Истории из женской истории. Ольга Шнырова — о борьбе за женское равноправие в XIX веке и росте гендерного неравенства сегодня

— На ваш взгляд, существуют ли сегодня, в эпоху интернета и публичного многообразия жизненных сценариев, общеразделяемые каноны женственности? Если существуют, то через какие каналы они воспроизводятся?

— Они и существуют во многом как общеразделяемые именно благодаря эпохе интернета и публичности. С одной стороны, есть интернет со своими возможностями, а с другой, такая вещь, как консюмеризация нашей жизни. Мы все являемся потребителями, и общество навязывает нам определенные стандарты и модели потребления. Здесь есть дифференциация: товары для мужчин, товары для женщин. Эти комплексы товаров формируются доминантными стандартами женственности и красоты и того, как должен выглядеть мужчина, как он должен ухаживать за своим телом.

Существует и такое явление, как body politic — общественный контроль над телесностью. Фуко писал о паноптизме власти, когда в буржуазную эпоху каждый контролирует каждого, то есть контроль исходит не только от государства, но и от самых разных структур и членов общества.

Прибыли крупных компаний обеспечиваются тем, что женщина должна пользоваться большим количеством разнообразных косметических средств, должна делать пластику тела, поддерживать вечную молодость.

В Армении, к примеру, сегодня можно встретить девушек, которые только что сделали пластику носа: избавиться от горбинки на носу могут потребовать при устройстве на работу в косметические салоны, рестораны или туристические фирмы. В Японии, в свою очередь, нередко делают операцию по удалению эпикантуса, чтобы получить «европейские» глаза. Такая стандартизация, когда девушки должны выглядеть как куклы Барби, убивает индивидуальность, и какое-то время назад ответом на нее стало появление движения бодипозитива.

— Как Вы пришли к занятиям женской историей? Насколько женская история укоренена в университетских пространствах: есть ли в нашей стране кафедры и научные центры женской истории, финансируемые государством?

— Я историк по образованию, специалистка по истории Англии. На закате советской эпохи, когда я училась в аспирантуре, было еще много шансов заняться рабочим и профсоюзным движением, и моя диссертация была посвящена историографии рабочего движения Великобритании конца XIX — начала XX века. После защиты диссертации, когда я приехала преподавать в Ивановский университет, мне было не очень интересно продолжать эту тему, но и далеко уходить от нее не хотелось. Ольга Анатольевна Хасбулатова, которая тоже пришла работать в ИвГУ и стала заниматься отечественной женской историей, предложила и мне заняться этой проблематикой. В то время у нас было очень немного литературы по истории женского движения Великобритании, но я увидела, что эта тема коррелирует с тем, что я делала раньше: суфражистки очень тесно сотрудничали с лейбористами, с Независимой рабочей партией, с Фабианским обществом. Так у меня возник интерес к английскому суфражистскому движению.

С середины XIX века женский вопрос стал общемировым, и женские национальные движения активно взаимодействовали друг с другом в рамках таких международных женских организаций, как Международный женский союз и Международный суфражистский альянс. Тогда это были известные и достаточно влиятельные организации, на конгрессах которых вырабатывалась единая стратегия и происходил обмен опытом и достижениями. У большинства национальных женских организаций были свои печатные органы, в которых имелись разделы, посвященные деятельности зарубежных сестер.

Много писали об английских суфражистках деятели российского освободительного движения. У меня тоже получается, что для англичан я пишу о русской истории, а для российских читателей — об английской.

У нас женская история стала развиваться с 1990-х. Сегодня существует Российская ассоциация исследователей женской истории (РАИЖИ), которой руководит Наталья Львовна Пушкарева. Они являются членами Международной федерации исследований в области женской истории (IFRWH). РАИЖИ — общественная организация, но поскольку Наталья Львовна работает в Институте этнологии и антропологии РАН, у них есть совместные проекты с этим институтом. Ежегодно проходят конференции, куда приезжают очень много людей, и это говорит о том, что женская история у нас распространена.

