Тайная жизнь двойных агентов: почему разведки всего мира в ХХ веке охотились за геями

Гомосексуальность и шпионаж в России до и после революции

В 1954 году Джон Вассалл, клерк из офиса британского военно-морского атташе, попал на гей-вечеринку в Москве. Его привел туда Зигмунд Михаильский, работавший в посольстве переводчиком, и познакомил со своими друзьями в ресторане неподалеку от Большого театра. Они уединились в отдельном зале, поужинали, выпили крепкого бренди, и уже через полчаса Вассалл обнаружил, что его собеседники начали снимать с себя пиджаки, а кто-то помог раздеться и ему самому.

Постепенно компания переместилась на диван в углу комнаты, и ужин плавно перетек в оргию.

Спустя некоторое время после вечеринки Вассалл встретился с одним из ее участников и согласился заглянуть к нему в гости. Но как только они пересекли порог, тот исчез в глубине квартиры, а навстречу озадаченному британцу вышли двое сотрудников КГБ. Один из них достал из пиджака фото, на которых видно, как подданный Ее Величества занимается сексом с другими мужчинами.

Гомосексуальные связи на тот момент были вне закона и в Великобритании, и в Союзе, так что Вассаллу грозила тюрьма в обеих странах. Чтобы избежать ареста, он согласился на предложение КГБ шпионить в посольстве на СССР и проработал на русских семь лет, пока его не сдали советские перебежчики. За это время Вассалл передал своему новому руководству тысячи секретных документов, касающихся устройства британских кораблей и линий защиты. На родине его приговорили к 18 годам тюрьмы за предательство.

В своем подкасте, посвященном «плохим геям», писатели Хью Лемми и Бен Миллер (который также входит в совет берлинского Музея гомосексуальности и изучает историю однополых отношений) отмечают:

«На протяжении ХХ века оценка профессиональных качеств шпионов-геев постоянно меняется. С одной стороны, они идеально подходят для такой работы, потому что вынуждены скрываться, разговаривать с помощью шифров, существовать в кругу близких друзей, прибегать к обману и хитрости, чтобы сохранять в тайне свою ориентацию. С другой, в моменты паники гомосексуальные люди уязвимы для шантажа, что ставит под угрозу национальную безопасность».

Советская разведка отлично знала о такой «уязвимости» и охотно ею пользовалась. Тот же Вассалл был не первым сотрудником посольства, которого пытался соблазнить Михаильский.

Однако «секспионаж» изобрела не советская разведка — к нему прибегали еще до революции. Например, в 1903 году царская охранка завербовала австрийского контрразведчика Альфреда Редля, который готовил и засылал в Россию шпионов.

Зная о его гомосексуальности, варшавский агентурный центр путем шантажа заполучил в свои ряды ценного сотрудника, предложив тому еще и щедрую плату.

Так Редль стал одним из самых известных двойных агентов в истории шпионажа. Он предоставлял русским чертежи австрийских крепостей, данные о составе и численности армии, планы войн и отдельных операций — и передавал другой стороне ложную информацию о неприятельской армии. Также Редль посылал шпионов в Россию и сдавал их царской разведке, а новое начальство, чтобы поддержать безупречную репутацию резидента и заодно помочь ему продвинуться по службе, снабжало своего сотрудника деньгами и агентами, которых он мог «разоблачить».

Редль всегда оставался вне подозрений, потому что сам расследовал утечки информации. В мае 1912 года он получает звание полковника, а уже в октябре, вскоре после начала Балканской войны, за особые заслуги его повышают и переводят в Прагу на должность начальника штаба восьмого армейского корпуса, хотя неофициально Редль продолжает работать на прежнем месте. Русские разведчики получили доступ ко всем военным планам Австрийской империи, автором которых был их подопечный. Правда, в новой должности Редлю стало сложнее встречаться со связными, поэтому бо́льшую часть заданий он теперь получал по почте. Согласившись на это, агент допустил роковую ошибку: австрийская полиция тайно просматривала личную корреспонденцию.

Редль забыл своевременно забрать на почте присланный ему на чужое имя очередной гонорар от русской разведки. Подозрительный конверт отправили в полицию, а оттуда — в разведбюро. На нем значились два подставных адреса. Австрийские спецслужбы установили за почтой наблюдение, а тамошний служитель должен был подать знак, как только получатель придет за пакетом.

