Дом-посудомойка, гостиная в будуаре и дружелюбные клиники абортов. Краткий гид по феминистской архитектуре

Феминистские исследовательницы обращают внимание на повседневное жилье, дизайн домов, интерьеров и других пространств или на практики, обычно связанные с женщинами и рассматриваемые как незначительные. Они не только бросают вызов делению на что-то «великое» и «обыденное», но и восстанавливают пропущенные куски архитектурной истории. Их позиция позволяет рассмотреть архитектуру на разных уровнях и включить в нее локальный — тот же дизайн интерьеров.

Читайте также

Безопасное место или тюрьма для женщин? Как феминистки переизобрели идею дома

Джейн Ренделл выделяет несколько направлений в феминистских исследованиях архитектуры. Первое сосредотачивает свое внимание на том, чтобы раскопать имена забытых архитекторок. Можно сказать, что так исследовательницы боролись с эффектом Матильды в архитектуре, раскрывая свидетельства вклада женщин, и создавали альтернативную историю. Также в этом направлении рассматривается исключение женщин из профессии архитектора. Например, в Великобритании многие женщины поступают на архитектурные курсы — в среднем 27% учащихся составляют студентки. Но только 9% заканчивают учебу и работают по специальности.

Другое направление критикует саму систему и то, как устроена архитектура в качестве поля деятельности, а также общепринятое, классическое понимание архитектуры, в рамках которого полагается, что подлинными произведениями являются только здания великих мастеров. Похожая ситуация и в феминистской критике других видов изобразительного искусства: например, живопись, доступа к которой женщины долгое время не имели, признается настоящим искусство. А ткани, мебель, вышивки, посуда, ювелирные изделия — всё, что относится к сфере декоративно-прикладного творчества, — считаются поделками или ремеслом. Безусловно, помимо гендерного аспекта большую роль в этом иерархизирующем разделении играют и другие виды дискриминации — класc или этничность.

Радикальные феминистки отмечали, что архитектура — нечто имплицитно патриархатное, а поскольку женщины отличаются от мужчин, то у них разные приоритеты в создании архитектуры. Это довольно эссенциалистский аргумент, так как предполагается, что есть некие «маскулинные» и «феминные» качества, обусловленные биологией. Тем не менее согласно этой логике небоскребы ассоциируются с мужской властью из-за своей фаллической формы, устремленной вверх, то есть это яркий символ фаллократии. Архитектура же пригорода, одноэтажные отдельные дома, отсылает к женскому началу и даже — к идеалу гетеронормативной семьи, где в полной мере может раскрыться «истинно женское предназначение».

Многие феминистские дизайнеры отсылали к женской телесности в своих работах, проектируя округлые формы, а не фаллические башни и огражденные пространства (например, тюрьмы).

Исследовательница Карен Франк пишет о гендерной социализации и о том, как она способствует развитию иной системы ценностей, подчеркивая определенные качества, такие как инклюзивность, этика заботы, повседневная жизнь, субъективность, чувства, сложность и гибкость в дизайне.

Социалистические и марксистские феминистки также критиковали архитектуру как созданную мужчинами и для мужчин. Они используют термин built environment вместо слова «архитектура». Это позволяет избежать представления фигуры архитектора как гения, исключительно благодаря которому здание и было построено. Ведь реализация проекта невозможен без вклада других участников процесса, которые занимаются менее креативными аспектами работы и зачастую остаются в тени.

Разумеется, феминистская архитектура существует не только в теории, но и на практике. Разберем несколько проектов.

Вилла Е-1027 Эйлин Грей

В книге «Великая домашняя революция» Долорес Хейден объясняет, каким образом «утраченная женская традиция» привела к «переосмыслению домашней работы и жилищных потребностей женщин и их семей, подтолкнув архитекторов и градостроителей пересмотреть влияние дизайна на семейную жизнь». То, как представления об изменяющихся потребностях семьи отражались в реальности, можно увидеть на примере дома Шрёдер или виллы E-1027 архитекторки Эйлин Грей.

Эйлин Грей известна прежде всего как дизайнерка мебели. Возможно, вы видели какие-то из ее работ, даже если не увлекаетесь дизайном интерьеров. Это кресло Bibedum, кресло Transat, столик E1027. Такое же название носит и ее главный архитектурный проект — вилла Е-1027, построенная в 1929 году на юге Франции.