Специальных кафедр по женской истории у нас в университетах, мне кажется, нет и никогда не было. Были центры гендерных исследований, но сейчас их осталось мало. Мы — Ивановский центр — ушли из университета в 2015-м (нам отказали в помещении). Московский центр гендерных исследований закрылся после того, как ему отказали в помещении в Институте экономики РАН еще раньше. Прекратил свое существование Самарский центр гендерных исследований, который тоже был при университете. До сих пор существует Тверской центр женской истории и гендерных исследований (ТЦЖИГИ). Существует еще, по-моему, Центр гендерных исследований при университете Великого Новгорода и центр в Петрозаводске (КЦГИ).

Остатки этих центров еще как-то функционируют, но это не обязательно про женскую историю, там занимались или занимаются социологией, работают философы, экономисты, психологи.

Повторюсь, что специализированных кафедр никогда не было, но по женской истории защищаются диссертации, хотя такого шифра научной специальности не существует и они проходят либо по всеобщей, либо по отечественной истории.

— Требуется ли, на ваш взгляд, апгрейд в исследованиях истории России с использованием феминистской и интерсекциональной оптики? Какие здесь есть наиболее перспективные исследовательские поля и сюжеты?

— Работы, рассматривающие отечественную историю с феминистских позиций, у нас были и есть, но их должно быть больше. К сожалению, сейчас за женскую историю очень часто выдаются любые работы про женщин, а они не обязательно могут представлять феминистский взгляд — просто в них объектом исследования являются женщины, а написаны они могут быть вполне с биодетерминистских позиций. Даже на конференциях РАИЖИ немало таких докладов, но работы про женщин — это тоже хорошо, ведь так укореняется не His-story, а Her-story. Так женщины становятся более видимыми, пусть это и не всегда написано с позиций рассмотрения распределения власти, властных отношений и дискриминации.

Перспективных направлений здесь много. Сегодня очень чувствительная сфера — женщины и война. У меня есть статья, посвященная феминистским подходам к исследованиям войн, где поднимаются темы гендерного насилия на войне, гендерных аспектов депортаций мирного населения. Недооценен также женский вклад в экономику. Очень интересна тема соотношений разных женских движений во время первой русской революции 1905–1907 годов: здесь прослеживались колониалистские отношения между организациями центра империи и ее периферии.

Интересно проследить, как складывались отношения между национальными и женскими движениями (довольно часто националисты использовали женщин в своих целях) и какие здесь есть аспекты, связанные с религией.

Женщины по-прежнему остаются невидимыми, и расширение поля их присутствия — это очень важно. Сейчас мы участвуем в международном проекте, организованном Гражданским форумом ЕС — Россия по продвижению локальной женской истории через разработку городских экскурсий (по разным городам), показывающих роль женщин. Мы делаем такую экскурсию по истории Иваново. Оказалось, что про многие имена и места, связанные с жизнью выдающихся представительниц нашего города, люди ничего не знают. У нас стоят памятники мужчинам: фабрикантам и меценатам, но ведь были и успешные женщины-фабрикантши, а сегодня даже их фотографии найти непросто. Женщины, даже не менее успешные, чем мужчины, часто остаются на втором плане. Этот пробел можно еще долго заполнять на уровнях и локальной, и национальной, и глобальной истории.

— В одной из недавних статей Вы обсуждаете антигендерный поворот, наметившийся в нашей стране. В чем он проявляется?

— Это глобальный тренд. Он отмечается специалистами в области гендерных исследований последние лет пять повсеместно, но в разных странах проявляет себя по-разному. Вторая и третья волны феминистского движения достигли многого: существовало такое понятие, как гендерный мейнстриминг; в европейских странах внимательно следили за законодательством с точки зрения гендерного баланса и равенства; создавались специальные программы по предотвращению гендерной дискриминации и повсеместно исследовательские центры при университетах.