Ловушка почти захлопнулась, когда полковник в штатском явился за посылкой. Полицейские замешкались с арестом, а Редль успел вскочить в такси и скрыться — но в спешке выронил клочки почтовых квитанций и футляр от карманного ножа. Водитель, допрошенный в тот же день, запомнил название отеля, куда он отвозил своего пассажира. Полицейский инспектор попросил портье положить футляр на столике в холле так, чтобы он бросался в глаза каждому входящему. Редль попался на приманку и забрал его — возможно, намеренно: опытный агент понимал, что окончательное разоблачение — дело ближайшего времени.

Полицейские не решились арестовать офицера такого ранга без согласия коменданта города, а тот, в свою очередь, переадресовал этот щекотливый вопрос коллегам Редля.

Поздним вечером 25 мая 1913 года в отель, где он остановился, прибыла комиссия в составе заместителя начальника генштаба генерал-майора Хефера, начальника разведбюро фон Урбански, руководителя агентурной группы майора Ронге и старшего военного прокурора Ворличека. Дверь в номер открыл сам Редль, как раз перед этим закончивший прощальные письма брату и командующему корпусом.

Разоблаченный и пойманный с поличным полковник заявил вошедшим: «Господа, я знаю, зачем вы здесь. Я погубил свою жизнь и прошу вас позволить мне уйти из нее».

Перед смертью Редль рассказал майору Ронге о своей деятельности в качестве агента России и заверил, что работал без сообщников. Затем попросил дать ему револьвер. Члены комиссии удалились из комнаты. Прошло больше четырех часов — выстрела никто не слышал. Обеспокоенная комиссия открыла дверь — полковник Редль лежал на полу. Его висок был пробит пулей.

Генеральный штаб попытался сохранить эту историю в тайне, но уже утром 26 мая 1913 года венские газеты напечатали короткую заметку, в которой сообщалось, что полковник Редль в припадке помешательства лишил себя жизни.

Кембриджская пятерка

Работавший в Кембридже под прикрытием научной миссии советский разведчик австрийского происхождения Арнольд Дейч знал эту историю, и методы царской разведки ему также были известны. Потому он намеренно искал тех, кто не вписывался в существовавшие тогда сексуальные нормы, но вместо шантажа использовал пропаганду.

В 1934 году Дейч завербовал в Лондоне британского антифашиста Кима Филби, только что вернувшегося из захваченной Гитлером Австрии. Там он работал в организации, которая представляла собой коммунистический аналог Красного Креста и оказывала помощь осужденным революционерам и жертвам нацистов.

Дейч посоветовал ему прервать все старые контакты с коммунистами и притвориться сторонником режима, чтобы отвести от себя подозрения. Филби же свел того со своими друзьями по Кембриджу Дональдом Маклином и Гаем Берджессом, а последний познакомил его с Энтони Блантом. Все они происходили из семей политиков и аристократов и на тот момент были студентами ведущего вуза страны, что гарантировало им хорошую карьеру в государственных органах и армии Великобритании. А еще новые приятели Дейча, работавшего здесь же, в университете, могли беспрепятственно поддерживать с ним связь.

Маклин и Берджесс были негетеросексуальны и во многом поэтому симпатизировали коммунистам с их прогрессивными взглядами на гендерные вопросы.

Они опасались победы нацистов, потому что те всегда занимали гомофобные позиции и сразу после их прихода к власти в 1933 году в Германии началось активное преследование геев. В Советском Союзе, напротив, декриминализовали гомосексуальные связи сразу после революции, после чего использовали этот факт для создания образа прогрессивного государства на международной арене. Однако во внутренней политике СССР отношение к геям оставалось негативным: возникавшие сообщества с собственной субкультурой и тайными знаками вызывали подозрения у органов госбезопасности. Отчасти эти опасения были обусловлены тем, что советские спецслужбы сами использовали шантаж гомосексуалов для шпионажа. В результате в 1934 году однополые связи в СССР с подачи наркома внутренних дел Генриха Ягоды рекриминализовали. Впрочем, никакой активной агитационной кампании по этому случаю не проводилось — вышло всего несколько статей, и о новом законе знало относительно немного людей, особенно на Западе.

