Новый год — это ад
На елочных базарах продают куцые деревья, и самым последним ротозеям достаются ободранные мутанты, которые можно разве что притулить кое-как в угол и задрапировать плешивость блестящим «дождиком». Ёлочный базар, небольшой клочок пространства, обнесенный хлипкой оградкой, напоминает братскую могилу, где деревья лежат вповалку друг на друге, пока покупатели выбирают наиболее подходящий труп, который создаст им новогоднее настроение в этот раз. Во времена моего детства елки оборачивали куском веревки — ничего другого просто не было. Едешь домой в набитом трамвае, тебе десять лет, и в глаза тебе лезет чья-то ебучая ель, колючая, как дикобраз. Граждане тихо матерятся. Теперь ёлки, слава богу, пакуют в сети, как русалок, и даже доставляют на дом. С антресолей извлекаются коробки с игрушками, и вот время пришло!
1. Затариться антибиотиками.
2. Выписать больничный.
К встрече Нового года готов
Сперва мы ставили ель в подставку в виде снежинки, папа, кряхтя и царапая ладони, закручивал винты, а я следил, чтобы дерево стояло вертикально. В поддон наливалась вода с аспирином, говорили, что так дерево дольше не осыпается. На антресолях жил набор елочных игрушек производства ГДР, в истрепанной по сгибам коробке с рисунком Деда Мороза. У немецкого Мороза было лицо тевтонского рыцаря, слегка смягченное старческими морщинами. Каждая игрушка была завернута в бумажную салфетку. Треть из них разбили за годы эксплуатации и заменили на советские. Советские игрушки не ровня немцам — со швами, с говенными алюминиевыми шапочками, которые не хотели плотно прилегать к горлышку. Так что немецкие я вешал на видное место, а наши прятал поглубже, в полутемные глубины ветвей. Потом мы развешивали дождик, а в конце — громоздили на верхушку пластиковую красную звезду с электрическим питанием. Она моргала.
С момента, когда в доме украшают елку, всё окончательно менялось в сторону праздника.
Советское шампанское на самом деле — никакое не шампанское, а заурядное игристое вино. Но Советский Союз все эти предрассудки вроде патентованных названий имел в виду. Никто не любил сухих вин, лучше всего продавались полусладкие, а брют пылился, забытый. Пробки бывали только пластмассовыми, и ими вполне можно было закупорить бутылку повторно, чтобы допить после. Попробуйте проделать такой фокус с натуральной пробкой — это все равно, что вставить в задницу раскрытый зонтик задом наперед.
Полусладкое советское шампанское коварно, как змея. Всасывается в кровь мгновенно, кувалдой ударяет по голове и дарит жуткий бодун, который вполне можно поймать уже через пару часов.
Новогодний стол вообще может быть из одного блюда при условии, что это — салат «оливье». Он незаменим, как мать. Остальное меню пусть будет хоть из туалетной бумаги, но оливье обеспечь. Но вообще мы любим хорошенько пожрать на Новый год. Недаром за два месяца до его наступления телевизор начинает показывать рекламу пищеварительных энзимов, лживую с первого до последнего кадра. Там стройные люди поглощают килограммы жирной пищи, заедая ее таблетками.
Карамельная бабушка в переднике выступает могильщиком, поднося горы пирожков и копченых курей. Чтобы вам пусто было, вруны.
Продуктовый апокалипсис начинается недели за две до заветной даты. Граждане сметают запасы майонеза в полиэтиленовых пакетах, вареную колбасу, пикули и шоколадные конфеты. Шампанское, водка и коньяк побеждают сухие вина с разгромным счетом. Сырокопченая колбаса, королева закусок, густо висит на своих эшафотах, как удавленница. Кругом стоит гомон и шелест полиэтиленовых пакетов, тяжелые магазинные тележки образуют заторы в узких местах. Люди ходят вдоль стеллажей, держа в руках списки, длинные, как «Сага о Форсайтах».