Сейчас происходит откат, где-то больше, где-то меньше. Усиливается роль религии, и некоторые конфессии претендуют на то, чтобы контролировать женское тело и право женщин этим телом распоряжаться. Лет двадцать назад казалось, что в большинстве стран мира вопрос с абортами окончательно решен, а сегодня усиливается пролайфистское движение. Во многих странах усиливаются националистические настроения, общество становится более традиционалистским. Идеалы гендерного равенства и эгалитарной семьи заменяются идеалами традиционных патриархальных ценностей — семей, где женщина домохозяйка и мать в первую очередь.

Даже консюмеристское навязывание женщинам жестких стандартов красоты, когда их заставляют участвовать в бесконечной гонке и тратить немереные деньги, только чтобы понравиться мужчинам, — это тоже проявление антигендерного поворота.

Женщина становится менее свободной, и она сама себя начинает более жестко контролировать, чем делала это раньше.

Но прогресс нельзя повернуть вспять насовсем. Как ответ на антигендерный поворот появляются новые кампании и движения, например началась кампания #MeToo против харассмента.

— В книге «Суфражизм в истории и культуре Великобритании» Вы отдельно исследуете феномен мужского суфражизма. А много ли существовало чисто мужских суфражистских организаций и были ли мужчины в милитантских организациях?

— Все первые суфражистские организации были смешанными, поскольку женщинам без мужской поддержки было в то время трудно создать чисто свои организации, тем более политические. Джон Стюарт Милль, который написал работу «О подчинении женщины», и его падчерица Хелен Тэйлор были основателями Лондонского суфражистского общества. В более радикальном Манчестерском суфражистском обществе достаточно много было мужчин-предпринимателей.

Член этого общества юрист Ричард Панкхерст — муж знаменитой Эммелин Панкхерст — был автором закона о разводе (до этого развод в Англии был практически невозможен).

В начале ХХ века стали создаваться уже чисто мужские суфражистские организации. Их появилось много и они были достаточно массовыми. Этому было несколько причин: во-первых, возникновение милитантских организаций (Женского социально-политического союза в 1903 году, Женской лиги свободы и др.; первоначально в них тоже были мужчины, но позднее милитантские организации начали настаивать на том, что они должны быть только женскими, и мужчин уже не принимали). Во-вторых, прогрессивные английские мужчины понимали, что демонстрации женщин нуждаются в определенной защите, ведь то же милитантство спровоцировало и рост антисуфражизма, а участники антисуфражистских организаций были очень разными: были мужчины, срывавшие суфражистские митинги, применяя физическую силу, и именно тогда появилось слово «хулиган». Не нужно забывать, что викторианские джентльмены воспитывались в духе концепции рыцарственности. Так появились чисто мужские организации в поддержку женской борьбы за избирательные права и просуществовали они ровно столько, сколько потребовалось для того, чтобы женщины эти права получили. Многие из членов этих организаций погибли на фронте во время Первой мировой войны.