Четверо упомянутых выше приятелей и примкнувший к ним Джон Кернкросс (студент того же вуза, предположительно завербованный Блантом в 1936 году) образовали одну из самых успешных шпионских групп в истории — Кембриджскую пятерку. Сразу после выпуска Маклин, Берджесс и Кернкросс поступили на службу в МИД, откуда их вскоре взяли в британскую разведку МИ-6. А последний помог попасть туда ставшему журналистом Киму Филби. Блант же остался в Кембридже, где занимал должность профессора истории искусства. Затем он пошел на фронт, сначала служил в разведподразделении, а потом был завербован в контрразведку МИ-5.

Образование и происхождение позволили всем членам пятерки быстро занять высокие посты в спецслужбах. На протяжении почти 20 лет они передавали в Россию секретные планы и разведданные Соединенного Королевства.

Так, перед Второй мировой Филби со товарищи предупредили советское руководство, что Британия не рассматривает возможность союза с СССР и собирается напасть на страну после поражения Германии. В сложившейся обстановке Кремль счел за благо наладить отношения с другой стороной конфликта — так был заключен пакт Молотова — Риббентропа.

Члены Кембриджской пятерки передавали сведения, полученные при расшифровке сообщений, которые отправлялись с помощью немецких криптомашин «Энигма» (Британия не хотела их разглашать). А после войны они же снабжали Союз данными о ядерной программе и планах по созданию НАТО.

Уничтожьте гомосексуалистов — фашизм исчезнет!

Члены Кембриджской пятерки не знали, что в 1934 году в СССР началась антигомосексуальная кампания. Однополую любовь называли грязной и развратной — а еще указывали на ее связь с нацизмом. Лозунгом борьбы с пороком стал тезис Максима Горького «Уничтожьте гомосексуалистов — фашизм исчезнет» из статьи «Пролетарский гуманизм».

Однако в тот момент в фашистской Италии и нацистской Германии геи тоже подвергались преследованиям. СССР присоединился к этой травле последним из тоталитарных государств.

Сразу после захвата власти в Италии в 1924 году фашисты начали дебаты о рекриминализации гомосексуальных связей (неизвестно, знал ли об этом Горький, живший там в те годы). Местные юристы воспротивились внесению новой статьи в уголовный кодекс, опасаясь, что эта мера только пробудит интерес к однополым отношениям: если для их пресечения принимается специальный закон, значит они уже распространены в обществе. В итоге итальянцы предпочли просто замалчивать проблему.

Однако в 1926 году был принят кодекс фашистской полиции, позволявший арестовывать людей за гомосексуальные акты по усмотрению стражей порядка. Это позволило властям запугивать геев и использовать их в качестве осведомителей, которым в случае отказа сотрудничать всегда угрожало лишение свободы.

Так, в 1935 году итальянская полиция попыталась завербовать известного немецкого ученого Герхарда Добберта, в тот момент писавшего исследование по экономике фашистской Италии. Его подозревали в промышленном шпионаже в пользу Германии.

В полицейской записке говорилось: «В результате наблюдения за Доббертом наши службы обнаружили темную сторону его личности, которая совершенно не делает ему чести. Несмотря на то, что у Добберта есть жена и сын, он имеет гомосексуальные наклонности, и особой любовью у него пользуются юноши».

В Милане экономист познакомился со сводником, который предложил ему услуги мальчика, согласно отчету полиции «уже получившего образование в таком сомнительном ремесле». Войдя в комнату Добберта, юноша сразу же начал ломать комедию и расплакался, так что тот послал его обратно к своднику. Однако вскоре мальчик вернулся в сопровождении другого ребенка чуть старше восьми лет. Добберт выгнал их обоих. Позже выяснилось, что весь спектакль был разыгран для того, чтобы впоследствии шантажировать профессора.

В докладе говорится, что «комедия превратилась в трагедию», когда родитель мальчика подал в суд на сводника за «похищение несовершеннолетнего с целью похоти», а Добберта обвинили в соучастии. Последнего арестовали 6 февраля 1935 года, освободили через 19 дней, а 6 апреля должен был состояться суд. Объясняя присутствие мальчика в своей комнате, ученый говорил, что «проводил расследование социального характера». Информатор цинично комментирует это заявление так: «Аргумент, который для немцев, культурных маньяков, мог бы сработать, для нас [итальянцев] совершенно неубедителен».

Так Добберт оказался во власти начальника полиции, и тот предложил ему помощь в обмен на услуги информатора. Опасаясь последствий для карьеры, к которым мог бы привести суд по такому преступлению, экономист согласился работать на итальянские спецслужбы. 22 марта 1935 года он подписал договор с полицией и, взяв псевдоним Густаво, был отпущен.

