках на голове или вообще не выходят на улицу и дико недовольны. Скупили все лекарства, хотя никакого проверенного лекарства нет, и приходится выбирать средства традиционной китайской медицины. Конечно, они не помогают.

Отношение к выходу из локдауна зависит от многих вещей, в том числе от уровня образования. Некоторые просто не понимают, что теперь делать с внезапно возникшей свободой. Они в полной прострации, но им не приходит в голову теперь за это критиковать власть. Так что они во всем обвиняют протестную молодежь и называют их «асоциальными бандитами».

Я не верю в серьезную либерализацию в политическом плане, но и чрезмерного закручивания гаек в итоге не произошло. Сейчас много других проблем. Экономика просела, с вирусом надо что-то делать. Локдаун отменили, политику контроля ослабили, но ее легко можно откатить назад, потому что эти меры уже опробованы. Так что я бы не доверял тому, что в Китае сегодня воцарилась полная свобода, — те мобильные приложения, которые сейчас не работают, не удалены, а временно отключены. Цифровой контроль продолжает существовать. Ничего не мешает через какое-то время все эти приложения включить обратно.

Может быть интересно

Нечего скрывать: как работает цифровая диктатура в Китае

Цифровая культурная революция: как в Китае появился интернет-национализм

Неплотно прикрытая крышка: чего вы не знали о тонкостях китайской цензуры

Однако наивно думать, что исключительно из-за протестов отменили ограничения. Отчасти это произошло благодаря протестам, но не только из-за них, еще и из-за специфики нового штамма, от которого никакие ограничения не помогают. Властям стало понятно, что его сдерживать дальше невозможно, из-за всех этих бесконечных закрытий люди только будут дальше звереть. И два эти фактора в совокупности привели к снятию карантина. Потому что дальше это было бессмысленно, вирус не остановить, а люди уже озверели и начали протестовать. Протесты протестами, но я полагаю, что это лишь одна сторона медали, уже и так пришло время что-то менять.

Китай как будто оказался очень необычен в плане протестов. В Беларуси люди выходили, но это не привело ни к каким изменениям. И в Казахстане всё тоже закончилось подавлением. Про Иран пока сложно сказать. А в Китае есть иллюзия «успеха» гражданского общества.

Возможно, власти просто хотели «сохранить лицо», свалив возрастающую заболеваемость на решения граждан. Многие даже не поверили правительству — не поверили в выход из локдауна, когда страна так резко начала открываться. Теперь уже совсем ничего не требуется, никаких кодов и тестов. И случилось это быстрее, чем кто-то мог представить. Но если бы были выдвинуты требования, совершенно несовместимые с пожеланиями власти, то и результат был бы другим. В Китае важнее всего «сохранить лицо» — можно сказать: соревнование выиграно, в других странах люди массово умирали при тяжелых штаммах, а китайцы это время пересидели и открываются только теперь, при новом легком штамме. Но зато за эти три года куча жизней была спасена, и поэтому здесь лучше, чем везде. Так что официально власть в выигрыше.

Думаю, на протяжении этих трех лет даже количество смертей и заболеваний не очень занижалось, это было бы заметно по сарафанному радио. Всегда же известно, если знакомые болеют, а среди моих знакомых за это время ни разу никто не болел. Но сейчас, я думаю, они сильно занижают многие цифры, чаще даже вообще их не озвучивают. Они считают количество смертельных кейсов, но публикуют что-то далекое от реальности. На этом фоне возникают какие-то слухи и видео, которые могут быть подлинными, а могут быть взяты из 2020-го. Фейков всегда много. Но болеют все вокруг.

Так что из одной крайности в другую. То наглухо закрывают, то внезапно через три года открывают, по сути, без всякой подготовки. Многие процессы спускают силовым методом, и гражданское общество становится полем для экспериментов власти. Жалко людей: с начала 1980-х годов им запрещали иметь больше одного ребенка, хотя многие тогда хотели нескольких детей. Измывались над людьми. Многие китайцы тогда пытались избавиться от дочек, все хотели продолжателей рода, сыновей. Я знаю такую девочку, которую родители выбросили. Ее подобрала одна женщина, как свою дочку воспитывала. А сейчас, наоборот, правительство заставляет всех рожать детей, а людям уже дети не нужны, потому что в этом капиталистическом современном обществе содержать их очень дорого: уроки, репетиторы, детские сады — всё платное. К тому же многие молодые люди вообще хотят не жениться, а сохранить свою свободу. Кому охота с детьми возиться? Много целеустремленных женщин хотят делать карьеру и зарабатывать деньги. С другой стороны, эти эксперименты демонстрируют общественную отходчивость.