Грей столкнулась с сексизмом архитектурной среды. У нее было только художественное образование, так как в то время женщины не могли учиться на архитектора. Грей посвятила Е-1027 Жану Бадовичи, своему партнеру. Название виллы кодирует их имена: E — Айлин (Eileen), 10 — Жан (Jean), 2 — Бадовичи (Badovici), 7 — Грей (Gray). Долгое время было распространено мнение, что именно он, а не Грей спроектировал здание.

Может быть интересно

Город как пользовательский интерфейс. Какой будет архитектура будущего

Еще одно посягательство на идеи Грей связано с именем Ле Корбюзье. Грей отмечала его влияние на свою работу, в частности 5 принципов современной архитектуры Ле Корбюзье. Но, когда архитектор приехал погостить в уже достроенную виллу Е-1027, он решил без ведома Грей написать восемь больших фресок на нетронутых стенах здания. Это вероломное вмешательство демонстрирует дисбаланс властных отношений.

В проекте Грей внутреннее и внешнее пространства размыты, нет границы между интимным и социальным. При создании Е-1027 она стремилась переопределить традиционное архитектурное деление. Интересны ее эксперименты с «самой женской» частью дома — будуаром, противоположностью мужского места — кабинета. Это деление отражает дихотомию тело — разум, а также гендерные роли: удел женщины — сохранять красоту, мужчина же занимается интеллектуальной деятельностью, возглавляя дом и проживающую в нем семью. Безусловно, речь идет о знатных и обеспеченных семьях, в которых были слуги, а жена не занималась бытом. Эйлин Грей реконцептуализирует будуар как пространство: теперь Boudoir de Monte Carlo — самое публичное пространство дома, исполняющее роль гостиной. Однако подход Грей заключается в том, чтобы отринуть любые нормы и постоянство в отношении планировки. Будуар может стать и приватным пространством, если кто-то захочет там поспать — в центре располагается «дневная кровать». Назначение комнаты не задано строго, оно гибко и может меняться в зависимости от потребностей и желаний жителей.

Исследовательница Катарина Бонневир анализирует дом Е-1027 в терминах квир-теории и гендерной перформативности. По ее мнению, как гендер не статичный факт, мы «производим» его (по мысли философки Джудит Батлер), так и здания, архитектура не статичны.

Бонневир пишет: «Здания как акты противоречивы, они открыты к интерпретации и не ограничены нормами».

Соответственно, архитектура и планировка отражают не только патриархальный гендерный порядок, но и гетеронормативность.

Грей обыгрывает и другой элемент — гардероб. В Chambre d’amis («Комнате друзей») он оказывается как бы встроенным в несущую конструкцию здания. Тут Бонневир делает отсылку к квир-теории, так как в английском языке to come out of the closet означает «совершить каминг-аут». Как метафорический шкаф держит гомосексуалов в невидимости, в пространстве приватного, сохраняя монополию гетеросексуальности, так и физический шкаф держит одежду внутри, чтобы она не мешала в комнате. Но для Грей четкое деление неинтересно, поэтому мебель становится частью архитектуры и наоборот.

Бонневир отмечает, что E-1027 — нонконформистский архитектурный проект. В этом доме можно жить, он практичен, однако традиционно-патриархатный порядок в такой обстановке становится маловероятным. Важность проекта заключается в том, что с помощью архитектуры Грей противостояла упрощенным дихотомиям: публичное — приватное, тело — разум. Хотя Грей не называла себя феминисткой, E-1027 может быть интерпретирован как феминистская критика архитектуры. Как и дом Шрёдер, вилла Грей отражает трансформацию ролей женщины и мужчины в обществе, а также новое видение семьи.

Самоочищающийся дом Фрэнсис Гейб

В контексте переосмысления дома как пространства феминистские архитекторки часто затрагивали тему домашнего труда. Среди примеров — самоочищающийся дом Фрэнсис Гейб. Идея проекта основана на личном опыте Гейб: она совмещала работу, ведение домашнего хозяйства и воспитание детей. Конечно, успевать всё было очень сложно.

«Работа по дому — это неблагодарное, бесконечное занятие, — говорила Гейб в интервью 1996 года. — Это изматывающая скука. Кому она нужна? Никому!»

Однажды она увидела пятно от джема на стене, вспылила и смыла его из садового шланга. Именно это стало вдохновением для ее будущего проекта.