Но уже 5 апреля 1935 года его шпионская карьера трагически оборвалась.

Потрясенный днями, проведенными в тюрьме, и только что заключенной с фашистами сделкой, которая не сулила ничего хорошего, он чувствовал себя в ловушке и покончил с жизнью.

Похожим образом в 1936 году ОВРА (аналог КГБ) пыталась шантажировать шведского журналиста и президента Ассоциации зарубежной прессы Италии Роберто Гёделя, критиковавшего режим Муссолини. Заносчивого правдоруба поймали во время совершения «постыдного акта» благодаря раскрытой переписке его бывших партнеров. Гедель, однако, не опасался предстать перед судом, поскольку обладал формальной неприкосновенностью. Куда более уязвимыми перед произволом властей были его любовники, и ОВРА всё же вынудила журналиста согласиться на сотрудничество, прибегнув к прямым угрозам в их адрес. Но вместо того, чтобы вызвать симпатии к фашистам у иностранной прессы, как того хотели спецслужбы, Гедель только усилил критику режима. В отместку его попытались лишить статуса президента ассоциации, а вместе с ним и неприкосновенности, так что в 1941 году он был вынужден покинуть Италию.

Гомосексуалы в нацистской Германии

Немецкие нацисты, как и фашисты в Италии, тоже начали преследования гомосексуалов, как только пришли к власти. До своей победы Гитлер предпочитал закрывать глаза на то, что его ближайший соратник и глава штурмовых отрядов Эрнст Рём — гей, о чём прекрасно знали и в партии, и вне ее. Фюрер ничего не сделал, даже когда в 1931 году в прессу попали личные письма руководителя СА и левые, выступавшие за декриминализацию гомосексуальных связей, начали обвинять гомофобов нацистов в лицемерии.

В 1933 году голландский коммунист Маринус ван дер Люббе был обвинен в поджоге Рейхстага, после чего начались гонения на представителей этой партии. Ее руководство попыталось откреститься от связи с ним. Вместо того чтобы провести полноценное расследование, которое, скорее всего, показало бы, что нацисты подставили ван дер Люббе, коммунисты стали утверждать, что он был гомосексуалом, да еще и любовником Рема.

Гомофобные нападки в адрес этих двоих закрепились в левой среде и стали частью официальной позиции Советского Союза, который рекриминализовал гомосексуальные отношения в 1934 году, тоже увязывая их с нацизмом и предательством.

После официального запрета других партий, последовавшего за поджогом Рейхстага, Рем с его штурмовыми отрядами был уже больше не нужен, и Гитлер использовал обвинение в гомосексуальности, чтобы оправдать убийство бывшего соратника во время «ночи длинных ножей». В тот же год антигомосексуальное законодательство ужесточилось, а геев стали массово ссылать в концлагеря вместе с евреями и коммунистами.

Американский консул в Германии Реймонд Гейст, общавшийся с Гиммлером, Гейдрихом, Герингом и прочими партийными лидерами, после прихода нацистов к власти предупреждал правительство США о милитаристских планах Гитлера:

«Трудно даже представить масштаб тех потрясений, которые ждут цивилизацию, если нынешний режим сможет воссоздать сильную Германию. В случае успеха эта страна, безусловно, перевооружится и обязательно подготовится к войне против Европы — беспрецедентной по размаху и способной изменить ход истории. Немцы абсолютно уверены в правильности выбранного пути, в своей миссии и предпримут попытку установить в регионе гегемонию (или, скорее, построить империю, подобную той, что когда-то создали цезари), если не препятствовать этому извне».

Гейст также знал о нацистских концлагерях и планах по «окончательному решению еврейского вопроса» и всячески стремился помочь преследуемым евреям эмигрировать в Штаты, несмотря на противодействие и антисемитские предрассудки его коллег. В своих докладах госсекретарю США он предупреждал, что немецкие евреи обречены на смерть, если не предпринять активных мер по их вызволению. Но Гейст был мелким служащим в посольстве и мог спасти лишь немногих. Американская дипломатическая служба в Германии по приказу министерства иностранных дел, пытавшегося ограничить приток евреев в США, выполняла немецкую квоту на иммиграцию лишь на 40%, отвечая отказом на 75% прошений. К сожалению, Гейсту не удалось предотвратить преступлений нацистов, и всё, что ему оставалось, — это свидетельствовать о них на Нюрнбергском процессе.

