«Я никогда не получал за самиздатовские переводы денег, только наслаждение». Интервью с Александром Грузбергом, первым переводчиком «Властелина колец» на русский язык

Дефицит западной фантастики в СССР

Действие начинается примерно в 1970 году. Надо сказать, что фантастики тогда выходило крайне мало, особенно переводной. Единицы за целый год. Как-то раз я общался с человеком, который работал в Главлите [орган госуправления, осуществлявший цензуру печатных изданий в СССР с 1922 по 1990 год. — Прим. ред.], и он мне объяснил, что у них особое отношение к двум жанрам литературы: фантастике и исторической прозе, потому что там могут быть аллюзии, всегда можно представить себе, что это иносказание, а на самом деле речь идет совсем о другом — поэтому безопаснее такие книги не пропускать в печать.

Если за год в СССР выходило две-три книжки хорошей зарубежной фантастики, это было счастье.

Однако мы знали, что фантастики на самом деле очень много, что, например, в США ежегодно выпускают сотни, даже тысячи новых фантастических книг. И ужасно завидовали. Но это такая общая обстановка была. Я с детства очень много читал, в первую очередь наших фантастов, конечно, и мировую литературу, хорошо знал Шекспира, Данте. Поэтому на филфаке [Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета (ПГГПУ), тогда — ПГПИ. — Прим. ред.] учиться мне было легко. Самые известные авторы-фантасты того времени — Александр Беляев, Григорий Адамов («Тайна двух океанов»), Владимир Немцов, в основном мы их читали. Я прочитал всего Уэллса, Жюля Верна, классиков западной фантастики, которых у нас можно было прочитать, фантастику Джека Лондона, но хотелось большего. Книги были, но недоступные, на других языках. Надо было учиться читать. И я учился читать, переводя. Я не занимался политическим самиздатом, но очень любил фантастику, а фантастика — своеобразный жанр. По моим наблюдениям, в детстве все любят фантастику, как и сказки. Когда человек вырастает, он, как правило, теряет эту любовь. Немногие ее сохраняют, и вот такие люди составляют как бы небольшое сообщество.

Как достать хорошие англоязычные книги в советской Перми

У нас в Перми на вещевом рынке был угол, где собирались книголюбы по воскресеньям (сейчас нет этого рынка). На земле расстилали газеты, на них выкладывали книги, и можно было приходить, смотреть. Литературу там не продавали, а выменивали. Я туда ходил каждую неделю с портфелем, набитым книгами. Мне нравилось что-то — я предлагал свои, мы договаривались и менялись. Там я познакомился со многими людьми, с некоторыми из них до сих пор дружу. И когда я пришел и поинтересовался: «Кто у вас тут фантастикой занимается?», мне показали — вот стоит маленький такой человек, чуть горбатый. Его звали Раис Зарипов. Из-за него я стал переводчиком.

Мы с ним сошлись, говорили о фантастике, обменивались книгами. И однажды он принес небольшую книжечку — это был Эдгар Райс Берроуз, The Land That Time Forgot («Земля, позабытая временем»). Он мне ее показал и спросил: «А можете перевести?»

Я, конечно, учил английский в школе и в университете, у меня всегда были пятерки.

Но я не знал английского языка, и до сих пор его не знаю. У меня знания очень односторонние: я обладаю огромным словарным запасом, но что касается устной речи — у меня нет соотношения между письменным и устным словом. Когда я слышу слово, я его не узнаю. А узнаю его, когда вижу.

И вот я стал переводить эту книжку. Она маленькая, но у меня ушло на нее полгода. Мне приходилось каждое слово проверять по словарю, ломать голову над грамматическими конструкциями. Я сделал там такое огромное количество ошибок, даже трудно сейчас поверить. Но мне очень понравился сам процесс перевода.

Я перевел Берроуза и отдал рукопись Раису. Я не знал, зачем ему это, но отдал. Он сказал: «Я перепечатаю и дам вам экземпляр». И действительно, он принес мне перепечатанный и переплетенный экземпляр, сделанный им самим. Раис спросил: «А еще можете?» Я ответил: «Ну давайте, мне понравилось».