Коттедж из шлакоблоков площадью около 1000 квадратных футов был построен в 1980-х годах. На строительство ушло порядка 10 лет, и гораздо больше — на планирование и разработки.

Во время уборки Гейб передвигалась по дому с зонтиком. Для выполнения этого процесса она разработала и запатентовала 68 изобретений.

Общая уборка проводилась следующим образом: нажатие кнопки приводило в действие разбрызгиватель на потолке. Сначала по трубам поступала мыльная пена, затем ее смывали струи воды, финальный этап — сушка с помощью потоков теплого воздуха. Полы в доме были с уклоном, поэтому вода беспрепятственно стекала в водосточные трубы.

Может быть интересно

Пространства света и чистоты: как борьба с туберкулезом повлияла на модернистскую архитектуру

Стирка в доме Гейб тоже осталась в прошлом. Она придумала плотно закрытый шкаф, куда помещалась испачканная одежда на вешалках. Там вещи стирались под струями воды и сушились потоками воздуха, а затем автоматически передвигались в гардероб. Поскольку одежда была на вешалках, то о глажке тоже можно было забыть. Трубки для очистки также были проведены ко всей сантехнике.

Кроме всего прочего, Гейб спроектировала аналог посудомоечной машины: в специальном шкафу хранилась грязная посуда, там же она мылась и сушилась. К слову, весь проект Гейб газета The Weekend Australian назвала «гигантской посудомоечной машиной». И это не так уж далеко от правды.

Подобное количество воды могло испортить всю мебель, проводку и отделку дома. Но Гейб предусмотрела и это: полы были покрыты слоями лака для лодок и кораблей, мебель — прозрачной акриловой смолой. Над кроватью был натянут навес, защищающий постель от влаги. Мягкая мебель была обита водонепроницаемой тканью, изобретенной самой Гейб, картины — покрыты пластиком. Бумаги хранились во влагоустойчивых коробках, а для книг Гейб спроектировала специальные обложки.

Но содержать дом было очень дорого, а грант, выданный на его сооружение, закончился. Конец жизни Фрэнсис Гейб провела в доме престарелых, после смерти ее детище продали. По словам обитателей района, сейчас в доме живет какой-то хиппи.

Феминистский дизайнерский кооператив MATRIX

Феминистская архитектура также пересматривает механизмы работы над различными проектами. Среди примеров организаций нового вида — феминистский дизайнерский кооператив MATRIX. Он был основан в 1981 году в Лондоне. Это одно из первых объединений, которое следовало феминистским принципам в архитектуре. MATRIX не только проектировали постройки, но и проводили исследования, занимались образованием, например организацией тематических ридинг-групп. Участницы объединения занимались и теоретическим анализом — в 1984 году вышла книга Making Space: Women and the Man-made Environment. Среди авторок и составительниц сборника — Джос Бойс, Фрэнсис Брэдшоу, Джейн Дарк, Бенедикт Фу, Сью Фрэнсис, Барбара МакФарлэн и Мэрион Робертс. В книге они рассматривают социально-политический контекст проектирования архитектурной среды и влияние феминистской критики на городской дизайн. Много внимания уделяется пересмотру домашней работы как форме труда, проводится анализ связанных с ней пространственных отношений.

Также MATRIX уделяли внимание гендерной социализации и ее влиянию на восприятие пространства. Джос Бойс писала, что уже с детства девочки и мальчики используют пространство по-разному. Девочки предпочитают «компактные игры» (дочки-матери, магазин), в то время как мальчики более раскрепощены — играют в футбол, войнушку. До определенного возраста девочки могут активно играть наравне с мальчиками, но затем к ним начинают применяться различные стратегии воспитания.

Девочка не может быть испачканной, растрепанной, не может сидеть развалившись — наоборот, девочкам положено занимать как можно меньше места.

MATRIX функционировали как рабочий кооператив с неиерархической структурой управления. Они выработали методику проектирования зданий, которая рассчитана на активное участие женщин на всех этапах. Особый упор делался на коллективность. По словам участницы MATRIX Фрэнсис Брэдшоу, совместная работа и взаимоподдержка развили в них уверенность в своих силах после травматичного опыта в профессии, когда архитекторки не воспринимались всерьез и были маргинализированы.