Как и его начальник, посол США в Германии Александр Кирк, Гейст был геем. Историк Ричард Брейтман, написавший о нем книгу «Берлинская миссия», отмечает: «В силу того, кем он был и как много видел, Гейст был более чувствителен, чем большинство других людей, к широкому кругу жертв нацистских преследований. Он был исключением из правил на дипломатической службе и в Государственном департаменте».

Начало охоты на ведьм

Карьеры Гейста и Кирка оборвались в 1948 году, на самой заре «лавандовой угрозы» (англ. lavender scare — не путать с феминистской группой Lavender Menace, название которой на русский переводится так же). По аналогии с «красной угрозой» — страхом перед коммунистами — этим словосочетанием описывали панику по поводу присутствия гомосексуалов в американском правительстве. В обиход даже вошло слово «гоминтерн» («гомо-» + «Коминтерн»).

Власти США начали «охоту на ведьм», пытаясь очистить от геев и коммунистов Голливуд, радио, армию и госструктуры.

Ей предшествовал скандальный процесс по делу бывшего работника Госдепартамента Элджера Хисса в 1948 году. Среди его «преступлений» назывались членство в Коммунистической партии США и шпионаж в пользу СССР. Главным обвинителем выступал писатель и журналист Уиттекер Чемберс, тоже в свое время сотрудничавший с советской разведкой. Он покинул компартию, когда узнал о сталинских репрессиях. Во время расследования Чемберсу пришлось передать спецслужбам свои частные архивы, где, помимо улик, содержались описания его гомосексуальных похождений, но благодаря статусу свидетеля он сам избежал ответственности за них.

Возникшую панику усугубило раскрытие целой сети агентов СССР, действовавших на территории Штатов, в конце 40-х годов, когда американцы научились взламывать советские шифры. В этом списке были и имена членов Кембриджской пятерки — Маклина и Берджесса. Информацию о них передали британским спецслужбам, но Ким Филби и Энтони Блант совершенно случайно получили доступ к ней раньше МИ-5 и предупредили КГБ. Там решили, что они, скорее всего, расколются на допросе и сдадут остальных членов группы, а потому лучше вывезти их обоих в Москву. За несколько дней до того, как Маклина должны были допросить в британской контрразведке, они с Берджессом на пароме прибыли во Францию, а уже оттуда — в СССР. Известие об их бегстве вызвало скандал и подорвало доверие американских спецслужб к британским.

Тем временем Блант наведался в квартиру Берджесса и попытался избавиться от улик, которые могли бы указать на его связь с другими агентами. Но он упустил из вида один документ, впоследствии позволивший идентифицировать пятого члена группы, Джона Кернкросса. Последний уехал в Америку и признался в шпионаже там, вне британской юрисдикции, что уберегло его от преследования на родине (к тому же он согласился сотрудничать с контрразведкой).

Из-за близости с Берджессом и Маклином попал под подозрение и Ким Филби. Он был вынужден уйти из разведки и уехал репортером на Ближний Восток. Однако у него были хорошие связи в высших эшелонах власти. За Филби поручился министр иностранных дел Харольд Макмиллан, так что его не стали допрашивать. Раскрыли участника Кембриджской пятерки только в 1961 году благодаря показаниям советского перебежчика Анатолия Голицына. Филби предложили иммунитет от преследования, если тот сдаст других агентов, но он отказался и в 1963 году бежал в СССР.

Конец Кембриджской пятерки

Последний член пятерки, Энтони Блант, также попал под подозрение из-за связи с раскрытыми агентами и был вынужден уйти из контрразведки. Тем не менее его боялись трогать: родственник монарха, после войны ставший еще и его советником, хранитель королевской галереи, он был близок ко двору. Блант знал все закулисные интриги и сплетни. Одна из них могла подорвать престиж правящей семьи: отрекшийся от престола Эдуард VIII, дядя Елизаветы II, якобы поддерживал связь с нацистами.

На протяжении 10 лет с момента бегства Маклина и Берджесса Блант продолжал занимать пост хранителя королевской галереи и даже успел получить рыцарский титул. В 1964 году его сдал бывший любовник — американский писатель Майкл Стрейт, тоже некоторое время работавший на КГБ.

Бланту предлагали бежать в СССР, но он отказался, потому что был хорошо осведомлен о том, что происходило в Союзе и как там относятся к гомосексуалам.