Эвакуация, Одесса, Йошкар-Ола, университет в Перми

Текст на английском языке я воспринимаю как зашифрованный: его надо расшифровать, перекодировать. Может быть, это потому, что в детстве на меня огромное влияние оказал рассказ Эдгара По.

Я родился в Одессе и первые четыре года прожил там. В июле 1941 года нас отправили в эвакуацию; отец остался, был мобилизован. Мы долго добирались, прожили год здесь, в Пермской области, в деревне Тишково Осинского района. А потом отец нас нашел и перевез в Йошкар-Олу. Там мы жили до 1948-го.

Когда мне было семь лет, я жил в эвакуации в Йошкар-Оле. Как-то раз я увязался за старшими мальчиками в город. Там был один-единственный книжный магазин, а у меня было с собой 20 копеек, и на них я купил первую в своей жизни книгу. Это была книга из серии «Народная библиотека» — «Золотой жук» Эдгара По. И вот оттуда я узнал, как расшифровывается текст на английском языке. Я до сих пор все это помню и знаю, что самое частотное сочетание букв в английском — «th».

Потом мы вернулись в Одессу. Там я закончил школу, был круглым отличником, но золотую медаль мне не дали. Когда я поступал в университет, получил двойку на вступительном экзамене. Тогда папа мне сказал: «Здесь тебе все равно не дадут учиться, надо куда-то ехать». А в Перми жила моя тетя. И я приехал сюда, поступил без всяких трудностей в университет, закончил его. Так тут и остался.

Здесь я познакомился с человеком, который произвел на меня глубочайшее впечатление. Он работал в Пермском педагогическом институте и в наш университет пришел случайно. Я однажды увидел объявление: доцент пединститута Лев Семенович Гордон читает лекцию о Шекспире. Шекспир меня всегда интересовал, я посетил эту лекцию, задал ему несколько вопросов, мы с ним поговорили. Он пригласил меня к себе, мы познакомились поближе, и с тех пор я стал ходить к нему постоянно. Лев Семенович был репрессированным, его в 1956 году освободили.

Он был первым доктором филологических наук в нашем педагогическом институте, первым защитил докторскую диссертацию, а потом его оттуда выгнали. Знаете за что? Он всегда очень любил молодежь, приглашал к себе студентов, разговаривал с ними. И, конечно, за ним всегда следил КГБ.

И вот одну девочку, которая к нему ходила, кагэбэшники заставили писать на него доносы. Она подробно описывала, о чем у них шли разговоры. Потом Льва Семеновича обвинили в том, что он провозглашает превосходство буржуазной культуры, что он считает, например, что Горький — не самый лучший писатель.

Как это Горький, которого Ленин похвалил, не самый лучший писатель? Короче говоря, представили большой доклад в наш институт, и Гордона уволили. Это был 1966 год.

Именно Гордон познакомил меня со всякими запрещенными авторами.

Распространение фантастического самиздата

Мы организовали в Перми клуб фантастики «Рифей», собирались в Доме журналиста раз в месяц. Из этого клуба вышли очень многие хорошие современные писатели-фантасты. Это были официальные мероприятия, они проводились с разрешения начальства. Все писали, все были любителями фантастики. Мы читали свои произведения, обсуждали их. Но напечатать что-то было совершенно немыслимо. Один раз сунулись в «Пермское книжное издательство» — никакой фантастики, ничего не знаем, нет такого жанра.

Я тогда работал в вузе преподавателем, у меня было много времени: в общем-то я все знал, чтобы прочитать лекцию, мне не нужно было готовиться. И вот я занимался переводами того, что удавалось найти. Потому что главная проблема в этом случае — найти оригинальный текст. Тексты добывались разными способами.

Например, мою жену отправили на год в Индию работать преподавателем русского языка в университете. Она спросила: «Что тебе привезти?» Я попросил ее привезти фантастику на английском языке. Жена привезла две книжки, и я их начал переводить. Постепенно втянулся, дело пошло легче, быстрее. Все переводы отдавал Раису, переводил только фантастику.