Среди работ кооператива — шелтеры, коливинги для ЛГБТКИА-сообщества, женские центры и театры для молодежи по всей Великобритании. Один из проектов MATRIX — образовательный ресурсный центр Jagonari в районе Лондона Уайтчепел. Целевой аудиторией центра были женщины бангладешского происхождения. Название центра отсылает к стихотворению Кази Назрула Ислама «Джаго Нари Джаго Банхишиха», что в переводе означает «женщины просыпаются», или «встаньте, женщины». Для центра было важно действовать в интерсекциональном ключе, то есть признавать разные аспекты идентичностей женщин, в частности этничность и расу. Это отражено в дизайне, разработанном MATRIX, — классический для Лондона красный кирпич соседствует с элементами, вдохновленными архитектурой мечетей, и оконными решетками и перилами в южноазиатском стиле. Внутри находятся как большие открытые пространства, так и уютные кафе, напоминающие домашние кухни, чтобы женщинам всех культур и любого происхождения было комфортно.

Мемориал ветеранов войны во Вьетнаме Майи Лин

Исследовательница Дебора Фауш писала, что одной из целей феминистской архитектуры должно стать разрушение извечной оппозиции «женское — тело / мужское — разум». В качестве одного из примеров она приводит Мемориал ветеранов войны во Вьетнаме архитекторки Майи Лин. Для него характерно то, что Фауш называет воплощенным знанием (embodied knowledge) — главной характеристикой феминистского субъекта в архитектуре. Работа Лин отличается синтезом искусственного и естественного, ее проекты как будто органически вливаются в окружающий ландшафт.

Сам мемориал не виден издалека, чтобы его рассмотреть, надо приблизиться — он как бы погружен в газон.

«На первый взгляд он абсолютно шокирует, — пишет Фауш, — внезапно появляющийся из земли разрез, который преломляет бесконечную протяженность и абсолютную рациональность плана основания».

Двигаясь вдоль стены, посетители погружаются в могилы солдат, чьи имена выгравированы на мемориале. Это оставляет глубокое впечатление.

Лин хотела сделать памятник не о политике, а о людях, и решила расположить имена погибших не в алфавитном, а в хронологическом порядке в зависимости от даты смерти.

Когда Лин в 21 год выиграла конкурс на создание мемориала о войне во Вьетнаме, общественность была шокирована. Многие оказались недовольны минималистичностью проекта, конечно, не обошлось и без возмущения молодостью архитекторки и ее гендерной идентичностью, мол, как такая молодая девушка может проектировать столь важный монумент? Сама Лин отмечала, что если бы конкурс не был анонимным, то она бы никогда не выиграла. Тем не менее она стала первой женщиной, спроектировавшей мемориал на Национальной аллее в Вашингтоне.

Но проект Лин — не просто черный кусок гранита в земле. Монумент поднимается из земли на дате начала войны во Вьетнаме, а на дате окончания опускается обратно. Лин писала: «Таким образом, начало и конец войны встречаются; война завершилась, совершив полный круг». Маленький размер букв, вырезанных на камне, создает более интимную атмосферу для зрителя — как если бы он читал «книгу, а не рекламный щит». Обычно военные памятники огромны, величественны, их видно издалека, и всем своим видом они должны внушать благоговение, в каком-то смысле они прославляют войну. Лин же хотела сосредоточить внимание на погибших людях — поэтому памятник размещен на уровне глаз. Это позволяет приблизить события к зрителям, они сенсорно вовлечены и чувствуют бо́льшую эмпатию. Это соответствует феминистским взглядам на милитаризм — акцент на человеческих жертвах, противостояние обезличения войны и ее жертв. Лин часто затрагивала темы социальной справедливости, среди других примеров таких работ — Мемориал гражданских прав (1989) и «Женский стол» (1993).