Китай в широком плане вообще очень отходчивый — то накатят, а то легко откатят в противоположную сторону и сразу забудут про прошлое.

Сначала всех воробьев запретили и уничтожили, после чего закупили их в других странах. То этих хунвейбинов развели, потом сами же их всех посадили. Но я к тому, что, на взгляд наблюдателя, так удивительно откатывают. В духе завета реформатора XIX века Ван Тао:

«Лучший способ справиться с ситуацией — быть гибким и меняться в зависимости от времени».

Гибкость — залог долголетней выживаемости режима. Это же говорил мне известный переводчик русской поэзии профессор Тан Юйцян:

«Когда эта партия знает, что совершила ошибку, она старается ее исправить. А советская компартия не умела преодолевать свои ошибки, поэтому Союз распался».

Не люблю менталитетные сравнения, но я эту черту, отходчивость, замечал и на уровне общения. Скажем, у своего тестя — я недавно с ним поругался, сказал ему, что видеть его до конца жизни не хочу. А теперь я живу у него дома, и то ли он это забыл, то ли не подает виду. Я бы на его месте на два-три года обиделся, а прошел всего месяц — и с него как с гуся вода. Моя жена говорит, что главная идея отношений в обществе — жить в гармонии:

«Если месть порождает месть, будет ли ей когда-нибудь положен конец?»

Это старая буддистская поговорка. И касается не только людей, но и государств. Они в этом плане действительно оказываются легкими людьми. Так и с пандемией произошло. Я, конечно, полушучу или утрирую, но в каком-то плане надеюсь, что такой откат в политике произойдет и с уйгурами: да, тех, кого посчитали ужасными, упекли надолго в тюрьму. Но обычных людей, не представляющих для этого режима опасности, «перевоспитают» и начнут выпускать.

Цель китайских властей в Синьцзяне была всех переформатировать под себя. Они продержали простых людей по два-три года в лагерях, но сейчас уже пошел откат, мне кажется. У входа в наш университет открыли уйгурское кафе, где девушки пляшут и поют песни. И таких кафе открывается всё больше и больше. Люди вроде бы возвращаются из лагерей. Конечно, радикальных диссидентов, сугубо религиозных людей и влиятельных интеллектуалов из тюрьмы не выпустят. Но зачем устраивать физический геноцид обычных людей, если можно просто уничтожить сознание людей и всех переформатировать? Люди могут притвориться перевоспитанными, а власть и довольна. 70–80% населения через мясорубку пропустили и выпустили.

Молодежь секуляризируется и ассимилируется и в других странах. В Казахстане я видел русскоязычных уйгуров, которые оставались уйгурами только в плане этнического самосознания, а в плане культуры и литературы они являются русскоязычными. Национальное самосознание у них возникло на фоне солидарности: они слышали, что в Синьцзяне репрессировали уйгуров. Но иначе они бы и не задумывались: это обычные городские ребята, которые любят тусоваться и жить современной жизнью. Зачем они будут ходить в мечеть? И в Китае среди уйгурской молодежи сильно религиозными оставались только ребята в деревнях и небольших городах. А те, кто хорошо учился, уезжал в Гуанчжоу, в Пекин, в Чэнду в Сычуани. Приехав в университеты, познакомившись с однокурсниками, они начали тусоваться, ходить на вечеринки. Многие и сами готовы оставить религию, а их еще к этому принуждают и подстегивают.

Поэтому некоторых можно за два года перевоспитать, так устроен современный глобальный мир. Рубцы на сердце, ненависть в душе останутся. Но сложно сохранить культуру, когда по всему миру распространились одинаковые небоскребы, банки, карточки, кафе, бары.

Где-то еще искусственно сохраняются этнические заповедники, но и они пропадают, особенно если власть на это старается повлиять. Я в этом ничего хорошего не вижу, потому что интересно, когда все люди разные, когда есть много разных культур, религий, языков, когда есть взаимообмен этого разнообразия. Скучно, когда все совершенно одинаковые, усредненные. Тем не менее мир к этому стремится.