Я сначала не знал, что происходит с этими рукописями, но постепенно выяснил.

Раис закупал специальную очень тонкую бумагу, папиросную, и делал шесть закладок для машинки. На ней он перепечатывал текст перевода с рукописи. Надо сказать, что Раис был человеком безграмотным и допускал множество ошибок. Он был рабочим на одном из военных заводов, таком, где делают большие летающие объекты. Работа у него была трудная — сварщик, причем в ядовитых средах. Раис гордился тем, что ему много платят — он получал надбавки за вредность. Его уже 25 лет нет в живых, хотя он был моложе меня. Но Раис был страстным книголюбом. Его единственной страстью в жизни были книги, фантастика и детективы. Он все это читал, собирал, у него собралась большая библиотека.

И вот Раис каким-то образом вышел на человека в Ленинграде по фамилии Климов.

Климов был как бы центром распространения фантастического самиздата. У него были корреспонденты в разных городах, такие как Раис. Раис первый экземпляр перевода оставлял себе, второй отдавал мне, а четыре отправлял в Ленинград и взамен получал копии любительских переводов других авторов и оригинальные тексты.

Это была очень странная организация. Представьте: у Климова была вторая квартира, своего рода офис, где он держал материалы, книги, в нем проводились все работы по размножению самиздата, в чем-то это было коммерческое предприятие. Такой вот самиздатовский центр существовал, шла такая вот жизнь.

Все это продолжалось в течение десяти лет. Никогда на самиздате не указывалось имя переводчика: это было очень опасно. Все томики «Властелина колец» напечатал Раис. Это был самый распространенный текст самиздатовской фантастики в СССР, он быстро разлетелся. Я часто бывал в Москве: приходишь к кому-нибудь в гости, смотришь — стоит на полке экземпляр, уже в новом переплете. Начинаешь листать — понимаешь: мой перевод. У меня до сих пор сохранилась толстенная рукопись первого перевода «Властелина колец».

Охота за оригинальными текстами

Конечно, самой главной проблемой было достать тексты, и я нашел еще один способ. Я тогда активно занимался научной работой: написал несколько книг по специальности, лингвистике, а также составлял словари — все это издано. И, как я уже говорил, часто ездил в Москву в командировки. Меня отпускали на работе на две-три недели. Я ехал в столицу заниматься наукой, а на самом деле ходил в Москве в Библиотеку иностранной литературы. Приходил утром к открытию, уходил вечером. В те времена там был тематический каталог — три ящика: фантастика, англоязычная фантастика. Это довольно много, там было, наверное, несколько тысяч карточек. Все три ящика я перебрал, каждый день выписывал десятка два названий, заказывал книги. Потом просматривал их: нужно было определить, насколько мне будет интересно переводить конкретный текст. Конечно, брал в основном известных мне авторов, но не всегда.

В этой библиотеке находилась полуподпольная фотолаборатория. Найти ее было очень трудно. Там можно было заказать фотокопии книг, негативы. Я отбирал нужные книги, писал требования на них и относил в эту лабораторию. У меня принимали заказ, я уезжал домой, и через месяц-полтора приходила посылочка.

Присланные негативы были маленькие — их нужно было обработать, напечатать, проявить. После того, как это было сделано, у меня получались небольшие листочки с очень мелким текстом. Сейчас бы я не смог так работать, зрение не позволило бы. Но тогда я эти маленькие листочки читал и по ним переводил, в том числе «Властелина колец».

Были у меня и другие способы получения книг. В Москве на улице Горького (теперь Тверская) располагался двухэтажный магазин «Академкнига», а в нем — киоск с книгами на иностранных языках, в основном букинистическими. Я познакомился с человеком, который там работал. Когда я приходил, он доставал из-под прилавка пачку фантастических книг и говорил: «Выбирайте». Там я покупал. Вообще больше нигде купить книгу на английском языке было невозможно. Речь примерно про 1973–1975 годы, брежневские времена.