За сотрудничество со спецслужбами и выдачу других советских шпионов ему был гарантирован иммунитет, и на протяжении 15 лет его шпионская деятельность оставалась тайной. После обнародования этой информации в 1979 году Бланта лишили рыцарского звания, почетного членства в Тринити-колледже и Британской академии наук. Решение шпионить на СССР он называл одной из главных ошибок в своей жизни.

Бежавшие ранее из страны Филби и Берджесс, столкнувшись с российскими реалиями, разочаровались в советской идеологии и начали пить. Они постоянно находились под наблюдением: КГБ опасался, что бывшие агенты могут вернуться на родину.

Несмотря на криминализацию однополых отношений, Берджессу позволили завести любовника Толю в России. Советские спецслужбы закрывали глаза на его многочисленные гомосексуальные связи. По всей видимости, Берджесс встретился со своим будущим партнером в туалете рядом с гостиницей «Метрополь», которая тогда считалась подпольным клубом знакомств для геев. Они стали жить вместе. Толя был не только любовником, но и секретарем Берджесса, отвечал за него на почту и звонки. Видимо, он докладывал обо всех действиях британского эмигранта в КГБ — вероятно, по этой причине им и позволяли жить вместе.

Из всей пятерки только Маклин смог по-настоящему освоиться в СССР. Он выучил язык и начал работать в Институте мировой экономики и международных отношений РАН.

Паника вокруг гомосексуалов-шпионов, начавшаяся после раскрытия Кембриджской пятерки, отбросила борьбу за права ЛГБТ на десятилетия назад. Тысячи геев и лесбиянок потеряли работу, а после увольнения лишались пособия.

Вплоть до 90-х годов гомосексуалам в Британии и США было запрещено занимать посты в секретных службах, их не брали в армию. Те, чья гомосексуальность становилась известна, получали клеймо на всю жизнь и не могли устроиться на работу.

Интересно, что, наряду с консервативным сенатором Джозефом Маккарти, «охоту на ведьм» возглавляли два гомосексуала: его помощник и «главный инквизитор» Рой Кон и первый глава ФБР Джон Эдгар Гувер. Они оба намеренно раздували панику, чтобы иметь возможность шантажировать людей, заподозренных в однополых связях или симпатиях к коммунизму, и увеличивать свое влияние.

Страх перед красной и лавандовой угрозами начал сходить на нет, только когда Кон и Маккарти вступили в конфликт с американскими военными. Те призвали на службу помощника и предполагаемого любовника Кона Дэвида Шайна. Двое борцов с внутренними врагами утверждали, что армия взяла его в заложники, чтобы помешать поиску коммунистов и гомосексуалов в ее рядах. Они использовали свое влияние, чтобы по возможности облегчить Шайну условия службы, но их действия вылились в скандал: политиков обвинили в превышении должностных полномочий, что привело к закату карьеры Маккарти. Однако на то, чтобы перевесить ярлык «чего-то неприличного» с гомосексуальности на гомофобию, у ЛГБТ-активистов ушли еще десятки лет, проведенных в непрерывной борьбе.

Современность

В 2016 году британская разведслужба МИ-5 была признана самым инклюзивным работодателем в стране. После отмены дискриминирующих законов гомосексуалы уже не представляют бо́льшую угрозу для национальной безопасности, чем гетеро, а значит, не могут подвергаться шантажу на этой почве.

Впрочем, секспионаж применялся в отношении людей всех ориентаций. У КГБ даже были специально обученные соблазнители обоих полов, которых называли «ласточками» и «во́ронами». Среди тех, на кого они пытались воздействовать путем шантажа, французский посол Морис Дежан и британский политик Энтони Кортни, влюбившиеся в советских обольстительниц. Ким Филби, Джон Кернкросс и Элджер Хисс работали на СССР, будучи гетеросексуалами и без всякого принуждения — как и супруги Юлиус и Этель Розенберг. Они передали Советскому Союзу схемы американских ядерных бомб, а слушания по их делу, обвинителем в котором выступал Рой Кон, также были одним из центральных эпизодов борьбы с «красной угрозой».

Гомосексуалы, действительно, часто вынуждены вести двойную жизнь, состоять в секретных сообществах, использовать тайные знаки для общения, и этим они похожи на шпионов. Но именно гомофобия принуждает их к таким мерам и превращает в «источник опасности» (в том числе и для государства!). Например, израильские спецслужбы до сих пор используют в качестве информаторов гомосексуалов из нетолерантной Палестины.