Может быть интересно

Комнаты-кабины, квартиры-ячейки и пластиковые дома-конструкторы: самые невероятные эксперименты советской жилищной архитектуры

Клиники абортов и противостояние консервативной политике

Архитектура может стать и формой борьбы. Это произошло с клиниками абортов в США после очередного витка репрессивных мер в отношении репродуктивных прав, обусловленного консервативной политикой Трампа. Профессорка архитектуры Сиракузского университета и соучредительница организации для женщин Architexx Лори Браун исследует и проектирует феминистские пространства. Она работала над дизайнерскими проектами для клиник абортов в Джексоне, штат Миссисипи, и Хантсвилле, штат Алабама. В обоих штатах доступ к абортам крайне ограничен: в Миссисипи есть только один лицензированный центр абортов, в Алабаме — девять. В качестве примера того, как взаимосвязаны пространственные и социальные отношения, можно привести изменение требований к клиникам, принятые в 2013 году в штате Вирджиния. По новым законам клиники абортов должны соответствовать тем же требованиям, что и хирургические больницы с полным спектром услуг. Причем не было никаких ссылок на исследования, которые подтверждали бы необходимость нововведений. Тем не менее это привело к банкротству некоторых клиник, повышению цен на услуги и, соответственно, к ограничению доступа женщин к аборту.

Клиники абортов, как и шелтеры, имеют особую репутацию. Безусловно, это места помощи для женщин, однако их посещение может быть сопряжено со стрессом.

Кроме того, вокруг женских клиник часто собираются пролайф-активисты, которые стоят с плакатами и выкрикивают лозунги, оказывая давление на женщин, приходящих сюда. Лори Браун предлагает: что, если такие здания включить в городской ландшафт, а не располагать отдельно? Например, в торговых центрах, на оживленных улицах и т. д. Это поможет снять стигму и нормализовать аборты или же обращение за помощью, если речь идет о шелтерах для жертв насилия.

Еще одна мера, которую предлагают фем-архитекторки, — создание буферных зон вокруг клиник. В какой-то степени это противоположная предыдущей идея, но она фокусируется не на снятии стигмы, а на безопасности женщин и персонала клиник. В США борьба пролайф- и прочойс-сообщества накалена до предела.

Национальная федерация абортов (NAF) отслеживает случаи насилия с 1977 года: список инцидентов включает 8 убийств, 17 покушений на убийство, 42 взрыва, 181 поджог, а также тысячи случаев преступной деятельности, таких как похищения людей, преследования и серия нападений с использованием масляной кислоты. И это не считая пикетов у клиник.

Но в случае с США идея создания буферной зоны вступает в противоречие со свободой слова, поскольку сама идея таких зон заключается в запрете демонстраций, пикетов.

Поэтому владельцы клиник пытаются защититься с помощью архитектурных хитростей. Например, они выставляют дождеватели и разбрызгиватели для полива, чтобы пролайферы не могли приблизиться. Кто-то высаживает зеленые изгороди, а кто-то включает громкую музыку, чтобы заглушить крики. Но опять же владельцы находятся в очень сложных условиях — трудно найти помещение, мало кто из арендодателей готов заключать договор с клиникой абортов. Архитекторка Энн Фужерон решила безвозмездно помочь клиникам репродуктивного здоровья с модернизацией системы безопасности — она спроектировала более защищенные входы в здание, добавила пуленепробиваемое стекло на окна и т. д. Фужерон также стремилась сделать интерьер клиник более гостеприимным, чтобы уменьшить стресс, который испытывают пациентки.

Один из проектов Фужерон — клиника абортов в Истмонте. Она расположена внутри торгового центра, лобби и залы ожидания отделены от него витриной из пескоструйного стекла. Это обеспечивает конфиденциальность клиенткам в зоне ожидания, но при этом подчеркивает прозрачность и открытость.

Феминистская географка Дафна Спейн анализирует лиминальные пространства, в частности женские клиники. Борьба за репродуктивные права — одна из определяющих вех для феминистского движения. Долгое время женщины не имели возможности распоряжаться своим телом — для американок безопасные аборты стали доступными лишь во второй половине ХХ века, а некоторые штаты и сейчас продолжают посягать на женскую телесную автономию. В таком контексте женские клиники — острова безопасности и свободы, по крайне мере должны ими быть. Спейн отмечает, что на их примере можно проследить взаимосвязь планирования и политизации проблем феминизма.

Читайте также

Медикаментозный аборт — что это такое и в чем его плюсы?

Таким образом, феминистская архитектура сосредоточена на большей инклюзивности и пересмотре патриархатных представлений о том, как может выглядеть здание.

«Дело не в том, что [мужчины и женщины-архитекторы] имеют формальные различия в том, как мы создаем пространство, — полагает Лори Браун. — Но у женщин может быть другая точка зрения или другие проблемы, которые они могут выдвинуть».

Феминистские архитекторки добавляют отличные от андроцентричных перспективы — не только в функциональном поле, но и в символическом.