• В 1866 году Дж. Ст. Милль представил в парламент Великобритании первую суфражистскую петицию.
• В 1867 году создано Манчестерское национальное суфражистское общество.
• В 1889 году появилась Лига за избирательные права женщин (как замужних, так и незамужних).
• В 1897 году создан Национальный союз суфражистских обществ.
• В 1903 году сформировался Женский социально-политический союз, в котором вскоре выделилось милитантское крыло. Милитантки (суфражетки) начали с безобидных акций с выкриками: «Право голоса для женщин!» — с митингов и демонстраций. Позднее они перешли к бомбометаниям и поджогам частных домов, церквей и общественных зданий, в которых старались не причинять физический вред людям. Многие современники считали, что милитантки приносят делу суфражизма больше вреда, чем пользы.
• В феврале 1907 года прошел «Марш в ненастье» — массовое суфражистское шествие, и в этом же году появилась Женская лига свободы.
• В 1909 году создана Женская лига против налогов («Нет голоса, нет налогов!»).
• В 1911 году перед коронацией Георга V прошла сорокатысячная женская процессия.
• Летом 1913 года под копытами королевской лошади гибнет суфражетка Эмили Дэвисон, а по всей Великобритании проходят марши в поддержку женских избирательных прав.
• В 1918 году принят акт, включавший женщин старше 30 лет в списки избирателей, а в 1928-м акт о народном представительстве окончательно уравнял женщин и мужчин в политических правах.
• Первым и наиболее влиятельным мужским суфражистским обществом была MLWS — Мужская лига за избирательные права женщин (1907), но существовали и другие, например, Манчестерская мужская лига за избирательные права женщин (1908), Мужской комитет за справедливость в отношении женщин (1909), Комитет мужской декларации (1909), Мужской политический союз за наделение женщин правом голоса (1910), Мужское общество в защиту женских прав (1911) и др. Мужчин, выступавших за равноправие полов, называли «предателями мужского дела».
• В 1908 году появилась Национальная женская антисуфражистская лига. Начинается организованное антисуфражистское движение. Его парадокс заключался в том, что женщины не рассматривались как участники парламентских выборов, но зато приветствовалась их деятельность в местном самоуправлении. В этом же году был создан Мужской комитет против женского избирательного права, а в 1910-м организации приступили к слиянию.

— А как британские мужчины приходили в суфражизм, какова была их мотивация?

— Главная мотивация мужчин-суфражистов — их понимание справедливости. Все они были выходцами из определенной социальной среды, из тех слоев общества, которые были иными по отношению к британскому обществу вообще. Концепция Другого тут хорошо применима. Часто это были католики (вспомним, что их уравняли в правах с англиканами только к 1830-м годам), это могли быть евреи, радикалы разных направлений и диссентеры (квакеры, представители унитарианства). Всё это иные, другие, с определенной субкультурой, и их семейные традиции, отношение к женщине порой существенно отличались от традиционных полоролевых представлений викторианского общества. Сами подвергаясь дискриминации, такие мужчины более тонко чувствовали дискриминацию женщин.

В суфражистском движении действовали целые семьи, которые участвовали в нем из поколения в поколение. Можно проследить целые династии, например Макларенов: сначала бабушка, потом сыновья, потом внуки — а семьи были многочисленные — все боролись за суфражистское дело.

Наконец, среди мужчин, пополнявших суфражистские организации, был незначительный процент гомосексуалов. Стоит помнить, что всех этих мужчин вряд ли можно назвать маргиналами, поскольку нередко они являлись статусными и состоятельными людьми: учеными, деятелями культуры, бизнесменами, членами парламента.

— Зеркальный вопрос: много ли женщин было в антисуфражистском движении и что их туда приводило?

— Идеология антисуфражизма была достаточно сложной и многослойной. И в антисуфражизме, и в суфражизме были женщины и мужчины, симпатизировавшие разным политическим течениям. И далеко не все женщины хотели получить те права, за которые боролись суфражистки. Ведь в нашем обществе тоже далеко не все женщины феминистки. Многие хорошо понимали, что права порождают обязанности, в Англии политические традиции очень четко заостряют эту взаимосвязь, а дополнительные обязанности далеко не всем хотелось иметь.

Работала и официальная идеология, а викторианский женский идеал — это ангел домашнего очага, и пользование какими-то новыми правами считалось неженственным, несоответствующим стандартам женского поведения. Многие действия даже не милитанток, а просто первых суфражисток, когда они выступали на публике с речами, считывались как неприличные, и бросать такой вызов обществу были склонны далеко не все женщины.

Среди антисуфражисток встречались очень уважаемые личности, например Беатрис Вебб, которая вместе с мужем основала Фабианское общество. Были и известные писательницы, например Хэмфри Уорд, которые состоялись сами, но считали, что политические права женщинам не нужны.

В Англии ведь было интересное понимание политики: национальные и международные дела — сфера мужчин, но женщины довольно рано получили здесь муниципальные права: на участие в местных выборах и даже право избираться в органы местной власти. Многим поэтому казалось, что «большой» политикой и войнами пусть занимаются мужчины, а женщины стоят в моральном отношении выше их и не должны опускаться до их уровня.