Раиса однажды засекли с этими переводами. Его задержали, допрашивали. Он ничего не рассказал, но они определили круг его знакомых. Поговорили со мной, заявили: «Переводами не занимайтесь, если не хотите, чтобы у вас были неприятности». Я спросил: «А что, надо разрешение, чтобы переводить?» В ответ услышал: «У нас на все нужно разрешение». Что было делать? Я перестал переводить. Примерно с 1983 по 1990 год я ничего не переводил. Читал, конечно.

Толкин — большая литература

Как-то раз в Библиотеке иностранной литературы в Москве я обнаружил трехтомник неизвестного мне автора — Толкин какой-то, Lord of the Rings. Ну, поскольку это фантастика, я взял, начал читать и сразу понял, что это необычная фантастика, что это большое произведение, большая литература. Очень мне понравилось. Но главное, понимаете, у меня было такое стремление: когда я читал очень хорошую книгу, мне хотелось, чтобы с ней познакомились другие.

Помню, как прочитал по-английски роман «Волхв» Фаулза и стал рассказывать о нем жене. Она сказала: «Я бы тоже хотела прочитать». — «Хорошо, я тебе прочитаю». И я ей начал с листа переводить, вслух прочитал по-русски. А насчет Толкина я понял, что это просто золотая жила для детей. Мои дети, Юля и Илья, были тогда старшеклассниками, и они стали первыми читателями этого перевода и на всю жизнь заразились Толкином.

Толкин изобразил воображаемую действительность так, что тебе кажется, что все на самом деле так и было. Если сказать в общем, о чем эта книга, то, конечно, она о борьбе добра и зла. Но не как в сказке, где добро побеждает зло. Нет, это как бы диалектика: добро не может существовать без зла. Добру надо бороться со злом, но эта борьба никогда не проходит бесследно. Всегда страдают обе стороны.

У меня был в Москве старший друг, лингвист Борис Самойлович Шварцкопф, который работал в Институте русского языка на Волхонке. Когда я приезжал в столицу — приходил к нему в гости в институт, со всеми знакомился. Как-то раз Борис Самойлович отвел меня в столовую в Доме ученых и там познакомил с Исааком Михайловичем Шрайбером. Тот рассказал, что читает рассказы на английском. Если ему рассказ нравится, он его переводит и относит перевод в журнал «Химия и жизнь». В каждом номере журнала выходил один перевод фантастического рассказа. И вот однажды он нашел рассказ Толкина. Понравилось, перевел и принес в редакцию. Там прочитали, тоже понравилось. Но сказали:

— Мы не можем напечатать.
— Почему?
— А мы не знаем этого автора. Вдруг он антисоветчик и что-нибудь против нас написал?

К этому времени Толкин уже умер (в 1973-м) и был одним из самых известных в мире писателей.

Официальные переводчики и дед Арсения

Наверное, были и другие переводчики. Я не общался с ними. Вообще когда я делал первые переводы, мне даже в голову не приходило, что они могут быть опубликованы. Потому что переводчики были членами Союза писателей. Это была престижная профессия, хорошо оплачиваемая. Переводили только то, что можно было переводить, что разрешали. Войти в их число было совершенно невозможно, потому что официальные переводчики защищали свою позицию, они никого не допускали к своей кормушке. Я это хорошо знал и даже не думал, что мои переводы будут когда-нибудь напечатаны.

В 1990 году отменили цензуру, появились первые частные издательства. Ребята, которые выросли на моих книгах, читали все это у меня, организовали частное издательство «Стрелец». Вот они приходят и говорят:

— Давайте издадим ваши переводы.
— Вы что, кому это нужно.
— Нет, давайте издадим ваши переводы.
— Ну давайте, издавайте, если хотите.
— А как подписать?
— Вы знаете, я человек солидный и не хочу связываться с этим несерьезным делом, у меня есть книжки по языкознанию.
— Давайте придумаем псевдоним.