К каждой из касс стоит гигантская очередь, где у всех воспаленные от сухого воздуха глаза и позы мучеников. Кассирши вертятся, как личинки тутового шелкопряда.
Над головами висит одно гигантское желание, растянутое в горячем воздухе: скорее закончить это мучение и валить домой. Холодный воздух никогда не бывает таким вкусным, как по выходу из этой душегубки с полными руками жратвы.
А утренники в детском саду? Во времена моего детства костюмов было всего два: зайчик и снежинка. Кто не бывал зайчиком в детском саду, тот не жил при Союзе. Атласные трусики со шлейками, дурацкая шапочка с висячими, как у спаниэля, ушами, чешки и колготки — всё белое. Программа была небогатой — хоровод, чтение стихов развитыми детьми, то есть теми, кто в состоянии заучить восемь строк наизусть, песня хором, а на закуску — вызов Снегурочки и поджог елочки. В мою пятилетнюю голову тогда не приходила мысль: а почему это Снегурочка каждый год опаздывает, как последняя шалава? И почему елка не горит с самого начала, и надо хором надрываться, чтобы на нее подали ток?
А Дед Мороз по вызову, который оброс неимоверным количеством легенд? Армия наемных Дедов и Снегурочек шарится по микрорайонам, вручает подарки, поет-пляшет. По-моему, туда брали лузеров с явными суицидальными наклонностями — им предстояло ходить по квартирам, полным бухла и людей, требующих поднять с ними по маленькой. Стать алкоголиком при таком графике проще простого.
«Как встретишь, так и проведешь». Эта бессмысленная мантра превращает каждое празднование Нового года в жестокую гонку вооружений.
Судя по всему, нам больше всего хочется провести следующий год в окружении бухих друзей, вне дома, заедая водку салатами на майонезе.
Только по пьяному делу человек станет с риском для здоровья запускать стремные китайские фейерверки, как это случается под Новый год. Во дворах панельных многоэтажек стоит грохот, как в сталепрокатном цеху.
Однажды мы чуть не сожгли соседей. Ракета, которую мы небрежно воткнули в снег, упала и стартовала лежа. Она пролетела около моей щеки и взорвалась прямо над крышей соседского коттеджа, искры посыпались на головы гостям, вышедшим во двор полюбоваться на фейерверк. Помню, что все вокруг орали от счастья, а соседи — от ужаса. Я заливался смехом, будучи пьяным до изумления, и только назавтра до меня дошло, что могло произойти, если бы на голове у меня был капюшон, куда ракета неминуемо бы угодила. В приемных отделениях больниц под Новый Год творится пиздец и ад кромешный. Готов поспорить, что травматологи разыгрывают новогодние смены в лотерею, и проигравший плачет горькими слезами.
Новогодние каникулы — это плановый апокалипсис. За десять дней пьянства, обжорства и драк можно наворотить такого, что голова кружится. Природная страсть к бескомпромиссному саморазрушению встречается с желанием государства получше нас отвлечь. Прибавим три дня жуткого бодуна, и в итоге полмесяца все невменяемы.
А вообще, Новый год — прекрасное время, особенно если выпал снег, а ты не уснул в сугробе. Все так сладко предсказуемо, особенно телепрограмма: «Ирония судьбы», «Голубой огонек».
Тридцать лет там одни и те же блядские рожи, все более подправленные скальпелем, поют все те же песни. А эта ваша заливная рыба — все такая же гадость.
На Новый год мы скоблим свои физиономии и надеваем лучшие костюмы. Наши женщины достают туфли на таких каблуках, что от высоты мозг у них оказывается в состоянии невесомости. Мы садимся перед телевизором, вооруженные холодным пузырем шампанского и бокалами и пять минут зло хохочем над пафосной хуйней, которую нам втирают с экрана, крупный план часов на Спасской башне, хлоп, вино на скатерти — и готово! Заполняя счета-фактуры, не забывайте прибавить к году единицу!