— Вы пишите, что в межвоенный период многие милитантки присоединились к фашистскому движению. Здесь идет речь о мослианстве — британском нацизме? Неужели эти радикальные женщины приняли фашистский принцип Kinder, Küche, Kirche?

— Да, речь о Британском союзе фашистов и последовательницах Освальда Мосли. К ним присоединились в основном милитантки. После того как британские женщины добились своего (строго говоря, это произошло только в 1928 году, но частично равноправие установилось уже в 1918-м), они задумались над тем, чем заниматься дальше? Радикализм милитанток и их привычка к активным действиям послужили причинами попыток трансформации Женского социально-политического союза в Женскую партию. Они пытались выдвигать своих кандидаток в парламент, баллотировалась, например, Кристабель Панкхерст, но ни одна кандидатура не прошла, и наступило разочарование: оказалось, что получить право избирать — это одно, а быть избранными в парламент — это совершенно другое.

Женщины стали искать применения своим силам где-то еще и вскоре, в своем радикализме, разошлись «направо» и «налево». И вот часть ушла в Британский союз фашистов, а часть в коммунистическое движение.

Сильвия Панкхерст, например, взаимодействовала с женщинами-работницами, стала активисткой и одной из лидеров Коммунистической партии Великобритании, была членом Исполкома Коминтерна и осталась верна левому делу до конца жизни, а ее мать Эммелин стала членом Консервативной партии и была настроена антикоммунистически.

— От некоторых современных радикальных феминисток можно услышать формулу: «Мы знаем, зачем он надел юбку!» Этим они отказывают в искренности мотивов мужчинам в феминистском движении. На ваш взгляд, сегодня мужчины в женском освободительном движении чем-то отличаются от суфражистов?

— Говоря о современных радикальных феминистках, можно снова вспомнить милитанток, которые тоже не принимали мужчин в свои организации. У Кристабель Панкхерст есть работа, которая называется «Война полов», где она обосновывает противоборство и непримиримость мужчин и женщин. Современные радикалки в своих представлениях находятся где-то рядом.

Мужчины, которые сегодня поддерживают женское движение, мотивированы по-разному. Те, кто примыкает к феминисткам (и последние с этим не всегда согласны) на волне защиты прав ЛГБТ-сообществ, защищают всё-таки в первую очередь свои права.

Гетеросексуальными мужчинами движут те же самые соображения, которые двигали не только английскими суфражистами, но и мужчинами из русского освободительного движения в XIX и начале XX века. Женский вопрос в России, как и много еще где, был поставлен мужчинами (например, писателями Михаилом Михайловым и Николаем Чернышевским).

— Как вам кажется, в чем объективный источник, обуславливающий существование стереотипов о женских ролях в обществе?

— Общество устроено как самосохраняющаяся система, воспроизводящая традиции и нормы. От взаимоотношений мужчин и женщин зависит стабильность общества и в том числе само его воспроизводство. Эта система просто в силу самосохранения достаточно болезненно реагирует на серьезные изменения в гендерных отношениях.

Если посмотреть на антигендерные повороты — тот, что мы сейчас наблюдаем, далеко не первый из них, — они проявляют себя тогда, когда в силу экономических, политических и культурных изменений начинается перестройка общества как системы.

Сейчас, в условиях четвертой индустриальной революции, мир стремительно меняется, меняются условия труда и его гендерное разделение, уже нет «мужских» и «женских» профессий, и, конечно, меняются отношения между полами (а будут они меняться еще больше, с современными технологиями, например, не требуется большого количества рабочих рук, что отражается на рождаемости). На первый план сегодня выходит высокоинтеллектуальный труд, которым успешно занимаются как мужчины, так и женщины. Кроме того, увеличивается продолжительность жизни. Так что изменения будут и дальше происходить, а общество будет и дальше реагировать.