Рядом со мной лежала газета, в которой работала Юля, моя дочь, журналист и редактор. А тогда было правило: журналисту не разрешалось в одном номере газеты или журнала печатать две статьи под своей фамилией. И вот вторая ее статья вышла с подписью «М. Романова». Это значит «мама Романа» (у Юлии есть сын Роман). Я говорю: «Слушайте, у меня только что второй внук появился, его зовут Арсений. Давайте-ка я назову себя Д. Арсеньев. Это будет означать „дед Арсения“». Под этим псевдонимом были напечатаны сотни моих переводов.

Ко мне обратились тогда сразу несколько издательств — из Перми, Волгограда. Потом уже обо мне узнали в Москве, Санкт-Петербурге, Киеве, Екатеринбурге. Я стал довольно известным человеком в узком кругу. Практически сменил профессию, я же был преподавателем вуза. И когда это все началось, я понял, что требуется много времени и перешел сначала на полставки в университете, затем на четверть ставки, потом на десятую ставки. В итоге я ушел с работы, меня не отпускали — в 75 лет.

Примерно в 1996-м пираты стали перепечатывать мои переводы и подписывать выдуманными фамилиями.

А я приезжал в Москву, ходил по издательствам. Пришел в одно, а владелец, молодой парень, очень похожий на бандита, говорит: «Вот у меня новая книжка». Я посмотрел — Баллард, «Затонувший мир». — «Слушайте, это мой перевод. А там написана совсем другая фамилия». — «Да, ваш?» — «Мой». — «Ну ладно». Полез в карман, достал пачку денег. — «Вот ваш гонорар».

Переводчик — только посредник

Когда я переводил, у меня, разумеется, не было материальных соображений. Я никогда не получал за самиздатовские переводы денег, только наслаждение — добывал новые книги, читал их, вот и все. В этот период я переводил в основном классиков фантастики, известных хотя бы по именам: Роберта Хайнлайна, Айзека Азимова, Артура Кларка.

Мне нравилась эта работа. И, конечно, я хотел, чтобы больше людей прочитали хорошие книги, прежде всего мои дети. Все мои друзья читали мои переводы. Все нынешние современные пермские писатели-фантасты выросли на моих переводах. Не зря я работал.

Когда я переводил Толкина, никогда ничего не менял в тексте. Более того, у меня есть принципиальное представление о том, что переводчик вторичен. Он посредник и не имеет права что-либо менять в тексте автора. Переводчик должен только как можно точнее передать то, что написал автор.

Когда переводчик что-то меняет, и если он великий переводчик, получается другое произведение. Пока я работал в стол, я мог себе позволить хулиганить. Если мне что-то не нравилось в тексте, я мог исправить и написать по-своему. Но вот теперь, когда я работаю для типографии, я себе этого не позволяю. А что касается Толкина, я всегда к нему относился как к великому писателю, которого править нельзя.

Существует несколько вариантов моего перевода «Властелина колец». Я не властен над этим. Перевод от меня ушел — другие люди меняют текст, исправляют имена и так далее. Это как с летописями: когда их сопоставляют, всегда находится разница, поскольку их переписывали разные люди. В самиздате было так же, не существовало единого текста.

До 1990-х годов я ни разу не был за границей. Когда это стало возможным, жена начала путешествовать. Она ездила почти каждый год, брала с собой подруг, посещала разные страны. И однажды ее подруга не смогла поехать. Жена расстраивалась. Я говорю: «Ладно, поеду с тобой». И мы с ней поехали туристами в Швейцарию.

Сказочная страна, мне так понравилось. В Швейцарии есть городок Ивердон-ле-Бен, очень древний, гораздо старше Москвы, его римляне основали. И в этом городе есть единственный в Европе музей фантастики. Я знал об этом и поехал туда.

Долго думал: вот я приеду — надо же что-то интересное подарить. Я взял из Раисовых самиздатских «печаток» две повести братьев Стругацких, «Гадкие лебеди» и «Сказка о Тройке», и подарил музею. Они как раз готовили большую выставку, посвященную Стругацким, и были страшно довольны. А еще я им подарил портрет Раиса, и они сказали, что поместят его в постоянную экспозицию.